— Я провожу тебя, детка, — нежно целует свою девушку в лоб Хёнри, когда она достаёт вибрирующий телефон из сумочки. — Подождешь пару минут в машине, пока я перекинусь словцом с этим парнем?
— Не могу, — отвечает ему Джесси, прикладывая телефон к уху. — Это папа, он скоро подъедет, — добавляет шёпотом, чтобы это мог услышать только её побледневший парень, который не готов снова встретиться с её отцом, окружным прокурором. — Я пойду, малыш, — целует она Хёнри в щеку.
— Хорошо. Заеду за тобой утром, — машет ей рыжий, провожая влюблённым взглядом, и поворачивается к Чонгуку после того, как девушка скрывается за домами. — В общем, ты слышал её. Не проблема договориться об аренде здания, её отец обещал это обкашлять, но всё оказалось куда сложнее… и дороже. Так что нам понадобится твоя помощь, — дружелюбно хлопает его по округлому плечу костяшками кулака. — Ты вообще слушаешь?
Чонгук, выбравший не самое удачное время, чтобы перекурить у подъезда, рассеянно кивает ему в ответ, зажав дымящийся фильтр между зубов и сунув руки в карманы джинсов. Четверть часа назад заканчивающая юридический Джесси, действительно пыталась разложить ему алгоритм правильных действий, а он, кажется, дал ей своё согласие и не особо углубился в суть дела. Что-то о тренировочном зале, правильном оформлении документов и вложении небольшого состояния. Не важно. Его больше заботит другое.
Чимин его избегает.
Уже два гребанных дня. Пока Чонгук проводил дни и ночи, непрерывно думая о них, пиявка, по всей вероятности, решил вычеркнуть его из своей жизни. Боксёр понимает, что Чимину нужно время на осознание, принятие, и не хочет давить на него. Но два дня более чем достаточно. За это время Чонгук отправил ему несколько сообщений с просьбой встретиться и сходить куда-нибудь вместе, но получал в ответ что-то стандартно-деликатное и чёртовы смайлики. Чимин уходил на смену раньше времени, чтобы не столкнуться с ним между подъездов. В кафе он находил себе кучу ненужной работы вроде полировки посуды или срочной помощи на кухне и если и приносил ему кофе, то просто оставлял его на столике, чтобы тут же заняться чем-то ещё. Даже в день их встречи Чимин не вёл себя так отстранённо, и это порядком задолбало Чонгука. Он не думал, что способен скучать по чужой болтовне, но он скучает. Чертовски сильно скучает по Пак Чимину. Поэтому сейчас он стоит у подъезда с компанией Хенри, как верный пёс, дожидаясь, когда пиявка вернётся со смены.
— Да что с тобой, чувак? — махнув своим парням, чтобы не расходились, спрашивает рыжий. — Ты мутный какой-то, всё в порядке?
Задумчиво подняв голову, Чонгук выдыхает дым в небо.
— Ты как-то спрашивал у Чимина по поводу Джесси, — боксёр сам не верит, что говорит это. — Что он там советовал?
Хёнри выглядит удивлённым, но даже до него постепенно доходит тайный смысл вопроса, и он поганенько скалится. Чон настолько эмоциональный кастрат, что не понимает, как начать простой разговор с Чимином и не сделать всё ещё хуже, что обращается за советом к такому же тупице, как и он сам.
— Проблемы в голубом раю? — спрашивает Хёнри без тени иронии.
— Вроде того, — отплевывает сигарету боксёр.
— Так у сосули и спроси… бля, прости, привычка. У Чимина, я хотел сказать, — поднимает руки Хёнри, будто сдаётся, когда Чонгук бросает на него ледяной взгляд. — На самом деле цветы и вся эта романтика — херня, брат. Джесси как-то съездила букетом мне по лицу, но она не против, если я делаю это без повода, а не потому, что накосячил. С такими, как они, нужно что-то особенное.
— Что именно? — Чонгук и сам понимает, что букетом по лицу он вряд ли опиздюлится, но и серьёзность своих намерений так не докажет.
Чёрт, ему ведь всегда было проще откупиться дорогой побрякушкой, что обычно означало «спасибо за секс и закончим на этом». Имея возможность потратить на Чимина любую сумму, он понимает, что это не возымеет никакого эффекта. Никогда ещё Чонгук не чувствовал себя таким бесполезным.
— Ты же при деньгах, возможности есть, так сообрази что-нибудь необычное, — советует Хёнри. Такой же новичок в
нормальных отношениях, как и он сам.
Чимин на такое не поведется. Его, наверняка, больше порадует набор цветных маркеров, чем какая-нибудь безделушка с драгоценным камнем. Только дело сейчас не в этом. Он ведь даже Юнги позвонил ночью, чтобы спросить совета. Мин уже второй год в тщательно скрываемых отношениях с одной актрисой и мог бы сказать ему что-то дельное. Но даже в его толковую голову не пришло ничего лучше, чем покупка чего-то дорогого и ужин в пафосном ресторане. Если хорошо подумать — они все просто сборище тупиц. С выдохом опустив голову, Чонгук пытается понять, что пиявка мог бы посчитать особенным.
