Bloody Theatre

***

Больницы никогда не славились приятным запахом. Тут всегда пахло лекарствами и антисептиком. Кажется, что этот запах не вымрет до тех пор, пока существует человечество, а когда это случится – непонятно.

Сегодня двадцать восьмое апреля. Две тысячи триста восьмидесятый год нашей эры. Именно в этот день одна из медицинских сестер, следуя за врачом сообщила, что в одной из палат очнулся пациент. Планшет в её руках как раз позволял следить за больными этого корпуса. Это больница внутри военной академии, которая носила название «Земная Военная Академия (ЗВА)». Иначе ее называли больничным корпусом, но такое название она носила только в официальной документации. Находился он на третьем подземном этаже академии, везде был уложен белым кафелем, а стены палат сделаны из стекла, ведь так легче наблюдать за пациентами. Везде ярко и светло. Вход в этот корпус осуществляется только через лифты, при выходе из которых сразу можно увидеть регистратуру и арки металлодетекторов. В одной из палат, куда и пришел врач с медицинской сестрой, звучал противный пикающий звук кардиографа, который был присоединен к запястьям рук долгое время. Капельница, которую ставили два раза в день, заканчивалась, игла введена в вену с внешней стороны ладони. Под ней лежал парень лет семнадцати. Юноша был довольно высоким и худым, бледным и беловолосым, и волосы были подстрижены чуть ниже мочки уха, а выбритые виски и затылок давно заросли. Врач был немного старше него, тому на вид было лет двадцать пять. – Винтерхальтер? Вы нас слышите? – спустя время он наконец-то смог понять то, что ему пытались сказать. Шум в ушах всё ещё немного беспокоил, но можно было разобрать речь. Он открыл глаза, и тут же ударил яркий свет ламп, от которого с трудом, но зажмурился. Глаза отвыкли от света, а уши от звуков. Ему казалось, что он резко заново родился, ведь мозг с трудом воспринимал происходящее. – Слы... – Ландоберкт попытался ответить на вопрос специалиста, но просто не смог. Связки внутри горла резко сжались, а в легких стало не хватать воздуха, потому вместо ответа он закашлял. На удивление, дышать стало легче, но вот связки все ещё были сильно напряжены. Он не чувствовал их раньше. – Хорошо, – после кашля юноши сказал врач, и вздохнув, продолжил, – Тогда поступим иначе. Мужчина с легкими морщинами не стал долго ждать и показал жестом, чтобы медицинская сестра взяла планшет, начал объяснять задуманное им. Ландоберкт не особо хотел слушать, ведь у него болела голова, но выбора особо и не было. – Я задам вам пару вопросов. Ответ да – пошевелите пальцем, – снова начал говорить врач, бросая быстрый взгляд на часы, после чего переведя взгляд на руку Винтерхальтера, – А если ответ нет – ничего не делайте. Надеюсь, что все ясно. Ландоберкт помнит, что раньше он сразу понимал, что от него требуют, но не сейчас. Он даже не мог понять, как здесь оказался и что случилось, потому мысленно спросил себя: «Зачем?». Но он был рад тому, что хватало сил думать, а шум в ушах постепенно уходил, как и глаза привыкали к свету. Несмотря на такие факторы, Ландорберкт не был уверен, что сможет пошевелить пальцем, ведь моргать и дышать ему было тяжело. Специалист не особо долго ждал, пока Винтерхальтер настроится на выполнение поставленной задачи. В их мире, где ты можешь умереть естественной смертью уже в двадцать пять, и никто не удивится – время ценный ресурс. – Итак, помните ли вы свое имя, и кто вы такой? – снова вздохнув, монотонно задал первый вопрос врач. Да, Ландоберкт помнил все это. Он помнил свое имя, помнил, что он студент военной академии, а ещё помнил свою жизнь до теста и мутацию. На удивление, пошевелить пальцем не составило большого труда, потому он немного успокоился. Ландорберкт никогда не был так рад, что может пошевелить пальцем. – Помните, как тут оказались? Именно в этот момент Винтерхальтер понимает, что не помнит. Он правда не помнит, что делает в больничном корпусе, какой сегодня день и что с ним произошло. У него появилось ощущение, что он забыл что-то важное. Не ясно откуда это чувство и почему его мозг решил об этом подумать, но он яро пытался вспомнить что-то. Голова от этого разболелась только сильнее. – Понятно, – с грустным вздохом сказал врач, беря у медицинской сестры планшет со всеми данными о