Сборник драбблов по заявкам и без

- Полковник! Полковник, вы меня слышите? - Простите, господин маршал, - Валентин Придд вздрогнул и отвернулся от окна. Лионель Савиньяк оценивающе посмотрел на мальчишку. Ровесник Арно и однокорытник, к которому брат испытывал неприязнь, судя по дуэли и количеству взысканий. Герцог Придд выжил в Багерлее, где погибли его родители. Выбрался из Раканы, получив рекомендацию от Росио и звание полковника. Выжил в дриксенском плену после Мельникова луга. Он - выжил. А Арно похоронен неизвестно где… - Расскажите еще раз, как вы попали в плен, и что с вами случилось. - Нас разметало смерчем. Подо мной понес конь, и когда я сумел его остановить, то был среди полка неприятеля. Меня окружили и, не видя возможности пробиться или устранить офицера, я положил оружие. Меня разоружили, записали имя, звание и титул, и отправили к военнопленным офицерам. Нас было восемь человек, включая меня и Арно Сэ. - Придд говорил монотонно и безэмоционально. Лионель не помнил, было ли это типично. В бытность в Олларии тогда еще граф Васспард, оруженосец Рокслея, был тих и незаметен. - Как с вами обращались? - Пленных держали в палатке под круглосуточным присмотром. Раненым была оказана медицинская помощь. Кормили армейскими пайками дважды в день, чистой воды выдавали ведро в день. - голос полковника стал еще безжизненнее, и маршал отметил обезличенность фразы. “Пленных держали”, не “нас”, не “меня”. - Сколько вы провели в плену? - Два месяца. - И все это время вы жили в палатке с семью офицерами? Небольшая палатка, брошенные на усыпанный соломой земляной пол тонкие тюфяки. Запах пота. Брошенные мундиры, грязные рубахи, немытые волосы. Раз в неделю их под конвоем ведут к ручью и дают вымыться. От близости чужих тел и от запахов никуда не деться, но Валентин продолжает сидеть в застегнутом наглухо мундире. При мытье в ручье мундир приходится снять, чтобы как следует прополоскать, но рубаху и исподнее он оставляет на себе, и как может растирает кожу под одеждой речным песком, и им же промывает волосы. Запах прелой соломы, нечистот и пота напоминает о Багерлее. Ощущение плотного сукна спасает от полного погружения в воспоминания. Насмешки Арно и других офицеров задевают, и Валентин прячется за вежливостью и невозмутимостью. - Да, господин маршал. - Вас допрашивали? - Я не счел возможным отвечать на вопросы, не касающиеся моего имени, звания и титула. - Допрашивали ли остальных? - Насколько мне известно, всех военнопленных иногда уводили по одному на несколько часов. Между нами с самого начала была договоренность не говорить между собой ни о чем значимом, так как нас наверняка слышали караульные. - И о чем же вы беседовали? - Мы обсуждали литературу. В Лаик мы учили наизусть Дидериха и Веннена, так же мы делились прочитанными сказаниями и легендами. Стараниями корнета Понси многие помнили стихи Барботты. Валентин не запомнил, кто первым начал читать по памяти перевод Иссерциала. Разумеется, тема любви мужчин вызвала новый шквал шуток и насмешек. Всех над всеми, заскучавшие офицеры, лишенные возможности заняться хоть какой-то полезной деятельностью, грубостью шуток немногим отличались от солдат. Он дышал на счет и удерживал воспоминания на расстоянии, а когда шутки слишком больно били по живому, декламировал по памяти Барботту, и пока офицеры смеялись над любителем подрубленных пней, Валентин отодвигал воспоминания в дальний угол памяти. Арно Сэ заметил связь Барботты и Иссерциала на третий раз. В дальнейшем он переключал внимание эсператисткими сказаниями о Леворуком, не подозревая, к чему это приведет. - Вы недоговариваете, - отвлечь маршала Савиньяка еще сложнее, чем отвлечь его младшего брата. - Боюсь, я так и не стал ценителем этого поэта, господин маршал. - Как погиб Арно Сэ? - Теньента Сэ застрелил караульный при попытке побега. Пуля попала в легкое, и приглашенный лекарь не смог ничего сделать. Темнота перед рассветом, снятые часовые и палатки, шорох ткани, широко раскрытые глаза идущего раньше времени на пост дрикса, вскрик: “Леворукий!” и выстрел - выгоревшие, почти белые волосы и черные глаза Арно, распахнутые в изумлении, и медленное падение на траву. Ругань прибежавших на шум солдат и офицеров, и