***
Я шел через двор в гостиную стражей, собираясь перекусить перед утренней сменой, когда услышал по рации другого стража сигнал бедствия. Он направлялся в учебный корпус, но был недалеко, так что я смог разобрать несколько ключевых слов. Я уже собирался последовать за ним, когда на меня обрушилась вся серьезность этого сигнала. «Найдено тело... укушено... обескровлено...» Я взял левее и помчался на полной скорости. Разум лихорадочно работал. Это не просто случайное нападение. Даже если бы стригоям удалось прорваться через защитные кольца, чтобы добраться до учебного корпуса, им пришлось бы пробраться в самый центр кампуса. Едва ли это подходящее место для кормления, слишком много потенциально упущенных жертв. Действовал не кровожадный монстр – это был чей-то безумный, но продуманный план. Может, это лишь предчувствие, и я мог ошибаться, но мысли устремились к единственному человеку, который достаточно свихнулся, чтобы попытаться провернуть подобное. Наталья могла казаться безвредной и слабой, но она в отчаянии, а оно добавляет элемент внезапности. Если я прав, есть только одно место, куда она отправится со своей новообретенной мощью. Я приближался к центру содержания под стражей, когда увидел у входа тело, распростертое на земле. Страж, вне всякого сомнения. Я подбежал проверить, жив ли он, сожалея, что в спешке выронил сумку с рацией и не могу вызвать подкрепление. Мне оставалось метров двадцать, когда из здания осторожно выбралась еще одна фигура. Высокий бледный мужчина средних лет. Морой. Сердце пропустило удар, и я узнал помолодевшего принца Виктора, который выходил через дверь как свободный человек. Я крикнул, чтобы он остановился, прекрасно зная, что даже с вновь вернувшимся здоровьем ему всё равно не удастся далеко уйти. Однако вместо смирения со своей участью я увидел довольство. Словно бы мое присутствие его забавляло. – А, Беликов, – небрежно сказал он, будто встретился с другом за чашечкой кофе. – Мне следовало ожидать, что ты окажешься поблизости. Не все узы создаются с помощью магии. Слова больше подходящие безумцу, коим Виктор и являлся. Они не имели смысла ни для кого, кроме него самого. Я приближался, и он не сделал ни малейшей попытки отступить. Первым делом я быстро взглянул на коллегу, лежащего на земле, и увидел, что его грудная клетка слабо, но ритмично поднимается и опускается. В отключке, но жив. Нас с Виктором разделяли всего несколько шагов, и я уже приготовился задержать его, когда он снова заговорил: – Боюсь, на этот раз ты можешь не успеть. Такой позор. В самом деле. – Он с тоской оглянулся на центр заключения, и в тот же самый момент я услышал крик. Этот вопль заставил остановиться. Отчаянный. Женский. Знакомый. Нет. Воспользовавшись моим замешательством, Виктор уже спешил к лесу и своему возможному спасению. У меня было два пути, и понадобилось меньше секунды, чтобы сделать выбор. Следовать за Виктором или найти Роуз. Я знал, как должен поступить... И полностью проигнорировал этот вариант. Дотянувшись до рации павшего стража, я ворвался в здание и устремился на звуки не прекращающейся борьбы. – Виктор сбежал из камеры, направляется к западной границе. Не вижу его, требуется подкрепление. В ту же самую секунду, закончив говорить, я обнаружил Наталью, теперь уже стригоя, которая яростно швырнула Роуз в стену. Я отбросил рацию и вытащил кол, оценивая ситуацию. Ослабевшая Роуз скорчилась на полу, пытаясь подняться. Ей явно досталось несколько жестоких ударов по голове, и все силы уходили на то, чтобы просто не потерять сознание. Ее загнали в угол, она была в ужасе, без шансов сбежать или защититься. Но теперь здесь я. Она наконец заметила мое появление. Мимолетного