Ты мне нужен.

       Саймон не может привыкнуть к новой жизни. К новому, ничем не примечательному дому где-то на окраине Детройта; в который он переехал буквально месяц назад, и не успел ещё нормально обустроиться. К цветущему саду на заднем дворе; за которым раньше ухаживала пожилая женщина, внучка которой и выставила этот дом на продажу, после смерти старушки, не удосужившись даже сделать хоть минимальный ремонт. И к одиночеству.       Без андроидов было как-то одиноко, хотя на Иерихоне мало кто хоть как-то друг с другом коммуницировал до прихода Маркуса, но он мог видеть окружающих. Видеть хоть кого-то. Тогда же, он просто смотрел на дом внутри, держа в руках одну-единственную коробку своих вещей, которыми он успел обзавестись за меньше чем три недели после революции, и несмотря на милое оформление и старый, но какой-то даже немного родной ремонт, он чувствовал себя таким же пустым, как и сам дом, будто внутри что-то умерло. Маркус, после того как проводил его до входа в здание, бросил что-то про милый интерьер и уже собирался зайти внутрь, как его перебил звонок от Норт, и он попрощавшись, шустро спустился по ступенькам, запрыгивая в машину и бросая ласковые словечки своей девушке в трубку.       Именно поэтому Саймон взял пса. Щенка золотистого ретривера и бродяги, которого никто не хотел брать. Да и кому вообще нужна живая собака когда есть новенький робот от КиберЛайф? Вопрос сам по себе риторический. Но как бы абсурдно это ни звучало — живую собаку взял именно неживой андроид. И сначала, хозяева не хотели его отдавать, ссылаясь на то, что андроиды могут быть жестоки и не проявлять любви к животным. Но всё же, глядя на то, как щеночек смотрел на нового хозяина, и как потускнел его взгляд когда андроид стал уходить, женщина бросилась вниз по лестнице, догоняя Саймона почти у самого такси, и отдав щенка поставила ряд условий, которые Саймон беспрекословно выполнял. Он изучил абсолютно всё, связанное с собаками и их воспитанием; каждый день пёсик получал по ровно 500 граммов корма, насыщенного витаминами, углеродами и белками, три раза в день; миска с водой всегда была полна почти до краев, и менялась два раза в день, чтобы вода не застаивалась; почти всё свободное от работы время Саймон играл или выгуливал собачку, покупая на зарплату игрушки и лакомства, чтобы научить пса командам. По условиям хозяев, они могли приходить в любое время и смотреть за состоянием пса, а ещё, каждый день, после семи часов вечера, он должен был отсылать новое фото собаки и писать о его состоянии. У щенка долго не было имени, пока на одной из регулярных прогулок, подбежавшая поиграть маленькая девочка лет пяти, которая похоже была из Италии, счастливо смеясь когда пёс лизал её щёку, не выдала «Оро!», хватаясь за его длинную, золотистую шерсть.       И вот, он и Оро жили в этом домике, время от времени выходя на прогулку в парк или в магазин за продуктами. И всё равно, выходя за порог дома, когда Оро провожал его грустным взглядом на работу, он чувствовал пустоту внутри. Будто его насос выняли, и не собираются вставлять обратно. Будто он что-то забыл, что-то потерял. Стоило Саймону просто вспомнить про Маркуса, всё становилось ещё хуже, и к жгучему чувству пустоты добавлялся едкий стыд. Стыд за его чувства к занятому мужчине. Саймон для него был опорой. Другом, на которого можно положиться. И его чувства портили всё. На их дружбе ещё давно начали появляться трещины, после того как Маркус нашёл ту самую. Норт была привлекательной и энергичной. Элегантно и эластично двигалась, и была наделена сильным характером. Она могла предложить Маркусу жаркие ночи, для которых и создавалась её модель, хорошие, хоть и часто жестокие планы, и яркие, незабываемые эмоции. А что мог предложить Саймон? Мало чего. Когда Норт предлагала жестокий, но очевидно хороший план, тот лишь спрашивал решения Маркуса, не предлагая ничего в нового. Когда Норт говорила всё в лицо, он держал всё в себе, поджав губы. Когда Норт целовала напористо и умело, Саймон стоял в стороне, стараясь подавить свои чувства, и для вида улыбался, будто рад за них.       У Саймона в очередной раз болит на душе, и он старается как можно быстрее заняться делом. Разгребая документы и назначая встречи, как для себя — так и для Маркуса. Тот предложил ему должность его секретаря, параллельно с основной его работой, а именно — агентом по недвижимости. И тот согласился. А как этого не сделать, когда на это место может попасть какая-то нибудь статная, женская модель, готовая на все для Маркуса, и которая его обожает? А скорее всего, именно она и попадёт на это место. Да и видеться они будут чаще, не раз в месяц случайно пересекаться взглядами, когда один проходит мимо кабинета другого, а хотя бы немного, но чаще. Саймон снова ушёл в себя, смотря пустым взглядом на текст на планшете, он уже давно его просканировал и понял суть, но продолжал таращиться в экран. Его оторвал стук. Маркус стоял в проходе, стуча по дверному косяку фалангой указательного пальца. На нем был привычный тёмный пиджак, чёрный галстук, белая рубашка, брюки и лаковые туфли, которые отражали золотистый свет настольной лампы и статично белоснежный, от люминесцентных ламп в коридоре. Он улыбался. Мягко так, по-родному. — Не мешаю? — Маркус облокотился плечом о тёмный, дверной косяк, заглядывая Саймону в глаза, не прерывая зрительный контакт. Показалось, что тот заглядывает в саму душу, и за одно мгновение уничтожает всю пустоту внутри. Будто и не было её вовсе. — Нет-нет, ты что, — он быстро выключил планшет, отложив его в сторону, ближе к рамке с фотографией Оро, когда он только взял его, — что-то хотел? — Маркус прошёлся взглядом