пытавшихся бежать пленников загоняют в палатку ударами прикладов… Застрелившего ценного пленника караульного выпороли, но младшему Савиньяку было уже все равно. - Что вы недоговариваете? - рука маршала обхватывает запястье, и Валентин пытается освободиться, берет себя в руки, сжимая кулак свободной руки так, чтобы ногти вонзились в ладонь. Но Савиньяк уже почуял кровь, и его вторая рука хватает подбородок и поднимает голову герцога так, чтобы он не мог ускользнуть от взгляда. Его держат, снова держат и снова спрашивают, память и паника накрывают с головой, и Валентин тонет в прошлом. Лионель видит расширенные зрачки, меловое лицо и успевает поймать упавшего в обморок полковника Придда. В себя тот приходит на кушетке, со смоченными касерой висками. - Нюхательных солей у меня нет, - недобро усмехается старший Савиньяк, - а вот вопросов прибавилось. Вы все еще утверждаете, что обращение в плену было хорошим? - Да, господин маршал. Приношу свои извинения за обморок. - Валентин понимает, что теперь его не отпустят. Остается решить, чем придется пожертвовать. - Вы либо лжете, либо являетесь предателем, либо трусом. В любом случае, вы не годны к военной службе. Рассказывайте то, что пытались скрыть, если хотите выйти в отставку, а не попасть под трибунал за измену. Савиньяк опирается на стол, складывает руки на груди и смотрит с презрением. Валентин встает, поправляет мундир. - Я даю вам слово чести, что не солгал и не предал. Но, - взгляд на кушетку, - я вынужден признать обвинение в трусости. После плена воспоминания о Багерлее стали более, хмм, навязчивыми. Я надеялся, что смогу с ними справиться самостоятельно, и что они не помешают мне воевать. - Багерлее? - презрение во взгляде сменилось внимательным интересом, обещавшим больше неприятностей. - Допросы с пристрастием. Вам нужны подробности? - К сожалению. Обещаю, что сохраню вашу тайну, если она не связана с безопасностью Талига. Лионель смотрел, как мальчишка, оправившийся от обморока и снова надевший свою броню, принимает решение. Интересно, какую стратегию он выберет? Давить на жалость? Скрывать перенесенное? Выпячивать стойкость? Раз его не казнили, значит в преступлениях семьи он не замешан? Да и были ли преступления, или Колиньяр устранял конкурентов? Хотя герцог Вальтер Придд был замешан в восстании Борна, восстании Окделла и не только… Знает ли его сын подробности? Насколько хорошо он знал шурина? Знает ли он что-то о смерти отца? Можно ли на него надавить? И стоит ли его ломать? Росио не разбрасывается рекомендациями, и редко ошибается… Но Арно не доверял ему, и погиб в плену… - Я не возьмусь рассказывать, но если вы располагаете временем - полагаю, потребуется около пяти часов, - то вы сможете убедиться, что пережитое мной не повлияет на исполнение мной долга. - Простите, я кажется неправильно вас понял, - маршал не предвидел такую реакцию, - вы предлагаете мне вас допросить? - Если вы настаиваете на подробностях, я хотел бы снова пережить произошедшее. - Зачем? - Мне не нравится падать в обморок. Во мне что-то сломалось. Возможно, я смогу понять что именно, и как склеить куски, или хотя бы собрать мозаику из осколков… - А мне вы отводите роль палача? - маршал не выглядел шокированным. Валентин покраснел, ответил прямым взглядом и кивнул. Лионель задумался. Если не использовать помещение гауптвахты, а снять дом с подвалом… Что он теряет? Отставка или трибунал остаются в любом случае. Нападение на него? Охрану можно будет организовать. Тайна, которая их свяжет с герцогом? Полк лиловых можно поставить в заслон так, чтобы его потребовалось расформировать после сражения. - И если я окажу вам эту услугу? - Я отвечу на ваши вопросы о плене. После. А вы позволите мне служить дальше, если я смогу справиться с воспоминаниями. - Вы меня удивили, герцог. Я согласен. В подвал полковник Придд спустился легкими шагами, зажег принесенные факелы, выложил несколько запечатанных конвертов на стол, достал из принесенного мешка моток веревки и посмотрел на маршала. - Конверты пронумерованы в порядке очередности. Я попрошу вас вскрывать следующий только после выполнения предыдущего. Инвентарь в мешке. Если вы захотите остановиться, я прошу вас сжечь оставшиеся конверты, не