Спасибо за приглашение!

      Если направить яркий луч чуть под углом, то тот пройдёт изгибаясь и преломляясь сквозь чёрную хладную воду. Если на неё чуть-чуть подуть или провести рукой, то по ней пронесётся рябь и тогда, не достающий до дна касательная луча взбередит чёрных подводных монстров. Они потекут волнами, давя друг друга, борясь с физическими преградами поверхностного натяжения. Но напряжённые глаза расслабятся и самоуверенный мозг примет кошмарную давку прячущихся в воде существ за успокаивающее действо.       Этим и занимался Фрэнсис, то и дело едва касаясь подушечками пальцев ледяной воды в фонтане, а потом направляя на неё свет. Занятся всё равно было нечем, а перекидываться взаимными оскорбинками с бухтящим Артуром уже не хотелось. Как-то не горел он желанием ссориться в такой темноте. Всё вокруг словно прерватилось в зловещие декорации театра, в постановку которого их без спроса запихнули. Ну, точнее, как без спроса. Фрэнсис был как раз-таки одним из яро поддержавших идею с авантюрным взломом. Однако, как это обычно и бывает, только оказавшись внутри таких притягательных с первого взгляда обстоятельств, начинаешь понимать как сильно ты ошибался.       Фрэнсис этого признавать отнюдь не собирался, но всё же неосознанно одним глазом следил, где же в темноте находится фигура его друга, и не сдвинулась ли она с места. Артур же, всё ещё пребывая в скверном расположении духа, начал было притоптывать ногой, но распространившийся по центру звук ударов подошвы об пол звучал так зловеще, что он разумно прекратил это дело, и просто бесцельно стоял, силясь выцепить из мрака хоть кого-нибудь из всей их компании.       И нужно сказать, глаза напрягал он не даром. Когда прошло уже порядком времени, а в темноте всё казалось бесконечно долгим, и обоих парней уже даже начало клонить в сон, а веки смежать, то раздался оглушительно громкий топот. Слоновий, если быть точным, или даже целого стада, потому что бежал человек на пятой скорости, и, по какой-то причине вслепую. Фрэнсис, ровно на которого, судя по звукам, и были нацелены шаги, слегка перетрухнул, и поэтому пока его ещё не успели сбить крикнул в темноту:       – Вы кто?       Артур внезапно зашипел. В его вечно утомлённую подозрениями голову сразу пришла мысль о том, что это кто-то из местных работников, и что кричать и хоть как-то подавать сигналы о своём присутствии не следовало. Но Фрэнсис, естественно, сделал всё бездумно. Ничего удивительного, что ответа не последовало, а через следующие секунд пять в него буквально влетело чьё-то тело и дрожащим голосом принялось что-то путанно бормотать.       Фрэнсис, сам напугавшись досмерти, постарался отлепиться от незванного клеща, но тот вцепился такой крепкой судорогой, что ничего нельзя было сделать.       – Да отцепись ты от меня! – невольно воскрикнул он, пытаясь в полной темноте отбиться и одновременно не утопнуть в фонтане.       – Т-там... Чел-.. пила... Я в.. а оно.. и я, – путанно что-то говорил голос, срываясь на фальцет. Слышно было, что человек на грани паники.       Яркий свет ударил им обоим в глаза. Недовольный Артур решил всё же дать обнаружить себя, но помочь другу. И каково же было удивление – и его, и Фрэнсиса, – когда прилипшим, как муха к клейкой ленте, человеком оказался Миккель! Вид у него правда был смертельно бледный, даже в жёлтоватом свете фонарика. Дышал он, словно пробежал марафонскую дистанцию как минимум трижды, глаза были по пятьдесят центов, а в руке была зажата отвёртка. Увидев потенциальное холодное оружие, Фрэнсис медленно отстранил его руку от себя и крепко её схватил, чтобы если что успеть предотвратить удар.       – Миккель, ты чего? Что случилось? – тут же воскликнул он, мигом преобразовывая чувство испуга в не менее сильную по мощности заботу.       – Я... Там, в туа-туалете, – он сделал ещё одну попытку выдавить из себя цельное предложение, но в итоге сдался и уронил голову Фрэнсису на плечо. Со стороны могло выглядить даже романтично, однако тут было уже не жо гейских шуточек.       Что почувствовали бы вы, если бы оказались в опустошённом и тёмном, но тем не менее, замкнутом пространстве, желая просто испытать себя на храбрость? Вы остались вдвоём, никто из ваших друзей не пришёл на назначенное место сбора, а потом внезапно прибегает один из них в неадекватном состоянии. Артур, к счастью, умел быстро оценивать ситуацию. Резкими и широкими шагами он приблизился к парочке, всё-таки сумел оторвать ушедшего в себя Миккеля и впихнул Фрэнсису в руки фонарик и со строгим: "Свети давай". Тот, не думая, подчинился, совсем забыв про свой фонарь, он светил артуровым. А тот, тем временем, развернул парня лицом к фонтану, схватил его за макушку и под возглас Фрэнсиса (крикнул он скорее из неожиданности, чем от испуга) с силой окунул того в ледяную воду.       