по предметам на столе; по книжкам, останавливаясь на золотистой надписи одной из книг — «Джейн Эйр*»; пробежался по декоративному папоротнику в горшке, развесившему свои листья в разные стороны; по оранжевым стикерам-заметкам, с напоминалками про определённые вещи, и подмечая быстро начирканное его имя на одном особо ярком кубарике. — Да. Извини что помешал работе, ты свободен в субботу? — Он сложил руки на груди, возвращая взгляд на сидящего на кресле Саймона, глаза которого блестели в свете настольной лампы, а зрачки расширились, стараясь подстроится под скудное освещение в комнате. — А что? — Саймон улыбнулся, и на щеках его появились ели заметные ямочки, скорее всего из-за того, что свет плохо попадал на его лицо, они были скрыты в лёгкой тени. — У Норт день рождения. Точнее, она сделала эту дату, её днем рождения, — Маркус отвёл взгляд на светлый паркет под ногами, — я подумал, было бы не плохо если бы ты пришёл, — он улыбнулся, вспоминая как смеялась Норт, когда они делали открытки, для предстоящей вечеринки, — не обязательно даже приносить подарок, твоего присутствия будет достаточно.       Но Саймон не хотел идти, и дело было даже не в том, что там будет много людей. Дело было в том, что он в очередной раз увидеть как Маркус мягко приобнимает Норт за талию, как Норт целует его в губы, как они счастливы. И Саймону не хотелось портить идиллию своему лучшему другу своим присутствием. Да и вряд ли кто-то кроме Маркуса ждёт его там, та же Норт. Да и Маркус тоже, похоже, не особо счастлив его присутствию на дне рождении его девушки. Просто пригласил для вида, где-то в душе скорее всего надеясь что тот не придёт. И Маркусу ведь было лучше с Норт. Норт с лёгкостью заменяет Саймона, и даёт даже больше, чем может дать он. Опять же, это скорее всего и причина, почему они так отдалились друг от друга. Саймону нужно придумать отговорку, главное хорошую и не менее значимую чем Маркус. Иначе, как так получилось что Саймон готов променять своего лучшего друга на то, чтобы выгулять в очередной раз Оро? Глупо. Да, Оро для него дорог почти так же как и Маркус. Он, в конце-то концов, тот кто успокаивал его после очередных встреч. Тот кто встречал каждый вечер дома, радуясь каждому его приходу. Тот, кого он целует в макушку каждое утро, перед выходом из дома. Но Оро собака, и Маркус не поймёт как можно променять друга на пса. — Прости Маркус, но я не смогу, — Саймон поджал губы, опустив голову, — мне нужно встретиться с хозяевами Оро, они хотят убедиться что с ним всё хорошо, — и Маркус понял. Он знает что Оро важен ему как никто другой. Поэтому лишь вздохнул, и расслабляющая улыбка сползла с его лица. — Ладно тогда, — Маркус оттолкнулся от дверного косяка, порылся в кармане, выудив оттуда телефон, и обернулся на прощание, перед тем как закрыть дверь, — извини что отвлек от работы. Бывай. — Мне так жаль, Маркус, — Но Саймон не успел, в итоге прошептав эти слова в пустоту, слегка дрогнувшим на его имени голосом.

***

      Этой ночью Саймону не спалось. Он всё сидел за письменным столом в своей комнате, освещаемый лишь тёплым светом настольной лампы, почти такой же, какая стояла в его офисе. И всё писал. Пытался придумать словосочетания с одним-единственным именем. Идеальным почерком выводя на новом листке из блокнота тёмные буквы. И снова и снова комкая и выбрасывая неудачные попытки в мусорник. Рядом, на своей бананово-жёлтой подстилке, посапывал Оро, долго наблюдающий за тихой истерикой хозяина и пару раз подходящий полизать холодные, покрытые скином, пальцы, и получающий вкусняшку или ласковую трёпку золотистой шерсти на макушке. У Саймона была самая, что не наесть истерика, тихая и немая, но рвущая душу. Он уже исписал целую ручку, в приступе записывая все свои мысли на те самые кубарики, и клея куда угодно, даже на подстилку пса.       Но когда часовая стрелка перешагнула за пять, а свет от утреннего солнца стал пробиваться сквозь щели в жалюзи, падая кривыми, светлыми полосами на предметы внутри. Саймон всё же ушёл в спящий режим*, вырубившись на столе, и случайно скинув несколько запасных ручек, карандашей, блокнот и пару тройку вкусняшек для Оро. Спал он тревожно, то и время подрываясь из-за звуков машин за окном, которые его слуховой сенсор улавливал время от времени. Или из-за ругани соседей, живущих вообще за почти сотню метров от него, но желающих прогуляться и по выяснять свои отношения именно, черт подери, возле его дома. Или на крайний случай из-за женщины с тремя маленькими детьми, живущей на том конце квартала и чья любимая забава это громко разговаривать по телефону, абсолютно игнорируя ревущих детей и окружающих. Утро началось явно с хорошей ноты.       Но окончательно его разбудил настойчивый звонок в дверь, и лающий Оро, который тоже крутился возле двери. Чуть ли не наступив на упавшие вещи, среди которых чудесным образом не оказалось вкусняшек для Оро, Саймон поплёлся в коридор, протирая глаза и щурясь от яркого света, бьющего из под тюли плотно закрытых, голубых, бархатных штор. — Уже иду... — Оро топтался на месте, радостно лая и виляя золотистым хвостом, поэтому, Саймону пришлось немного оттолкнуть пса, открывая дверь. За ней оказался Маркус. В красной рубашке в клеточку, в светло-голубых джинсах, чёрной футболке кроссовках на босую ногу, и в излюбленном пальто чёрного цвета. Он стоял, сунув руки в небольшие карманы, и оглядывал миленькое крыльцо дома, украшенное цветущими цветами. Маркус улыбнулся, завидев открывшего дверь, сонного, со взъерошенными волосами — Саймона. — Я тебя разбудил? — Саймон протёр глаза, ногой отпихивая рвущегося наружу, погулять Оро, что высунув язык встречал гостя, и измученно