пациенте. Он молчал какое-то время, будто о чем-то думая. Спустя чуть более чем через минуту, он продолжил, – Вы пробыли в коме два месяца от сильного удара головой. Если бы не ваша мутация, вы бы могли умереть. Так же сейчас не можете активно двигаться и говорить. Удар головой? Ландоберкт не помнит такого. Последние его воспоминания идут на момент конца первого курса, ему тогда было четырнадцать. После этого периода он ничего не помнит. Такое чувство, будто ему просто вырвали клочок памяти и выбросили на помойку. Как давно это было? Он не знает. Он ничего не знает. – Я выписал вам человечину, чтобы вернуть витамины, – продолжил говорить специалист, уже собираясь уходить, но не поворачиваясь спиной. Вот тут он расстроился. Ландоберкт помнит о своем удивительном организме, который не переваривает ничего, кроме сырого мяса и крови. Он помнит, что самое лучшее мясо для него – человечина. Да, она довольно вкусная, но также ему надоели косые взгляды в столовой. «А без неё никак?» – подумал он мельком. Он задал бы этот вопрос, если бы мог. Жаль, что врач не телепат с мутацией чтения мыслей. – Также уколы для стимуляции мышц, – продолжил свою речь врач, уже уходя, но у двери он остановился, ведь не закончил – А ещё импульсивные капсулы для активации нервной системы. Чуть позже вам выдадут планшет, потому не стесняйтесь его использовать, чтобы позвать кого-то из медперсонала. После этих слов он закрыл дверь и Винтерхальтер остался один. Мигрень всё никак не прекращалась, а память о коме возвращалась, но он не мог понять, что в ней находился. Почему-то он её не помнит. В голове всплывает лишь темнота, а иногда чьи-то слова и образы. Больше ничего. Он даже не может понять, правда ли прошло два месяца, ведь для него все было коротким промежутком времени. Ему все кажется сном. «Голова болит. Может, если я посплю…» – подумал юноша, закрывая глаза. Он уже чувствует себя уставшим, будто не спал больше года, потому ему кажется, что это отличная идея. Только счастье тишины продлилось недолго. Как только Ландоберкт начал погружаться в царство сновидений, резко распахнулась дверь. С такой силой, что показалось, что ещё немного и она слетела бы с петель. Будь у Ландоберкта возможность беспрепятственно двигаться, молодой человек упал бы на пол от неожиданности и громкого звука. – Очнулся… – раздался женский голос со стороны двери. Он был знаком, но Ландоберкт не мог вспомнить, где его слышал. Голос был немного высоким, но со своей грубинкой, также не был звонким. – Вот именно, будь потише, – раздался уже мужской голос. Винтерхальтеру кажется, что его он тоже слышал, но не может вспомнить, где именно. Единственное, в чем он уверен – это не голос врача. Его голос был более низким и не таким грубым. После этого маленького диалога, к койке юноши подошли две фигуры в учебной форме. Ландоберкт немного обрадовался, ведь увидел то, что помнит – форма и браслеты классификаций. Сейчас он не может вспомнить свою классификацию, но в четырнадцать был CIII. Когда шаги прекратились, на самый край койки сел один человек. Собравшись с силами, Ландоберкт смог повернуть голову и наконец увидеть тех, кто к нему пришел. Это была девушка и парень, и они были настолько похожи, что казалось, будь они одного пола, то были бы отражением друг друга. Рыжие, отдающие огненным цветом волосы были собраны в хвост: у парня в высокий, а у девушки в низкий, но у обоих было выпущено немного передних прядей. Благодаря этому можно было понять, что волосы у них чуть ниже подбородка. У обоих было множество веснушек, их было так много, что не сосчитать, все разного размера и цвета. Оба были очень бледными. Единственное, что их отличало – рост и цвет глаз. Девушка была намного ниже и доставала незнакомца до плеч, а глаза у неё были янтарного оттенка, что в их мире из-за мутаций совершенно обыденно. У самого Ландоберкта глаза красного цвета. У парня напротив глаза были бежевые, даже казалось, что они бесцветные. А ещё, на височной части черепа у них слегка светились два кружочка красного цвета. Аппарат контроля мутации и мыслительной деятельности. Они телепаты, ведь только им их вшивают. Форма на них была все ещё такой же, как Винтерхальтер помнит её в своем последнем воспоминании: свободный костюм белого цвета, но края пиджака черные, как и широкий