— Вон идёт твой краш, — отвлекая его от мыслей, Хёнри указывает подбородком ему за спину.
Чонгук резко разворачивается и едва сдерживается, чтобы не дать в лицо рыжего с локтя, когда тот окрикивает Чимина со словами, что его тут один
поклонник дожидается.
Боксёр не сдвигается с места. Он мог бы пойти навстречу. Дьявол, он мог бы рвануть к нему, как в сопливых дорамах, когда время замедляется, а ветер развевает сопли и волосы, будто долбанный парус. Но он просто стоит на месте, дав ему выбор и надеясь, что Чимин не хлопнет дверью своего подъезда перед его носом.
— Привет, — подходит к ним Чимин с таким видом, словно ему пришлось это сделать исключительно из вежливости.
— Привет, — смотрит на него боксёр, забыв о существовании Хёнри и его компании. — Ты сегодня поздно.
— Сухо попросила отпустить её пораньше. У неё свидание. Пришлось задержаться немного и закрыть кафе, — прячет он руки в рукавах вязанного свитера. Чонгук бы не сказал, что четыре часа задержки это немного, но сейчас не лучшее время для вопросов. — Что у тебя с лицом? — спрашивает встревоженно, не сразу заметив в полумраке небольшой бежевый пластырь на щеке боксера.
— Это? — проводит Чонгук ладонью по скуле. — Пытался приготовить себе поесть. Я не очень хорош в таких вещах, как видишь.
— Ты мог бы прийти в кафе.
Чонгук замечает, как свободная рука Чимина дрогнула, будто он собирался прикоснуться к пластырю, что скрывает порез на его щеке. Но он останавливает себя, и боксёру это совсем не нравится.
— Не хотел отвлекать тебя от работы, — сведя брови, старается не звучать резко Чонгук.
— Ясно, — Пак переминается с ноги на ногу, избегая его взгляда. —Завтра у меня первая смена, вставать рано, так что… Я пойду. Будь осторожнее, ладно?
— Подожди, — поспешно хватает Чонгук его руку, пытаясь придумать причину не отпускать.
Кто-то из компании Хёнри громко смеется за его спиной над очередной бессмысленной шуткой, и Чонгук вспоминает об их присутствии.
— Дай мне ключи от своей машины, — обращается боксёр к рыжему, повернувшись, но не разжимая хватки на запястье Чимина.
— К утру она будет нужна Джесси, — без каких либо вопросов бросает ему брелок парень. — Так что осторожнее с салоном, — многозначительно добавляет, смутив Чимина.
— Придурок, — злится на его намёк о сексе в машине боксер, ловко поймав ключи свободной рукой.
— Ты собрался куда-то ехать? — пытается выглядеть равнодушным официант, глядя на свою руку в том месте, где её сжимает Чонгук.
— Мы вместе, — отвечает боксёр.
— Что? Зачем, Чонгук? — наконец, вскидывает на него настороженный взгляд.
— Хочу увидеть Мунсика, — сочиняет Чон на ходу. Это должно выглядеть правдоподобно. Он на самом деле собирается навестить дядю уже двое суток, но хочет подготовиться и сделать это вместе с Чимином, поэтому этого ещё не случилось.
— Сейчас уже поздно. Дядюшка может сильно разволноваться, — недоверчиво щурится Пак, явно подозревая, что это всего лишь предлог.
— Значит мы просто прокатимся. Недолго, — Чонгук не собирался давить на него, но и уйти, не выслушав, он ему больше не даст.
— Чонгук, правда, зачем тебе это?
— Мы же чигуки, детка. Братаны навеки, помнишь? — произносит уже мягче. Боксёр гладит тонкий шрам, запустив большой палец под рукав его кофты и смотря на его опущенную макушку. — Останься со мной.
— Не думаю, что это правильно…
— Пожалуйста.
«Каблук», — выкашливает в кулак Хёнри за его спиной, и вся его компания снова дружно гогочет.
Чонгуку плевать на них, да и вообще на кого бы то ни было, у него сейчас другие заботы. Но Чимин кидает на них самый злобный взгляд из всех, на которые он способен, вызывая в боксёре чувство гордости.
— Не шумите под окнами миссис Хан, — строго отчитывает их блондин. — А ты, Хёнри, лучше проследи, чтобы твой брат не торчал здесь до утра и пошёл завтра в школу.
— Как скажешь, хён, — салютует ему бутылкой недопитого пива рыжий, хотя кто-то из его парней возмущается, собираясь ответить Чимину грубостью, но вовремя закрывает рот. Потому что Чонгук возвышается за спиной своего героя с тем самым видом, который красноречиво указывает им всем заткнуться.