улыбнулся, невольно вспоминая из-за кого он сейчас, в свой единственный выходной так выглядит. — Нет, все хорошо, проходи, — он взял пса за ошейник, отводя от двери, и открывая её, чтобы Маркус смог пройти. Внутри почти ничего не изменилось, помимо того, что большая часть полок были заставлены горшками с цветами, или фотографиями, на которых, почти все, были вместе с собакой. Так же, поменялся ковёр и появились новые шторы, а по полу были разбросаны игрушки-пищалки, обычные игрушечные косточки и прочие вещи для собак. Оро радостно бросился на друга хозяина, упираясь передними лапами о его голень, и стараясь попробовать смуглое лицо на вкус, лизнув хотя бы щёку, Маркус только почесал пса за ухом и разулся, оглядываясь. — Ты почти ничего не изменил здесь, с момента заселения, — Маркус хотел было задаться вопросом, почему у Саймона нет других фото кроме как с собакой, но ответ сам пришёл на ум в ту же секунду; кроме пса, у него никого, в общем-то и нет. Ну, на постоянной основе. У него конечно есть он, Норт и Джош, только вот не успели они сделать ещё совместное фото. Знаете, на Иерихоне не было особо времени, а сейчас... Сейчас Норт скорее всего откажется фоткаться на простой, старый фотоаппарат. Джош, возможно и сфотографируется, так, чисто ради приличия. Саймон ведь ценитель похоже, помимо фотографий, у него есть печатные версии книг, которые он легко может прочитать в интернете, но зачем-то, именно где-то откопал печатную версию, в две тысячи то, тридцать девятом году. — Знаю, — Саймон потянулся, растягивая эластичный скин, и разминая затёкшие спиные связки*, направившись в сторону кухни. Когда взгляд Маркуса зацепился за тёмный, ничем не примечательный шарф, висящий на вешалке в прихожей. Это был тот самый шарф, с трудом заметными, расплывчатыми пятнами человеческой крови, и еле заметными следами испарившегося тириума. — Ты до сих пор держишь этот шарф у себя? — Маркус прикасался лишь кончиками пальцев, боясь испортить старую, и такую важную вещицу. Удивительно, что Саймон до сих пор держал её у себя. Он будто хватался за каждое воспоминание. За всё, что когда-либо происходило с ним. — А? Ага... — Саймон обернулся, устало улыбнулся и стараясь как-то привести волосы в порядок, провёл по ним ладонью. — Напоминает о былых временах... — Ты так любишь ностальгировать? — Маркус усмехнулся, снимая с плеч тёмное пальто, и накидывая его на вешалку, стараясь не задеть шарф, и прошёл в зал, снова подмечая периферийным зрением мельтешащее, золотистое пятно, которое, похоже, осознав, что сейчас его выгуливать никто не собирается, и от гостя хозяина тоже ждать нечего, принялось ходить в поисках своей игрушки, чуть позже, улеглось на свою очередную лежанку, и начал грызть игрушечную кость, которая противно пищала, после каждого укуса. — Бывает иногда... — Саймон достал собачий корм из верхней тумбочки, и вынудив оттуда же мерный стакан, засыпал ровно 600 грамм. Позже, после того как он убрал всё обратно в тумбочку, он засыпает весь корм в голубую миску пса, — может хочешь чего нибудь? Чай? Кофе? Тириум?* — Кофе, — Маркус улыбается, когда на кухне начинает шипеть кофемашина, и присаживается на бежевый, кожаный диван, напротив телевизора, который впрочем, по всей видимости не особо часто включали. Ноги утонули в необычно тёплом, светлом ворсе ковра, а на прозрачном, декоративном столике, с блестящими от лака, дубовыми ножками, покоилась книга, с ультрамариново-фиолетовой обложкой, золотистыми узорами по краям, и таким же золотистым, написанным идеальными буквами названием — «Унесённые ветром». Ляссе голубого цвета была зажата где-то между пятисотой и пятисот первой страницей. Саймон не успел дочитать. — Так, зачем ты зашёл ко мне в столь ранний час? — Маркуса передёрнуло, и он вернулся из своих мыслей в реальность. Саймон на кухне уже снимал небольшой чайник для кофе с подставки, уже собираясь налить кофе в чёрную кружку, с белыми, светящимися в темноте, мелкими узорами цветов и папоротников, — стряслось чего? — Я женюсь, Саймон.       Кружка выпала из рук, быстро устремляясь вниз к холодной плитке. Пальцы сами по себе разжались, и капли кофе, которые он уже успел налить в чашку, окропили пол, осколки и пальцы на ногах Саймона, сквозь чёрные носки. Всё сломалось вместе с этой кружкой. Надежды и мечты Саймона за секунду покрылись трещинами, и были раздавлены. Как и его чувства. Как и похоже всё, внутри него. Что-то сломалось. Оборвалось. Он держался за эти чувства, за Маркуса, как утопающий за соломинку. Как будто он висел над пропастью, и держался за хлипкий канат, готовый в любой момент оборваться. Он вылезал. Он пытался. И вот, когда он уже так высоко. Когда он принял свои чувства к Маркусу, и стал сбавлять обороты, стараясь не испортить их дружбу глупой влюблённостью. Маркус достал нож и оборвал канат. Он буквально всё испортил.       