Рабочий совет, кстати. Подобная практика работает не только при алкогольном помутнении сознания, но и при шоковом, так что через секунду после соприкосновения с водой рефлексы дали бой и Миккель тут же попытался высвободиться. Подержав ещё мгновение, Артур отпустил его голову, и тот, отфыркиваясь, отплёвываваясь, как настоящий пёс, заорал:       – Ты сраный псих Артур! – хладные дорожки затекли ему за шиворот, и теперь стало чертовски неприятно.       – Спасибо за комплимент, – недовольно съязвил он. – Говори  давай, что случилось?       – Это жесть какая-то! – продолжая неприятно морщиться и утираться от ледяной воды рукавом. – Я не смог найти Бера и Тино, времени уже не было, решил спрятаться в туалете. Когда выключился свет, какой-то больной мудак завёл настоящую бензопилу! Я едва выбраться сумел, он вроде как не заметил.       Разумно опустив часть со своими преступными делишками, Миккель вновь неуютно поёжился вспоминая как аккуратно выскользнул за дверь, как почувствовал на своём лице дуновения ветра от крутящихся цепей бензопилы, как пустился наутёк, и невольно обернулся в ту сторону. Его до сих пор холодило при мысли, чего он смог избежать.       – Это что, шутка? Кажется, твои родственнички упомянали, что у тебя ужасное чувство юмора, но не настолько же, – скептично отметил Артур. Он, по-своему, даже обрадовался тому, что рассказал Миккель. Конечно, это была ложь, но зато вечер, что называется, переставал быть томным и он сможет вдоволь поиздеваться над его неудачным розыгрышем.       – Это правда, Артур. – как-то слишком неестественно, слишком серьёзно посмотрел тот на него. Пускай и в туслом луче фонарика, но с лица Миккеля невозможно было не считать, что в его словах шутки нет ни на йоту. Артур почувствовал лёгкие мурашки, но нахмуренного взгляда не отвёл и только презрительно цыкнул.       – Говори что хочешь. Кому в голову придёт заводить бензопилу под дверью туалета, тем более пустого – ведь он не знал, что ты там.       – Откуда мне знать что у психопата в голове?! – взорвался Миккель, от избытка чувств даже как-то по-детски топнув ногой. – Знал он или не знал – мне срать. Важно то, что где-то здесь ходит какой-то человек с оружием. Или ты думаешь, что мне, блядь, привиделось?       – Я уж не знаю какой эффект накладывает трава. Или что ты там выкурил или вколол себе в этом несчастном туалете.       – Ах ты мразь, тебе в прошлый раз у Чармута не хватило? – Миккель стал выглядеть угрожающе. Ещё не до конца растворившийся в его вена адреналин так стремился выплеснуться в некое необоснованное действие, что Кёркленду лучше бы и не лезть на рожон. Но тот лишь с вызовом пялился ему в глаза, позабыв о своём любимом благоразумии и хладнокровии.       – Вы двое, успокойтесь! – у Фрэнсиса всё же прорезался голос. Он недовольно переводил взгляд с одного парня на другого, которые в темноте внезапно решили попетушиться и выяснить отношения. Нет, спасибо, ему и пресловутого Чармута хватило. Так назывался местный бар, в котором этой парочке по случаю окончания сессии случилось надраться как животным, и сцепиться. Итог – сокрушительная победа Дании благодаря его телосложению и чуть меньшему количеству алкоголя, однако у обоих потом обнаружились травмы достаточной болезненности, чтобы в администрации им выдали академ. И кому пришлось ухаживать за Артуром? Конечно, Фрэнсису. Поэтому никак не складывающиеся отношения этого дуэта он решил пресекать всеми возможными способами.       – Допустим, бензопила была. Доказать ты это можешь? – потерев переносицу, с раздражёнными нотками в голосе, спросил Бонфуа.       Миккель молча посверлил его взглядом, но через пару секунд хмыкнул, явно посылая Артура и его хахаля куда подальше, но соблаговолил ответить:       – Не думаю, что он всё ещё там. Но там должен быть выбитый мной проход в вентиляции, – и поймав ехидный взгляд из-за спины своего благоверного, сквозь зубы добавил: – Не стал бы я просто так выламывать решётку.       Настроение было подпорчено изрядно. Причём, у всех троих, хотя Артуру уже нетерпелось высказать пару ласковых обдолбавшемуся Миккелю...       – Как насчёт сходить и проверить? – поднимая тяжёлый взгляд на несчастного датчанина, с головы которого всё ещё нещадно текло, что придавало ему какой-то жалкий вид, предложил Фрэнсис.       – Ну пойдём, – кинув последний уничижительный взгляд, Миккель вновь ступил в темноту.

