Системная ошибка

Сквозь узкое мутное оконце бледнело предрассветное небо, окрашивая в розоватый цвет шершавые серые стены, проявляя очертания камеры, двухярусные нары, перегородку санузла. Окно в верхней части стены было по сути узким проемом шириной полметра и высотой в двадцать сантиметров, закрытое решёткой в десять прутьев. Сотню раз Рей взглядывался в него, бесконечно пересчитывая прутья, привычно посыпаясь за несколько минут до команды, те несколько минут перед подъёмом стали традицией - все что осталось от его свободы - это окно и кусочек неба. Когда спишь в большом пространстве, наполненном сотней людей то никогда не остаёшься в полной тишине. Ощущение будто ты большом куполе, слышны звуки дыхания, храп, щелчки воздуховодных систем, гудение труб канализации, шаги и далёкие шелестящие голоса раций. Он давно привык к этому ощущению. Сон в казенных домах одинаков и в приюте и в госпитале и в казарме и в тюрьме. Когда спишь в собственной квартире то купол исчезает, пространство чувствуется по другому, звуки соседей слышны, но очень отдалённо, будто закрыты плотным одеялом, в своей квартире ты будто в коконе, теплом и безопасном, стены создают эффект уединения и подобия уюта. Поспать в собственном пространстве удалось лишь несколько раз. А потом он опять вернулся в очередной казенный купол со своей системой. Будто это это и был его настоящий дом. Рей стал осознавать себя лет в пять. Все что было до этого ощущалось размытым, неясным шумом, слова "Мы вернёмся за тобой" от людей которые то ли были на самом деле то ли приснились и вроде как были его родителями, но точно он этого не помнил, а настоящим было именно это - полсотни маленьких кроватей вокруг, полным таких же детей. Все что было постоянным - это бледнеющее перед рассветом небо за зарешеченным окном но в приюте окна были большие, во всю стену. Неизменно было одно - будто огромный улей здание разом просыпается и наполняется шумом - хлопанье дверей, гул шагов, которые означали что через пару минут во всей комнате, полной спящих, включится свет и голос воспитателя громко скомандует "Подъем! Одеваемся и на построение в ванную! В тюрьме практически все то же самое. Включался свет но только подъем здесь сопровождался не командой, а отрывистым, импульсным звуком звонка, грохотом открывающихся электронных замков и отодвигающихся решеток на всех трех этажах с двух сторон длинного коридора, сигналом к построению, топот надзирателей, лай собак и гомон сотни людей, зевающих, полусонных, выползающих из камер. Выйти за камеру руки перед собой! В шеренге таких же заключённых, здоровающихся и подшучивающих друг над другом. Надзиратели по 3 человека идущие вдоль бесконечной линии заключенных, поводящих сканером по электроному наручнику каждого и ведущих перекличку. -Смит! Здесь! Щелчок сканера. -Фергюсон! Здесь! Щелчок -Эйфиль! -Да здесь я, куда я денусь.. -Отставить разговоры! Щелчок Сегодня дежурство капитана Олафа Мастерсона , лысеющего, рыхлого пухляка, добродушного но строящего из себя строгого ментора. Как всегда опухший и воняющий перегаром он близоруко щурился в планшет и быстро водил длинным сканером, нажимая подтверждение под каждым всплываюшим значком фамилии. -Тико! -Тут я Олли, как от тебя вкусно пахнет, что ты вчера пил? Под смех ближайших в шеренге соседей потягивался и громко зевал Росс Тико, круглый, маленький азиат, он казалось никогда не унывал, даже оказавшись в подобном месте с самого утра уже успевал бодро шутить и смешить всех вокруг. -Тико, ты что то сильно веселый, наверно мало тебе работы даём, ворчал капитан Мастерсон, но все же кривился от усмешки. Щелчок. -Ниима, Рей! -Здесь. -Не слышу! -Здесь капитан! Быстрый щелчок сканера и перекличка двигалась дальше. Через 10 минут звенел длинный звонок, сигнализирующий что все на месте и распорядок дня продолжается по плану - полчаса на то чтобы одеться, умыться, оправить нужду и снова построение перед камерами , чтобы по сигналу, колонна за колонной, группой по 30 человек отправиться в столовую. Распорядок