— Хорошо, поехали, — разочаровано помотав головой, глядя на всю эту компанию, поворачивается к нему Чимин. — Если это на самом деле ненадолго.
— Обещаю, — открывает перед ним двери чужой машины боксёр, мысленно делая себе пометку забрать из Сеула свою Теслу. Насовсем.
— Так и… куда мы едем? — Чимин снова ощущает неловкость, когда машина тронулась с места, и они остались наедине. Это чертовски сильно расстраивает Чонгука.
— В парк, — решает он тут же. — Мы просто проведем с тобой вместе немного времени, не стоит так волноваться.
— Я не… — собирается оправдаться Пак и замолкает на полуслове, когда рука боксёра мягко опускается на его колено, успокаивающе сжимая.
— Ты избегаешь меня? — выворачивает Чон руль свободной рукой влево, чтобы проехать перекрёсток. — Чимин?
— Будет ложью, если я скажу, что это не так, — натянув рукава кофты на пальцы, Чимин смотрит вниз, нервно выдергивая расползающиеся из швов нитки. — Ты злишься?
— Нет, — без сомнения отвечает Чонгук.
Он понимает сомнения Чимина, но услышать от него такой ответ было так же приятно, как получить ногой по яйцам. Чонгуку не нравится видеть то, как напряжены плечи пиявки, каким удрученным он выглядит рядом с ним. Даже в их первую встречу он был увереннее в себе, чем сегодня. После того, как они переспали.
— Жалеешь о том, что провел со мной ночь? — отвлекается Чонгук от дороги, чтобы посмотреть на него. Ему важно видеть реакцию Чимина на свой вопрос.
— Конечно, нет, — возмущённо дует губы Пак, но тут же краснеет, смутившись от воспоминаний.
— Хорошо, — немного сбрасывает скорость Чон, заезжая в сквер. — Поговорим?
— Я думаю нам не стоит…
— Стоит, — не даёт ему придумать очередной повод для побега боксёр, надавив на педаль тормоза.
Заглушив мотор, Чонгук выходит из машины, обходит её спереди, чувствуя на себе взволнованный взгляд Чимина через стекло, и открывает дверцу с его стороны.
— Детка, — опирается боксёр локтем о металлический корпус, уткнувшись лбом в руку и пристально глядя на него сверху. — Ты не выйдешь из машины?
— Тут… удобно, — Чимин смотрит вперед, отказываясь повернуть голову в его сторону.
Ладно.
— Значит, ты больше не собираешься со мной общаться, как раньше? — с улыбкой спрашивает Чон.
— Конечно же это не так, — Чимин поднимает на него укоризненный взгляд.
— А выглядит именно так, — сжимает боксёр пальцы в кулак, чтобы не дать себе погладить его по лицу. Чимин такой напряженный, будто готов запаниковать и сбежать от малейшего прикосновения. — Я, правда, скучаю, пияв… Чимин. По нашим пробежкам, по запаху карамели и твоему кофе. По тебе пиздец как скучаю.
— Чонгук, я тоже, но… — жуёт губы Чимин, осторожно подбирая
правильные слова. — Кем мы станем, если сделаем это снова? Мы ведь сделаем, я знаю. Я себя знаю. И не удержусь. И что тогда? Мы будем любовниками? Секс-партнёрами? Как долго?
— Чимин…
— Нет, послушай, — обрывает его Пак, мотая головой. — Я не хочу терять тебя, поэтому готов быть всего лишь другом до конца дней, чем короткое время любовником, а потом снова никем. Просто дай мне немного времени, и я сам смирюсь с этим. Пожалуйста.
Боксер присаживается перед ним на корточки, взяв за колени и развернув его к себе лицом, но больше не заставляя выйти из машины.
— Посмотри на меня, Чимин, — Чонгук ждёт, когда он поднимет свой влажный взгляд. — Я никогда не давал тебе повода доверять мне, знаю. И вёл себя, как мудак, чтобы ты сейчас так просто поверил в мои чувства. Но ты нужен мне, — нежно гладит пальцами ямки под его коленками, ощущая их мелкую дрожь.
— До того, как ты снова вернёшься в Сеул? — с нажимом произносит Чимин, пытаясь убедить то ли его, то ли себя. — Там у тебя другая жизнь, я в неё вряд ли когда-нибудь впишусь. Ты же это понимаешь.
Так думал и сам Чонгук ещё в день их знакомства. Они бы действительно могли пройти мимо друг друга, потому что там у них и не было точек соприкосновения. Но так случилось. Этот бой, эти обвинения и всё, через что он прошёл после… Сейчас Чонгук понимает, что так и должно было случиться.
— И я, наверное… — слова даются Чимину непросто, — не смогу видеть, как ты будешь
проводить время с кем-то другим. Я, правда, не смогу, Чонгук.