пояс на талии. Берцы были светлыми с темной подошвой, а пуговицы на верхней части костюма в цвет браслета. У незнакомцев они были зелеными. Единственное, у каждого форма делалась почти индивидуально под мутацию. Например, у этих двоих были черные нарукавники без пальцев до локтя, надетые поверх формы. Ландоберкт так увлекся их разглядыванием, что и забыл, что девушка села на край койки. Удивительно, но рыжеволосая особа была замечена только сейчас, словно ее тут и не было. Прошло буквально пару минут, а данная информация вылетела из головы. – Итак, Ланд, – начала она, легко улыбнувшись и посмотрев на парня, – Как ты? Именно на этот моменте он понимает, что не знает их. На самом деле понял он это сразу, просто осознание пришло только сейчас. Винтерхальтер на секунду задумался и попытался понять, кто они, но так и не смог. Только голова сильнее заболела. «Мы знакомы?» – задал себе вопрос он. Парень надеялся, что его поймут, но ничего не произошло. Он понял, что совершенно их не знает и те не понимают этого. «Наверное они обидятся, если я скажу, что не помню их». После таких мыслей, Ландоберкт хотел им об этом сказать, только вот забыл, что пока не может разговаривать. Попытавшись ответить, он просто закашлял. Снова забыл то, что происходило совсем недавно. На удивление, эти двое спокойно ждали, пока тяжелый кашель пациента кончится и лишь взволнованно смотрели, что доказывало, что это не чужие ему люди. Ему стало немного обидно, что он не помнит их. – Эй, – отозвал его парень, когда девушка вставала с насиженного места, – Не напрягайся ты так… – Ага, – подтвердила незнакомка, сказав это на выдохе, а после снова посмотрела на Ландоберкта с улыбкой, – Мы врача позовем. После этих слов она схватила парня за руку и потащила за собой к выходу. – Не скучай! – прокричала она у самой двери, после чего снова раздался сильный хлопок. – Дверьми не хлопать! – раздался приглушенный крик кого-то из работников. Обрадовавшись тишине, Винтерхальтер подумал, что успеет и поспать немного. Именно этого он сейчас хотел больше всего. Ему казалось, что обычные действия требуют непосильного труда, раньше он этого не замечал и считал, что никогда не будет затрудняться их выполнять. Повседневная рутина казалась ему непосильной ношей, на которую необходимо тратить колоссальные усилия. Точнее, уходило слишком много энергии. Ещё больше давило чувство пробела в памяти. Ему казалось, что он сходит с ума или умирает. Ландоберкт надеялся, что это просто реалистичный сон и скоро он услышит будильник, проснется и пойдет на занятия. Только это был не сон, и понял он это когда дверь открылась и раздалось большее количество шагов, что только усугубляло головную боль. – Если вас не затруднит, то у меня есть ещё пару вопросов, – это был врач, который, в этот раз, сам записывал данные. Медицинская сестра набирала какое-то лекарство в шприц. Парень помнит, что врач что-то говорил о нем, но не может вспомнить для чего это. Снова забыл. Рядом с врачом стоял как раз тот незнакомый парень, который был выше него на голову. Девушка же находилась у самого входа и извинилась перед другой женщиной за то, что хлопает дверью. – Вы помните этих двоих? – почти сразу спросил доктор. Ландоберкт даже благодарен, что он помнит, как проводился допрос в первый раз, потому не стал шевелить пальцем. Он правда их не помнит. Они для него чужие люди, которые не входят в его воспоминания до четырнадцати лет. – Ясно, – вдохнул врач, черкая что-то в планшете, не отрываясь от этого дела, он обратился к незнакомому парню, – Сколько вы с ним знакомы? – Два года, – не задумываясь ответил юноша. К этому моменту к ним подошла девушка и тоже начала смотреть на врача, который все ещё что-то писал. – Есть те, с кем он знаком дольше? – сразу же задал следующий вопрос врач. По его лицу стало ясно, что он снова начал о чем-то думать. – Филипп Джонсон, – опять не задумываясь ответил он, смотря в планшет специалиста и засунув руки в карманы. Именно в этот момент у Ландоберкта будто мир с ног на голову перевернулся. Имя человека, которого он четко помнит. Филипп был его лучшим другом с самого поступления в академию, поэтому его нельзя назвать последним человеком в жизни Винтерхальтера. Вдруг, к нему пришло осознание, что Джонсона тут нет. Есть все, кроме него. Он даже