взгляда хватило, чтобы предупредить новообращенного стригоя об опасности, но оказалось недостаточно, чтобы та успела перехватить инициативу. Я легко отразил первый удар и встал между нею и Роуз. Неидеальная позиция, ведь стригой мог сбежать, однако моей главной заботой было держать ее подальше от Роуз. К счастью, молодого стригоя полностью захватила жажда крови и битвы. Ее больше интересовало, как уничтожить нас, а не где найти убежище. Я использовал эту особенность новообращенных, позволив ей нанести пару ударов вскользь, чтобы сблизиться, после чего сделал свой ход. Мой кол с легкостью нашел пристанище у нее в сердце. Она даже не попыталась его защитить. Когда я вытащил оружие, она рухнула на пол с криком, полным боли. Возможно, у нее и не было души, но на мгновение я ощутил себя монстром. Как раз перед тем, как она упала, на ее лице отразились потрясение и страх. Я увидел девочку, к которой всего несколько недель назад обращался за помощью. Девушку, которая отчаянно пыталась угодить окружающим. Ребенка, который всего лишь хотел любви и внимания от своего отца. На последнем издыхании она была не кровожадной убийцей, а просто маленькой девочкой. Такой юной, даже моложе моей младшей сестры. Ее жизнь, ее будущее пропали впустую. Мое горе прервал звук позади. Роуз лежала на полу, проигрывая в своей борьбе с обмороком. Она еще дышала, но, проверив пульс, я понял, что теряю ее. Просунув руку ей под спину, я увидел алый поток, вытекающий из раны на голове. У нее не только сотрясение мозга, но и сильное кровотечение. Меньше минуты назад я столкнулся с бессмертным врагом, однако это не шло ни в какое сравнение с ужасом, который охватил меня сейчас. Стоило поднять ее, и веки Роуз затрепетали, а губы растянулись в улыбке, когда она сосредоточилась на моем лице. – Эй, товарищ. – Я еще никогда не был так счастлив услышать это нелепое прозвище, но даже оно не сумело уменьшить мою панику. – Ты был прав насчет стригоев. Она шутила, но голос звучал мягко, выдавая слабость. Я бы вряд ли услышал это, если бы Роуз стояла на ногах рядом со мной, а не безвольно лежала в моих объятиях, пока я бежал за помощью. Говори, говори с ней столько, сколько получится. Ей нельзя засыпать. Если она сейчас отключится, то может никогда не проснуться... Ее ресницы начали опускаться. – Роуз. Роза. Открой глаза. – Я говорил с напряжением, хотя это никак не относилось к бегу. – Не спи, – взмолился я. – Он был прав? Я понятия не имел, о ком она спрашивает и почему, но, по крайней мере, она всё еще говорила со мной. – Кто? – Виктор... Я посмотрел на нее сверху вниз, только чтобы встретить ответный взгляд. Она изучала мое лицо, даже в своем нынешнем состоянии понимая меня слишком хорошо. Может, в тот момент я и проделывал сложнейшую работу, скрывая беспокойство, однако Роуз всё равно уловила основную его причину. – Он сказал, что оно бы не сработало. Ожерелье. – Ее голос срывался, и было трудно уследить за мыслью. – О чем ты говоришь? – Заклинание, – уточнила она куда более энергично, чем стоило бы. Она героически пыталась остаться со мной, но я не знал, виной тому надвигающаяся смерть или желание узнать правду. – Виктор сказал, что ты должен хотеть меня... Быть неравнодушным ко мне... чтобы оно подействовало. Вереница ругательств пронеслась у меня в голове, и я не мог с уверенностью сказать, сорвались они с губ или нет. Он ей рассказал. Она знает, что те эмоции не были вызваны амулетом, а принадлежали нам самим, просто освободились, не встретив препятствий. Теперь она знала, что мне не всё равно. Хуже того, она знала, что я солгал ей об этом. Ну или я так думал, пока не почувствовал, как Роуз касается моей рубашки. Ее