Боксер вздыхает, потому что Чимин не верит ему, и он впервые не знает, что с этим делать. Чонгук сам создал репутацию того, кому плевать на чужие чувства. Его пиявка всего лишь пытается заранее сохранить свое сердце, уверенный, что однажды оно будет разбито. Благоразумно, но не смертельно. У него есть время, чтобы убедить Чимина в обратном. Примерно целая жизнь.
— Похоже, мне всё же придётся перейти к крайним мерам, — уперев язык в щеку, говорит боксёр.
— О чём ты?
Сурово глядя ему в глаза, Чонгук достаёт телефон из заднего кармана своих джинс и набирает номер на дисплее.
— Кому ты звонишь?
— Тому, кого ты обычно
слушаешь… — из динамика заклеенного скотчем айфона разносится хриплое «алло», и боксёр переключает на громкую связь. — Привет, хён, — держит он телефон между ними.
— У тебя две минуты, — раздаётся голос, который кажется Чимину смутно знакомым.
— Когда у тебя концерт в Пусане? — спрашивает собеседника боксер, не вдаваясь в подробности.
Пак в шоке переводит взгляд с лица Чонгука на его телефон и затыкает себе рот ладонью поняв, кому тот звонит.
— Издеваешься? — слышится щелчок зажигалки и глубокий вздох Мин Юнги. — Я остановил репетицию, потому что ты не можешь поднять свою мускулистую задницу и заглянуть в интернет?
— Не шуми, хён. Мне нужны два билета на комфортные места и возможность сказать в микрофон пару слов со сцены.
— Всё-таки решил ему признаться, как в сопливых телешоу? — со смешком выдыхает рэпер. — Ты же понимаешь, что вернуться в профессиональный спорт после такого камингаута у тебя не будет ни одного шанса? Это не та страна, Чонгук.
— Неважно, — глядя в ошарашенное лицо Чимина, без раздумий отвечает боксер. — Всё это херня, Юнги. Всё, кроме него, — это был самый большой эквивалент слова «люблю» своему герою, на которое он способен.
— Не надо… — по буквам шепчет Пак, раздавленный пониманием того, что собирается сделать Чонгук.
Ради него.
— Ты на громкой связи? — спрашивает услышавший его голос Юнги.
— Скажешь своему кумиру пару слов? — подносит к его лицу телефон Чон.
— Нет, Чонгук, — в ужасе шепчет блондин. — Я не могу…
— Чимин? — разносится из динамиков.
— Ох, Боже, — сжимает Пак на груди дрожащие руки. — Он знает моё имя, — неверяще смотрит на боксера.
— Послушай, Чимин, — говорит Юнги, не представляя, как бешено сейчас колотится сердце его фаната. — Чонгук тот ещё придурок, я знаю о чём говорю. Но он не звонил мне больше года, и сделал это ночью только потому, что облажался перед тобой и искал способы извиниться. Этому здоровяку ничего больше не пришло в голову, кроме того, чтобы признаться тебе со сцены. Красивый, конечно, жест, не спорю, но он разрушит Чонгуку жизнь. Не дай ему так поступить, если тебе не плевать на него. Потому что этот парень влюблен в тебя.
— Да? Я… Боже, — впервые теряет дар речи Чимин.
— Мне пора идти, но вы там что-то уже решите, парни, чтобы этот тупица больше не названивал мне ночами, — в динамиках слышится начавшаяся музыка, отчего Юнги приходится повысить голос. — Я приеду в Пусан, как закончу тур в Японии к концу недели, так что поедим баранины вместе. Пока.
Юнги отключает вызов, а Чимин так и остаётся, не мигая, смотреть в пустоту.
— Я только что с Шугой говорил… Я… С Шугой. Сам.
— Ты как?
— А? — как в замедленной съёмке поднимает на него взгляд Пак. — Вот, послушай, — берет он руку боксёра, чтобы приложить к своему сердцу. — Сейчас умру… наверное.
Чонгук чувствует ускоренное биение под своей ладонью и что-то вроде ревности, которую лучше сейчас заткнуть. Знакомство с Юнги, конечно, принесло свои плоды, но Чимин должен точно понимать, что не будет сегодня отпущен. И никогда больше.
Боксёр снова набирает номер на своём айфоне и ждёт, когда пиявка ему ответит.
— Алло, — ещё не пришедший в себя Чимин, машинально достаёт телефон из кармана и отвечает на входящий звонок.
— Привет, мой герой, — ласково говорит Чонгук, глядя ему в глаза.
— Мы же рядом, почему ты звонишь? — губы Чимина ещё дрожат от эмоций.
— Ты сказал, я могу звонить, когда мне станет плохо.
— Тебе плохо? — тревожно сводит брови блондин, держа телефон у лица.
— Очень, — кивает Чонгук. — Мне капец как плохо без тебя.
