В воздухе пахнет тем, что мы рано не дети

Всё, что они делали, это выживали. С первого дня. С первой минуты. С того момента, как челнок с сотней преступников приземлился на такой, казалось, родной планете. Убийства, геноцид, убийства, оправдания, война, убийства, убийства, убийства… И после всего этого они надеялись заслужить прощение? Уже целых два месяца спокойной жизни. Наверняка затишье перед бурей. Но Рейвен наслаждалась этим затишьем. Мирные весенние дни у домика на уже не такой чужой планете навеевали сомнения, что, возможно, теперь всё будет хорошо. Возможно ли такое? Начать новую жизнь. В новом мире. Жить, будто ничего плохого не случилось. Сплошной сюр. Будто это не они несут ответственность за разрушение целой чертовой планеты. За отнятые жизни тысячи людей. И как после всего случившегося можно спать спокойно, как? Рейвен искренне не понимала. Девушка всё ещё училась заглушать угрызения совести, что не давали о себе забыть даже по ночам. Но получалось плохо. За два месяца Рейвен проспала максимум дней пять, и то благодаря остаткам какого-никакого алкоголя, что удалось найти во дворце Первородных. Оказалось, она так привыкла к дерьмовому самогону Монти, что даже обычное вино на вкус было как простой сок. Подпорченный, приторний сок. Он не обжигал горло, не вызывал странное чувство тепла внутри и, что самое главное, не заглушал мысли, от которых так хотелось избавиться. Поэтому, с почти полной бутылкой красной жидкости в руках, Рейвен сидела на ступенях возле дома, их такого нормального, обычного дома. С простыми кроватями, бежевыми стенами и, о, картинами на стенах. Будто им там и место. Тошнит. Шорох. Кто-то вышел из дома, да так бесшумно, будто боясь спугнуть. Шаги: раз, два. И тяжелый плед на плечах укутал своим теплом. Рейвен уже обернулась, чтобы поблагодарить кого-то, кто бы это ни был, но, встретившись с пронзительными глазами, сразу поморщилась. Ну конечно. — Здесь занято, — девушка равнодушно смотрела перед собой, делая очередной глоток. — Ну же, Рейвен, люди вообще-то благодарят за заботу. — Джон Мёрфи и забота? — усмехнулась Рейвен. — Ещё никто никогда не употреблял эти слова в одном предложении. Нервный смешок. И в ответ тишина. Джон сел возле девушки и отпил от стоящей между ними бутылки немного красного, как кровь, вина. Как её кровь, не его. — Кошмары? — будто между прочим кинул тот. — Меня они тоже мучают. Рейвен усмехнулась. — Можешь не утруждаться, не надо меня жалеть. — Неужели не веришь? Думаешь, ты одна сожалеешь о своих ошибках? — Он бросил взгляд на вытянутую больную ногу Рейвен. Она это заметила. — Только не начинай. Это в прошлом, я тебя уже давно простила. — Проблема в том, что сам себя я не простил. Удивительно, как событие многолетней давности может преследовать тебя по пятам. А вдобавок к нему всё новые и новые ошибки, решения, ответственность, выбор. И это душит, тянет на дно, да настолько, что нельзя никак выбраться. Рейвен прекрасно понимала, какого это. Как и Мёрфи. — Мы были детьми, — вздохнула она. — Мы перестали ими быть слишком рано, — кинул Джон, резко повернувшись к девушке. Чуть помедлив, он сделал последний глоток и продолжил. — Прости меня. Глаза Рейвен блуждали по лицу парня, будто выискивая мельчайшую деталь, что смогла б указать на каплю сомнения в словах Джона. Но его не было. Сомнения не было. Только сожаление, такое непривычное для Мёрфи сожаление. Для безразличного, эгоцентричного и слишком уверенного в себе Мёрфи. Это подкупало. Это и заставило Рейвен кивнуть в ответ. Прохладный ветер отрезвлял. Шум сверчков отбивал желание нарушать тишину, то и дело заставляя задуматься о своём, о личном. А тишина не давила. Наоборот, наверное, впервые им было комфортно вот так просто сидеть, молча, и размышлять, не осмеливаясь нарушить поток мыслей друг друга. Первой сдалась Рейвен. Она молча поднялась со ступени, взяла пустую бутылку из-под вина и зашла внутрь. Даже не повернулась. Не позвала за собой. Она знала, что ему нужно побыть одному. Как и ей.

