Атмосферное давление

Старое окно пропускало холод в маленькую квартиру, где горела лишь одна тёплая лампочка на кухне. Свет падал на ламинат, стол, который шатался от ветхости. Советский чайник с блошиного рынка закипал на старой газовой плите, на улице крапал мимолётный дождь, что успокаивающе скрипел по железной крыше дома. На кухонных полках слоилась пыль, за стеклянными дверками шкафчиков стоял дорогой сервиз времен СССР. Звук мягкой и настоящей хрустали звучал в особенные и знаменательные дни жизни Чуи и Дадзая. Расписная ваза была наполнена уже засохшими багровыми розами, некоторые лепестки были рассыпаны по столу. Чудно осознавать, что Накахара хранил каждый букет, который дарил ему Дадзай, пока он совсем не погибнет. На грязном подоконнике лежала пачка горьких сигарет, пепельница, которая была расписана картой короля. Рядом стыл зелёный чай в матовой кружке, густой ароматный пар оставлял кусок пелены на стекле. Небо заполонил смутный, звёздный покров ночи, дождь успокаивался, оставляя за собой свежую дымку в воздухе. Звук трамваев, которые проезжали последние пути, тёплый свет уличных фонарей, засыпающий город и тысячи окон в высотках. *** -Напротив—скудные окна многоэтажек, в которых с наступлением холодной ночи тушится свет. Но я живу с тобой в такой же серой высотке, где наше окно кажется тоскливым для других. Но ощущая тебя рядом с собой, наше окно мне кажется тёплым, родным и ярким среди тяжелой ночи и мрака,-тихо говорит Дадзай и подходит к своему возлюбленному. Чуя сидит на старом стуле, читая книгу из городской библиотеки, красная футболка еле прикрывает его нежные бёдра, тонкие пальцы перелистывают каждую страницу, а голубые глаза тонут в строках литературы. Кожа щёк покрывается малиновым румянцем, пальцы ног нервно сжимают друг друга. Внутри—все точно также: сердце обливается горячей кровью, в груди стоит мягкая тревога, живот сладко ноет. Пустое молчание и лишь взгляд, наполненный чувствами. Этот взгляд слишком любит Дадзай. Этот взгляд очаровывает его. Эти глаза, что имеют цвет драгоценного камня. Один лишь глубокий взор рыжеволосого заставляет Осаму любить, заставляет жить здесь. -Сегодня ты вновь начитался книг и говоришь мне красноречия?-обрывает тишину Накахара своим спокойным голосом. -Книгу читаешь тут только ты. А я просто говорю правду,-указывает пальцем шатен. -Я, что, не могу рассказать своему возлюбленному о чувствах, которые я испытываю к нему? Чуя снова краснеет и углубляется в строки романа, пытаясь не поддаться настоящему состоянию души. Душа Накахары прожигала сильная любовь. Он полюбил Осаму за слова, что так искренне звучали, так искренне отражали чувства. Он смотрел на шатена и понимал, что сильно любит, сильно влюблён. Он вспоминал все моменты, что так связывают их сердца, и внутри всё замирало, сердце на миг переставало колотиться, синие вены не чувствовали пульса. Чуя задыхался, как только губы Дадзая касались его. Губы создавали апокалипсис внутри их душ. Холодные руки шатена заставляли покрыться приятной дрожью каждый раз. Запах Осаму—бергамот, шоколад и сигареты, заставлял рыжеволосого терять разум. Кажется, он сам пропах Дадзаем. Каждая его вещь: белая шелковая рубашка, чёрный пиджак, тёплый свитер. Даже огненные волосы отдавали ароматом. Каждая фибра души была задета его любимым шатеном. Чайник начал закипать, издавая назойливый свист. Из верхней полки Дадзай достал две глиняных чашки. Рыжеволосый любил зелёный чай, и шатен знал об этом. Именно поэтому в эту же секунду пакетик любимого чая был закинут в чашку. Себе же, Дадзай насыпал две ложки кофе. Кипяток из старого чайника ласкал слух своим звуком, который заполнял чашки. Осаму облокотился на деревянный стол, закурив сигарету. Из бледных губ слоился свинцовый дым. Тёмные глаза рассматривали Накахару. Золотые локоны, что растрепались под конец дня, но обвивают плечи с ключицами, пальцы, что нервно перелистывают страницы, бездонные, словно океан глаза, что бегают по строкам книги. Черные стрелки на веках, что подчёркивают всю красоту глаз, которые так сильно любит Осаму. Холодная рука касается колена Накахары и нежно гладит кожу, заставляя оторваться от книги. -Чай готов,-шепчет шатен и пододвигает горячую чашку к возлюбленному. -Спасибо,-мягко отвечает Чуя и отпивает, показывая взглядом, как сильно благодарен за заботу. -Тебе шоколадку?