***

      Прятаться за аркадным автоматом, то есть морозить задницу на ледяном и, наверняка ещё, и немытом кафеле, было таким себе удовольствием. И если Мэттью по привычке безропотно переносил все трудности, то Альфред не мог и пяти минут просидеть спокойно, как ему нужно было сменить позу, перекатиться к другому месту или ещё чего. После получаса этого бесконечного броуновского движения в темноте, отдалённость которого можно было определить только на слух, Мэттью уже был готов молиться всем богам, чтобы по этому грохоту их вычислил какой-нибудь уполномоченный и вывел наконец из этой преисподни с невообразимо холодным полом и Альфредом, у которого шило в одном месте.       Вообще, с самого начала Мэттью был скептично настроён насчёт всей кампании, прекрасно зная о всех фобиях своего брата. Темноты тот боялся ещё с малолетства, следовательно и всех потенциально прячущихся в ней бабаек, начиная с Бабадука и заканчивая каким-нибудь духом туалета из азиатской мифологии. В детстве он напрочь отказывался спускаться в уборную без брата, постоянно залезая тому в кровать, тем самым нарушая спокойный сон, и прямо-таки требуя, что бы тот сопроводил его вниз. Причём, если этого не сделать, то он либо устраивал скандал, поднимая чуть ли не весь дом на ноги, либо потихому обижался и потом творил всякие пакости. Мэтту всегда было себе дороже, поэтому лет до двенадцати ему приходилось быть элитным зевающим полусонным эскортом по дороге в туалет. Собственно, как и теперь, только сейчас ему предстояло всю ночь проследить за тем, чтобы Альфред случайно ничего не сломал, никого не убил и древних духов не вызвал.       В какой-то момент всё стихло, и Уильямс грешным делом было подумал, что его неугомонный брат завалился где-то спать – что не могло не радовать, пускай поспал бы ночку, а перед открытием он бы его разбудил. Но нет, тишина продолжалась не очень долго. Ровно столько, сколько понадобилось столь великому источнику шума, как Джонс неописуемо грациозно проползти в направлении, где по его памяти он оставил брата, ткнуться носом тому в колено, а на его возмущение бестактно прикрыть тому рот рукой. Мэттью, тут же ощутивший ледяную, да к тому же и пыльную руку прямо на своих губах, попытался было протестовать, но его ещё грубее вжали в стенку.       – Т-с-с, – как можно тише прошептал Альфред. Кажется, если бы не лёгкое дуновение на щеке, Мэтт обязательно бы решил, что подобный звук издаёт местная система отопления.       Из-за всепоглощающего мрака, даже на расстоянии ладони, они не могли видеть лиц друг друга, но страх, проникший сквозь тело Джонса, словно по волшебству, подобая электричеству, пробежал по сосудам и влился в душу его брата, потому что тот тоже замер и замолчал, больше не предпринимая попыток выбраться. Он всё ещё ждал объяснений, но если бы всё происходило при свете дня, то он совершенно точно устроил бы допрос, ибо абсурдные мысли приходили к Альфреду слишком уж часто, но теперь в такой обстановке любая мелочь казалась серьёзной. А судя по почти исчезнувшему дыхания сбоку, так всё и было.       Холодок пробежал по спине Мэттью, одарив толпой беснующихся мурашек, и виновата в том была определённо не напольная плитка. Сквозь тихий, едва касающийся краёв восприятия гул, он различил тонкие, тихие, вкрадчивые шаги. Человек, что украдкой пытался пройти рядом явно не хотел быть обнаруженным. Честно говоря, парни вполне разделяли такую позицию.       Но что за чертовщина?! За ними же никто не шёл, а вероятность добраться сюда за столь короткий срок, учитывая, что все разбрелись кто куда, очень мала. Может, это кто-то из северной компании? Нет, быть не может, они ушли на минусовые этажи, а тут третий.       Внезапно, попытавшись высунуть застрявшую между стеной и Альфредом руку, Мэттью случайно задел автомат. Глухой шлепок прокатился сигнальной трубой.       "Придурок" – чья-то мысль тихим бризом пролетела в оглушающей тишине, и после, уже не скрываясь, тяжёлые и угрожающие шаги бегом направились в их сторону.       Оцепеневший от страха Мэттью не сразу собразил, что пора вставать и бежать. А когда рассудок всё-так догнал реальность, то он уже, как никогда до этого, стремглав мчался куда-то. Руку его сцепил железной хваткой Альфред, и двигались они совершенно наощупь. Уильямс не успел в этой адреналиновой суматохе разобрать кто и куда, и точно не успел вынуть из кармана фонарик, чтобы осветить дорогу. И, конечно, за его ошибку поплатился его брат. С размаху тот налетел на какой-то сторонний предмет, послышался глухой стук железа, эхом разнёссшийся от пола до потолка; он перекрыл лёгкий хруст тоненьких косточек. Альфред, так и не разжав руки с криком боли полетел вниз, утаскивая за собой Мэтта. Приземление вышло так себе. Но думать об этом не было времени. Сквозь гул в ушах снова стали слышны шаги, кажется ни на секунду не отстававшие от парней.       – Альфред, ты как?! – отчаянным шёпотом попытался выяснить он, цепляясь за балахон Джонса. Тот лишь постанывал и не отвечал ничего вразумительного.       Тогда на помощь им пришла чистая удача. Случайно толкнувшись назад, Мэтт почувствовал как начал куда-то съезжать, словно бы в яму. Знатно перепугавшись, что вот сейчас он в этой темноте свалится с третьего этажа, он задёргался, заизвивался. Но всё равно слетел вниз, и в первую секунду даже не понял, что в свои объятия его приняло нечто мягкое и пыльное. Какой-то крупный мусор сразу забился в глаза, а пыль в нос, что захотелось чихать, однако впервые мгновенно сработавшая мысль завладела его сознанием. Проявив невероятную силу, он стянул Альфреда вниз, сильно надавив, прикрыл тому рот, и принялся зарываться поглубже в детский бассейн из паралона. Видимо, они прибежали к детскому уголку, где деловые родители обычно оставляют своих чад веселиться, а сами уходят по делам. Ошарашенный, дезориентированный в пространстве Альфред сначала попытался отбиться, но потом Мэтт шикнул на него. Очень так зло шикнул, и тот, признав знакомое шипение, наконец застыл, сцепив зубы.       Наконец, посчитав, что они достаточно глубоко зарылись в грязные мягкие кубики, оба замерли. Дышать было практически нечем, повсюду чувствовались крошки, отвалившиеся от паралона, одна нога Мэттью очень неудобно опиралась на нижние слои, полностью напирая только на носок, и он всё время рисковал соскользнуть. Любое движение могло выдать их с потрохами, но хуже всего было Альфреду. Вся правая ступня гудела и переливалась всеми сортами и оттенками боли, от того, что Уильямс всё ещё активно давил ему на челюсть, видимо до конца не доверяя его самоконтролю, зубы начинало сводить, и дышать сквозь крепко стиснутые пальцы было ещё тяжелее. Он держался изо всех сил, каким-то магическим образом не издавая ни малейшего шороха. От того, как сильно он сжимал глаза, под веками уже высыпали целые табуны искр, а он всё ещё упорно молчал.       Казалось, вечность прошла в этом импровизированном Тартаре, прежде чем шаги в явном замешательстве приблизились к ним, раздался щелчок и сквозь небольшое оставшееся отверстие меж кубиками начал различаться свет. Мэттью различил блестящие небесные глаза брата, а тот в свою очередь увидел необъятный ужас в глазах у Уильямса. Секунды растянулись, будто добротный баббл-гам, и оплели их своей липкой сетью. Человек наверху словно никак не мог наглядеться, словно никак не мог понять, что здесь уже давно никого нет. Что они убежали, свернули в другую сторону и нашли место где спрятаться получше. Свет резкими движениями перепрыгивал из одного угла бассейна в другой. Неизвестный злился. Так злился, что всё-таки осознав, что упустил добычу, топнул ногой и выругался. Звука хлопка было достаточно, чтобы заставить братьев вздрогнуть.       