Чимин всхлипывает, но продолжает молчать, дав Чонгуку возможность высказаться. Между ними метра расстояния нет, но боксера и эти сантиметры уже раздражают. Два дня без пиявки оказались не самыми простыми в его жизни. И он не очень хорош в красноречии. Ему всегда было проще показать что-то действиями, только вряд ли Чимин бы оценил его попытки засунуть язык ему в рот в такой момент.
— Я думал, что мне ни черта больше не нужно, что смогу прожить остаток жизни вот так, в режиме овоща. Но ты показал мне другую жизнь, в которой есть смысл, и я уже не смогу как раньше. Без тебя не смогу, — говорит в прижатый к уху телефон Чонгук, не отрывая взгляда от Чимина. — Уснуть без твоей болтовни не могу. И есть тоже. Забери меня себе, детка. А то ведь подохну.
Пиявка растрогался, кончик его носа покраснел, и глаза увлажнились от эмоций. Он осторожно прикасается к пластырю на его щеке пальцами и позволяет себе улыбку. Дразнящую и родную.
— Тогда почему позвонил ночью Шуге, а не мне, раз уснуть не мог?
— Хотел выпендриться перед тобой, — нежится щекой о его ладонь боксёр.
— Я и так знаю, что ты самый крутой. Но ты рассказал о нас Мин Юнги, — шепчет Чимин, всё ещё осознавая произошедшее. — Теперь он знает, что ты…
— Что я влюблен в парня? — улыбается Чонгук, видя его растерянность. — Это последнее, что его волновало, пока он покрывал меня матом в четыре утра.
Чонгук не кривит душой. Ему было несложно признаться в своих чувствах к другому парню и просить помощи, хоть он никогда этого не делал, даже когда подыхал от голода на улицах Сеула. Он не рисковал, признаваясь в том, что в их стране запрещено законом, потому что и не планирует этого скрывать. Он был популярной звездой и любимчиком публики, был убийцей и насильником. Теперь он хочет быть собой и плевать, если кому-то это встанет поперёк глотки.
— Ты сумасшедший, — отбросив телефон на сиденье, хватает его лицо Чимин. — Я не могу поверить, Чонгук. Ты такой сумасшедший, Боже! — крепко обнимает боксера за плечи, уткнувшись носом в его шею. — Просто псих.
— Похоже на то, — вытаскивает его из машины боксер, чтобы снова усадить на тёплый капот.
Чонгук раздвигает его ноги коленом, протискиваясь между ними и упирает ладони в металлический корпус по бокам от его бёдер. — Но мне повезло, что мой парень фанат Шуги, и верит хотя бы его словам, а не моим, так что… — это прозвучало с сарказмом, который он не смог сдержать.
— Прости, — виновато улыбается Чимин. — Ты только что сказал, твой… парень?
— Если ты согласен.
Вместо ответа Чимин тянет его за ворот кожаной куртки, чтобы врезаться в его губы своими и целует с тем же первобытным голодом влюблённого парня, что дал почувствовать Чонгуку в их первую ночь.
<bonus>
— Сынок?
От этого давно забытого обращения ноги Чонгука подкашиваются, и он едва удерживает свое вмиг потяжелевшее тело, чтобы не рухнуть на колени.
Они с Чимином приехали туда, где сейчас проживает Мунсик. Дядя снимает двухкомнатную квартиру на первом этаже в старом городе. Его соседи — в основном такие же пенсионеры, поэтому у него нет недостатка в общении, и патронажная медсестра имеет возможность приезжать чаще. Чонгук узнал всё это от Чимина, но, тем не менее, ему понадобилось ещё несколько дней, чтобы набраться смелости. И не зря. Глядя в проницательные, совсем такие же, как и у него самого, глаза, только обрамленные прорезями морщин, боксёр вновь оказывается в своём детстве. Там, где тепло и пахнет карамелью, там, куда хочется возвращаться. Куда он
должен был вернуться несколько лет назад. Чонгук стоит на пороге квартиры и крепко сжимает руку такого же взволнованного Чимина. Слова, которые ему стоило сказать ещё десятилетие назад, дерут глотку и увлажняют глаза, но он не может произнести даже скомканного приветствия, поэтому сгибает спину в низком поклоне, чтобы молча просить прощения.
— Нет, — твёрдо произносит сидящий в инвалидном кресле Чон Мунсик, — Стой там и не двигайся, — старик упирается руками в подлокотники своего кресла, сурово глядя на вошедших.
Чонгук снова разгибается, чувствуя, как маленькая ладонь Чимина сильнее сжимает его руку, пытаясь поддержать, но он всё равно не находит в себе сил посмотреть последнему кровному родственнику в глаза. Мунсик имеет полное право вышвырнуть его за дверь. Это будет правильно. Даже несмотря на то, что дядя помнил о нём все эти годы, не должно означать, что он будет рад видеть его раскаявшуюся физиономию. Мунсик, как и он сам, никогда не умел выражать свои эмоции, только сегодня они льются из них потоком. Седовласый старик тяжело дышит, пытаясь выравнять сердцебиение. Боксер не смеет подойти, но он хотел бы успеть сказать ему хоть одно «прости» перед тем, как уйти.
