Я стану твоим чертовым героем

      Эту ночь, как и предыдущие, Чонгук тоже провел без сна, но бессонница тут больше ни при чём. Сложно заснуть, когда на тебя складывает половину своих конечностей пьяный сосед и громко сопит тебе в ухо. Но жаловаться у боксёра не было повода.       Ни на то, что у него только одна кровать. Наоборот, Чонгук ещё никогда не был так рад тому, что она совсем небольшого размера.       И ни на то, что ночью ему пришлось пару раз сводить Чимина в туалет, когда того тошнило, и столько же раз помыть. Употребление алкоголя, определённо, не является сильной стороной пиявки. Как и для Чонгука забота о ком-то, кроме себя, в новинку. Но он планирует этому научиться.       К отсутствию горячей воды в своём доме боксёр решил отнестись философски. Пусть Чимин и не оценил холодный душ, но это поможет ему избавиться от предстоящего утром похмелья. Раздевая его, Чонгук старался абстрагировать свои мысли и не сильно пялиться. Об этом он тоже ни чуть не жалеет, хоть в итоге задача и оказалась невыполнимой, когда дело дошло до нижнего белья. На пиявке были трусики-слипы. Ни боксеры или что-то маскулинное, а хлопковые, домашние трусики в горошек. Это стало настоящим испытанием выдержки Чонгука. Боксёру будет не стыдно признаться, что он сдался без боя и осторожно провел подушечками пальцев по розовым ребристым линиям, оставшимся от резинок на милейшей попе. Он бы внёс её в список запрещённых вещей, потому что иметь такой зад, а тем более — скрывать его, считает, как минимум, незаконным.       Пока Чонгук промывал его волосы, Чимин трясся и сжимался в комок, чтобы спрятать от него своё обнажённое тело. Поразительно красивое, с изгибами в нужных местах и достаточным количеством мышц на крепких бедрах. И после всех этих процедур прижимался он к татуированному телу боксёра, как к единственному источнику тепла. Реакция здорового мужского организма долго не заставила себя ждать. От жавшегося к нему обнаженного мальчишки встал у боксёра мгновенно. Чонгука это не удивило. Он хотел Чимина. В свою постель, в свой дом и в своё сердце. Да, он мужчина, и любовь зарождается в его яйцах, это нормально. Нет смысла вступать в долгую полемику с самим собой. В его постели спит парень, который стал ему необходим за каких-то несколько дней, и это просто случилось. За последние десять лет у Чонгука было много женщин, и ни одна из них не оставила след в его памяти. Он далёк от благочестия, несмотря на год воздержания. Его беспринципный член побывал в таком количестве женщин разных возрастов, религий и цвета кожи, что не ему больше судить о морали. Но Чимин непостижимым образом сумел заполнить его голову и все его мысли. Пиявка ворвался в его жизнь, решив стать личным героем, и Чонгук не противился этому. Он лишь оказался таким придурком, что принял зарождающийся в нём интерес за что-то пошлое, что-то вроде похоти от долгого воздержания. Только это не так.       Обнимая прижимающегося к нему мальчишку, он ясно осознает, что Чимин не просто грязный секс на одну ночь ради короткого удовольствия. Забавно, но за двадцать шесть лет жизни он впервые почувствовал нечто большее, чем механический стояк. Ещё забавнее, что это произошло не от чувств к какой-нибудь миловидной девушке, а из-за симпатичного парня. И что?       Если ему надо признать, что он гей, пусть так и будет. Ориентация занимает последнее место в списке вещей, о которых он собирается волноваться. Да, за двадцать шесть лет жизни у него был не один шанс сменить её. Только такой мысли ни разу не возникло. Никогда он не думал о том, чтобы слизать солёный пот с мужских тел в раздевалке своего спорт клуба или впиться зубами в чей-либо зад. Но никто из них не был Пак Чимином. А это огромная разница, которую невозможно игнорировать даже в состоянии отупляющей дремоты.       Боксёр жалел только об одном — что ворвавшийся в его жизнь мальчишка спит здесь, в этой заваленной коробками с вещами комнатушке, а не в его сеульских апартаментах, где им было бы комфортнее встретить рассвет вместе. Он мог бы до утра фантазировать о том, как моет его в джакузи и съедает чудный зад на ужин, а утром выключает его будильник, чтобы Чимин остался спать рядом с ним подольше. Это очень похоже на мысли по уши влюблённого парня, только их прервал тычок круглой коленкой в живот, когда закутанный в одеяло пиявка согрелся и ему стало жарко. Боксёр не привык уступать часть своей кровати кому-то ещё, потому что никто не задерживался в его постели до утра, но он легко принял тот факт, что у Чимина будет больше прав на его территории и без возмущений вставал, чтобы открыть окно и запустить в комнату свежий воздух. Чонгук боролся с желанием выкурить хотя бы одну сигарету, глядя на то, как мальчишка умиротворенно спит, уткнувшись носом в его подушку и ещё не осознавая, что проснётся утром не один. Эта ночь потрачена на размышления. Но она не может закончиться разбитым о стену телефоном, как предыдущие. Чонгук хотел, чтобы она вообще не заканчивалась.       — Привет, герой, — уже под утро шёпотом произносит боксёр, пытаясь не слишком сильно его напугать. Он лежит на боку, уперев голову в согнутую в локте руку, чтобы видеть, как просыпается Чимин. — Как ты себя чувствуешь?       Пак переворачивается с бока на спину, выпутывая ноги из-под сбившейся простыни. Морщится, не открывая глаз, и запускает пальцы себе в разметавшиеся волосы.       — Хорошо… кажется, — по инерции вяло отвечает он в полудреме сиплым голосом.       Боксер любуется его заспанным лицом, припухшими глазами, губами с трещинками от сухости и мелкими веснушками на носу. Ему нравится всё.       — Чонгук? Что ты тут делаешь? — быстро стирая тыльной стороной ладони слюну с уголка губы, ошарашенно вскрикивает Пак спустя секунды. Неуверенно оглядывается и округляет глаза, вспоминая события прошлой ночи. — Божечки, — стонет, зажмурившись. — Я напился, да?       — Немного, — улыбается боксер, когда пиявка скулит и натягивает одеяло на лицо, чтобы стыдливо спрятаться.       — А чё мы в одной постели то?       Очевидно, потому что у него всего одна постель. Но Чонгук не собирается лгать себе или ему, — если бы у него было две кровати, ситуацию это бы никак не изменило.       — Потому что мы чигуки. Всегда вместе, и ты меня охраняешь. Принести тебе воды?       — Лучше убей меня.       — Ты сам задохнешься через пару минут, если не выберешься оттуда.       — Я что ещё и голый? О нет! — вскрикивает.       — Мне пришлось пару раз помыть тебя, — успокаивает его боксёр, глядя на кокон из воздушного одеяла. — Тебе нужна таблетка?       — Прости, — тянет жалобно Пак. — Я должен был сказать тебе свой адрес перед тем, как вырубиться. Почему ты не бросил меня у подъезда или не оставил в кафе? Тогда бы тебе не пришлось мыть меня и спать со мной в одной постели. Голым, боже! — тараторит бессвязно. — Чонгук, мне, правда, очень жаль. Обычно я хорошо справляюсь с алкоголем. Просто вчера я немного нервничал и… ох, мамочки! — замолкает на секунды. — Я ведь не пытался… сделать какую-нибудь глупость ночью? — последняя фраза звучит еле слышно и в полнейшем ужасе.       После этих слов спрятавшийся Чимин становится таким тихим, что Чонгук уверен: он даже не дышит в ожидании ответа. Зацепив пальцем одеяло, боксёр сдвигает его вниз, открывая розовое ото сна и взволнованное лицо пиявки.       — Чимин, я тебе нравлюсь? — нависнув над ним так низко, что их носы почти соприкасаются, спрашивает Чонгук. — Как мужчина?       Возможно, это было слишком поспешно и чертовски неожиданно для Чимина, но ему не помешает небольшая шокотерапия, чтобы предотвратить панику, а Чонгук больше не хочет тратить их время впустую. Неважно, как он это понял. И даже неважно, когда это произошло. Только что или в их первую встречу. Чонгук всегда был тем, кто действует стремительно. От желания продолжать жить в тени и одиночестве до необходимости провести каждый свой день с болтливым мальчишкой, лежащим рядом, за один удар сердца. Или за пару минут тверкающего танца на столе.       — Что? — изумленно округляет Чимин губы в идеальную букву «о».       — Ты слышал, — внимательно следит за его реакцией боксёр. — Ответь мне… пожалуйста.       Они оба замирают, слыша только звук собственных сердец. Глаза боксера темнеют, пока он рассматривает лицо Чимина так близко и ждёт его ответа. Пак подвисает, едва приоткрыв рот, но не в силах выдавить из себя даже буквы. Поэтому он медленно кивает.       Чонгук выдыхает, чувствуя, как его отпускает волнение. Он действительно какое-то время готовил себя к тому, что, несмотря на свои вчерашние слова, которые Чимин вряд ли сегодня вспомнит, он может залепить ему по лицу и послать вместе с его внезапно проснувшимися чувствами на хер.       — Что ты собираешься делать? — подозрительно спрашивает вцепившийся в края одеяла блондин.       — А на что это похоже? — опасно склоняется Чонгук ещё ниже, чувствуя своими губами его дрожащее дыхание.       — Если бы я на минутку попал в рай, то предположил бы, что ты собираешься… — Чимин сглатывает, понижая голос до еле слышимого шёпота. — Поцеловать меня?       — Именно это я и планирую сделать, — проводит кончиком носа по его влажному виску боксер, нежно касаясь кромки волос и упиваясь звуком его шумного вздоха.       — Чонгук, я же… п-парень, — испуганно глядя в потолок, Чимин лежит замершей статуей.       — Я знаю.       — Ты собираешься целовать меня! Мужчину!       — Верно, — нарочито спокойно отвечает боксёр. — И если ты немного помолчишь, уверен, я с этим справлюсь.       — Но п-почему?       