Дар

Сначала Кили видел только себя. Во всяком случае, он был почти уверен, что лицо в зеркале — его собственное. Он никогда не был тщеславным, но даже по его меркам прошло уже достаточно много времени с тех пор, как он смотрел на своё отражение. Неужели он и в самом деле так сильно изменился? Его волосы стали длиннее, чем он обычно носил, тёмные пряди обрамляли лицо. Линии скул и челюсти отчего-то казались резче, чем он помнил, придавали его чертам утончённую правильность — как у Торина, лицом которого он всегда втайне восхищался. Под влиянием неожиданного глупого желания Кили слегка повертел головой из стороны в сторону, чтобы поглядеть на свои уши: убедиться, что они не стали острыми из-за того, сколько времени он теперь проводит в компании эльфов, не говоря уже о тех странных способностях, которыми он совсем недавно обзавёлся. И с облегчением обнаружил, что они выглядят так же, как и всегда. Кили уже испугался, что зеркало на него не действует, что он почему-то недостоин магии, которую посулила ему Галадриэль, когда его отражение начало расплываться. Поначалу была одна только темнота, однако потом он стал различать, как в ней движутся какие-то тени. Наклонившись поближе, он уловил странный звук, похожий на вой ветра, только с металлическими нотками. По спине пробежала дрожь. Кили не мог понять, что это за звук, но знал, что раньше уже где-то слышал его, и это пугало. Сильно. Много позже он так и не смог объяснить, что случилось потом: вот он заглядывает в бассейн с водой, а в следующую минуту ему уже кажется, что он как будто внутри, и то, что показывает зеркало, происходит вокруг него, а он наблюдает за всем этим своими глазами. Кили обнаружил себя в голой пустоши, земля под ним была не просто сухой, а сожжённой дотла. Он лежал на земле, изо всех сил пытаясь встать на ноги, пока вокруг бушевала настоящая буря. Воздух был наполнен землёй и пылью, ветер кружил тучи сухих листьев, из-за чего ничего нельзя было разглядеть. Кили слышал свой собственный голос, который кричал, пытаясь найти хоть какой-то знак и понять, где он, звал на помощь, умолял, чтобы этот ужасный, оглушающий шум наконец-то утих. Не в силах подняться, он просто пополз по земле, вслепую шарил руками, ища что-нибудь — хоть что-то — за что можно было бы ухватиться. От того, что показывало зеркало, внутри поселился холодный ужас. Он уже видел, переживал это раньше. Но где? Во сне? Конечно, если бы он бывал в таком ужасном месте, он бы запомнил это, разве нет? В конце концов вдалеке Кили различил непонятный силуэт — просто лежащий на земле комок. Подойдя ближе, он увидел, что этот кто-то лежит к нему спиной. Ещё ближе, и у него не осталось сомнений в том, кто это такой. Он бросился к фигуре ещё до того, как имя слетело с его губ. Фили. Наблюдая за тем, как его дрожащая рука тянется к плечу брата, поворачивает его на спину, Кили ожидал увидеть пустой взгляд и приготовился к неминуемой боли, которую это ему принесёт. Однако, когда Фили перевернулся, его голубые глаза, в которые он глядел, были какими угодно, только не мёртвыми. Да, в них было много страха и боли. Но мёртвой пустоты не было. — Кили, — ахнул светловолосый гном, в его широко раскрытых глазах перемешались столько разных чувств. Прежде, чем Кили успел их распознать, он уже прижимал брата к груди, отчаянно обнял. — Я не понимаю, — сказал он голосом, который показался хриплым даже ему самому, — Где это мы? И правда, где? Пока Кили вглядывался в образы, которые показывало ему зеркало, он отчаянно пытался понять, где это всё происходит. И когда? Потому что это наверняка должно быть одно из воспоминаний. Здесь Фили жив, а значит, это никак не может быть видением будущего, ведь так? — Я не могу сказать, где