— Не хочу встречать своего единственного, пусть и не родного сына, сидя в инвалидом кресле, — так же твёрдо говорит Мунсик. — Чимин, помоги мне.
— Да, дядюшка, — Пак быстро подходит, ухватив его за локоть и помогая удержаться на нетвёрдых ногах.
Чонгук судорожно и облегчённо выдыхает, когда Мунсик берет трость, которую подаёт ему Чимин, и уже самостоятельно делает к племяннику несколько шагов. Для него это сложно, но он именно тот, кто справлялся с необузданным нравом и воспитал Несокрушимого ДжейКея после смерти его родителей. Он настоящий борец и герой, что не оставил Чимина в трудное для него время и ни разу не осудил Чонгука за десять лет, за гребанные три тысячи шестьсот пятьдесят дней забвения.
Сотрясаясь дрожью, боксёр крепко сжимает его, когда Мунсик подходит самостоятельно и роняет трость на пол. Чонгук не злится на себя за слезы. Он снова тот самый ребёнок, совершивший множество ошибок, но вернувшийся домой, чтобы получить долгожданное прощение и примириться с самим собой.
— Разожми хватку, мои кости уже не такие крепкие, — ворчит Мунсик. — Вот так, — смотрит на него с родительской любовью, читая в глазах все самые важные слова, что неродной сын скажет ему позже. — Всё такой же глупыш Куки, — с теплотой треплет он волосы племянника. Чонгук склоняется, чтобы старику было легче гладить его по голове.
За спиной Мунсика всхлипывает растрогавшийся Чимин, который, в отличие от них, эмоции сдерживать никогда не умел. Он оборачивается на звук, слыша, как когтистые лапы скребут дверь спальни Мунсика, осторожно проходит, чтобы открыть её и выпустить любопытного пса, зажавшего в зубах резиновую игрушку.
— Привет, Бам, — незаметно стирая слезу со щеки, присаживается Чимин на корточки, чтобы погладить за ухом добермана. — Мы поиграем с тобой чуть позже, ладно, малыш? — забирает он игрушку из пасти пса. — А пока познакомься с Чонгуком, Бами, это он когда-то привёл твою маму в дом дядюшки.
Боксер справляется с эмоциями лучше, чем сам от себя ожидал. Он задерживает дыхание на секунды и шумно выдыхает, беря себя под контроль. Смотрит на свою семью, чувствуя, как в груди раздувается сердце. И понимает — он на самом деле чёртов счастливчик.
— К дьяволу, я всё же дряхлый старик, подай мне коляску, сынок, — беззлобно ворчит Мунсик, опираясь на руку племянника.
Чонгук помогает ему снова сесть в кресло, подкатывает его к Чимину и присаживается на корточки рядом с пиявкой, чтобы дать зарычавшему псу привыкнуть к своему запаху.
— Тише, Бам, — без страха протягивает боксёр ладонь, позволяя доберману её обнюхать. — Кто дал ему это имя?
— Этот болтливый мальчишка настоял, — подбородком кивает старик в сторону Пака. — Маюсь вот с обоими теперь.
— Нет, дядюшка, мы ведь вместе придумывали имя, — и не думая обижаться на привычное стариковское ворчание, улыбается Чимин. — Как Бэк Мани, только первые буквы. Тебе нравится?
— Нравится, — с благодарностью смотрит боксер на Чимина, поглаживая пса по холке. Бам перестал рычать и расслабился, не почувствовав в нём опасности. Он очень похож на свою мать, только без купированных хвоста и ушей.
И квартира эта похожа на их прошлый дом. Не имеет значения, что это совсем другое место. Тут те же фотографии на стенах, тот же аромат любимой Мунсиком выпечки и то же ощущение дома.
Вот оно. То самое чувство, когда у тебя покой на душе и просто всё хорошо. Всё правильно и на своём месте.
Так же хорошо было и тогда, когда Мунсик усадил их за стол, чтобы устроить им перекрёстный допрос. Чимин волновался и немного заикался, когда им пришлось признать, что они пара. Как настоящий герой, пиявка пытался принять весь удар на себя и сказать, что это он соблазнил его племянника. Чонгук с Мунсиком обменялись понимающими взглядами. Боксер рассказал, как есть. Пришёл, увидел, полюбил. Дядя воспринял это с привычным хмурым выражением, но кивнул, буркнув «ладно, что теперь с вами делать, живите мирно», и спокойно продолжил пить свой чай с женьшенем.
Хорошо было и тогда, когда Чон зашёл в спальню дяди, где все стены увешаны вырезками из газет и фотографиями сбежавшего когда-то племянника. Здесь его ждали. Здесь в него верят. Дрожащими пальцами он провел по рамке фотографии с изображением родителей и старшего брата. Впервые он думает о них не как о тех, кто его оставил, а как о тех, кого больше нет, но ради памяти которых он должен прожить достойную жизнь.