не помнит, чтобы слышал его голос, когда был в коме. Друг был настолько ему важен, что Ландоберкт даже вспомнил состояние комы и какие голоса слышал, даже все слова, сказанные ему. Он слышал голоса рыжих незнакомцев, но не Филиппа. Ведь тот не пришел к нему ни разу. – Винтерхальтер, вы помните Филиппа Джонсона? – вывел его из мыслей голос врача. Ландоберкт понял, что он слишком сильно погрузился в волнение, лишь услышав имя друга. Отведя взгляд куда-то в сторону, он зацепил его за дверь, после чего все же пошевелил пальцем. Теперь ему не хотелось, чтобы в палате кто-то находился. Только спустя пару секунд Винтерхальтер понял, что смотрит на дверь в надежде увидеть там друга. Он правда надеется, что Филипп войдет прямо сейчас, улыбнется своей широкой улыбкой и скажет что-то максимально глупое, после чего громко рассмеётся. Ландоберкт послушал бы друга даже с больной головой, ради него он бы потерпел. Потерпел бы все. – Понятно, – начал врач, смотря в планшет, но он уже перестал что-то писать, просто зачитывал вердикт, – Амнезия, примерно два года. Учитывая травму и длительность комы, удивительно, что не вся память. В таком случае возможна дереализация с деперсонализацией. – Так он нас не помнит? – задала вопрос девушка. В этот момент её голос стал тихим и грустным. Она немного сгорбилась, будто всем телом показывая, что расстроилась. Парень же не показал грусть, хотя по его глазам это можно было понять. – Верно, – ответил на вопрос мужчина и, услышав тяжелый вздох, решил продолжить, – Но вы можете вызвать у него триггер памяти, для этого может подойти и обычная фотография. Ландоберкт уже не особо их слушал. Голова немного перестала болеть, а внешние рецепторы привыкли к свету и шуму. Из мыслей его вытащили приближающиеся шаги. Оторвав взгляд от двери, он увидел, что это была медицинская сестра с уколом в руке. Ландоберкт все ещё не может вспомнить, что это за уколы. – Сейчас вам сделают укол для стимуляции мышц, – будто прочитал его мысли врач. Винтерхальтеру стало немного спокойнее, ведь теперь он знал ответ на свой вопрос, – Не волнуйтесь, чтобы не ударило в сердечно-сосудистую систему. После этого женщина взяла его правую руку и затянув легкий жгут, прощупала вену. Как только игла вошла в кожу, его сняли и начали вводить лекарство. Сама процедура была безболезненной, но препарат слегка пощипывал, потому он немного скривился. – Если вопросов нет, то вынужден отклониться, – сказал врач, после чего раздался тихий хлопок двери. Медсестра тоже осталась ненадолго, сделав укол, она забрала остальные вещи и просто ушла. Теперь Ландоберкт остался с рыжими наедине. – Ну что, начнем сначала, да? – первой заговорила девушка, слегка почесывая затылок, – Меня зовут Арин Коллинс, а вот он – мой младший брат, Риан Коллинс. Наконец-то Ландоберкт смог понять, что они родственники. На самом деле это было ясно с самого начала, просто он не мог воспринимать какую-то информацию. Сейчас же, когда он привык к окружающей среде, а голова перестала болеть, он и правда понял, что они как две капли воды. Настолько идентичны, что их можно было отличить только по росту и прическе. – Мы подружились два года назад, когда мы только поступили сюда, – снова начала говорить она. Её брат молчал, просто смотря на старшую – Нам по шестнадцать, мы кандидаты в АI. Еще Риан любит холодное молоко, а я мороженое. А ещё мы принимаем только холодный душ… – Хватит, – раздался спокойный мужской голос. После такой быстрой речи слушать спокойную было немного сложно. В этот же момент девушка резко оборвалась. Риан легко ударил её по голове расслабленным кулаком, после чего она и замолчала. Ландоберкт не помнил Коллинсов, но был рад наконец-то узнать их имена, ведь неизвестность пугала его сейчас больше всего. Они были его друзьями, потому он немного успокоился, поняв, что они ему не чужие люди. Несмотря на хорошие обстоятельства, юношу мучал лишь один вопрос целых минут десять. Он хочет получить на него ответ. – А Фил… – снова попытался что-то сказать Винтерхальтер. На удивление, в этот раз кашель был не таким долгим, и он смог сказать хоть что-то, чтобы его поняли. – Филипп, да? – сразу же спросила девушка. После этих слов, Риан отвел взгляд куда-то в пол, будто думая, что сказать другу. Арин тоже какое-то время молчала, на её лице