мы, — ответил Фили в волшебном зеркале, — Но если мы оба здесь, значит, мы не пережили битву. Где бы это ни было… мы попали в какое-то другое место, брат. Когда Фили произнёс эти слова, в его глазах заблестели слёзы, а когда Кили услышал свой собственный голос в ответ, он показался ему сдавленным и глухим. — Нет, этого не может быть. А если так, то разве это место не должно быть хорошим? Здесь… — он оглядел унылую, мрачную пустоту, которая их окружала, в ушах до сих пор стоял оглушительный вой ветра, — Здесь просто ужасно. Это неправильно. Фили слабо улыбнулся, как всегда, когда старался храбриться ради брата, даже если дела шли хуже некуда. — Но мы хотя бы вместе, верно? Тот Кили, который наблюдал за разговором в зеркале эльфийской колдуньи, хотел только одного — дотянуться до брата, обнять его и сказать, что никогда не отпустит. Однако он никак не мог повлиять на события и только наблюдал за своим собственным, по-видимому, забытым воспоминанием. От мысли об этом стало трудно дышать, но теперь Кили был совершенно уверен: именно это и случилось с ним после того, как Болг проткнул его своим клинком. Он как-то попал в это другое, ужасное место, и Фили был там вместе с ним. Его прежнее «я» было потрясено этим не меньше, чем нынешнее. — Фили, мы не можем здесь оставаться, — услышал он свой голос, — Должен быть выход. Хоть что-то. Что угодно, что мы можем сделать. Он схватил Фили подмышки, попытался поднять на ноги, но брат накрыл его руку своей и качнул головой; на его губах по-прежнему оставалась та же печальная улыбка. — Не думаю, что смогу встать, Кили. Кроме того, уже некуда идти, не с кем сражаться. — Ты этого не знаешь. Ты даже не пытался, — в голосе Кили зазвучало отчаяние. Перед глазами всё поплыло от слёз, но прежде чем они успели пролиться, он что-то услышал за рёвом ветра — какой-то шёпот доносился до него сквозь весь остальной гул и шум. Иди ко мне. Кили завертел головой, чтобы отыскать, откуда идёт голос, который он только что слышал, но ничего не увидел. — Что это было? — спросил он у брата, а потом добавил уже громче, — Кто там? Фили в смятении поднял на него глаза. — Я ничего не слышал, — он недолго рассматривал лицо младшего брата, — Кили, я так устал. Судя по его виду, так оно и было. Кили вдруг пришло в голову, что с каждой минутой, проведённой в этом жутком месте, у них остаётся всё меньше сил, как будто из них высасывают саму жизнь. И тёмные тени, которые начали проявляться под глазами у Фили, доказывали, что он прав. — Ну всё, мы уходим отсюда, — его голос звучал решительно, но руки тряслись, когда он опять схватил брата и закинул его правую руку себе на плечо, чтобы поддержать как можно больше его веса. Они вместе встали, пошатываясь от невероятных усилий и резкого ветра, который трепал их волосы и одежду, как будто хотел сорвать её прочь. Спотыкаясь, они сделали несколько нетвёрдых шагов туда и сюда, и Кили свободной рукой прикрыл глаза от порывов бури. С каждым шагом ветер дул всё сильнее, мешая идти, и в конце концов Фили и вовсе остановился. — Всё бесполезно, — грустно проговорил он, ему пришлось говорить громче, чтобы Кили смог его услышать. Он повернулся к младшему брату и, обхватив ладонями его лицо, пристально посмотрел на него, — Если ты видишь возможность спастись, не упускай её, умоляю тебя. Боюсь, для меня уже слишком поздно. Без секундного колебания Кили неистово затряс головой, обхватил Фили за запястья. — Я не брошу тебя, ни сейчас и никогда. Твоё место рядом со мной, помнишь? Глаза Фили смягчились, когда он услышал слова, которые бросил их дяде после того, как Торин попробовал разделить братьев в Озёрном городе. — И часть меня всегда будет с тобой, — его голос дрожал от волнения, — Но я больше