***

Уснуть удалось в ту же секунду, как голова коснулась подушки, но, увы, не надолго. Кровь, крики, смерть, разрушения, кровь, крики, смерть, кровь, смерть… Крик. Тяжелое затуманенное дыхание, сложно ориентироваться. Где она? Чья это комната? Твоя, Рейвен. Ты в своей кровати. Шум в коридоре. Дверь распахивается, через неё врывается тяжело дышащий Мёрфи. — Рейвен? Всё в порядке? — неужели это волнение в голосе? — Просто кошмар, — всё ещё пытаясь выровнять дыхание произносит Рейвен. — Ничего серьёзного. Мёрфи кивнул. Без лишних слов он уже было собирался покинуть комнату, как резкий голос его остановил. — Джон! — Джон? — Ты… Ты не мог бы остаться? Рейвен мысленно хлопнула себя по лбу. В темноте сложно было разглядеть выражение лица парня, но она была уверена, он в замешательстве. Дверь не приоткрылась, он не зашел внутрь. По ту сторону было слышно отдаляющиеся шаги. Дура. Что на тебя нашло? К чёрту. Рейвен повернулась спиной ко входу и попыталась уснуть. Она даже не заметила, что всего через минуту в комнату кто-то зашел. Всё, что она почувствовала, это тяжелый плед, который всего пол часа назад согревал её на ступенях. А затем что-то тяжелое обхватило её тело и прижало к ещё большему источнику тепла. И этот запах. Красное вино. По телу пробежали мурашки. Рейвен провела мозолистыми от тяжелой работы пальцами по жилистой руке парня, что так крепко прижимал её к своей груди, и прислушалась к ровному дыханию возле своего уха. Вдох и выдох. Так уютно. Такое желаемое чувство защищенности. Глаза сами по себе начали слипаться, и Рейвен не заметила, как уснула.

***

Они не говорили об этом. На утро, когда оба проснулись, не было разборок, споров и недопониманий. Просто взгляд, полон благодарности за то, что второй был рядом. Удивительно, но впервые за долгие месяцы Джону удалось уснуть, а Рейвен — выспаться. Солнечные лучи не раздражали, пение птиц не действовало на нервы. «Доброе утро» от друзей не вызывало отвращение, а от слегка подгорелой яичницы не тошнило. Всё было нормально. И это пугало. Эта ночь опять выдалась неспокойной. Девушка всё вертелась в кровати, пытаясь уснуть, но всё тщетно. В итоге она выругалась, поднялась с кровати и отправилась вниз на кухню, дабы выпить немного воды. Свет на первом этаже. Странно. Рейвен приблизилась к двери, но тут же замерла, услышав какое-то копошение. И… всхлипы? Как можно тише войдя внутрь, девушка увидела его. Широкие плечи содрогались в попытках успокоиться, руки упёрлись в стол, голова опущена. Мёрфи пытался глубоко дышать, но истерика всё не отпускала. В миг сердце Рейвен кольнуло: она ещё никогда не видела его таким. Таким ранимым, беззащитным. Рука невесомо легла на широкое плечо, отчего парень вздрогнул и резко повернулся. Глаза стеклянные, опухшие. Рейвен замерла, уставившись в них. — Ты что здесь делаешь? — испуганно кинул Мёрфи, после чего судорожно стал вытирать слёзы со щёк. Жёсткие девичьи пальцы перехватили его трясущиеся руки; девушка вытерла влажную дорожку на щеке большим пальцем и подарила ему такой тёплый взгляд, который парень врядли раньше видел. Будто пытаясь вложить в него все свои мысли. Я здесь. Я рядом. Я не осужу. Всё хорошо, всё будет хорошо. Ты не один. Глубокий вздох. Она обхватила лицо Мёрфи ладонями и притянула ближе, заключая его в самые крепкие объятья, на которые только была способна. Вдыхая такой уже знакомый аромат красного вина. Он снова пил? Мёрфи уткнулся в худощавое плечо, в миг выпуская все эмоции наружу. Ему это было необходимо. Без лишних слов, простая поддержка. Просто выплеснуть всё наружу. А потом можно снова надевать маску безразличия и прятаться за тоннами сарказма. Вот так просто. Джон открывал душу перед Рейвен, пока она молча принимала его, поглаживая и шепча успокаивающие фразы на ухо. Всё хорошо. Ты не один, я рядом. И это сработало. Подняв взгляд на пронзительные карие глаза, Джон увидел там то, в чём нуждался больше всего: понимание, поддержка, спокойствие, уверенность. Он вдруг понял, что мог бы смотреть в эти глаза вечно — лишь бы они были рядом, лишь бы напомнали о том, что он жив, он не один, и всё будет хорошо. В последний раз крепко обнявшись, они вернулись в комнату, без лишних слов, вместе. Уснули вместе. И проснулись вместе, после непродолжительного, но такого спокойного сна. Сквозь окно уже вовсю пробивались солнечные лучи, а в воздухе пахло тем, что они уже давно не дети, и впервые за всё время, они об этом не жалели.