Саймон ведь старался. Он не хотел портить их отношения своими глупыми чувствами. Старался помочь в делах с Норт, когда Маркус, ещё до переезда, время от времени спрашивал совета, как успокоить Норт или что та любит. Саймон заглушал боль внутри и с улыбкой на устах слушал про их с Норт отношения. У него зависимость. Зависимость от Маркуса. Месяц без хоть какого-то контакта, будь то опять же обычные кивки или случайное пересечение глазами, он чувствовал ломку. Чувствовал будто рушится по кусочкам. И как вот теперь смириться с тем, что Маркуса он может теперь вообще не видеть несколько месяцев? Я имею в виду, они наверняка по инициативе Норт, уедут куда-то в медовый месяц. Тем более, подготовки к свадьбе это не одна неделя, каковы шансы что Маркус не решит пока что взять отгул на работе? И что после этого? Неловкие улыбки со стороны Саймона, адресованные Маркусу, будут ещё более неловкими, хотя казалось, куда больше? — Саймон? — Маркус почти что ворвался на кухню, тут же принимаясь проводить диагностику друга, — Саймон, ты не поранился? — Он подошёл ближе, наклоняясь чтобы заглянуть в чужие глаза. Они застыли в удивлении, и заблестели, но тут же перестали, стоило Саймону проморгаться, с тем же удивлением поднять голову и улыбнуться. — Нет, что ты... Это... Это просто так неожиданно знаешь, — он вздёрнул брови, шарясь глазами по полу, осматривая осколки любимой кружки. Саймон суетился, делая лишние телодвижения, или дергая мышцами на лице, и часто моргая. Его дыхание сбилось, и диагностика показала почти девяносто процентов стресса. Он нервничая, опустился на колени, принимаясь аккуратно собирать разбитый фарфор, пачкая кончики пальцев в так быстро остывшем кофе. — У Джоша была похожая реакция, мы собирались сказать об этом на день рождении Норт, но ты не пришёл, поэтому я здесь, — Маркус облокотился на столешницу, сложив руки на груди и облегчённо вздохнул. Саймон, по крайней мере не поранился, — ты точно в порядке?       Саймон не знал точного ответа. Программа где-то на подкорке сообщала о ряде ошибок, а в голове словно рой пчёл. Код сбоил, и его поведения невозможно было описать. Хотя нет, можно. Он влюбился, и ему разбили сердце. Вот так вот. Первая любовь и сразу неудачная. Он буквально почувствовал как тириум с двойной силой бежит по искусственным венам, а область груди разрывает боль. Монстр внутри рвёт и мечет. Скребётся, стараясь выбраться из под пластиковой оболочки. Царапает глотку, скулит и одновременно с этим неистово воет. Хочется сказать. Кричать пока голос не сломается. Выть наравне с этим зверем внутри. Что он просто хочет быть рядом. Просто хочет быть любимым. Не быть вторым планом. Не быть за спиной, наравне с Джошем, когда Норт ближе. Когда Норт рядом с ним. Саймон дёрнул глазом, сцепив зубы, когда программа сообщила о повреждении указательного пальца. Он случайно прошелся по особо острому осколку, повредив резину. Из раны просочились первые капли тириума, стекая вниз по гладкому скину и с глухим стуком падая на светлый кафель. — Ох, я похоже порезал палец,* — Саймон улыбнулся, не обращая внимания на всё ещё острый осколок — поднял весь фарфор в ладонях, сложив его в раковину. А после сделал небольшой шаг назад, — извини, мне нужно его перевязать, подожди минутку, — он, продолжая улыбаться, развернулся и побрёл куда-то в коридор, прижимая кровоточащий палец, и стараясь закрыть рану. — Хорошо, — Маркус пожал плечами, и украдкой глянув на чёрные осколки в раковине, поставил мысленную пометку, спросить потом Саймона, почему он сразу их не выкинул, побрёл в гостиную, встречая заинтересованного Оро, склонившего свою мохнатую голову, с открытой пастью и высунутым языком. Пробормотав что-то, про то, что его хозяин порезался, он потрепал пса по макушке, спускаясь вниз по загривку, и ушел вперед, открывая какой-то мессенджер на телефоне. Маркус плюхнулся на диван, пока Оро, стуча короткими когтями по паркету, направился за хозяином — вперед по коридору. Книга снова привлекла внимание, уж больно сильно бросалась она в глаза, в такой светлой комнате. Он покрутил головой, заглянул в коридор, и убедившись что никто не видит, аккуратно взял книгу в руки, начиная с первой страницы. Текст сканировался быстро, и конец был предсказуем — все жили долго и счастливо. Вот только зачем Саймону читать романы? Программа предскажет конец, судьбу персонажей после конца, и в конце концов, она сможет написать логичное продолжение. Маркус снова оставил пометку, спросить Саймона про романы и почему он их читает. Телефон завибрировал, и достав его из заднего кармана, в который наспех закинул его, когда проверял, не видит ли кто-то его, на экране высветилась крупная, белая надпись «Норт». Маркус подскочил, принимая вызов, и слушая злую ругань Норт, которая была взбешена тем, что он вот так просто ушёл, когда они договаривались обговорить детали свадьбы. Он улыбнулся, слегка отодвигая телефон от уха, в целях не повредить слух, когда Норт на трубке приказала, цитирую, притащить свою лидерскую задницу сюда, к ним домой. — Саймон? — Маркус выглянул в коридор, не находя силуэта Саймона в утренней темноте, и положив книгу обратно на стол бросился в прихожую, — извини, мне нужно бежать, я пришлю тебе Смс-ку если что! — Он на ходу накинул кеды, кое-как надел пальто, зная какая страшная Норт в гневе. Но остановился, глянув на остановившегося возле дивана пса, с грустными глазами, Маркус закатил глаза, и улыбаясь подбежал к собаке, опускаясь на одно колено, — пока Оро, береги Саймона, — мимолетно чмокнув Оро в макушку, и потрепав шерсть на спине, на что животное высунуло язык и завиляло хвостиков, он поднялся и выскочил за дверь, не забыв её закрыть. В доме повисла тишина, а Маркус быстрым шагом, перепрыгивая через ступеньки, направился к своей чёрной машине.       Этим вечером, Саймон впервые позволил себе закричать во весь голос в ванной, и зарыдать, захлебываясь горькими слезами, медленно сползая на холодную плитку душевой кабинки. Голый, мокрый и морально разбитый. Под струёй горячей воды, просто растирал себе закрытые глаза, даже начало казаться, что очень скоро в скине образуется дырка, и покажется пластиковая начинка. Впрочем, уже не важно. У него тряслись руки и колени, а волосы противно липли ко лбу. Мельтешащий, и наворачивающий возле двери ванной Оро громко лаял, и скрёбся, волнуясь за состояние хозяина. И когда он не вышел ни через две минуты, ни через десять — лёг, уложив голову на лапы, и внимательно следил за дверью.