пальцы дрогнули, слабые настолько, что даже не могли удержаться за ткань. Я заставил себя взглянуть в эти глаза. Беспомощные – не потому, что она из последних сил цеплялась за жизнь, а потому, что для нее это была последняя надежда. – Это правда? – спросила она, почти перестав дышать. – Ты хотел меня? Мы практически добрались до больницы, но не было никакой уверенности, что Роуз выживет. Я чувствовал, как она ускользает от меня. Я не мог обмануть ее сейчас. Только не теперь, когда она... – Да, Роза, я хотел тебя. – Мой голос охрип от ужасной вины. – И до сих пор хочу... Я хочу, чтобы мы могли быть вместе. Она что-то пробормотала, когда я протискивался в больничные двери, и мои крики о помощи заглушили ее слова. До нас донеслись голоса и звуки торопливых шагов, и тогда она снова заговорила. – Зачем ты солгал? Я не смог вынести выражения ее лица, разбивающего мне сердце, поэтому притянул ее к себе ближе, прижал к груди. – Потому что мы не сможем быть вместе, – признаться в этом вслух было физически больно. Она вновь попыталась заговорить, но тихие слова терялись в затрудненном дыхании. Я разобрал только два: возраст, наставник. Этого оказалось достаточно, чтобы собрать мысль воедино. Я вытер слезинку, скатившуюся по ее щеке. – Отчасти. Но кроме того... Когда-нибудь мы оба станем стражами Лиссы. – Я скорее желал этого, чем считал фактом. Не было никаких гарантий, что Роуз переживет сегодняшний день, не говоря уже о выпускном. – Я должен защищать ее любой ценой. Если на нас накинется свора стригоев, мне придется броситься между ними и ею. Ее веки задрожали, медленно опускаясь по мере того, как раны начали брать над ней верх. – Это ясно. Конечно, ты так и... – Она затихла, наконец погрузившись в беспамятство. Только теперь я заметил бригаду медиков. Спустя мгновение Роуз у меня забрали. Не зная, выпадет ли мне еще когда-нибудь такой шанс, я обнял ее напоследок и прошептал на ухо свою последнюю правду: – Если я позволю себе любить тебя, то брошусь не перед ней, а перед тобой. Услышала ли она меня, перед тем как обмякнуть? Надеюсь, сказанного будет достаточно. Однако в тот самый момент, когда ее отняли у меня, чтобы оказать помощь, в груди кольнуло сожалением. Я остался один в коридоре, не зная, увижу ли ее живой, и вдруг понял, что так и не сказал ей тех слов, которые должны были стать последними. Увы, я понял это слишком поздно. Неважно, позволю ли я себе полюбить ее или нет, потому что уже ее люблю. Я и так безнадежно влюблен в Роуз. Мою Розу.***
Я торчал в приемном покое до тех пор, пока тело не взбунтовалось против невыносимой тишины. Мне никто ничего не говорил. Я прикинул, не найти ли кого-нибудь, чтобы потребовать ответов, но... Розе это не поможет. Впрочем, сидеть здесь и ждать я тоже не мог. Стены буквально смыкались вокруг меня. Я решил ненадолго прогуляться, чтобы глотнуть воздуха и прочистить мозги, но в дверях столкнулся с Альбертой. – Где она? С ней всё нормально? Что произошло? Как ты ее нашел? – посыпались вопросы, прерывая мои извинения. Прежде чем ответить, я положил руку ей на плечо в поддерживающем жесте. – Не знаю, как она проникла в центр содержания, но я нашел ее, когда понял, что Наталья Дашкова обратилась и попытается освободить своего отца. Я... обезвредил Наталью, но к тому времени Роуз уже получила довольно много ударов. Я принес ее сюда так быстро, как только мог, но... – Голос подвел, и мысль я не закончил. Альберта смотрела понимающе. Кивнула. – Пойду проверю, как она. Тебе лучше подышать свежим воздухом. Я позвоню, если узнаю какие-нибудь новости. Когда мы уже были готовы разойтись, я кое-что вспомнил. – Виктора поймали? Она вновь обернулась ко мне. – Да. Он