Огонь в их глазах

      Солнце пыталось пробиться сквозь завесу туч. Масфа впервые за долгое время погрузилась во мрак. Небо скорбело вместе со всеми.       На бледное лицо Самуэля упал солнечный луч. Зрелище было настолько завораживающим, что многие, и даже сама королева, поверили в сверхъестественность обычного совпадения. «Небеса благословили его», «Врата рая были открыты» — шептались присутствующие, не обращая внимания на монаха, произносящего молитву с деревянной сцены, стоящей на середине главной площади. Он просил принять короля в небесное царство, просил отчистить от грехов всех, кто любил и почитал его при жизни, а главное — даровать сил и терпения семье.       Силы как раз таки были нужны всем, особенно королеве Кэтрин и её дочери Беатрис. Они обе держались из последних сил. Все слёзы были выплаканы несколько дней назад, когда стало известно о кончине Самуэля. Слуги, несмотря ни на что выполнявшие свои обязанности, клялись всему и вся, что истошные крики не утихали даже после того, как королева уснула. Стены впитали горечь хозяйки и завывали вместе с ней, не давая покоя остальным жильцам.       Истеричного состояния Беатрис никто не застал. Все произошло в «Эволасе», далеко от Масфы. Ей пришло письмо от камергера, написанное под диктовку королевы. Кривые буквы гласили страшную весть, зачёркнутые слова вещали о помешательстве королевы, возникнувшем на нервной почве.       Беатрис была не из тех, кто впадает в истерику сразу. Она села на кровать, сжимая письмо в одной руке и прикрывая рот другой. Зелёные глаза бегали от строчки к строчке, девушка пыталась уловить суть написанного. Говорилось о смерти. Об отце. О боли и о тоске. И когда до принцессы дошёл смысл написанного, что-то внутри умерло, словно надоедливого светлячка прихлопнули руками. Глаза заволокла тёмная дымка, холодные щупальца страха проникли в сердце и сжали его. Мурашки забегали по спине, её передернуло. Ей захотелось выйти из этой душной комнаты, стены которой давили со всех сторон. Она вскочила на ноги, сделала несколько шагов к двери и упала на колени. Пальцы разжались, листок выпал и плавно приземлился на ковролин. Беатрис закрыла лицо руками и горько заплакала.       На следующий день она отправилась на Масфу. Трясясь в карете, надеялась, что всё это неудачная шутка или же предлог, для того чтобы выманить её из магической школы. Надежды... Эти глупые надежды, за время поездки плотно засевшие в душе, стали жертвами беспощадной правды. Их выдрали с кровью, с мясом, оставляя в душе дыру размером с пропасть.       Матушка была в трауре. Встретила дочь без улыбки. Как только увидела во дворе, тут же сбросила с себя шаль и быстрым шагом направилась вниз. Спустилась по мраморной лестнице и без лишних слов кинулась в объятия дочери.       От песнопений монаха у Беатрис кружилась голова. Девушка, одетая в белое длинное платье, сжимала четыре белоснежные розы. Шипы впивались в кожу. Капельки крови стекали по ладони, оставляли след на рукавах, подоле и беззвучно падали на землю, тут же впитываясь в каменную плитку. Кап... Кап...       Тристан коснулся кончиками пальцев холодной руки Беатрис и слегка сжал. Он был одет в белый костюм расшитый золотом — такая цветовая палитра являлась обязательной для тех, кто скорбел и держал траур.       Лорен и Дариона после официальной части, проводимой в зале замка в присутствии узко приглашенных гостей, отказались покидать Масфу со своими королевскими семьями. Они остались, чтобы поддержать королеву Кэтрин и принцессу Беатрис.       — Что тебе ответил папа? — прошептала Дариона, рассматривая свои голые пальцы, выглядывающие из-под подола. Ей не хотелось, чтобы кто-то заметил, что они говорят во время отпевания короля.       — Папа сказал, что Совет соберется не раньше, чем через два дня. Он будет проходить без королевы, в закрытом помещении, и вход будет только для членов Совета. Короли других стран, да и королева Кэтрин слова не имеют, — досадливо вздохнула Лорен и повернула голову, устремляя взгляд на Беатрис. — Мы не сможем повлиять не решение Совета, какое оно не было бы.       Дариона огорчилась — ещё одно окошечко в ясность будущей судьбы королевы Кэтрин захлопнулось. Сколько бы она не доставала отца, он ничего предпринять не сможет, а это означало, что девушке придется смириться с положением наблюдателя, даже если это не так-то просто. Дариона медленным шагом направилась к Тристану. Лорен, не желая стоять в одиночестве, гуськом последовала за ней.       — Как она? — вопрос показался Тристану глупым — по Беатрис прекрасно видно каково ей. Парень неопределённо покачал головой, не решаясь нарушить тот обет молчания, который он держал с самого начала церемонии.       Из толпы вышел мужчина в чёрном. Опираясь на трость, он подошёл к королеве и, тряхнув кудрявой седой шевелюрой, поклонился. Королева Кэтрин перевела красные глаза на неизвестного. Кожа его была зеленоватой, лицо покрывали старческие морщины. Тонкие губы были чуть распахнуты, и, присмотревшись, можно было заметить желтоватые, но ровные зубы.       — Прошу принять мои соболезнования, Ваше Величество. Представляю, каково вам и вашим подданным.       Королева кивнула, на большее она не была способна: ком слёз стоял поперёк горла и не давал пройти ни единому звуку. Мужчина будто не заметил нежелание Кэтрин говорить: он втиснулся между ней и камергером, стукнул тростью по земле, положил на ручку обе руки и повернул лицо к королеве. Кэтрин захотелось отойти.       — Он был хорошим уважаемым человеком. Помню, как-то столкнулся с ним на светском приёме... светлой души человек, — улыбнулся незнакомец в черном. Каждое хорошее слово о муже воспринималось от этого мужчины как издёвка. — Надеюсь, Совет найдет вам достойную партию, такую, чтобы о первой не пришлось вспоминать.       — Замолчите! — не выдержав, шикнула королева. — Достаточно. Я не желаю выслушивать колкости, оставьте меня в покое хотя бы в этот ужасный день, господин...       — Господин Белиал.       Медные волосы всколыхнулись, Кэтрин повернулась к господину:       — Так вот, господин Белиал, вне вашего общества я бы чувствовала себя спокойнее.       Глаза мужчины сузились. Во взгляде мелькнул огонёк злости. Отдернув себя, он тут же вернулся к любезностям: извинился и сообщил, что без каких-либо проблем покинет королеву Кэтрин во благо её душевного спокойствия.       Незнакомец перешёл на другую сторону прямоугольника, созданного толпой. Там он тут же завёл разговор с графом, тем, что был в очках с цепочкой. Мужчина смотрел на монаха и кивал, слушая правым ухом болтовню мало знакомого господина Белиала.       Как только господин покинул своё место, а монах замолк, камергер приблизился к королеве и сообщил, что пора завершать церемонию. Женщина кивнула и вложила в руку слуги свою. Он подвел её к ступеням и помог подняться.       Развернувшись лицом к подданным, она встретилась с сотней, если не больше, сочувствующих глаз. Кто-то плакал, кто-то просто стоял и наблюдал, словно за спектаклем в театре. Такие приходят на казнь, чтобы увидеть кровь и отрубленную голову, на похороны, чтобы увидеть тело и глаза королевы. Если в них отразится слабость, они разнесут по всей округе, что стране пришел конец, если сила — разнесут по всей округе, что правительница черства, как самый старый хлеб. Народу не угодишь. Так или иначе народ не будет спокойно спать, пока на престоле не окажется сильный мужчина.       Кэтрин взглянула на свою дочь. Та бросила цветы с кровавыми стеблями в кучу у открытого гроба. Куча белых бутонов обрамляла бортики со всех сторон. Кэтрин сглотнула.       — Уважаемые поданные! Говорит королева Масфо — Кэтрин! — крикнула женщина, так, чтобы услышали даже те, кто стоял далеко. — Ваш король, мой драгоценный муж, ушёл на покой. Эта потеря стала неожиданной для нас, спешу сообщить, что смерть моего мужа произошла не по естественным причинам!       Поднялся гул. Люди зашептались.       — Кто-то убил его! Кто-то убил нашего правителя, и пусть тот, кто это сделал, захлебнется своей же желчью! Мужчина, чьей справедливости и чести мог позавидовать любой, скончался, пусть стыдится и мучается тот человек, кто отобрал у нас наше солнце, нашу землю, на которой мы уверенно стояли! Я любила, люблю и буду любить Самуэля! — слёзы потекли по раскрасневшимся щекам. — И я с огнём этой любви в своём сердце стану намного сильнее! Никому не удастся нас сломить! — закричала Кэтрин, и горожане закричали: да! — Будьте уверены, те, кто лишил нас правителя, получат свое!       — Да! — закричал народ.       Королева ещё раз пробежала глазами по лицам и спустилась со сцены. На неё тут же, перепрыгивая через две ступени, забрался камергер и воскликнул:       — Церемония завершена! Спасибо тем, кто пришёл попрощаться с королём Самуэлем!