Ну, конечно. Просить Чимина молчать было бессмысленно.       — Потому что ты — Пак Чимин, который гнался за мной в парке, одел меня в дурацкую футболку и тверкал на столе. Потому что ты — мой герой. И потому что я хочу поцеловать тебя, — приподнимает голову, чтобы заглянуть в его глаза. — Это началось не сегодня, малыш.       — Чонгук, не надо, — несмотря на слова, сопротивление Чимина заметно слабеет. — Ты же не хочешь этого на самом деле. Это просто… Такой момент. Да?       — Нет.       Лёжа без одежды в одной постели с парнем, на котором из оправданий только серые трусы Calvin Klein, Чимин всё равно так очаровательно краснеет, собираясь призвать его гетеросексуальность к ответственности.       Опоздал ты с этим, пиявка.       — Я кое-что расскажу, если ты пообещаешь слушать меня очень внимательно. Ты ведь сделаешь это для меня, Чимин? — сжав одной рукой его щеки, Чонгук поворачивает его лицо к себе и улыбается, глядя на сложенные уточкой пухлые губы. Дьявол как же хочется их укусить. — Скажи мне: «обещаю, Чонгуки».       Скованный напряжением Чимин смотрит на него восхищённо и удивлённо одновременно. Ему пришлось кивнуть, потому что Чонгук не убрал руку, и вместо внятного ответа прозвучало что-то вроде «обитяю».       — Хорошо, ты молодец, — хвалит его боксер. — Сейчас мне непросто сконцентрироваться и рассказать тебе всё, — отпустив его щёки, проводит большим пальцем по кромке светлых волос. Всё, что он скажет, будет чертовым оправданием его глупости, но Чимин хочет получить его объяснения, и он собирается быть с ним честным. — Я не хороший человек, Чимин, — ему приходится прикрыть чудесный рот ладонью, потому что пиявка уже открыл его, чтобы оспорить эти слова. — И поэтому мне не было стыдно, когда я представлял тебя в той футболке на голое тело. Гей я или нет, это не мешало мне думать о том, каким чертовски красивым ты мог выглядеть в ней… С моим членом внутри.       — Оу, — блаженно протягивает Чимин, нежась в приятных прикосновениях.       Он не выглядит возмущенным его словами, не спешит выскочить из постели и обвинить в домогательствах. Чимин спокоен. Это хороший знак.       — Так, я могу поцеловать тебя?       — Если я буду молчать?       — Это ненадолго, — мажет Чонгук по линии его подбородка губами, ощущая ими крупные мурашки.       Чимин парень. Но он не такой, как те, с кем ему приходилось иметь дело на ринге. Он не похож ни на одного из ему известных, он нежный и уязвимый. Он такой красивый, и настолько совершенный для него, что Чонгук чувствует облегчение, наконец, перестав делать вид, что не замечает этого.       — А… Не долго… Ясно, — маленькое тело Чимина начинает мелко дрожать. Чонгук очень надеется, что это от возбуждения, потому что он чувствует то же самое.       — Готов? — приложив палец к губам Чимина, спрашивает боксер совсем тихо, чтобы не разрушить атмосферу. — Просто кивни.       Распахнув глаза, в которых всё ещё сохраняется удивление, разомлевший Чимин кивает.       И Чонгук впервые целует парня. Это уносит его за пределы разумного, потому что Чимин невероятный. Его губы мягкие и податливые. Чон нежно к ним прикасается, наконец, съедая их карамельный вкус. Облизывает уголки, мягко заставляя его губы приоткрыться и проталкивая язык глубже, когда Чимин позволяет ему завладеть своим ртом. Уже сейчас боксер понимает, что сдержать себя будет неимоверно трудно. Но он чувствует, что первый раз в жизни делает что-то правильное. Он никогда не умел быть нежным, он умел лишь брать напором, быть использованным и использовать в ответ с минимумом эмоций и отсутствием привязанностей. Но с этим мальчиком он хочет стать другим. Тем, кого Чимин мог бы любить.       Пак ещё немного скован, но с каждой секундой, с каждым переплетением их языков, он становится смелее. Осторожно ведёт дрожащими пальцами по предплечьям Чонгука и скрещивает руки на его шее. Будто на пробу, Чимин легко прикасается к его волосам, которые сам же вчера спутал, вставляя в них пластиковые вилки, и смелеет, запуская в них пальцы, когда Чонгук углубляет поцелуй.       Они целуются долго и трепетно. Они целуются мокро и жадно. Из нежного и ленивого поцелуй перерастает в раскаленный и голодный. Заведенный лёгкими касаниями рук Чимина, Чонгук несдержанно сжимает его бока, оглаживая грудь, и цепляет пальцем набухший сосок. Чимин шипит, и это звучит, как приказ продолжить для боксёра. Он закидывает его ногу себе на талию, кайфуя от того, что Чимин сам начинает потираться о его живот. Спускается влажной дорожкой из поцелуев вниз по тонкой шее к груди. Обводит тёмный сосок языком и сжимает его губами, слизывая пряный вкус кожи. Втягивает глубже, посасывая и слегка прикусывая. Его мальчик везде вкусный, и крышу сносит от мыслей о том, насколько хорошо мог бы ощущаться член Чимина у него во рту. Впервые в жизни он настолько сильно хочет кому-то отсосать, что практически перестаёт себя контролировать.       — Детка, я не сдержусь. Дьявол, Чимин, я, правда, не смогу…       — Продолжай, — требовательно стонет заведенный ласками блондин. — Пожалуйста.       Аллилуйя. Мысленно взвывает Чонгук, как какой-то долбанный победитель, получивший главный приз. Он полностью скидывает одеяло, сбросив его на пол, чтобы оно не мешало ему насладиться зрелищем: светлой кожей, тонкой талией, округлыми бёдрами, завитками коротких волосков в паху и самыми идеальными ногами, созданными, чтобы обвивать его шею. Чимин пытается прикрыть себя руками, но Чонгук не позволяет ему этого сделать, обхватив его запястья и продолжая вести языком ниже, пока живот Чимина не начинает подрагивать от щекочущей ласки. Чон целует его пупок и испытывает настоящее волнение, когда добирается губами до самого сокровенного.       — Чонгук, — жалобно скулит Чимин, вырвав свои руки из его лёгкой хватки и вцепившись в темные волосы. — Ты не должен…       — Я хочу попробовать тебя и там тоже, — оторвавшись от его тела с тяжёлым дыханием, серьёзно смотрит на него Чонгук. — Но, если ты против, мы не продолжим.       Возможно, его собственные яйца лопнут от желания облизать и съесть прелести Чимина, но он сумеет решить эту проблему позже, если пиявка попросит его остановиться.       — Нет, дело не в этом, — поднимается с подушки Чимин, чтобы посмотреть на него, и густо краснеет, видя голодный взгляд боксёра, чья голова уже расположена между его ног. — Ты ведь никогда не делал этого с мужчиной. Что если тебе будет… противно?       Для Чонгука в сексе не существует каких-либо границ, которые он не мог бы позволить себе нарушить. Но Чимин оправданно волнуется, он не выглядит особо опытным, и боксёр понимает необходимость позаботиться о его чувствах.       — Чимин, между любовью двух мужчин нет ничего противного. Я совершил множество ошибок в своей жизни, но ты точно не станешь одной из них. Ты не эксперимент ради любопытства, и мне не нужно проверять свою гетеросексуальность, потому что я знаю, насколько сильно хочу тебя, — произносит Чонгук, пожалуй, самую длинную речь в своей жизни. — Дьявол, да я уже едва сдерживаю себя, чтобы не взять тебя в рот, — это чистая правда. Запах Чимина, вид его возбужденного, покрасневшего члена с блестящей от предсемени головкой, делают его настоящим безумцем. — Просто скажи мне, если что-то пойдёт не так, хорошо?       — Боже, — со стоном Чимин сдаётся, роняя голову обратно на подушку и смяв её края двумя руками, чтобы прикрыть ими лицо. — Я точно всё ещё сплю.       — Тогда это лучший сон в моей жизни, — облизнув нижнюю губу, Чонгук смотрит на подрагивающий член самого идеального размера, который подходит его маленькому Чимину. — Ты совершенство.       Чонгук спускает своё татуированное тело так, чтобы удобнее устроиться между его белоснежных ног.       — Раздвинь их для меня, детка, — хрипло просит боксёр, не отрывая от него взгляда.       Чон укладывает его ноги себе на плечи. Проталкивает ладони под самую совершенную задницу, что когда-либо была в его руках, и улыбается, видя тот самый знаменитый шрам на одной из половинок.       Сложно понять, когда он успел свихнуться от этого мальчишки настолько, что даже шрам на попе кажется ему совершенным. Чонгук лижет языком белую линию на его коже, едва царапая её нижними зубами. Помогает ему приподнять бедра к своему лицу, чтобы съесть его, как одно из любимых блюд. И чувствует, как с протяжным громким выдохом вздрагивает Чимин, заглушив стон подушкой, когда он, наконец, делает то, что должен и втягивает его член в рот.       Иисусе.       Это ощущается, как полёт в свободном падении и выходит за рамки обычного сексуального наслаждения. Чёртова вселенная взорвалась у него на языке мириадами ощущений, когда гладкая головка уперлась ему в нёбо. Боксёр склоняет голову ниже, чтобы почувствовать скольжение в горле, он использует все возможности своего языка и сосёт с таким аппетитом, будто высасывая горячий сок из любимого стейка. Он мог бы заторчать от этих действий, потому что Чимин реагирует на каждое из них. Его чувственный мальчик хнычет, сам подаётся бёдрами вперёд, закрывает своё лицо, стонет и шумно дышит, словно это его первый в жизни минет. Чонгук никогда не чувствовал такого единения с партнером. Он и сам может кончить в любую минуту, как это уже готов сделать Чимин, просто прикоснувшись к себе.       — Чонгук… — прозвучало в чистейшем отчаянии.       — Тшш, детка… — отрывается от него боксёр лишь на секунду, чтобы увидеть, как на Чимина действуют его ласки. — Всё в порядке. Я держу тебя.       