***

      И вот, Саймон стоит как при параде, в чёрном, льном костюме на белую рубашку, с искусственной, алой розой и салфетками в нагрудном кармане, с золотистыми запонками на украшенных чёрной вышивкой манжетах. В костюме, заказанном специально для него. В костюме для друга жениха. Рядом стоит зализанный Коннор, поправляющий высокий воротник, он улыбается глядя куда-то в зал, в котором уже собрались люди. Их немного, пожилой мужчина в инвалидной коляске на первых рядах, рядом с ним какой-то молодой парень, дальше высокий, мускулистый, темнокожий андроид, несколько коллег, седой мужчина с завязанным сзади хвостиком, закатывающий глаза. Вот на кого смотрит Коннор. А в задних рядах тройка журналистов, с камерами и микрофонами. Ну да. Свадьба ведь не просто у какого-то андроида, а у самого Лидера Девиантов. Слева от него Джош, такой же счастливый и радостный за молодоженов. Вот только он не рад. Будь на месте Маркуса кто-нибудь чужой, не настолько важный, он бы наверняка пожелал бы им хорошей, и счастливой совместной жизни. Но это Маркус. Это его любовь. И пусть он уже будет эгоистом, чем позволит кому-то жить хорошо, когда у него на душе слякоть и тьма.       Двери открылись, и на пороге показались молодожены. Маркус был красив как никогда раньше. Он также был в чёрном льном костюме. Только если у друзей жениха вышивка была только на воротнике и манжетах, то пиджак жениха был разукрашен белоснежными узорами почти полностью. Маленькие стразы, где-то небольшие скопления блёсток. Маркус был прекрасен. Его глаза блестели. Он был искренне счастлив их с Норт свадьбе. В его глазах поселился целый, отдельный мир. С зелёными просторами, светлыми деревьями и яркой растительностью. С глубокими, голубыми пучинами озёр и солёными, почти безграничными океанами. И это всё достанется не ему. Маркус был идеален. И Саймон не хотел его никому отдавать. Но так вышло. Так распорядилась судьба. Так получилось что он влюбился в Норт. Поэтому осталось только поджать губы и сдержанно улыбаться, потому что если он и выдавит из себя на вид искреннюю улыбку — он разрыдается как ребёнок.       Они прошлись по белоснежной дорожке, а длинная, прозрачная фата следовала за ними, волочась по полу. Норт не шло белое платье. Она не была белой и невинной, так почему же она одета в это? Пышные слои ткани наседали на её бедра, и казалось, что они размером с чёртов лимузин. Русые волосы, как бы она их ни завязывала, не держали объемную форму. Но макияж... Норт стала выглядеть лучше что ли. Короткие стрелки, нарощеные ресницы, подчёркнутые скулы — она была королевой сегодняшнего праздника. И это понятно. Это она выходила замуж за лучшем мужчине в мире. Она. Она, а не он. И вот они стоят возле алтаря, держатся за руки, смотря друг другу в глаза и улыбаются, пока священник читает венчание. Между ними любовь, она мелькает везде. Во взгляде, в улыбках, в нежном поглаживании большим пальцем чужой ладони. Они счастливы как никогда не были. Саймон ни разу не видел Маркуса настолько счастливым. Он правда чувствует себя хорошо рядом с ней? Настолько, что готов связать с ней всю жизнь? Что же, пусть будет так. Если с ней ему хорошо, Саймон простит. Саймон поймёт.       Воротник душил пуще прежнего, и он сдерживается, чтобы не закричать после вопроса священника, против ли кто-нибудь их брака, захотелось плакать, потому что это последний шанс на то, что кто-то передумает. Что какой-нибудь любовник Норт откроет массивные двери, и как в любовных фильмах закричит что он против, что любит её. Хоть бы кто-нибудь осмелился. Саймон закусил внутреннюю часть губы, когда священник разрешил им поцеловаться. На языке застыл вкус тириума, и программа сразу определила чья это кровь, только вот он и сам знал. Он слизал её, стараясь сконцентрировать своё внимание на вытекающую голубую кровь, чем на свадьбу. Но всё оказалось напрасно, когда он случайно поднял взгляд и увидел как жарко Маркус целует Норт. Как Норт отвечает, стараясь делать это как можно мягче. Как они держатся за руки. И как зал взрывается аплодисментами и свистом. Коннор рядом, весело улыбающийся во все зубы, бросает на него потерянный взгляд, не понимая, почему тот не радуется за своего лучшего друга. И замечает уровень стресса. Девяносто три блядских процента. Саймон опускает голову, и как-то грустно улыбается, принимаясь хлопать намного медленнее остальных. Коннор видит как его глаза блестят на секунду, и Джош с другой стороны тоже замечает паршивое его настроение. Одного кивка достаточно чтобы они договорились.       