было замешательство, но снова улыбнувшись, она решила ответить, – Филя на фронте другой планеты. Глизе 832с, если точнее. Он полетел туда на противосветовом звездолете, так что через четыре дня уже будет тут, – ответила Арин, постоянно чесав затылок, а после отведя взгляд куда-то в сторону. Они почему-то не хотели смотреть на друга. Вдруг, тишину разрушил резкий вскрик девушки. – Ох, черт! – она схватила брата за руку и потащила к выходу, но тот остался на месте, не поняв, что случилось, – У нас скоро начнется урок, надо поторопиться! После этих слов Риан тоже начал быстро уходить, буквально за пару секунд они дошли до выхода и Арин закрыла дверь. Удивительно, но в этот раз не хлопнула. «Какие шумные…» – подумал Ландоберкт, когда погрузился в полную тишину палаты. Именно сейчас у него и выдалась возможность поспать после всего случившегося. Почему-то он очень устал от всего, в этом виновата кома. В больнице запах хлорки и лекарств. За стеклянными стенами видно пациентов: кто-то все ещё восстанавливается с фронта, как Ландорберкт. С очередной академической мобилизации прошел всего месяц, и немногие вернулись невредимыми, как Коллинсы. На выходах из больницы, возле лифтов висели огромные экраны с разной информацией: начиная с какой-то больничной, по типу «Как оказать первую помощь» заканчивая «Погибшие». Последняя всегда была больше в первый день после фронта, а еще возле них стояли толпы подростков, надеясь, что там не будет их друзей или родственников. Те, кого отправляли на другие планеты, чаще всего, возвращались на пару дней позже. Все надеялись, что там окажутся их близкие. – Зачем соврала? – резко спросил Риан свою сестру, держа руки в карманах. Девушка не улыбалась, и он понимал почему. Они оба понимали. – О чем? – задала вопрос она, делая вид, что не понимает, но она знала. Близнецы знали, что она соврала слишком сильно. – О Филиппе, зачем соврала? – уже уточняя спросил он, останавливаясь вместе с ней. В этот момент Арин поникла, будто что-то обдумывая, но так и не ответила на вопрос, а просто пошла дальше. Риан не двинулся. – Ариш… – нежно позвал её брат, давая понять, что не осуждает. Он хочет знать, зачем она так низко поступила с их другом. Какое-то время Арин молчала, нажимая на кнопку вызова лифта. Стоя на месте, она поняла, что брат не отстанет, и решила все же объяснить. – Ну не нужно ему пока об этом знать, ладно!? – раскинула она руками, все ещё стоя спиной к младшему. Речь её была все так же эмоциональной, только теперь это было не веселье или радость, а грусть и сдерживание слез, – Он только вышел из комы, и единственный, кого он помнит из нас – это Филипп. После этого девушка зашла в открывшийся лифт. Риан не стал возражать, понимая, что та права и Винтерхальтер еще не готов. Эта правда его сломает. Посмотрев на экран, на котором сверху красными буквами были «погибшие», он увидел там знакомое и одновременно родное имя. Даже они с Арин все ещё не могут принять, а их друг не примет и подавно. Близнецы понимали это оба. Они всегда всё понимают вместе. На протяжении недели, на которой Ландоберкт восстанавливался в больнице, ребята ходили к нему при первой возможности. Они делали все, чтобы он вспомнил все мелочи. Рассказывали новости академии и что произошло за эти два года. Рассказывали о себе и показывали фотографии, которые делали вчетвером. Они не упускали даже то, что у Винтерхальтера были воспоминания, не касающиеся их самих, но могли рассказать о его характере. Только все равно было ощущение, что это не он. Иногда у него возникало что-то такое, что он доктору боялся описать. Все шло хорошо, но только Ландоберкт все время волновался и ждал Филиппа. Он хотел снова увидеть ту широкую улыбку и потухший взгляд, который говорил о состоянии друга всё. Ему хотелось снова услышать его манеру растягивать буквы при разговоре и тупые клички, которые он дает. Он ждал его каждый день. Только Филипп не появился на четвертый день. Джонсон не появился даже через неделю. Столовая академии была ещё тем местом слухов. Это та самая часть академии, где могли увидеться все курсы и все друзья. Ни одна новость академии или мира не проходила мимо этого места. Благодаря этому и не верилось, что в академии почти десять тысяч студентов, а с поступлением их становилось всё больше. Учреждение