Чонгук бы не поверил, если бы ему сказали, что когда-нибудь его горло будет сжиматься вокруг чужого члена, но сейчас он слишком увлечён этим процессом. Доставлять удовольствие Чимину оказалось так же приятно, как и получать его. Отзывчивый малыш хнычет на каждое движение его языка, и это побуждает Чонгука работать усерднее. Не имея опыта, он просто сосёт так, как хотел бы, чтобы Чимин сделал это для него. С оттяжкой, остановками на кончике головки и глубоким скольжением. Боксёр прислушивается к его реакции, чтобы понимать, что и как любит пиявка. Чимин совсем не против лёгкой грубости, и Чон сжимает его бедра, оставляя на них следы своих пальцев. Прерывается на вздохи и целует тонкую кожу внутренней части его бёдер, чтобы облизать сжавшиеся яички и снова заглотить член до основания.       — Чонгук, подожди, — жадно хватает воздух открытым ртом Чимин. — Это слишком! Слишком… Я сейчас конч… у-у-у.       Это оказалось быстро. У Чимина точно нет большого опыта в том, чтобы кто-то ему отсасывал. От этой мысли Чонгук умудряется улыбнуться с членом во рту.       — Чонгук! — громко выстанывает Пак в подушку, кончая между его губ.       Вязкая сперма тёплыми толчками оседает на языке боксёра. Солоновато-сладкая и такая чертовски восхитительная. Горячая. Как разрушенный Чимин в момент своего оргазма. Чонгук издаёт рык, как голодный зверь, когда Чимин пытается его оттолкнуть. Пак хочет справиться с собой, сомкнуть ноги и сдержать голову Чонгука, вцепившись в его волосы. Но боксёр не замечает этих попыток, он вытягивает из пульсирующего члена всё до последней капли, выпивая из него все силы и саму жизнь.       С протяжным стоном Чимин обмякает, наконец, отпустив подушку, кончик которой грыз всё это время, чтобы не быть слишком громким. Его взгляд, устремленный в пустоту, настолько наполнен яркими эмоциями, что Чонгук не может оторвать от него своих помутневших глаз. Чимин, как и он сам, явно сдерживал своё возбуждение достаточно долго, чтобы сейчас отдаться ему с такой страстью.       — Боже! — восклицает Пак, придя в себя и видя потрясённое лицо Чонгука с подтеками спермы на подбородке. — Прости, выплюнь это, — сгибается он, чтобы поднести ко рту боксёра свои ладони. — Чонгук, прости, я не смог сдержаться. Плюй.       Чимин боится, что вкус его спермы может показаться Чонгуку чем-то неприятным, но это не так. Перекатывая жидкость на языке, Чон садится на постели, опустив зад на пятки. Первый минет оказался для него таким вдохновляющим, что это теперь навсегда останется в его памяти, как одно из самых ярких воспоминаний. Не потому, что сосать член оказалось совсем неплохо, а потому, что это был член Чимина. И глядя ему в глаза со здоровой долей наглости и провокации, Чонгук… сглатывает.       — Ты сумасшедший, — пораженно выдыхает Чимин, заново заводясь от этого зрелища, и тянется к нему за поцелуем.       — Из-за тебя, — яростно отвечает ему Чонгук, сгребая его, чтобы перетащить к себе на согнутые колени.       В отличие от Чимина его демоны ещё голодны. Поэтому его движения резкие и напористые. Он пытается сдержать себя, не испугать и не смять мальчишку. Старается целовать его нежно и осторожно, радуясь тому, что Чимин не брезглив и с удовольствием съедает собственный вкус из его рта. Похоже, пиявка любит секс не меньше, чем он сам, и значит, у них впереди ещё много открытий.       — Так неловко, — обвив ногами его талию, тихо посмеивается Пак, когда страсть в нём слегка утихла после оргазма, и осознание случившегося заставило его смутиться. — Неловко же, скажи? — дрожащий и слабый, он прячет зацелованное лицо в своде плеча и шеи боксера.       Кажется, Чонгук влюбляется в его двойственность в эту же минуту. Когда из возбужденного и готового ко всему, Чимин снова превращается в скромного и неловкого мальчишку.       — Может тогда тебе стоит называть меня хёном? — трётся щекой о его волосы Чон, спокойно принимая свой новый фетиш на такую тактильность.       — Что? — Чимин упирается ладонями ему в грудь и смеётся, рождая этим звуком бабочек в животе боксера. — Я не могу.       — Да, прости, я поторопился, ты не должен… — пытается скрыть Чонгук разочарование в голосе.       Корея консервативная страна. Здесь полно форм обращения, означающих степень близости. Чимин ещё не готов принять его настолько, чтобы обращаться так лично. Это укололо Чонгука в район гордости, но он бы не был собой, если бы просто решил сдаться.       — Нет, ты не понял, Чонгук, — обхватывает его лицо Чимин, вынуждая услышать его. — Это ты должен называть меня хёном. Я старше.       — Шутишь? — испытывает Чонгук облегчение и изумление одновременно.       — Мне двадцать семь, — произносит с гордостью.       — Но я думал… боже, — Чонгук готов рассмеяться в голос. Он должен звать хёном того, кто меньше его раза в полтора и кого он принял едва ли не за подростка в их первую встречу. — Ты такой непредсказуемый… хён.       