Оставшуюся часть вечера Саймон прятал глаза, понурив голову. Почти ни с кем не разговаривал, всего лишь перекинулся парочкой слов с молодоженами, и спрятавшись в толпе — забился в угол возле столов с угощениями, и вглядывался в бокал шампанского у него в руках. Маленькие пузырьки всплывали, или наоборот тонули, в мягко-жёлтой жидкости. По краям, возле самого стекла, осталась белоснежная пенка, и пусть им не нужно было это — Саймон захотел напиться до беспамятства. Как это делают люди. Чтобы хотя бы на пару минут отпустить все свои чувства и переживания. Всё, что он мог пожелать на данный момент. Потому что жить с этой ношей невероятно тяжело. Потому что нести это бремя невозможно. — Сай, отойдём? — Коннор подхватил Саймона чуть ниже локтя, махнув головой в сторону выхода. Он и не заметил как тот подошёл, похоже, слишком сильно сконцентрировался на желании напиться вдрызг. Саймон замер на секунду, и улыбнулся так мягко, как только он и умеет, кивнув головой. Он послушно следовал за Коннором, который тащил его за предплечье к выходу в сад, через гостей и репортёров, которые брали интервью у Маркуса и Норт, конечно же, все были взбудоражены новостью, что лидер девиантов женится. Его глаза случайно встретились с чужими, голубо-зелёными, и он быстро опустил взгляд, ускоряясь, и по пути извиняясь перед гостями, которых случайно задевал.       Свежий воздух опалил скин лица, а смешанный, медовый аромат цветов защекотал нос. Только тут он смог вздохнуть свободно. Вечерная прохлада напоминала о прогулках с Оро, который сегодня их не дождётся, потому что нужно было Саймону сунуться на эту чёртову свадьбу, а мог бы остаться дома, наконец-то нормально поиграть с псом, нормально с ним погулять, убрать наконец-то клятую кладовку, заставленную старыми вещами прошлой жительницы. Его идеальная укладка растрепалась сильным потоком ветра, и он в кои то веки смог позволить себе расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки, сгорая от духоты. Бокал с шампанским был оставлен на покрытом красной скатертью, круглом столе. Коннор смотрел как-то сочувствующее. Немного опустив голову, махнул рукой, и повёл дальше в сад. Саймон ступил на мраморные ступеньки, на которых совсем недавно стоял не спеша удаляющийся в даль Коннор. Туфли застучали, и он второй раз за вечер почувствовал непонятное облегчение, когда нескошенная, мокрая из-за утреннего дождя, трава коснулась его неприкрытых лодышек. Хозяева не думали что кто-то из гостей сунется в сад, поэтому трава была не подстрижена, но это и не надо было. Саймону нравилась такая свобода, ему нравилось это. Сначала неуверенно, но потом он привык, и на этот раз каблуки уже стучали по каменным дорожкам, ужом скользящим меж ярких кустов красных роз или сборище понуривших голову, золотистых нарциссов. Ему определённо нравилось такая свобода.       Коннор привёл его в белоснежную беседку, среди нежного голубых кустов гортензий и бледно-розовых калистегия махровых, оплетающих деревянные балки. Внутри был зажжен фонарь, и уже виднелся тёмный силуэт, сидящий на одном из стульев. Идеальная укладка Коннора тоже была испорченна носящимся туда-сюда вечерним ветром, но он время от времени пытался пригладить волосы, скрывая это недоразумение. Джош откинулся на спинку, располагающей улыбкой предлагая присесть на свободный стул. Коннор, хоть свободные места и были, остался стоять, облокотившись о широкую, покрытую белой краской балку, и сложив руки на груди. Саймону пришлось сесть, всё ребячество сразу улетучилось, и он, еле заметно нахмурившись, глянул на Джоша из под опущенных, пшеничного цвета ресниц. Коннор за спиной вздохнул, и немного помотал головой, прикрыв глаза. — Ты как? — Джош облокотился локтями о колени, сгорбившись. Он не отводил взгляд от Саймона, стараясь считать его настоящие эмоции, которые он прятал за маской понимающего и доброго андроида. Но тот лишь мягко, как всегда, поднял уголки губ, в тёплой улыбке. — Прекрасно Джош, а у самого-то как дела? — Он сложил руки на коленях, держа осанку, и наблюдая как голова его друга опускается, и он вздыхает. Почти так же как и Коннор пару секунд назад. В его глазах мелькнула смесь горечи и замешательства, и он выпрямился, расставляя ноги шире. — Саймон, только слепой не заметит, что с тобой что-то не так, — Коннор глянул в окно, цепляясь взглядом за мерцающие огни детройтских многоэтажек, что тёмным пятном отпечатались на вечернем небе. Верхняя губа Саймона дёргается, и он прячет глаза, поджимая бледные губы. А руки, до того мягко лежащие на его коленях — идут мелкой дрожью. Ветер, скользнувший в щель открытого входа беседки, обдувает шею, на этот раз холодным, пробирающим до костей потоком. — Это так заметно? — Его глаза метнулись к выходу, и он сдерживался чтобы не убежать отсюда как можно скорее. Но он отдёргивает себя, и вместо этого начинает заламывать пальцы, которые тонкие и изящные, гнутся под острыми углами, и пластик под скином хрустит, не рассчитаный на подобные действия. У Саймона ощущение, будто его мысли покрываются хрупкой, ледяной корочкой, и он с трудом может разобрать то, о чём думает. — Очень, — Джош тоже обращается взглядом к цветущему саду, лето наступает на пятки, но ночи не становятся теплее, наоборот, погода будто смеется и градусник показывает сорок один градус по Фаренгейту. Люди не снимают курток, даже когда на улице светит солнце, ведь матушка природа очень обманчива, и как только ты стянешь с себя плотный шарф — пойдёт чёртов снег. В Мае. Ничего личного, такая работа. И Джош не был против, как бы только биокомпоненты не замёрзли, да он не свалился бы где-нибудь, не способный двигать даже пальцами рук. — Я... Боюсь, что Оро будет одиноко, он ведь не привык