читая. - Обещаю. А если остановиться захотите вы? - Я в любой момент могу дать признательные показания, - безжизненно ответил Валентин. Лионель хмыкнул, вскрыл первый конверт, прочитал и бросил: - Раздевайтесь. Первые три конверта не принесли ничего удивительного. Дыба, которую пришлось заменить переброшенной через балку веревкой и привязанным к ногам мешком, плеть, удушение шарфом, побои. Герцог Придд терпел молча, и лишь кивал, когда Лионель спрашивал его, точно ли он хочет испытать пытки по второму разу. Савиньяк видел оставшиеся от Багерлее шрамы и наносил свои более легкие, чтобы не рассечь кожу, но достаточно болезненные удары. Судя по давности шрамов, полковник не лгал - маршал не видел свежих следов на бледной коже северянина. Через три часа он чувствовал усталость и уважение к полковнику. Тот тяжело дышал, но оставался в полном сознании и ни разу не был на грани обморока. Оставался один конверт. Что же такое с ним сделали? Прочитав, Савиньяк отбросил бумагу. - Вы шутите? Или повредились рассудком? - В небольшой палатке невозможно было остаться наедине. Запах прелой соломы, немытых тел, прикосновения, вызванные теснотой… Я в своем уме, граф. Лионель подошел к привязанному лицом в стену Валентину, прижался к его голой исполосованной спине грудью, обхватил его горло и сжал. - Вы хотите насилия, и считаете, что я вам его устрою? Мне проще убить вас на дуэли. - Савиньяк был в ярости и даже не сразу заметил, как дрожит всем телом прижатый им мальчишка. - Разрубленный змей! Лионель отпустил пленника и отошел на несколько шагов. - Сейчас я вас развяжу, полковник, и мы забудем о сегодняшнем дне. - В таком случае мои тайны умрут вместе со мной, маршал. - Голос Придда дрожал, но в его решимости Лионель не сомневался. - В меня вы влюбиться не могли, и в безумии вас заподозрить сложно. Вы были влюблены в Арно? - Я жалею, что мы не стали друзьями, и о том, что невольно стал причиной его гибели. - Уговариваете меня дойти до конца? Прелестно. Вас пугает любовь мужчины или насилие? - У меня недостаточно опыта, чтобы ответить на этот вопрос, господин маршал. - В самом деле? А какой опыт создал у вас впечатление, что меня возбудит, эээ, данная диспозиция? - даже в свете факелов было видно, как вспыхнул Придд. - Прошу меня простить, господин маршал. Я не подумал. - Мальчишка сжался, пытаясь спрятаться, опустил голову, и Лионелю стало его жалко. Он срезал веревки, накинул полковнику на плечи его мундир и протянул флягу с вином. - Так что вы можете рассказать мне о смерти Арно? - Когда шутки о гайифской любви становились невыносимы, я отвлекал внимание офицеров. Сначала Барботтой, потом древними эсператисткими сказаниями. В Васспарде хорошая библиотека… Но нас действительно подслушивали, а в Гаунау и Дриксен Леворукого изображают с черными глазами. Мы были на полпути из лагеря, но увидевший нас караульный решил, что видит воплощение зла, и выстрелил. Простите. И за сегодняшнее, - мальчишка снова покраснел. - Я готов принести вам удовлетворение на дуэли. Лионель покачал головой, - Едва ли вы можете винить себя в суеверности чужих солдат. Как ваши страхи, полковник? - Гораздо лучше, спасибо. Я забыл, - Придд удивленно посмотрел на Савиньяка, - что нормальному человеку возможность насилия не покажется привлекательной. - Да уж. Не думаю, что офицеры и Арно набросились бы на вас. Когда мы освободим Олларию, мерзавцев, которые неподобающе обращаются с заключенными, надо будет казнить. Ну что ж. Полагаю, на этом допрос можно считать законченным. - Лионель нагнулся, подобрал брошенный последний конверт и поджег его о ближайший факел. Валентин оделся и собрал инвентарь в мешок. Он действительно чувствовал себя значительно легче - и от того, что пережил повторение допроса с достоинством, и от того, что теперь в нем был не только страх, но и доверие к окружающим его офицерам - нормальным, здоровым мужчинам, которым и в голову не придет навязывать себя ему. - Благодарю вас, господин маршал. Вы позволите вернуться к выполнению моих обязанностей? - Я буду следить за вашими успехами, полковник. И, Валентин, - Придд вскинулся на фамильярность, - если страх вернется и вам понадобится помощь или опыт здоровых отношений, обращайтесь.