-улыбается Дадзай и открывает холодильник, от которого падает тёплый свет на холодный пол. На полках лежит кастрюля с макаронами, пачка сосисок, которые были куплены по акции, газировка «Sprite», грушевый сидр из дешёвого пивного магазина, шоколад «Аленка». -Ты был довольно милым сегодня, когда попросил купить шоколадку. Ты был таким котиком, как из шрека,-льстит шатен и кладёт на стол сладость. -Будь таким чаще, милый. Впервые так ласково Осаму назвал Чую. Внутри все сгорело дотла. Кажется, что жар атаковал Накахару и он вот-вот упадёт без сознания. Зубы откусывают сладкий шоколад, губы поджимаются от волнения, пальцы обвивают горячую посуду, а стопы прячутся в сгибах коленей. -Если ты замёрз, всегда есть я,-отпивает свой горький кофе Дадзай,-и если ты взволнован и тебя тревожат мысли, всегда есть я. Эти слова звучали так тепло, будто Осаму отдаёт клятву, будто признаётся первый раз в любви, будто отдаёт всего себя. Его рука скользит по нежной коже внутреннего бедра Накахары, заставляя глубоко вздохнуть. -Не хочешь станцевать со мной, Чуя?-включает Осаму Дурной Вкус—«Атмосферное давление», протягивая свою руку рыжеволосому. Спокойная музыка из слабого динамика растворяется в воздухе. Тонкие пальцы Накахары сплетаются в прочном замке с пальцами Дадзая. Холодная рука нежно обвивает тонкую талию и прижимает ближе к себе тело своего любимого Чуи. Их движения, словно спокойная Нева—легкие, плавные и гармоничные. Пальцы шатена рисуют узоры на спине рыжеволосого, худая нога обвивает бёдра Осаму при наклоне назад. -Снова пьёшь кофе? Давление может повыситься..,-тихо молвит Накахара, отводя взор, сильнее и крепче прижимаясь к Дадзаю. -«Пустые сумрачные дни Как бесконечное забвение Небесный дым погасших звёзд И атмосферное давление,»-напевает шатен на ухо любимому. -Чуя, ты-мое давление. Мое атмосферное давление,- в этих словах отобразилась вся любовь, вся искренность и пылкость чувств Осаму. Его голос дрожит, руки также сильно сжимают пальцы Накахары, в животе буря. Горячие губы касаются шеи рыжеволосого. Пальцы проникают под легкую футболку, начиная нежно гладить спину, спускаясь к пояснице. Губы оставляли тропу поцелуев от шеи доходя до желаемых губ Чуи. Тонкие пальцы впились в тёмные волосы, из уст выходят тяжкие вздохи, наполненные удовольствием. Легкие движения снимают красную футболку, худые ноги обхватывают бёдра Осаму. Крепкие руки сажают Накахару на стол. Губы связаны в горящем танце, руки встречаются и заплетаются в крепкий замок. Бледную грудь Чуи охватили тёплые поцелуи Дадзая, спускаясь ближе к паху. Низ живота тянуло до сладостной боли, тело горело, словно лихорадка. Несомненно, Накахара болен лихорадкой, которая называется «Осаму Дадзай.» Тихие, бархатные стоны ласкали слух шатена, пальцы щекотали пах и медленно снимали нижнее белье рыжеволосого. -Дадзай..,-шепчет Чуя, сдерживаясь от громкой чувственной жалобы. Нежные движения кистей рук сняли с бёдер Накахары белье, которое сейчас сильно как мешалось. Пальцы медленно обвили твёрдый член рыжеволосого, заставляя громко простонать заветные слова. -Дадзай…Мать твою,-громко постанывает Чуя, сжимая тёмные локоны Осаму. -Я тоже тебя люблю,-игриво ухмыляется шатен и начинает вести медленные движения по органу сверху вниз. Накахара сгорал. Его сердце жгла горячая кровь, по венам тек окситоцин, который сильно бил в голову. Низ живота тянуло ещё больше от слов, которые говорил Дадзай. Руки нервно дрожали, тело с каждой новой секундой расслаблялось, внутри порхали едкие бабочки, что распыляли пыльцу под названием «Пылкая любовь.» Движения кистей шатена ускорились, стоны становились громче и заполняли кухню. Взгляд тёмных глаз был направлен прямо на Чую, что чувственно извивался в конвульсиях удовольствия и желания. Улыбка расплылась по всему лицу, съедая заживо душу Накахары. -Дадзай! Я…,-срывается рыжеволосый и стонет на всю квартиру. -Давай,- низким голосом, будто приказ, говорит Дадзай. Тембр и тон голоса вскружил голову Чуе, что ноги начали подкашиваться, а разум затуманиваться, взор покрываться темнотой. -Умничка,-подловил Осаму своего любимого, чтобы тот совсем не упал. Миллионы искр сверкали вокруг, ноги становились ватными, сердце выпрыгивало из души, в висках сильно пульсировало. Но Дадзай, словно читал полностью Накахару: знал его слабые места, знал каждый его стон и эмоцию. Дадзай, словно знал «лекарство от стресса». -Ты прекрасен, Чуя. Ты искусство. Позволь сделать экскурсию по твоему телу. -Я тебя люблю…Дадзай,-сглатывает ком в горле Накахара и заключает шатена в страстный поцелуй. В глубокую ночь октября были слышны любовные вздохи маленькой квартиры.