на chill'e

Бан Чан — вампир, и этим всё сказано. Теперь Чанбин может перестать бояться, что его друг откинется от четырёх банок энергетика, выпитых за последние двенадцать часов, и почти недели без сна. Он буквально не сможет помереть, потому что уже сделал это. Как вообще Чанбин мог столько времени знать его и не осознать, что общается с вампиром?! — Ты! Почему ты молчал всё это время! Чанбин задыхается от шока и возмущения. Его бледная вампирская кожа против правил чуть краснеет. Глаза наливаются красным, а клыки вырастают. Чанбин не может контролировать себя сейчас, когда он узнал, сколько (!) времени он потерял из-за собственной недогадливости! — Я не знаю, почему ты не понял раньше! Я бледный, я худой, я могу не есть неделями! — кричит в ответ Чан. — Я думал, что ты просто тупой и не умеешь следить за своим здоровьем! Чанбин великодушно заботился о Чане все два года, что они знакомы. Влюбляться в человека было больно, а не сделать этого было невозможно, поэтому Чанбин грустил по ночам, писал грустную музыку в моменты, когда эмоции зашкаливали, а в остальное время пытался поддерживать баланс жизненных сил в Чане, кормил его по мере возможности, просил поспать и отдохнуть, настойчиво отправлял его в больницу, чтобы там проверили его здоровье. Выглядел он не очень — осунувшийся, бледный, худой. Чанбин выглядел примерно так же, но ему можно. Он же вампир! А теперь, оказывается, и Чану тоже так выглядеть можно. Он ведь тоже вампир! — Ты хоть понимаешь, сколько времени я зря просидел на крышах, ругая себя за то, что влюбился в человека? У меня же тоже сердце не железное! Я тоже чувствую! Я тоже страдаю! Чан выслушивал эмоциональную тираду Чанбина с гримасой недоумения на лице, пока потягивай айс американо через трубочку. — Я, типо, думал, что ты знаешь, поэтому не хотел торопить события. Нам же некуда торопиться? Мы же вампиры… — Чан попытался оправдаться, но звучали его слова так себе. Как-то он не проникся всеми страданиями, что пережил Чанбин, и это окончательно вывело из себя Со. — Думал он! Да, конечно, ты думал! О себе ты думал, а не о нас! Эгоист! Единоличник! Времени у него навалом, да подавись ты своим временем! Я хочу тебя здесь и сейчас, а у него видите ли всё впереди! Вот и проваливай в своё впереди! А в мою сторону больше не смотри! Хах, вампир! А как же! Болван ты! Вот ты кто! Ты вообще ко мне ничего не чувствуешь! Чан дослушал Чанбина до того момента, когда у того уже не осталось воздуха, чтобы и дальше продолжать заливаться обвинениями, и отложил стакан в сторону. Он поднялся со скрипучего компьютерного кресла, которое не менял уже лет пять, и подошёл ближе к Чанбину. — Чанбин — красавчик, — с милой улыбкой и взглядом из-под бровей сказал Чан. Он поднял руки и положил их на талию Чанбина. — Бини — милашка. Чанбин медленно оттаивал и, поджав губы, смотрел Чану прямо в глаза. Откуда этот безэмоциональный кусок древесины знал, как растопить его сердце? — Самый очаровательный вампир, — Чанбин задохнулся от чувств, — самый заботливый и чувствительный. — Да, — согласился Чанбин, опустив глаза. Он неправильный вампир. Правильные вампиры не краснеют, но у Чанбина это выходит, кажется, вообще без проблем. — Я такой. — И я тоже хочу тебя себе здесь и сейчас, Чанбин-а, — Чан сделал маленький шаг, чтобы встать совсем вплотную к вампиру. Он прошептал ему на ухо, — потому что всегда хотел. Чанбин хотел бы прокричать от радости Чану в лицо что-нибудь этакое, да только Чан, похоже, изучил его повадки достаточно за эти два года, что они знакомы. Быстрее, чем Чанбин успел вдохнуть воздух, чтобы что-то сказать, Чан поцеловал его красные губы. И Чанбин с дрожью во всём теле оторопело ответил, потому что ну типо, если Чан — вампир, то всё будет хорошо, да? — У нас всё будет хорошо, — пообещал Чан, будто прочитав его мысли.