Всё обошлось. Вскоре шаги начали удаляться, а через некоторое время вовсе стихли. Преодолев первую волну страха, и подбадривая себя мотивационными речами в стиле "нельзя же здесь сидеть вечно" Мэттью сначала выбрался сам. Он стоял несколько долгих минут и не решался нажать на кнопку, чтобы включить фонарь. Если сейчас их обнаружат, то всё пропало. Но томить дальше было уже нельзя, тем более до него уже доносилось мычание бедного Альфреда, и он, крепко зажмурившись, щёлкнул.       Тусклый свет одной лампочки показался настоящим театральным прожектором, и с перепуга, Мэттью поспешил закрыть его рукой. Однако, прислушавшись он не различил ничего, кроме судорожных попыток брата выбраться самостоятельно, и он поспешил к краю бассейна. Аккуратно поддерживая того за руки, он вытащил Джонса из плена разноцветных пыльных мешков и сразу же почувствовал крепкие, как и всегда, объятия. Он поспешил на них ответить, хотя все его мысли вертелись вокруг одной вещи – нога Альфреда.       Что они теперь собираются делать?

***

      Всё в порядке. Всё в норме. Всё так и задумывалось. Так ведь?       Нет, нет, нет! Ничего не в порядке, и уж тем более не у Феличиано, которому внезапно вздумалось (в самый неподходящий момент, надо сказать!) выпустить из рук сильного Людвига и отправить его на произвол судьбы. Как он мог, скажите на милость, оставить своего самого сильного, самого доброго и самого смелого парня на растерзание каким-то местным бабайкам, а потом и самому потеряться? Зачем Кику вздумалось оставлять его одного?!       Слишком много вопросов, в основном начинающихся с отчаянной ноты, крутились в голове у Венечиано. Он старался не двигаться, чтобы глубокий мрак, окутывающий сейчас только снаружи из-за неловкого движения не потёк под кожу, прямо ему в сердце. Представив, как чёрные ниточки-речки влезают под эпидермис, внедряются в кровяные сосуды и медленно, как черви-паразиты ползут к его сердцу, он не выдержал. Вскочил на ноги, но силы тут же покинули и чтобы не грохнуться на твёрдый пол, он схватился за ближайшую полку. Кажется, там стояли красивые длинные и толстые свечи. Иронично, потому что собственный фонарик у него тоже есть, но руки слишком трясутся. Даже если ему удастся его достать, то ночным кошмарам будет лишь легче дотянуться до его горла. Людвиг всегда говорил ему, что у него красивая шея, особенно он любил оставлять на ней поцелуи, и Феличиано досмерти не хотелось бы чтобы за эту самую шею его схватили какие-нибудь когтистые лапы.       Ладно, может он преувеличивает. Здесь никого нет.       Да, в этом, как бы и проблема.       Ну всмысле, кроме него никого нет       Вот именно!       Нет. Здесь просто пусто. А Людвиг и Кику бродят где-то неподалёку. Стоит лишь подать какой-нибудь знак и за ним придут. Конечно!       А вдруг Людвига уже схватили. Он уже не сможет нам помочь. Никто не сможет. Мы сгинем в этом несчастном торговом центре бесславной смертью. Ты представь как расстроются продавцы, когда придут утром и им придётся убирать наши трупы.       Нет-нет. Концентрироваться нужно только на хорошем. Кику учил его как справляться с внезапной паникой. Нужно дышать. Вдох и выдох. Вдох и выдох. Так, дальше нужно медленно посчитать до десяти.       Раз, два, три – нас уже им не спасти       Если не помогает (а оно явно не помогает), нужно оглядеться вокруг, мысленно назвать и описать все окружающие тебя предметы. Может, вспомнить что-то приятное, связанное с ними.       Феличиано схватился за голову. Ничего не получается! Что тут описывать, если вокруг него одна чернющая чернильная клякса. Словно его любимый лайнер для скетчинга потёк, а он сам утонул в образовавшейся луже. Ах, как это ужасно чувствовать себя беспомощной рыбкой, тонущей в бесконечном потоке отравляющей нефти. Вот бы кто-нибудь сильный оказался бы рядом. Кто-то, как дедушка или Людвиг, или хотя бы братец Романо.       