Он проживёт. Теперь у него есть тот, кто это проконтролирует.
Даже то, что Чонгук всё ещё не поел желанного мяса, которое Мунсик пообещал для них приготовить в следующую встречу, тоже хорошо. Дядя ворчал, что они не предупредили его о своём приезде заранее, и он не успел подготовиться, чтобы достойно их встретить. Но это неважно.
Важнее то, что он теперь знает вкус жизни. И это охренительно.
Чимин научил его, как смаковать каждый даже самый незначительный момент и получать от этого удовольствие. Научил его любить дождь и не судить других по внешности. Когда-то пиявка бил себя в худую грудь, пытаясь собрать татуированного амбала с размазанным эмоциональным состоянием в живого функционирующего человека. Обещал стать его личным героем.
И ведь стал же.
***
— С чего ему-то такие поблажки, тренер? — недовольно жалуется один из подопечных Хёнри, чьего имени Чонгук ещё не запомнил.
В выкупленный и отремонтированный спорткомплекс, который они с рыжим оформили на партнёрских началах, ходит много таких парней разных возрастов, и с каждым днем их становится всё больше. Помимо привлеченных специалистов и фитнес-экспертов Чонгук сам ведет их тренировки, потому что ещё не решил, чем ему стоит заняться. Но этот новичок, видимо, не знает особых правил, — преимущество здесь
всегда у Чимина.
— Много болтаешь. Переходи на отжимания. Три подхода по десять раз и шуруй мыть раздевалку, — не глядя на провинившегося, строго отвечает Чонгук, помогая Чимину дотянуться до турника и улыбается, поддерживая его за вкусную задницу, что раскачивается перед его лицом.
— Вообще-то мне тоже скоро на смену, — цепляясь за перекладину, пытается подтянуться Пак. С каждым разом у него это получается всё лучше, но ему нравится делать вид, что он не справляется, чтобы Чонгук уделял ему больше внимания. — Может, я уже в душ?
— Нам нужно прокачать твою выносливость, детка, или ты рискуешь снова отключиться подо мной ночью, — тихо отвечает ему боксёр, чтобы это не стало достоянием чужих ушей. Он знает, что Чимина придётся скоро отпустить в кафе Мунсика, которое они перенесли на первый этаж спорткомплекса, но это не значит, что он упустит свой шанс полапать его зад. — И в душ пойдём вместе. У меня к тебе пара вопросов есть.
— Каких?
— Например, когда ты покажешь мне те косплейные фото в юбке?
— Чонгук. Блин… — разжимает руки Чимин, но остаётся в объятиях боксёра, так и не коснувшись пола. — Я же просил тебя забыть об этих фотках!
***
Сонно выругавшись, Чонгук достаёт из-под подушки свой телефон. Он не представляет, кто может звонить ему в семь утра, но отвечает, чтобы мелодия не успела разбудить спящего рядом Чимина. Боксер прикладывает телефон к уху и целует блондина в макушку. Он не давал спать своему герою почти до пяти утра, уговорив того примерить образ Сейлор Мун и выжимая из него всё до последнего стона, не для того, чтобы его разбудил чёртов телефонный звонок.
— Слушаю, — хрипит боксёр.
— ДжейКей, — разносится в трубке преувеличенно радостный голос его бывшего менеджера. — Ну наконец-то ты ответил. Послушай, парень, тут происходят настоящие события. Ты ведь знаешь, что Миура хочет вернуться в строй? Нет? Тогда включи телевизор прямо сейчас. Этот засранец дал интервью журналистам и рассказал, что та девица тебя подставила. Не знаю, что у них там произошло, но он просил у тебя прощения за её поступок на всех федеральных каналах. Полагаю, этот балбес действительно был честным. Он потратил на реабилитацию и подготовку целый год и собирается снова бросить тебе вызов. Черт, я сделаю из этого первоклассное шоу. Это огромные бабки, ДжейКей. Надеюсь, ты не прекращал тренировки, потому что это твой гребанный шанс, приятель. Бери билеты на ближайший рейс, и я сделаю так, что ты снова…
Чонгук отключает звонок, отбросив телефон на пол.
— Кто это был? — сонно спрашивает Чимин, повернувшись на их новой огромной кровати, чтобы обнять боксера за талию и уткнуться щекой в его грудь.
— Ошиблись номером. Поспи ещё немного.
***
— Познакомьтесь, это Намджун, Сокджин и Тэхен, а это Чонгук. Наверное, вы и так все его знаете, потому что я часто о нём рассказывал…
— Примерно по сто раз в день, — вставляет Сокджин.
— Да. В общем, мы с ним… Точнее он и я… — Чимин неловко указывает на Чонгука, сидя с ним рядом за столом своего кафе и не зная, как именно его представить.