не могу… Всё кончено, Кили. Во всяком случае, для меня. Кили крепко, до синяков сжал руками предплечья брата. — Нет! — у него вырвался крик, похожий на рыдание, и прежде чем Фили смог возразить, взвалил его на спину и направился туда, где, по его мнению, был самый центр бури, — Я понесу тебя, если нужно! — крикнул он, повторяя слова из прошлого. Упрямство придавало ему силы, и Кили не сбавлял шага, хоть и не видел почти ничего, кроме собственных ног, всё равно продолжал шагать снова, снова и снова. Он не слышал ничего, только шум бури — оглушительный рёв, который не давал даже думать, а тем более говорить. Но даже в таких невыносимых условиях он слышал голос, который звал его раньше, слышал его у себя в голове, чувствовал, как его всё сильнее тянет на зов. Иди ко мне. Невозможно было сказать, как долго они шли вот так, но в конце концов колени у Кили подломились, и он ощутил, как его тело ударилось о землю. Теперь он полностью ослеп из-за бури, только тяжесть лежавшего на нём брата помогала окончательно не потерять сознание, и он держался за Фили из последних сил. Может быть, Фили всё-таки прав. Может, это конец для них обоих. А потом мир вокруг них внезапно застыл. Кили боялся открыть глаза, боялся, что если сделает это, то окажется в ещё более страшном месте. Там, откуда нельзя будет вернуться. — Открой глаза, — произнёс совсем рядом чей-то ласковый голос, — Я не желаю тебе зла. Кили моргнул, и окружающий мир постепенно снова стал чётким. Он лежал на спине, а голова его брата покоилась у него на груди. Над ним склонилась стройная фигура, длинные тёмные локоны обрамляли невероятно красивое лицо. Всмотревшись в зеркало повнимательнее, Кили сразу же узнал её. Это была Фаэрверенн. Позади неё стоял ещё один силуэт, он смотрел не враждебно, но настороженно. Насколько он понял, это должен был быть Иондаэр. Неожиданно Кили всё понял. Именно по этой причине, живя в Туилимбаре, он ощущал с его прежними владельцами непонятную близость, которой не мог найти разумного объяснения — он встречал их раньше в этом странном месте между жизнью и смертью, но забыл об этом, как только вернулся в мир живых. И опять ему так захотелось вмешаться в то, на что он смотрел: сказать Фаэрверенн, что он знает её, дать ей понять, как много значили для них с Тауриэль письма, которые она оставила им. Но его прошлое «я» с молчаливым удивлением смотрело на эльфийку и её друга. Фаэрверенн улыбнулась, провела рукой по его щеке. — Кое-кто пришёл за тобой, — сказала она, — Но ты должен спешить. Мы изо всех сил стараемся выиграть для тебя немного времени, но наши силы быстро иссякают. Кили оглянулся. Он увидел, что совсем неподалёку от них по-прежнему бушует ураган, как будто их окружает какой-то защитный пузырь. А в нескольких шагах справа стояло большое кривое дерево, его ветки опускались так низко, что почти касались сухой земли. В его стволе было что-то странное, и Кили напряг глаза, чтобы понять, что это было. Ему показалось, что среди массивных корней есть пещера, из которой мягко мерцал яркий свет. Он снова взглянул на Фаэрверенн. — Что я должен сделать? — Просто иди, — эльфийка с мечтательной улыбкой махнула рукой в сторону дерева, — Иди и живи. Но прежде я прошу тебя взять с собой кое-что от нас. КИли посмотрел на её пустые руки. — Взять что? — растерянно спросил он. Улыбка Фаэрверенн стала шире. — Это нельзя унести в руках, а только в сердце, в душе, в самой своей сути, — она наклонилась, прикоснулась своим лбом к его. На короткий миг Кили ощутил, как необычайно яркий свет охватывает его, ослепляет, проникает в каждую частичку его тела. Потом всё закончилось, и он опять посмотрел эльфийке в лицо, — Отнеси этот дар той, кто тебя ждёт. Настанет день, когда