Сборник драбблов по заявкам и без

Отеки не проходят и через два месяца - напротив, усиливаются. Стройные сильные ноги Лионеля превращаются в рыхлые, одутловатые уродливые подставки, не влезающие не только в сапоги, но и в домашние мягкие туфли. Впрочем, ходить больно, а голова болит и кружится. Если резко встать, в глазах начинает двоиться, а читаемые документы и книги покрываются странными черными пятнами, которые не удается сморгнуть. Лионель сжимает зубы и откидывается на подушки. Через пару недель все должно закончиться, ребенок родится, и тогда его тело придет в норму. Он в самом расцвете сил, ему только сорок лет, надо только пережить, перетерпеть еще немного. Леворукий побери то, что эориям вынашивание дается тяжелее, чем обычным женщинам. Цена за наследство абвениев высока, но и награда достойна. Росио сидит в ногах и тихонько играет на гитаре - от громких звуков болит голова, но от невозможности ни читать, ни двигаться можно сойти с ума. Регенту нужно быть во дворце - но Рокэ гоняет курьеров, секретарей и заместителей в хвост и гриву, и проводит у постели Лионеля почти все время, что тот не спит. Сам Росио спит непонятно когда - ночами он читает документы за себя и за кансильера. Он похудел и осунулся, но смотрит так, как будто Лионель все еще строен, прекрасен и здоров. Росио старше на четыре года - и не дай Создатель ему пройти через такое. Хватит с него испытаний - и Винная, и Багерлее, и дыра… У Лионеля двое младших братьев, одного ребенка, наследника Кэналлоа, будет достаточно. Рокэ играет любимые мелодии и смотрит на мужа. Лица почти не видно за животом, по которому изредка пробегает дрожь - даже сквозь рубашку и одеяло видно, как младенец движется внутри. Это невозможное, невероятное чудо - их сын или дочь. Лионель резко вздыхает, и Рокэ откладывает гитару в сторону и подходит узнать, не принести ли воды, фруктов, или помочь встать и дойти до ночной вазы. И бросается к любимому - лицо дергается, словно не может решить, улыбаться или скалиться. Застывший взгляд смотрит в никуда, и огромные зрачки закатываются назад, оставляя страшно белые глаза под полуприкрытыми веками. Рокэ трясет Лионеля за плечи, в ужасе, и дергает за шнур - сейчас надо послать за лекарем. Тот не реагирует ни на что, только сжимаются сами по себе в кулаки руки. Прибежавший Хуан отдает приказания, сам подскакивает с другой стороны, отбрасывает одеяло - как раз к тому моменту, как Лионель внезапно запрокидывает голову назад, бледный, напряженный, весь натянутый, как струна. Падает с кровати сброшенная гитара, синеет лицо, глубже становятся складки у рта - и перестает вздыматься грудь. Рокэ впивается в его губы поцелуем жизни, проталкивая воздух в легкие, Хуан ритмично сжимает ребра напротив сердца. Дергаются руки и ноги в судорогах, сбивая простыни, но наконец грудь вздрагивает сама по себе и дыхание вырывается из легких громким хрипом. Рокэ отрывается от обмякшего мужа и вытирает рукавом пену, стекающую с его губ. Тот без сознания, но дышит, а его сердце бьется. Прибежавший лекарь моет руки касерой - ребенок родится сегодня, сейчас, пока не наступил новый приступ. Кровопотеря полезна больному, но может убить младенца. Прибегает со стопкой полотенец Хуан, проводит прямую на бледном животе скальпель, снова вытягивается в струну тело и синеет лицо, засовывает руки по локоть - или только так кажется? в живот старый мориск, достает шевелящееся существо. Рокэ с силой выдыхает воздух в рот Лионеля - челюсть пришлось размыкать силой, останутся синяки, дышит снова и снова, пока детский мяукающий крик не заставляет его повернуть голову. Из разреза на опавшем животе почти не сочится кровь. Этого не может быть, раны в живот всегда кровоточат, да из любой царапины крови больше - и Рокэ снова дышит за Лионеля, стараясь, надеясь, молясь Леворукому, Создателю, Абвениям и всем кошкам, пока ему самому не перекрывает горло рыданием.