Так, хорошо. Фактически, ничего ещё не случилось. Никто на него не нападал, не пытался и надеемся, что не попытается. Сейчас нужно просто вспомнить откуда он пришёл. Когда Людвиг оставил их, сбоку тут же раздалось какое-то страшное шипение. Они с Кику резко отпрыгнули назад, а потом Феличиано почувствовал, как его потащили. Его друг отбежал с ним на порядочное расстояние (нужно вспомнить куда конкретно они завернули), Хонда, предварительно погладив его по голове и заверив, что всё будет хорошо, отправился на разведку. И... не вернулся. Прошло, наверное, уже минут десять или двадцать. Надо понять куда идти. А чтобы идти, сначала нужно увидеть, что впереди. Ещё раз сделав глубокий вдох и выдох, он аккуратным движением вытащил маленький карманный фонарик, больше подходящий для игр с котиками, нежели для каких-то ночных квестов, но выбора у него не было, и включил. Следовало радоваться, что свет хотя бы есть.       Крадучись, стараясь двигаться исключительно на носочках, он оторвался от стеллажа и несмелым шагом выступил вперёд. Феличиано вообще часто сам себе напоминал неопытного и глупенького птенчика, только познающего мир, лишь едва теребящим свои неокрепшие крылышки. Он вечно как будто нуждался в защите, даже несмотря, что уже как несколько лет он преодолел рубеж в два десятка. Варгас помотал головой – нет, сейчас совсем не время для самобичевания и жалости к себе. Он сильный, он вполне сможет добраться до своих друзей. Да! Тут нечего боятся, подумаешь, темнота, если представить как людно здесь бывает днём, то совсем и не страшно. Может вот здесь на полу в истерике корчился ребёнок, требуя от родителей немедленно пойти домой, а здесь может какой-нибудь шибко важный дядька выбирал занавесочку для ванны.       Подбадривая себя таким образом, Феличиано преодолел два прохода. Судя по примерным картинкам, которые услужливо подкидывала ему память, шёл он в верном направлении. Хотя в подобном мраке сложно было сказать наверняка. Ухх, будьте прокляты мебельные магазины, он теперь к ним на пушечный выстрел не подойдёт.       Что-то скрипнуло. Феличиано замер, ощутив как каждая натянутая жилка в его теле окаменевает с поразительной скоростью, словно он только что заглянул прямо в глаза Медузе Горгоне. Лёгкий скрип повторился, и излишняя фантазия не подвела чуткого художника – кто-то только что вышел из ближайшего шкафа. Не успев обдумать абсурд этой ситуации, он тут же направил луч фонарика на предполагаемое место звука.       И заорал.       На него, выпучившись мириадом разноцветных, гнилых, кровоточащих глаз пялилось нечто. Фантомные руки, двигавшиеся будто у сломанной марионетки на ржавых шурупах в разные стороны, противно потянулись прямо к нему. Феличиано забыл как дышать, всё что он мог делать, так это истошно вопить, пока ного наконец не отказали своему и так не больно атлетичному владельцу. Он грохнулся на пол, лихорадочно став отползать назад. Фонарик выпал из рук и покатился, как назло остановив свой луч прямо на существе.       Монструозное создание, издавая нечленораздельные звуки, неестественно дёргаясь поползло следом. Горло перехватило и Варгас забыл как дышать, не сводя уже затуманевающегося взгляда с чудовища. Оно хлюпало и странно урчало, пока парень лишь сильнее вжимался в первый попавшийся стол. Бежать было некуда. Через несколько – томительно ужасных – секунд страшила приблизилось настолько, что заслонило собой всё то немного тусклое пространство счета. Феличиано дрожал и судорожно глотал воздух.       Вдруг, остановившись и выгнув тело в бок, монстр медленно занёс руку... И стянул с себя страшную маску, обнажая одну весьма ехидную, но довольную рожу.       – С Хеллоуином, малыш Фелихен! Ксе-се-се.       – Г-гилберт!       Тело одного весьма перепуганного итальянца совсем не по праздничному повалилось в обморок.