— Я его парень, — договаривает за него откинувшийся на спинку дивана со скрещенными на груди руками боксер, видя растерянность пиявки. — Это проблема?
— А чего он такой агрессивный? — спрашивает Тэхен громким шёпотом, перегнувшись через стол к Чимину. — Он всегда так?
— Нет, — неловко улыбается Пак. — Обычно нет. Вообще-то, он как добрый кот. Только большой.
Тэхен смотрит на «доброго кота» с сомнением, Сокджин прыскает в кулак, а спокойный Намджун в очередной раз проверяет время на своих часах, вызывая своей невозмутимостью уважение боксёра. Спустя неделю после того, как они с Чимином въехали в их новую квартиру и закончили с ремонтом, пиявка, наконец, решил рассказать о них своим друзьям. Чонгук сомневается, что они не были в курсе его ориентации, но его герой на самом деле подошёл к этому ответственно. Чимин готовился, репетировал речь, которая не понадобилась, и даже прочёл в интернете пару книг по психологии, чтобы сделать всё как можно корректнее.
— Ладно, с этим всё ясно, — резюмирует Ким Намджун, постукивая по столу пальцами. — Но кто-нибудь скажет мне, почему мы не можем начать есть, хоть на двери и висит табличка «закрыто» в разгар рабочего дня?
Поддержав его благодарным мычанием, Чонгук протягивает руку, чтобы дотянуться до долгожданного мяса, которое аппетитно шкварчит на раскаленной панели на их столе, но получает шлепок по ладони от Чимина. Боксёр давится слюной, глядя на баранину с голодным вожделением, и всё равно послушно убирает руку.
— Подожди ещё немного, —виновато, но твёрдо просит Чимин. Он нервничал, готовя эту встречу, и тоже ещё не завтракал, поэтому боксёр тоже терпит. — Скоро должен подойти друг Чонгука, — обращается уже ко всем остальным. — Он бы не хотел, чтобы здесь было много посторонних.
— Ещё один супер знаменитый любитель помахать кулаками на ринге? — вытянув из тарелки с овощами лист салата, спрашивает Сокджин.
Чонгук отмечает, что его за это никто не шлепнул, и недовольно пялится на мясо, будто это вина куска баранины в том, что оно всё ещё не у него во рту. И вообще, глядя на всю их разношерстную компанию, он не назвал бы их подходящим друг другу, с общими интересами и схожим набором личностных характеристик. Они все настолько разные, что могли бы стать новым отрядом самоубийц. Но боксер улыбается, видя как Чимин скидывает Тэхену мем с Шугой. Как Сокджин ворчит, что его никто не слушает. А Намджун просто всё это терпит. Что-то похожее на семью.
— Эм, нет. Он не спортсмен. Скоро вы всё сами поймёте, — покусывает губы Чимин, нервничая от желания всё устроить правильно. Его нога отстукивает неровный ритм под столом, пока Чонгук не укладывает большую ладонь на его колено, и это срабатывает. Чимин успокаивается ровно до того момента, пока не слышит звук дверного колокольчика.
— Наконец, — закатывает взгляд Чонгук пятый раз в жизни.
— Вот, кстати, и он… точнее о-они, — застывает Пак с открытым ртом, когда к ним заходят ещё двое.
Он уже научился спокойно реагировать на Мин Юнги, потому что был на его концерте в Сеуле, где Чонгуку пришлось посадить его себе на плечи, чтобы Шуга точно мог заметить плакат с надписями и сердечками, который Чимин рисовал своими маркерами и держал его над головой все два часа выступления. После этого они прошли за кулисы, и Чимин не помнит, как пережил несколько минут, будто вся жизнь пронеслась перед его глазами, когда Юнги сказал ему «привет» и протянул ладонь для рукопожатия. Но теперь ему немного легче воспринимать рэпера, как одного из друзей его парня. Только сейчас Пак всё равно оказался не готов к появлению ещё одной знаменитости в своём кафе.
— Пристрелите меня нахрен, — промазывает мимо рта картошкой фри Тэхен, оставляя полоску томатного соуса на щеке. — Это же сам Мин Юнги и любовь всей моей гребанной жизни.
— Привет, ребята, — подходят рэперы к их столику. — Это Чон Хосок, — представляет друга Юнги, будто кто-то в Корее мог бы не знать его имени. — Он недавно завершил службу и собирается выступить с новым треком на моем концерте завтра в Пусане, так что тоже был здесь. Поедим вместе, если вы не против?
— Пожалуйста, — забыв, как дышать, скулит Тэхен, на чьём бедре уже несколько лет набито разноцветное «J-Hope» в чёрном сердечке. — Ущипните меня кто-нибудь.
— Я присяду? — с улыбкой указывает Хосок на свободное место рядом с ним.
Через десять минут, когда Тэхена откачали и он смог снова говорить и дышать, Чонгук, наконец, получил свою порцию мяса.