что меня так долго не бывает дома, — Саймон соврал. Ему было дозволено врать. По крайней мере сегодня. А что плохого во лжи, если он не подвергает других опасности? Если из-за него не страдают? Да и лучше всем будет, если он лишний раз промолчит о своих чувствах и желаниях. Ему незачем разрушать чужой, счастливый брак. Да и вряд ли он его разрушит, учитывая каким незначительным для их семьи он является. Осознание снова неприятно кольнуло где-то в груди, болью стекая вниз. — Лжёшь, — Джош нахмурился, и это почти что первый раз когда Саймон видит его таким серьёзным, не считая тех дней когда они были на Иерихоне и строили план, — Саймон, я знаю тебя дольше всех остальных, и я вижу как блестят твои глаза. Что случилось? — Он аккуратно положил свою руку поверх сложенных чашечкой бледных ладоней, почти не ощутимо поглаживая выступающую имитацию кости на большом пальце. Этот жест напомнил про то, как нежно Маркус оглаживал хрупкие руки Норт, когда они целовались. — Нет, все правда хорошо, я просто волнуюсь за Оро, — Саймон через силу улыбнулся, поднимая голову на пододвинувшегося ближе Джоша, и Коннора, что оттолкнулся от стены, и присел на корточки рядом. Повисла тишина, и никто не хотел её нарушать. Только тихий шум, редко проезжающих по шоссе машин и стрекот кузнечиков, в неподстриженной траве, наполняли это место жизнью. Саймон снова опустил глаза, прислушиваясь к окружающим его звукам, и уловил тихий, едва заметный крик сойки, похожий на немного гнусавое и хриплое пение. Коннор тоже похоже заметил этот звук, его диод, которые большинство андроидов, в том числе и Саймон, отковыряли, загорелся жёлтым, и он стал анализировать пение, создавая примерное представление, где находится птичка, распевающая ночные серенады. Они все понурили головы, один смотрел в свои ладони, второй в белый, деревянный пол беседки, а третий не концентрировался ни на чем кроме звуков птицы. Наконец, Джош не выдержал, глубоко вздохнул и посмотрел на Саймона. — Нам прийти? — Саймон закусил губу, продолжая пялится в свои ладони. После прикосновений Джоша стало не по себе. Он невольно представил что вместо тёмной ладони друга, на его руки легла смуглая ладонь Маркуса, и именно она поглаживала его выступающий пластик. Именно он. И Саймон не смог. Саймон не смог сдержаться, и скривив губы, свёл брови. На глазах заблестели слёзы, которые легко выхватывали свет от фонаря. Он шмыгнул носом, ещё сильнее опуская голову и тихо прошептал; — Пожалуйста.

***

      Саймон устал. Всё накрыло снежной лавиной в какой-то момент и не хотело отпускать. Он топился в заваливших его проблемах. Маркус стал пропадать с радаров всё чаще и чаще. Каждый вечер торопился домой, к жене, частенько заваливая Саймона новой работой, оставлял в офисе почти одного, не считая иногда задерживающихся коллег и уборщика, с которым они даже подружились. И Оро ждал возле двери вдвое дольше, приходилось выводить его на прогулку после десяти, и жертвовать несколькими часами спящего режима, из-за чего программа стала всё чаще сбоить, и была загружена почти полностью. Теперь Оро всё реже провожал хозяина на работу, потому что досыпал свои заслуженные три-четыре часа сна, а оставшуюся часть дня валялся на диване, ел и игрался, дожидаясь вечера, чтобы снова выбраться с Саймоном в парк из этого душного дома, и насладится вечерней прохладой, вместо знойного дня.       За окном садилось солнце, и последние яркие лучи обогнули детройтские высотки, ужом проскальзывая между ними и отражаясь от оконных стекл. Жалюзи снова была закрыты, и работала только настольная лампа, с наклейками в виде лимонов и черники, освещающая не большую часть комнаты. Саймон снова должен был засиживаться, потому что Маркус завалил его работой по самое горло. Он откинулся на спинку кресла, немного отъезжая от стола, и направил свой взгляд в потолок, на котором тени играли в пятнашки от малейшего движения. В коридоре ходили коллеги; Женщины стучали высокими каблуками туфель о гладкую плитку; Мужчины несли какие-то папки себе в кабинет; Кто-то переезжал на новое место, нося коробки со своими вещами, и часто ходя туда-сюда. Звук мужских туфель можно было услышать ещё задолго до того, как они приблизились к его кабинету, кто-то остановился прямо возле двери, и секунду помедлив — открыл её. — Тук-тук, можно? — На пороге оказался Маркус, впервые наведавший его за последние два месяца после свадьбы. Он в приподнятом настроении, но беспокоится что помешал другу, поэтому в кабинет не заходит, а топчется у порога. — Да, конечно Маркус, — Саймон улыбнулся, подъезжая ближе к столу, и разворачивая стул в сторону приятеля. Тот улыбнулся в ответ, всё же заходя в кабинет, и не теряя времени, подходит и облокачивается на рядом стоящий стол. Его рука тянется в карман пальто, и он выуживает оттуда фиолетовую открытку, украшенную стразами и золотыми узорами; На ней были нарисованы хлопушки, праздничные шапочки, куча конфетти и шариков, а посередине, крупным, немного кривоватым, детским почерком было выведено приглашение на вечеринку. Саймон аккуратно принимает картонку, украдкой бросая взгляд на золотистое кольцо на безымянном пальце Маркуса, и чувствует укол где-то внутри. Он рассматривает её с секунду, после чего открывает. Внутри его ждёт такие же размалёванные страницы, и текст, где к нему обращаются как к «Мистер PL600, а.