ты воспользуешься им, чтобы спасти её, как она спасла тебя. — Я не понимаю… — начал он, но его прервал голос Иондаэра. — Уходи сейчас. Наша защита не продлится долго, и тогда ты можешь упустить свой шанс. Кили кивнул и хотел потянуться к брату, который всё это время, похоже, лежал без сознания. Фаэрверенн остановила его, положив руку ему на плечо. — Боюсь, что ему не позволят пройти, — её лицо не выражало ничего, кроме сострадания и печали, — Оставь его с нами или ты можешь не успеть дойти до прохода вовремя. — Нет! — с мрачным упрямством выпалил Кили в ответ, — Куда я, туда и он. Он наклонился, чтобы опять взвалить Фили себе на плечи, и чуть не упал на колени под тяжестью брата. Фаэрверенн смотрела на него с жалостью. Она хотела что-то ответить, но Иондаэр прервал её, сжав ладонью её плечо. — Это его выбор, любовь моя, — сказал он, — Я бы тоже не отказался от тебя даже в самых безнадёжных обстоятельствах. Фаэрверенн накрыла руку мужа своей, повернула голову, улыбаясь ему. Видимо, смерть не пугала её — да и с чего ей бояться, подумал Кили, когда мужчина, которого она любила много веков, даже сейчас будет рядом. Фаэрверенн повернулась к гному, её лицо опять стало серьёзным. — Поторопись, — настойчиво приказала она и добавила уже мягче, — Она ждёт тебя. У Кили сжалось сердце. Конечно, она говорила о Тауриэль; той самой Тауриэль, которая в этот момент горевала о нём, ведь его смерть разбила ей сердце. Больше всего на свете ему хотелось быть с ней тогда, чтобы собрать по кусочкам их самих, их отношения, их жизни после великой битвы, которая изменила всё. Хотелось убедить тогдашнего себя, что это правда, что Тауриэль ждёт его по другую сторону того места, где он был сейчас, что это стоит всех тех усилий, которые ему придётся приложить, чтобы до неё добраться. Если бы только… Если бы только он не знал, что должно случиться сначала. Что для того, чтобы его прошлое «я» вернулось к жизни, ему придётся навсегда потерять брата. Кили знал, что должно случиться, но это не облегчило его муки, пока он наблюдал за самим собой, как он тащит тяжёлого брата по выжженной земле к таинственному свету у корней дерева, а Фаэрверенн и Иондаэр следят за ними с тревогой во взглядах. Когда они подошли к цели, Кили заметил, что ветер опять набирает силу. Оглянувшись через плечо, он увидел, как Фаэрверенн тяжело опирается на мужа, ища у него поддержки. Что ж, она ведь предупреждала, что их защита не продержится долго, разве нет? Ему оставалось сделать всего пару шагов, но внезапно стало казаться, что каждый шаг занимает целую вечность. Кили не знал, то ли собственные силы подводят его, то ли на него так действует враждебное окружение. Один неверный шаг — и он уже на коленях, а тело брата наполовину съехало с его плеч. Фили зашевелился. — Кили? — забормотал он, запинаясь, — Что происходит? — Не волнуйся, — выдавил Кили сквозь сжатые зубы, — Я вытащу нас отсюда. Мы уже почти пришли. Ураган опять разбушевался так сильно, что дерево впереди превратилось во что-то неясное и расплывчатое. Кили наугад вытянул руку. Ещё несколько дюймов, подумал он, и можно будет за него ухватиться. — Держись рядом и не отпускай! — приказал он брату, железной хваткой сжимая его пальцы свободной рукой. Казалось, под порывами ветра земля буквально уходит у них из-под ног, и Кили уже начал бояться, что они просто провалятся вниз, застрянут в вечной темноте. Неожиданно его пальцы коснулись сухой, шершавой поверхности, пробежались по ней, пока крепко-накрепко не ухватились за что-то, похожее на древесный корень. — Держись крепче! — крикнул Кили, он из последних сил волочил себя и брата по твёрдой земле, всё ближе и ближе подтягивал к яркому свету, который сиял изнутри дерева. А потом он