и режим это то что было частью его жизни с детства. Менялись только стены, а правила и ограничения внутри этих стен оставались неизменными. Кто то назовёт это стабильностью. *** Дети очень быстро понимают что чтобы выжить нужно подстраиваться под правила взрослых. Дети сироты не знающие иной жизни вне системы понимают правила очень быстро. Твое место в системе среди сотен таких же брошенных детей - сужается до пятачка твоей кровати, маленькой тумбочки и маленького схрона тех вещей которые становятся твоими - крошечные сокровища: безделушки- игрушки, машинки и открытки от спонсоров, приезжающих на праздники в приюты или подарки от семей, они становятся частью твоей маленькой жизни. Но потом происходят события которые вносят измения в эту систему. Один из ребят, Стив, который в приют попал из семьи, отмечал черточками дни на стене позади своей кровати. Один день - одна черточка. Он все время говорил о том что здесь он ненадолго и мама приедет за ним обязательно. Рассказывал о жизни, которую Рей никогда не знал - о праздновании Рождества, поездках за город, о том что есть день рождения и в этот день тебе дарят подарки и приносят огромный торт. Стив часто плакал по ночам, что несвойственно детям, которые в приюте оказываются сразу из дома малютки, такие дети никогда не плачут, они никого не ждут, они прекрасно знают о наказании за поведение вне системы. Шестилетний Рей слушал его рассказы с удивлением и недоверием. О первых изменениях системы он узнал когда он сам стал попадать в семьи усыновления и многое из того что рассказывал Стив условно подтверждалось. В каждой такой семье были свои правила и своя система, которую часто Рей уловить не мог, то что можно было в одной семье нельзя было в другой. Часто его пребывание в семье не продолжалось больше месяца, и порой он ждал возвращения в приют - взрослые порой бывали жестоки, грубы и наказывали его за любую повинность - за сьеденое вне ужина печенье, за спрятаные запасы - тогда чувство голода было его постоянным спутником. В приюте по крайней мере были строгие но стабильные правила и своя, знакомая система. Больше всего ему понравилось в семье Алансов, женщина, которая просила называть её Эмили было очень доброй и заботилась о нем так, как ему в его представлении, по рассказам Стива, должна заботиться мама. Это было самое близкое, что могло характеривать слово семья. В их доме было много игрушек, у него была настоящая отдельная спальня, и он впервые спал в кровати которая хорошо пахла стиральным порошком и солнцем, а одеяло было ярким, с изображением мультяшных героев, после серых застиранных простыней приюта, которые пахли сыростью и пылью это было настоящим удовольствием, там он впервые попробовал домашний свежеиспеченный пирог, а мистер Аланс научил его играть в видео игры и даже несколько раз брал его на рыбалку, впервые у него была собака, большой мохнатый питомец Шур, с которым можно было носиться по двору или в обнимку сидеть у телевизора. В этой семье он прожил год, там он стал ходить в начальную школу и быстро научился читать и писать. Большая библиотека в доме стала для него огромным окном в другое измерение, он читал запоем, открывая для себя другие миры - сказки, книги по истории, детективы захватывали его маленький разум, расширяя границы с молниеносной скоростью. Он с нетерпением ждал Рождества, ощущение, что теперь у него есть настоящая семья, что возможно это и есть те люди которые обещали вернуться за ним зарождало в груди настоящее тёплое чувство. Но Рождество в этой семье ему встретить так и не удалось. Когда ты выживаешь в быстро меняюшихся правилах у тебя развивается интуиция на свехуровне. О том что грядут перемены он почувствовал сразу. Алансы стали все чаще шептаться о чем то, заперевшись в спальне или библиотеке, часто стали переходить на повышенные тона, после этих разговоров Эмили ходила с заплаканными глазами, а мистер Аланс выходил из дома, сердито хлопнув дверью и долго курил на заднем дворе. Тревога зарождалась в Рее все больше, и в один