Чон мог бы поклясться, что Чимин имеет что-то родственное с представителями кошачьих, потому что после того, как он обратился к нему «хён», зрачки его любимой пиявки возбуждённо расширились до размера Марианской впадины. И даже Чеширский кот не позволял себе улыбаться так провокационно, как Пак Чимин в этот момент.       — Значит, как твой хён, я должен хорошо позаботиться о своём донсене. Ты ведь ещё не…       Архаичное животное ликует внутри Чонгука, и он понимает, насколько влюблен, когда мальчик, который только что позволил себе отсосать, сейчас закусывает губу и краснеет, подбирая синоним слову «кончить».       — Всё в порядке, детка. Я буду ждать сколько нужно, пока ты не почувствуешь, что готов, — нежно ведёт боксёр подушечками пальцев снизу вверх по его спине, заставляя бледную кожу покрыться мурашками.       — Я готов, — доверчиво смотрит на него Чимин. — У меня не было этого с тех пор, как заболела мама шесть лет назад, и даже тогда это был не такой яркий опыт, как сегодня, но… Я готов, Чонгук.       — Чёрт возьми, хён, — стискивает его боксер, снова целуя. — Тогда тебе лучше остаться на мне сверху, так ты сможешь меня контролировать.       Чонгук уверен в себе, он знает, что лучше прокусит себе запястье, чем причинит Чимину боль. Он никогда не брал мужчину, но анальный секс для него не что-то новое. И, тем не менее, он собирается сделать всё, чтобы Чимин чувствовал себя рядом с ним комфортно.       — Не хочу, — капризничает Чимин, подставляя шею для поцелуя. — Ты контролируй.       — Не стоило тебе говорить это такому, как я, — глаза Чонгука загораются опасным блеском, пока он вылизывает его ключицы, поднимаясь языком по шее к мочке уха.       Но он не готов уступать в том, что касается безопасности Чимина. Ему лучше оседлать его и самому выбирать глубину проникновения. Боксёр напористо целует его, проглатывая горячее дыхание. Ведёт ладонью по его спине, сжимает ягодицы и пробирается к заветной дырочке, оглаживая её подушечками пальцев. Чимин вздрагивает и замирает, прислушиваясь к своим ощущениям, обняв его за шею и уронив голову ему на плечо.       — Всё хорошо? — целует его в висок Чонгук, кожей ощущая чужое тяжёлое дыхание. Он ждёт, когда Чимин кивнет, и вводит лишь фалангу среднего пальца, ощущая давление тугих стенок. Узкий. — Нам нужно время, чтобы подготовить тебя, малыш.       — Я не боюсь боли, Чонгук.       — Но тебе будет больно, если мы этого не сделаем, — мягко сжав его волосы на затылке, боксёр тянет их, заставляя Чимина поднять голову и взгляд. — Я не хочу, чтобы ты терпел, — лижет широким мазком языка по его губам. Он сам уже в опасной близости к тому, чтобы сорваться.       Чимин несдержанно стонет, снова опускает голову ему на плечо и, боги, сам насаживается на его палец глубже, зашипев сквозь зубы.       — Пиздец, — благоговейно шепчет Чонгук, оглаживая скользкие стеночки. — Посмотри на меня, Чимин. Смотри. На меня.       Блондин послушно поднимает голову и совершенно расфокусированный взгляд, продолжая держаться за его крепкую шею и выглядя самым уязвимым и разбитым на свете от одного лишь пальца.       — Если ты почувствуешь хоть малейшую боль, ты должен будешь сообщить мне об этом, слышишь? Знаешь, что такое «светофор»?       — Сигнальный… ах… фонарь… на дороге, — с длинными паузами отвечает Чимин, больше концентрируясь на своих ощущениях, а не на словах боксера.       Чонгук улыбается, вылизывая его кожу под подбородком. В свои двадцать семь пиявка очаровательно-наивен, он понятия не имеет, что такое система стоп-слов, построенная на цветовых значениях, где зелёный — можно, а красный значит «стоп». Над этим будет приятно поработать чуть позже.       — Хорошо, — отрывается от него Чонгук, чтобы ответить. — Просто приведи меня в чувство, если я слишком увлекусь. Можешь дать мне пощёчину или укусить в плечо, но я должен знать, что зашёл слишком далеко.       — Не волнуйся… за меня, — Чимин смотрит на него поплывшим взглядом, приподнимаясь и опускаясь обратно, чтобы заполнить себя.       Трахая сам себя его пальцем.       Чонгуку определённо понадобится больше выдержки, чем когда-либо в этой жизни. Потому что его уже уносит, глядя на это.       — Кивни мне, малыш, чтобы я знал, что ты понял.       — Я понял, ах… понял, — несколько раз кивает Чимин, закрыв глаза и откинув голову.       — Дьявол, я должен был найти тебя раньше, — облизав его кадык и оставляя на нём яркий засос, рычит боксер, тратя остатки благоразумия на то, чтобы сдержаться, не закинуть его ноги себе на плечи и не втрахать его в кровать.       — Дай мне свой член, Чонгук. Мне нужно больше… — хнычет Чимин. Он уже привык к пальцу, и ему мало этих ощущений.       