наконец-то почувствовал, как этот свет окутывает его, а заключённая в нём сила исцеляет все недуги, стирает страхи. Продолжая держать Фили за руку, Кили повернулся, чтобы улыбнуться брату, который с удивлением смотрел на него. Видишь, я же говорил, что смогу, — хотел сказать он, вот только слова застряли в горле, когда он увидел, как на лице у Фили опять появился испуг, а рот открылся в немом крике. Неожиданно его хватка ослабла, и не успел Кили опомниться, как выпустил брата из своих рук. — Нет! — он кричал, отчаянно шарил руками, но там, где только что был Фили, пальцы хватали пустоту. И вот так, без единого слова, без возможности попрощаться его брат исчез, а свет вокруг становился всё ярче и ярче, пока ему не пришлось закрыть глаза. Внезапно Кили пришёл в себя, он стоял и таращился на своё отражение в зеркале Галадриэли. Он совсем не удивился тому, что по его щекам текут слёзы, капают на поверхность воды. Не в силах вынести выражение вины и тяжёлой утраты в своих собственных глазах, Кили судорожно вздохнул, с силой оттолкнулся от чаши и, пошатываясь, отошёл на несколько шагов. Он тяжело дышал, а когда поднял глаза, то увидел, что Галадриэль пристально смотрит на него с другой стороны постамента, и по выражению её лица нельзя было понять, о чём она думает. — Ты нашёл то, что искал? — спросила она, её мелодичный голос помог ему успокоить взволнованное дыхание. — Разве вы не видели то, что видел я? Из-за всего пережитого Кили до сих пор чувствовал себя каким-то потерянным, не мог осмыслить то, что только что увидел. Я вижу только отголоски в твоём сознании. При других обстоятельствах от голоса эльфийки, который звучал в его голове, Кили чувствовал бы себя неуютно, но учитывая всё, что он только что видел, он даже не дрогнул. Вместо того, чтобы ответить, он попытался просто открыться ей, позволить просматривать образы, которые увидел в её зеркале, как будто она читала открытую книгу. На несколько секунд в её глазах появилась отстранённость, пока она вглядывалась в его воспоминания. Когда её взгляд прояснился, Кили увидел в нём восхищение. — То, что с тобой случилось, это… — Галадриэль помолчала, подыскивая подходящее слово, — Очень необычно. Я почувствовала что-то, как только вы ступили на наши земли, и всё же, признаюсь, что поражена тем, сколько всего с тобой приключилось. Кили сделал глубокий вдох, он готовился задать тот самый вопрос, который так долго не давал ему покоя. — И вы не скажете, что со мной случилось что-то… плохое? Что я вернулся неправильным? Галадриэль быстро обогнула каменный постамент и встала прямо перед ним. Выражение её лица стало мягче, когда она взглянула на него сверху вниз. — Нет, Кили, с тобой всё хорошо, — её безупречное лицо стало суровым, когда она глянула в зеркало, — Когда Трандуил спас тебя, он использовал очень сильную магию, а я даже не подозревала, что он на это способен. И я не уверена, что одобряю такое вмешательство в естественный ход вещей, — она опять посмотрела ему в глаза, — Но ты к этому непричастен и остался нетронутым. Несмотря на тяжесть в сердце из-за того, что у него снова отняли брата, Кили почувствовал, как с плеч свалилась огромная тяжесть. Значит, он действительно остался таким же, как и всегда, ничего в нём не изменилось и не пропало после встречи со смертью. Разве что, за исключением одного маленького дополнения — дара целительства, который передала ему Фаэрверенн. — Вы когда-нибудь слышали, чтобы кому-то ещё передавалась способность исцелять? — спросил он. Галадриэль покачала головой. — Нет. Однако не каждый день можно встретить того, кто был так же близок к смерти, как ты, но выжил. Так что, возможно, в этом нет ничего удивительного. Насколько я поняла, ты сумел