из дней Эмили, с красными заплакаными глазами сказала ему собираться в парк развлечений. Это был настоящий праздник незабываемый день, ему разрешили абсолютно все - покататься на всех аттракционах, стрелять по воздушным мишеням и гонять на машинках, он впервые попробовал огромный шар разноцветный сладкой ваты, но хмурый мистер Аланс и грустная Эмили как то портили все впечатление и Рей лихорадочно думал что он сделал не так. Узнали ли они что он разбил чашку и закопал её в саду? Или то что он припрятал пачку галет среди вещей? Алансы не наказывали его и никогда не ругали, но тревога росла с каждой минутой. Когда в полном молчании они возвращались домой, а затем, когда попросили его сесть на диван в холле, так как им нужно кое что сказать тревога в груди уже выла сиреной. Хмуро глядя в пол мистер Аланс объявил что Рей завтра вернётся в приют. Усыновление стоит денег, поэтому как ни бы ни старался мистер Аланс он не сможет оплатить процедуру и, к сожалению им придётся отказаться от этого. Чувство горечи, сожаления и одновременно облегчения затопило его в тот момент, плачущая Эмили вдруг стала для него самой милой, а мистер Аланс - самым добрым человеком на свете. Они так старались! Ради него! В тот момент он был охвачен такой любовью и благодарностью к ним, что впервые за все время заплакал вместе с Эмили, тогда он вдруг подумал что это самые лучшие люди на всей земле. Только спустя время он узнал что усыновление - бесплатная процедура во всех пятнадцати штатах, к тому же государство само оплачивает пособие за каждого усыновленного ребёнка и даёт налоговые послабления тем, кто проходит эту процедуру. А вернули его потому, что мисисс Аланс наконец забеременела. Система веры в людей в очередной раз рухнула и погребла под собой все надежды от такого предательства. Хуже всего было то, что он узнал об этом в самых пошлых и грубых выражениях, сопровождаемых визжащим, гиеньим смехом, от Платта, очередного опекуна, в его зловонном, неухоженом доме возле городской свалки. *** Когда ты не знаешь ничего иного, серая, мрачная система приюта кажется полне обычным укладом, нормальной жизнью в которой живёшь ты и сотни таких же как ты. Но когда тебе дают почувствовать что-то лучшее то старая система оказывается убогой тоскливой реальностью. Наутро, когда за ним приехали соцработники, Алансы не вышли его провожать, вышел только его пёс, мохнатый Шур, поскуливая вилял хвостом следуя за ним до машины. Он обнял собаку и вдруг захотел сказать что вернётся за ним но слова застряли в горле. Не понимая причин и последовательности событий он почему то понимал что никогда не вернётся сюда . А дать обещание не мог, не мог поступить так как поступали с ним, не мог обмануть ожиданий этих верных доверчивых глаз. По возвращению он обнаружил что в его корпусе почти все дети поменялись, Стива не было, наверняка его забрали в семью, как и других детей, а кровать Стива теперь досталась ему. Он смотрел на стену, испещеренную черточками и вдруг стал сам продолжать ставить их каждый день. Будто это признак того что так делают дети, у которых есть семья. Это стало его новой традицией, ниточкой связующей ту, недостижимую жизнь где у тебя есть семья, дом и эту наполненную одиночеством, равнодушием и однообразной пресной едой в столовой на сотню человек, где ты безличен, ты никто. Где то внутри тлела надежда что вдруг Алансы найдут возможность и вернутся за ним, ведь многих забирали в семьи и они больше не возвращались в приют. Каждая черточка будто приближала его в теплый дом со своей спальней, ванной и сытным завтраком за круглым столом в уютной кухне. Но каждый раз как приезжали потенциальные опекуны и их выводили на смотрины он с надеждой высматривал пикап Алансов, искал глазами в каждом посетителе его родителей. Но дни проходили за днями, приезжали разные люди, но на него практически никто не обращал внимание. Рей вдруг понял что чаще берут малышей, а восьмилетний ребёнок, подростки и дети постарше практически никого не интересуют. К тому же он стал