не успел покинуть территорию. Двор пришлет стражей, они прибудут до конца дня, заберут его и остальных. Я слабо улыбнулся в ответ, благодарный за маленькую победу в череде поражений. Потом я бесцельно блуждал по территории кампуса, пока у меня не зазвонил мобильник. Альберта сообщила, что Роуз пришла в себя. Я примчался буквально в тот же момент, но только для того, чтобы обнаружить: мы не одни. Несколько человек, включая Мейсона, Кристиана и Василису, окружили ее кровать. Роуз выглядела уставшей, но говорила оживленно. Я не слышал, о чем именно, потому что в следующий миг наши глаза встретились, и мы повели свой собственный диалог, не прибегая к помощи слов. Она смотрела с благодарностью, сожалением и пониманием. Поначалу это сбило меня с толку, но затем ее взгляд на долю секунды метнулся к Лиссе, прежде чем вернуться обратно ко мне. И тогда всё прояснилось. Роуз слышала мои последние слова о том, что Лисса должна быть на первом месте. Она со мной согласна. Не имеет значения, что чувствуем мы. Поддаться чувствам нельзя. Они на первом месте. Я кивнул, кивнула и она, скрепляя наше молчаливое соглашение. Я вышел из палаты, так и не сказав ни слова.***
Две недели спустя я получил седьмой знак «молнии». Каждый из них причинял боль, но не из-за татуировочной иглы. За каждой меткой была своя история, и каждая из них заканчивалась смертью. Я убивал монстров. Я убивал незнакомцев. Я убивал друзей. Теперь я убил ребенка. Для меня не имело особой разницы, что формально она была нежитью, «не-мертвой». Это всё равно казалось отвратительным. Она была слишком молода, чтобы ее жизнь так внезапно оборвалась. Я пытался отыскать хоть какое-то утешение в том, что убил исключительно ради спасения другого человека. Если бы я мог вернуться в тот момент, я бы убил снова, лишь бы спасти Роуз. Хотя это делало боль терпимой, ее груз по-прежнему давил. Я дотронулся до повязки на задней части шеи, словно это могло облегчить мою ношу. Ничего подобного. Единственное, что помогало почувствовать себя хоть сколько-то нормальным, – это встречи с Роуз. Она настояла на том, чтобы мы возобновили тренировки с прошлой недели. Я хотел подождать, пока она немного оправится, но Роуз заявила, что и так потеряла достаточно времени. Ей нужно тренироваться. Несмотря на тот молчаливый договор (или, может, как раз из-за него), в наших отношениях произошел ощутимый нежелательный сдвиг. Неловкость, порожденная взаимным, но так и не высказанным знанием. Было тяжело осознавать, что я ей небезразличен, и еще тяжелее видеть, что она понимает мои чувства. Однако самым тяжелым было смириться с тем, что никто из нас не мог – или не хотел – ничего с этим поделать. Вместо этого мы притворялись. Мы делали вид, что между нами всё по-старому. Мы прикидывались учеником и наставником. Притворялись, что не чувствуем знакомой искры всякий раз, когда моя кожа касалась ее. Я делал вид, что не ощущаю, как замирает сердце при каждой встрече. Она делала вид, что не улыбается, видя меня. Я притворялся, что не замечаю, как Мейсон ходит за ней по пятам. Она притворялась, что не замечает моей реакции на его приближение. Мы притворялись, что в разговорах не касаемся личных тем больше, чем следовало бы. Что не позволяем затягиваться, казалось бы, невинным прикосновениям во время тренировки. Мы делали вид, что не смотрим друг на друга слишком уж тоскливо. Мы притворялись, что не надеемся на невозможное. Мы притворялись, что всё хорошо. Возможно, если мы станем притворяться достаточно долго, то в конце концов так и будет. Однако, несмотря на всё наше притворство, была одна вещь, о которой я больше не хотел лгать. Я отказывался делать вид, что не влюблен в мою Розу.