использовать дар лихолесской целительницы так, как она предвидела? Кили потребовалось время, чтобы осмыслить её слова — всё то новое, что он увидел в зеркале, до сих пор занимало все его мысли. — Да… Я это сделал, — наконец ответил он; то, что сказала Фаэрверенн и что случилось за последние пару месяцев, в конце концов собралось вместе в его голове, — Я спас её. Тауриэль чуть не погибла, но я её спас. Сегодня Кили впервые полностью признал этот факт. Тауриэль утверждала, что когда её укусил паук, именно он её исцелил, но в глубине души Кили сомневался в этом, потому что считал, что не может обладать такой силой. А теперь было так необыкновенно приятно осознавать, что ему удалось сделать это для неё после того, как она спасала его столько раз, и ещё приятнее, что при этом он исполнил предсмертное желание Фаэрверенн. Но у него оставался один вопрос. — И что мне теперь делать? Фаэрверенн хотела, чтобы я спас Тауриэль. Я это сделал. Но, кроме того… я ведь не могу просто вернуть ей её дар? Галадриэль снисходительно улыбнулась. — Нет, думаю, что не можешь. Дар исцеления, которым так великодушно тебя одарили, навсегда останется частью тебя. Тебе стоит постараться почтить ту, кто подарила тебе его, и использовать с умом, — увидев испуганное лицо молодого гнома, она добавила, — А пока я предлагаю тебе сделать то, о чём просила Фаэрверенн — жить. Кили опустил глаза. Он точно не знал, в чём именно дело, но в этой могущественной владычице эльфов было что-то такое, что заставляло его отбросить все предосторожности, высказать всё то, что так часто занимало его мысли. — Бывают дни, когда я совсем не уверен, что по-прежнему знаю, что это значит, — признался он, думая о той бездонной пропасти внутри себя, которая грозила поглотить его всякий раз, когда он вспоминал брата, дядю и все те ужасы, которые ему довелось пережить. — Но ты знаешь, — без колебаний ответила ему Галадриэль, а когда Кили удивлённо поднял голову, увидел, что её лицо озаряет тёплая улыбка, — Пока ты способен любить, ты никогда не забудешь, что значит жить. А я вижу, что ты полон любви — так не отказывайся от счастья, которое может принести тебе любовь, из-за того, что веришь, будто не заслуживаешь его. На секунду Кили задумался. Он не мог не признать того, что Галадриэль говорит правду: хотя он уже давно перестал притворяться, что им с Тауриэль лучше оставаться только друзьями, в глубине души он знал, что всё равно иногда сдерживает себя, что может дать ей намного больше. Что она заслуживает большего. И он тоже. Кили поднял глаза на Галадриэль. — Не буду, — искренне согласился он, — Больше никогда. — Тогда я желаю тебе всего наилучшего, — ответила она со своей неизменной улыбкой. Кили понял, что ему пора уходить. У такой могущественной владычицы наверняка есть другие дела, кроме как раздавать советы гному в его личных делах. Он отвесил лёгкий поклон. — Благодарю за бесценный совет, моя леди. Кили никогда не умел красиво говорить, однако надеялся, что Галадриэль прочтёт его мысли и поймёт, какую огромную услугу она ему только что оказала, раз и навсегда избавив от вечно зудящего голоса сомнений на задворках сознания. Галадриэль поблагодарила его лёгким наклоном своей прекрасной головы. Но прежде, чем Кили успел повернуться, чтобы уйти, она ещё раз остановила его. Подожди, услышал он её голос у себя в голове, У меня тоже есть для тебя подарок. Кили насторожился. Конечно же, она не собирается делиться с ним своей силой, ведь так? Даже дар исцеления Фаэрверенн и то часто был ему не по силам, и ему совсем не хотелось становиться каким-то провидцем и копаться в чужих мыслях. Когда Галадриэль подошла ближе и подняла руку, опустив два маленьких предмета в ладонь, которую гном инстинктивно