быстро расти, очень вытянулся, худоба и тоска в глазах скорее отталкивали потенциальных опекунов. Он вдруг стал замечать разницу между детьми приюта и домашними детьми. Школа куда он ходил у Алансов сильно отличалась от социальной школы для приютских детей. Стены в социальной школе были выкрашены в серый цвет, всегда пустые, единственным украшением были памятки правил и запретов. В той школе стены были яркими, украшены разноцветными картинками, флажками, фотографиями групп, отличников, наградами и досками для поздравлений. Домашние дети были безработными с круглыми, доверчивыми лицами, игривые и пухлые словно щенята, приютские же были похожи на полуголодных воробьёв, взьерошенные, худые, с ожесточёнными, впалыми недоверчивыми глазами волчат в одежде с чужого плеча. Он осознал что выглядит точно также и поэтому люди скорее шарахаются от него чем умиляются, Рей замкнулся и перестал бежать сломя голову на смотрины, больше стал прятаться в укромных уголках приюта, с книгой, тайком утащенной из библиотеки. *** Импульсный звонок оповестил о дальнейшем распорядке, после обеда шеренгой заключённые шли на прогулку во внутренний двор закрытый по периметру забором под напряжением. Вышки надсмотрщиков практически всегда пустовали, а забор был сетчатым, что давало вид на холмы и степи вокруг тюрьмы и некое ощущение настоящей прогулки на природе. Тюрьма округа Джакку относилась к классу Д - здесь содежались мошенники, и мелкие воры ,и по большей частью те кто сидел за хулиганство и интернет махинации, все с небольшими сроками и большим потенциалом выйти по УДО. Те кто сидел за тяжкие преступления, рецидивисты, матерые уголовники содержались в тюрьмах особого режима класса Б и А - для заключенных на пожизненные сроки и те кто получал смертный приговор. Здесь не было тех правил и леденящих душу случаев насилия, междуусобных войн и всего того что обычно рассказывают и описывают в фильмах и книгах про зеков, ботаны, интеллектуалы, айтишники и мелкие проходимцы создавали иллюзию что это некий университетский городок. Здесь была даже возможность работать - сборка мелких деталей, электроники, плат, к концу срока копилась даже очень приличная зарплата. Росс Тико - первый с кем познакомился Рей попав в заключение. В камерах содержалось по два человека и Росс оказался его соседом. Росс был хозяйственником - доставлял почту, разные мелочи по камерам, а также доставал любую контрабанду за отдельную плату - шоколад, сигареты, телефоны, симки и даже ноутбуки. В первые дни Рей был в состоянии прострации- он ничего не чувствовал, ничего не понимал, не ощущал вкуса еды. Тело, привыкшее к распорядку будто само встроилось в привычную систему дня сурка - подъем, столовая, прогулка, работа, построение, столовая, отбой, сон. Росс же своим неизменно смешливым характером знающий все обо всех незаметно растормошил его. Небольшого роста, пухлый, круглолицый вьетнамец по присхождению, познакомил его со своим братом, которого все звали Пейджером, устроил Рея на работу по сборке техники и это стало каким то развлечением в череде однообразных дней. Он доставал Рею сигареты, мыло, которое пахло мылом, в отличии от казенного, которое пахло тухлыми яйцами и снедь вроде батончиков с орехами - хорошее подспорье после тюремной безвкусной баланды. Росс и Пейджер, или Пейдж сидели за изготовление считывателей карт, с помощью которых воровали деньги со счетов посетителей в клубах и концертах и других массовых скоплений людей, незаметно прижимая устройства к кошелькам и карманам, но однажды попались на крупной сумме при попытке обналичивания. -Не больше двадцатки надо брать, рассуждал Росс, двадцать туда, десять туда, обычно такие суммы не замечают, жуя какую то очередную снедь рассказывал Росс, ты знаешь сколько скрытых комиссий берут банки? Вот поэтому фраерки не замечают. А вот сотня тысяч сумма заметная, но там был такой ляш, кто бы мог подумать что он сразу хватится, он в казино по полляма просаживал, явно же коррупционер, кто на свои деньги так будет