loneliest.

– Доракен! Голос рослого парня с тату на тыльных сторонах ладоней проносится под многоэтажкой, в которой находится бордель и живёт его друг. Кен хмурит брови, ведь сотню раз просил не звать его таким образом. Выглядывает в окно, скаля зубы. Быстро одевается и пролетев с десяток этажей, выходит на улицу, давая двухметровому подзатыльник. – Какого чёрта ты орёшь?! На меня девочки уже волком смотрят. А некоторые угарают, мол, вон, к тебе клиент пришёл! Ханма звонко смеётся. – Да ладно тебе. Не пузатый же дед пришёл. Красивый, статный хулиган. Рюгуджи замахивается снова. – Зубы выбью. Шуджи хмыкнул. – Если догонишь. Ноги понесли его вперёд, пока блондин цокнул, но побежал за ним по улицам Токио. Останавливаются они только тогда, когда воздух в лёгких заканчивается у обоих, а ноги гудят от получасового бега. – Идиот! Скалится Кен. – И я тебя люблю, Доракен-кун! Улыбается Ханма, и всё же получает свой заслуженный подзатыльник. Они у заброшенного театра, который является постоянным местом посиделок двух банд - Тосвы и Вальгаллы. Открывая двери, можно увидеть несколько неоновых вывесок и много сидений, на которых и расположились ребята. Помимо них, было ещё около двадцати человек. Манджиро с Такемичи о чём-то болтают в сторонке, Хаккай и Мицуя смеются над шутками пацанов из Вальгаллы, Кисаки, как всегда, сидит один в стороне, погружённый глубоко в свои мысли. – Есть пиво? Повернув немного голову к Ханме, который уложил свои ноги на бёдра парня развалившись, спрашивает Кен. – Только кола. Длинный протянул банку с газировкой. Рюгуджи цокнул. – Как всегда... Шуджи усмехнулся. – Алкоголик. И так по кругу. День за днём одно и то же. Гонки, подзатыльники и одна банка колы на двоих.