Вместо того, чтобы идти на поводу у охваченного желанием мальчика, Чонгук добавляет второй палец, немного расширив их внутри.       — Двигайся, — просит его боксёр, жалея, что это прозвучало слишком повелительно. Но Чимин не против подчиниться ему в постели, и это сводит с ума. Он скользит на его пальцах, немного морщась от дискомфорта первые пару фрикций, но спустя несколько секунд блаженно закатывает взгляд в удовольствии и опускается до упора. — Вот так, детка. Ты получишь мой член, когда сможешь принять ещё один.       — Тогда дай мне его, — не перестаёт методично подниматься и опускаться Чимин. — Сейчас дай.       Чонгук ведётся. Вынимает из него пальцы, чтобы сплюнуть на них, растереть слюну по его сжимающейся вокруг пустоты дырочке и ввести уже три.       — Богмой, — вскрикивает Чимин, раскачиваясь на нём, как на гребанных качелях.       Твою мать, смотрит на него боксёр совершено влюблённым взглядом. Этот мальчик, что сам насаживается и трётся о его торс вставшим членом, действительно способен удивлять.       — Всё хорошо, малыш, делай всё, что тебе хочется. Господи, как же красиво ты сейчас выглядишь.       — Чонгук, я скоро кончу. Пожалуйста. Я хочу сделать это вместе с тобой.       — Потерпи, малыш, — убрав вторую руку с его спины, которой держал его всё это время, Чонгук просовывает её между их телами, высвобождая свой член из трусов. У него не хватило ума снять их сразу, и теперь он не готов полностью отпустить Чимина, чтобы сделать это сейчас. — Блять, нам нужен презерватив.       Долбанный идиот. У него нет презервативов, потому что он не планировал никого приводить к себе и вообще вёл чёртов аскетичный образ жизни последний год. Он должен был позаботиться об этом раньше.       — Детка, позволь мне отсосать тебе ещё раз, — извиняющимся тоном шепчет боксёр ему в губы. Он не хочет лишать Чимина оргазма.       — Я чистый, Чонгук. Пожалуйста… Дай мне кончить от твоего члена, — в разбитом голосе Чимина проскальзывает что-то напористое, потому что он хочет получить своё и не готов больше терпеть.       — Тогда садись на него, малыш. Делай с ним всё, что хочешь.       Чимин делает. Жадно вгрызаясь в его губы поцелуем, он зарывается в волосы боксёра пальцами и осторожно опускается, позволяя ввести в себя лишь болезненно напряженную головку. Чонгук проглатывает его стон, и сам готов выматериться вслух, потому что Чимин всё ещё узкий для члена.       — Потерпи, детка, обещаю, мне не потребуется много времени.       — Я не могу больше, Чонгук… не могу, — хнычет Чимин, откинувшись назад на свои руки и продолжая медленно двигаться, по миллиметру принимая его длину в себя.       Чонгук подхватывает его за бедра, чтобы удерживать его на весу, когда Чимин растягивается достаточно, чтобы он сам мог беспрепятственно вдалбливаться в его тугую попку. Чимин оставляет опору на одной руке, облизывает пальцы, глядя на него самым голодным взглядом, и обхватывает свой покрасневший член, несколько раз проведя вниз-верх по всей длине.       — Чимин, ты… Пиздец.       Чонгук не перестаёт двигаться с такой скоростью, что Чимина начинает подбрасывать. Он выглядит так развратно и так потрясающе, устроив настоящее порно-шоу на его бёдрах. Если бы Чонгук сейчас сделал надрез на своей коже, оттуда посыпались бы искры — настолько горячо это выглядит. Чимин, словно самая грязная и самая чистая из его фантазий, позволяет делать с ним всё что угодно и в сотни раз умножает его кинки. Не выдержав зрелища, которое может буквально лишить его рассудка, Чонгук перекидывает их обоих, укладывая Чимина на подушки и сгибая его ноги в коленях, чтобы прижать их к его вспотевшей груди. Им нужно совсем немного. Несколько размашистых толчков и плачущих громких стонов Чимина. Этого хватает, чтобы почти одновременно кончить обоим. Чимин обессиленно закрывает глаза, лишившись сил, когда Чонгук наваливается на него сверху, и, заполнив спермой, вжимает его своим грузным телом в простыни. Они снова целуются, но в этом уже нет того дикого голода. Это вязкое касание губ в благодарность друг другу, как самое громкое признание, на которое сейчас нет слов даже у болтливого Чимина.       Секс никогда не имел для боксёра большого значения. Это был лишь процесс, который заканчивался сразу после того, как сперма покидала его яйца. Но сегодня, когда Чимин отдавался ему с такой страстью и трепетом… Чонгук понимает, что способен на всё. Даже идти против течения этого гребанного мира.       Когда-то сломленный жизненными обстоятельствами мальчишка, делает его всесильным. Чонгук хочет делать его счастливым.       Пак ещё тяжело дышит, когда Чонгук укладывает свою голову у него на груди, накрывая собой, сжимая его маленькое тело в объятиях и млея от нежных касаний, пока Чимин зарывается пальцами в его волосы.       — Во сколько тебе нужно быть в кафе? — лизнув его сосок, охрипшим голосом спрашивает боксёр.       Он чувствует себя абсолютно счастливым. И хотел бы провести с ним весь день, не вылезая из постели, пусть даже в этой убогой квартире. Пока Чимин с ним, она не кажется такой удушающе-крохотной. Но у его маленького хёна есть обязанности, с которыми ему придётся мириться. И к тому же его давно уже пора накормить, чтобы он смог восстановить силы.       — Сегодня у меня вторая смена, потому что у Сухо закончилась сессия, так что я должен быть там не раньше половины третьего, — отдышавшись, отвечает Чимин. — Хочешь, чтобы я ушёл прямо сейчас?       — Что? — поднимает голову боксер, нахмурившись.       — Всё в порядке, — с дрожью в голосе говорит Чимин, выбираясь из-под него, чтобы сесть на подушки. — Я только умоюсь, если ты не против.       — Чимин, какого чёрта? — боксёр выглядит растерянным.       — Чонгук, я всё понимаю, — Пак старается не смотреть ему в глаза.       — Тогда, блять, объясни и мне заодно, — Чон не хотел звучать так грубо, но… Чимин ведь не собирается его отфутболить, как использованную вещь, сразу после секса?       — Не злись, — старается улыбнуться Чимин, но выглядит это слишком натянуто.       — Я, чёрт возьми, пытаюсь.       — Правда, Чонгук. Я ведь сам этого хотел и не претендую на всё твоё внимание… — осторожно подбирает слова Пак.       — Тебе лучше объяснить мне всё прямо сейчас, хён, — Чонгук проявляет образец терпения, собираясь его выслушать.       Чимин мнёт уголок подушки, собираясь с духом, перед тем, как начать.       — Твои прошлые отношения… об этом было немного информации в интернете, но… я знаю, что ты ни к кому не привязываешься, ни с кем не заводишь отношений, часто меняешь партнёров, и ты, правда, ничего мне не должен лишь потому, что мы переспали. Я сам пошёл на это, потому что хотел быть с тобой. Хотя бы один раз… — выдыхает с громким «уф», поднимая влажный взгляд в потолок, чтобы не допустить слёз, — почему так сложно говорить, Боже?       — Чимин…       — Нет, нет, всё в порядке. Я, правда, благодарен тебе за всё и только хочу, чтобы ты продолжал видеть во мне хотя бы друга. Не отказывайся от меня. Пожалуйста. Даже, если я всё испортил, — заканчивает тихо, прижав колени к груди и обняв их.       — Ох, чёрт, — с тяжёлым выдохом Чонгук переворачивается на спину, борясь с желанием закурить.       Чимин имеет право кинуть ему в лицо такими словами, но это оказалось больнее, чем он думал. Его маленький хён уверен, что для него он всего лишь интрижка, потому что он сам не убедил его в обратном.       — Чимин, ты не секс на один раз. Я не умею вовремя находить нужные слова, но просто поверь мне, ладно? — боксёр садится на постели и тянется за своими лежащими рядом брюками, чтобы достать из кармана сигареты.       Ему не приходилось быть участником таких разговоров, потому что он сам избегал их, когда кто-нибудь из бывших устраивали драму. Только в тех случаях, Чонгук не испытывал чувства вины, хоть и понимал, что ведёт себя, как ублюдок. Долбанная карма. Теперь ему придётся заплатить за каждый раз, когда он забывал, что не должен быть мудаком. Чон не знает, как правильно себя вести и что нужно сказать, чтобы Чимин поверил в искренность его чувств. Он понимает, что сам виноват в том, что умудрился испортить такой момент. Накинуться на Чимина, и позволить желанию взять вверх, было не самым правильным решением в его жизни, хоть он и не сожалеет об этом. Но, дьявол, ему действительно нужно было посвятить какое-то время на настоящие ухаживания, а не просто затащить его в постель и трахнуть, как он поступал со всеми остальными. Чимин не заслужил этого.       Чонгук закуривает, выпуская дым вверх. Он должен сказать хоть что-то, эта тишина между ними становится такой гнетущей, что ему хочется шваркнуть что-нибудь об стену. Хотя бы свой телефон.       — Наверно, я всё-таки пойду? — шмыгнув носом, спрашивает Чимин, будто ему необходимо его разрешение.       Сбегает.       Разве он сам не поступал так всё время? Теперь давись, придурок, последствиями.       — Уверен, что не хочешь остаться? — не поворачиваясь, сухо спрашивает Чон, выбрасывая тлеющую сигарету в окно.       Чимин проводит ладонью по его исцарапанной спине и прижимается к ней своей грудью, спустя пару секунд.       — Ты же позвонишь мне, когда тебе будет грустно?       О, да, пиявка. Поверь, я превращу твой телефон в долбанный вибратор своими звонками.       Чонгук накрывает его ладонь, что покоится на его татуированном плече, своей. Подтягивает её к своему лицу и нежно прижимается губами к запястью, целуя побелевший шрам. На них обоих есть следы прошлых ошибок. Видимые они или нет, это не значит, что их нельзя исправить.       — Я провожу тебя, хён.