играть? Общительный, коренастый, пронырливый Росс вообще не был похож на своего брата, Пейдж был молчаливым, сухощавым и весь забитым татуировками, когда то он работал в крупной компании разработчиком приложений. Вокруг их группы терлись такие же айтишники и мастера махинаций, Рей тогда подумал что это не очень хорошая идея - собрать такую шоблу вместе - побрейнштормят такие ребята, обменяются опытом да и создадут такую схему что облегчит кошельки обывателей а то и крупных корпораций уже не на сотню другую, а на миллионы кровно заработанных. Прогулка в тюремном дворе - это по сути хождение по кругу, та же система. Люди сидели группами кто - то качался на турнике, кто то курил, оживленно обсуждая какую то новость прочитанную на контрабандном планшете, кто то играл в волейбол через ипровизированную границу - канат натянутый между турниками. Рей просто сидел, сложив локти на коленях, греясь в последних теплых лучах осеннего солнца, вполуха слушая разговоры вокруг, за полтора года отсидки с него сошёл почти весь загар и веснушки на лице поблекли, и теперь на бледном лице выделялись погасшие зелёные глаза. Он осунулся, похудел, ощущая как растаяли былые мышцы, стал больше сутулиться и теперь в мутном маленьком зеркале камеры он казался себе почти стариком. Ему ещё не было и двадцати пяти, но события последних лет будто заставили прожить каждый год за десять. Особенно после того как узнал о смерти Кайлы. Кайла. Имя, словно тягучее драгоценное масло удового дерева с нотами дикого апельсина и амбры, вьевшееся под кожу, впитавшееся в его самые глубокие слои. Спустя 15 месяцев он до сих пор чувствует этот запах. Её парфюма, кожи и волос. Она пахла остро и сладко, упоительной болью и воспаленным наслаждением. Его предавали все время, но только после её предательства у него не осталось ни сил ни желания. Дважды предала, сначала обманула, а потом умерла. Она разрушила все опоры его мелкой системы жизни, где он был никто из ниоткуда, заставив поверить что он для неё что то значил, а теперь ушла, оставив лишь выжженную пустоту и фантомный аромат.Когда она снилась ему в последний раз? Вчера. Или сегодня тоже? В череде одинаковых дней неутихающая боль тоже стала частью этой системы и перестала быть индикатором времени. Дребезжание тележки и оживленный гул во дворе означал одно - пришла почта. Росс выкрикивал имена и раздавал конверты. Кто то подпрыгивал в предвкушении, кто то оставался безучастным, а кто то медленно отходил от тележки в горестном разочаровании. Рей поднял голову. Месяц прошёл, время очередного письма. -Рей тебе опять письмо! То самое! Росс многозначительно подмигнул. Письма приходили невскрытые, но держа очередной, обычный белый конверт, Рей знал что там. По правилам вся почта должна была вскрываться и проверяться, но многие офицеры ограничивались лишь проверкой сканером и металоискителем, понимая, что письмо из дома хранит часть тепла с воли, а тронутое чужими руками и глазами словно вянет как раздавленый цветок. Словив взгляд Пейджа и Диджея, сидевших рядом он сунул письмо в карман робы. Самое первое письмо пришло спустя три месяца после заключения, простой белый конверт, а в нем открытка, обычная туристическая открытка с видами города, как потом выяснилось Набу, в Калифорнии. Без обратного адреса, без штемпеля - открытка скорее всего была заказана онлайн, текст напечатали на самой открытке, на почте его просто отправили по адресату. Когда Росс впервые принёс письмо, внутри вдруг все перевернулось. Он подумал на минуту что это Кайла. Что все оказалось ошибкой и в той машине была не она. За ту секунду что он вскрывал конверт он простил ей все. Ему даже показалось что он явственно слышит аромат ее духов, горький дикий апельсин чувствовался на бумаге. Останься в живых, чудовище, я сам тебя придушу, суку, раздеру твою длинную белую шею голыми руками, выпью твою кровь и сожру твою плоть! Только будь жива... Дрожащими пальцами Рей открыл конверт, долго смотрел на текст, перечитывая каждое слово ещё раз и еще раз и ничего не понимая.