протянул ей, он успокоился. Подняв руку к лицу, чтобы рассмотреть подарок, Кили удивился, когда обнаружил пару колец — два узеньких ободка из самого гладкого, идеально отполированного золота, которое он когда-либо видел. Потрясающе красивые в своей простоте. Кили не знал, что на это ответить, поэтому поднял глаза и опять взглянул на владычицу, а она улыбалась, видя его явное замешательство. — Среди моего народа пара по случаю помолвки получает в подарок серебряные кольца. Через год или больше они вступают в брак и меняют серебряные кольца на золотые, — Галадриэль сделала паузу, пока Кили пытался понять, на что она намекает, — Полагаю, вы с Тауриэль уже прошли почти весь путь, который ведёт к свадьбе, как это принято у нас. Вот зачем нужны кольца. Когда гном ничего не сказал, но продолжал пялиться на неё, открыв рот, а его щёки вдруг покраснели, она добавила: — Иногда это помогает дать название тому, чего мы иначе не можем выразить словами. Тогда Кили понял, что она хочет ему сказать. Это был символ, для них самих и для окружающего мира — знак, что даже если всё будет плохо, они всё равно будут точно знать, кто они друг для друга, и что ничто и никогда больше не сможет их разлучить. Вот что могли означать эти кольца. Кили с благоговением провёл кончиком указательного пальца по ободку меньшего из двух золотых кружков. — И это всё? Эти кольца сделают нас… — у него перехватило дыхание, когда он произнёс эти слова вслух, — Мужем и женой? — Это делает ваша любовь, — ласково поправила его Галадриэль, — Но да, вашего согласия на брак и колец будет достаточно. Вы можете обменяться клятвами при свидетелях, если захотите, но это не обязательно. В голове у Кили носился целый хоровод мыслей. Галадриэль говорила правду — он и Тауриэль уже связаны друг с другом на всю жизнь, и если они обменяются кольцами, то просто дадут новое название тому, что у них уже было. И всё равно эта мысль вызвала в нём много разных чувств, тёплых и волнительных. Кили решил, что подумает о них позже, а сейчас задал другой вопрос, который так и вертелся на языке. — Почему вы делаете это для меня? Для нас? Хотя в Лотлориене его, гнома, встретили не так враждебно, как в Лихолесье, он очень удивился тому, что Галадриэль поддержала союз между эльфом и гномом. — Боюсь, что все народы Средиземья ожидают тёмные времена, — ответила владычица эльфов, на мгновение её улыбка погасла, а взгляд обратился в себя, как будто она видела то, что было недоступно пониманию Кили. Казалось, по её телу пробежала дрожь, но потом она взяла себя в руки и закрыла глаза. А когда снова открыла их, её взгляд стал ясным, а на лице опять появилась мягкая улыбка, — Пока в мире есть свет и любовь, я не стану для них помехой, какими бы необыкновенными они ни были. Кили долго смотрел на неё, в совершенном изумлении от необычайного могущества этой женщины. А ещё он ни за что на свете не хотел бы оказаться на её месте — какое бы будущее она ни предвидела для них всех, он был рад, что ему не приходится нести бремя знания. — Ещё раз благодарю, — он поклонился ниже, чем прежде. Когда Галадриэль больше ничего не сказала, Кили всё-таки повернулся, чтобы уйти, сунул в карман полученные от неё кольца, прежде чем начать подниматься обратно по каменным ступенькам, по которым раньше спустился сюда. Оглянувшись в последний раз на владычицу эльфов, он увидел, как она склонилась над зеркалом, её лицо было напряжённым, но что за этим скрывалось, он не смог понять. Вместо этого Кили повернулся и сосредоточил всё своё внимание на пути, который лежал перед ним. Он думал о разговоре, который непременно должен был скоро состояться между ним и Тауриэль, и от этих мыслей его охватывало волнение и становилось трудно дышать.