к.а Саймон», — Что это? — Приглашение на праздник, — Маркус водит рукой по столу, рисует спирали и обычные закорючки, животных и облака. Саймон крутит открытку в руках, поднимает взгляд и заглядывает в чужие глаза. Очередное приглашение на какой-то праздник не радует, он всё ещё помнит как страдал на свадьбе, видя как Норт с Маркусом целуются. Да и это не было похоже на обычный праздник. Открытка нарисована не программой, а если ей, то она имитировала детский почерк, и либо они хотят сделать из этого шутку, либо Норт и правда так рисует. Только вот обращаться к Саймону как к мистеру, или тем более по номеру, она не будет. Это не в её стиле. — А в честь чего праздник? — И Саймон молится что это не очередной семейный праздник для определённого круга семьи, в который, похоже, входит и он, раз уж ему выдали открытку. Маркус улыбается мягко, останавливает руку, которой рисовал на столе, и кладёт её поверх ладони Саймона, на открытку. Его сердце по ощущениям, делает сальто и падает куда-то вниз, чтобы в итоге сбежать из тела. Но на самом деле насос всего лишь начинает перекачивать тириум чуть быстрее, поэтому его скулы незначительно синеют. — У нас появилась дочь. Мы взяли её из приюта, — Маркус счастлив. Он чувствует это через прикосновение. Маленькие, еле ощутимые искорки бегут по скину их ладоней. И Саймон поджимает губы, опуская взгляд от этих бездонных глаз разного цвета. Ему неудобно. Ему противно от самого себя, когда он понимает что хочет оказаться на месте Норт. — Не знаю, смогу ли прийти... — Саймон хочет почувствовать его ладонь подольше, но вместо того, чтобы поддаваться своим желаниям, он откладывает открытку на стол возле Маркуса, и складывает руки домиком, на своих коленях. Пока Маркус потеряно застывает с рукой в воздухе, но потом сует её в карман, будто так и надо. У Саймона грустный взгляд. Его голубые глаза тускнеют, и приобретают более холодный, отчуждённый оттенок. Тонкие фаланги пальцев нервно дёргаются, и он перебирает ими по очереди, чтобы не вызвать подозрений. — Опять нужно встретиться с хозяевами Оро? — Маркус отводит взгляд и слегка ухмыляется. Тот раз похоже его обидел. Но он не хотел. Так получилось. И ему правда жаль в какой-то степени. Теперь Саймон чувствует обжигающую грудную клетку вину, за то, что не пришёл на день рождение Норт. И теперь, он снова не может нормально смотреть Маркусу в глаза. — Нет, мне... Мне нужно показать дом андроидам, я не знаю, успею ли освободиться до шести, — Саймон прикладывает ладонь к шее, она мерзко холодная, а подушечки пальцев слегка шершавые, но нежные. Он старается не смотреть на него, запрокидывает голову и наблюдает за комодом, стоящим напротив двери. Там ничего не происходит, но он изучает взглядом каждую царапинку на дубовой поверхности. Маркус вздыхает, и как то горько усмехается, сползает со стола, направляясь к выходу, и Саймон только проводит его немного ошарашенным взглядом. — В любом случае, мы будем рады твоему присутствию, — под конец он оборачивается, и натягивает улыбку, — кстати, можешь взять Оро если хочешь, — перед тем как выскочить за дверь, Саймон видит как вернулось было хорошее настроение Маркуса. И ему до зуда хочется сбежать отсюда как можно скорее.

***

       И он сбегает. Выскакивает из офиса быстрее всех. Мчится по тротуару, случайно сбивая прохожих с ног. Нервно постукивает ногой, когда стоит на светофоре. И перепрыгивает ступеньки своего крыльца, наспех достаёт ключи из кармана. Дверь в дом открывается, и Оро, услышав этот звук, радостно лает и виляет хвостом, когда подскакивает со своей лежанки и сломя голову подбегает к хозяину. Саймон захлопывает дверь, и наблюдая за подошедшей собакой горько улыбается. Он опускается на колени и прижимается к псу, утыкаясь носом в золотистую шерсть друга. От неё слабо пахнет собачьим шампунем и кормом. Оро не уходит, он закрывает слюнявую пасть и садится, принимая объятья. И он лучше всех понимает, как Саймону сейчас плохо. Как его душу жрут и рвут внутренние демоны. Как его чувства разбиваются на тысячи осколков, стоит ему просто вспомнить про Норт и Маркуса. Он хрупкая игрушка в руках судьбы. Она сказала ему страдать — он страдает. Но он не хочет. Но надо.       Он погряз в этом. Он тонет, и единственный его спасательный круг это золотистый ретривер. Он лижет ему скулы и шею, ластится и пытается зализать чужие раны. Он сует свой мокрый, чёрный нос ему в щёку, а тёплое дыхание щекочет ухо. Лапы топчутся на его коленях, и Саймон улыбается, когда слёзы невольно текут из глаз, из-за чего шерсть пса мокнет, но он не возражает. Продолжает поддерживать. Лижет возле уха, облокачиваясь передними лапами на грудь в тёмно-синей водолазке. И он лучший кто есть в этом мире. Он любит Оро больше всего на свете. Помимо Маркуса конечно же. И Саймон снова счастлив.       Маркус, безусловно, безумно красив. И Маркус не его.       Но по крайней мере, у него есть Оро.