было закрытым и выходить из него можно только в единственный выходной, потому несчастные подростки развлекались как могли. Ландоберкту не нравится столовая. Он подметил это ещё на первом курсе учебы, ведь все смотрят в его тарелку. Разница между сырой курятиной и сырой человечиной есть. Именно сейчас он берет поднос со вторым вариантом еды, а также одноразовый стакан с человеческой кровью. Взглядов не избежать, что именно и случалось. Все учащиеся уставились на него и его еду. Есть сырое мясо было странным для всех. Ландоберкту это не нравилось, потому он сгорбился и попытался тем самым «спрятаться», но не смог. – Хватит пялиться, имбецилы… – сказал он себе под нос. Такое оскорбление было для него нормальным, да ещё и любимым чуть ли не с детства. Именно в этот момент к нему вернулось одно из тех странных ощущений. Ему резко начало казаться, что все нереальное, появились мысли, будто он находится в каком-то кошмаре, потому на него все смотрят. Голова начала болеть, но он все равно продолжал быстро оглядываться по сторонам в поисках своих друзей. У Ландоберкта началась паника, ведь он перестал что-то понимать, а ощущение, что это даже не его руки – давить на сознание сильнее. У него появилось желание заплакать, но он сдержал слезы. Ландоберкт уже начинает забывать, что тут делает и зачем ему этот поднос. К счастью, он увидел две знакомые рыжие макушки и сразу пошел к ним. Странные ощущения тоже пропали, ведь обычно они не длились больше пары минут. – Я вас еле нашел, – сказал он, когда подошел к столу друзей. Арин сразу подняла голову, которая до этого лежала на сложенных руках. Видимо, девушка уснула. А Риан спокойно пил какой-то напиток, по цвету напоминающий чай с молоком. – Вспомнил что-нибудь? – спросил Риан, когда Ландоберкт сел напротив него. Ландоберкт тяжело вздохнул, а после неосознанно цокнул языком. Ребята на это действие резко посмотрели на него, зная, что это была его привычка из прошлого, но спрашивать друга об этом не стали. Винтерхальтеру иногда снятся сны с прошлым, но это всегда было что-то незначительное и то, что ему рассказали Коллинсы. Парень был рад и такому, ведь это хоть какие-то зацепки. – Обрывки появляются, но только из того, о чем мне рассказали вы, – ответил на вопрос он, после чего вздохнул и решил рассказать о своих странных ощущениях в последнее время – К тому же… Только Ландоберкт не смог это сказать, ведь почувствовал на себе много взглядов и отведя взгляд в сторону увидел целую толпу, смотрящую на него. Увидев его строгий взгляд, они сразу же отвернулись. Многие боялись Винтерхальтера не только из-за пугающей мутации, но ещё и из-за взгляда. Это было у него с детства. – Вот нельзя было прописать животное мясо? – ворчливо задал вопрос он, слегка сгорбившись и начав возиться в тарелке. Ему не нравились это взгляды. – Ешь, тебе организм в норму привести надо, – ответила слева от него Арин, подпирая подбородок рукой. – Да знаю я, знаю… – все так же ворчливо ответил Ландоберкт, а после вздохнул, решившись начать есть. Только вот он не мог надеть на вилку даже глазное яблоко, ведь стал более рассеянным после комы. Еда все время ускользала от него. Винтерхальтер разозлился, и не выдержав, убрал вилку в сторону и съел сразу два глаза, взяв их рукой. – Хоть бы перчатки снял… – прокомментировала его действие подруга, намекая, что руками есть нельзя. – И без этого стал объектом всеобщего внимания, – агрессивно начал возмущаться Ландоберкт, вспоминав взгляды в его тарелку. Ответ был намеком на его пальцы, которые отличались от многих других из-за мутации. Те были намного длиннее обычной нормы, а ещё и невероятно тонкими, потому на них было сложно не обратить внимания, ведь выглядели они довольно ужасно для многих, – Мне и так нормально. Ландоберкт вздохнул, немного успокоившись и снова взял вилку. Ему не особо хотелось пачкать перчатки кровью, хоть те и были черными и кожаными. Глазные яблоки не особо кровавые, а вот сердце в его тарелке – наоборот, плавало в крови, потому без вилки там не обойтись. – Но не суть, – уже снова продолжил говорить он, более спокойно, разрезая мясо по маленьким кусочкам, – Мне другое интересно... После этих слов он взял один из кусочков на вилку, чтобы быстрее все съесть и убрать взгляды от своей персоны, да и желудок просил свою дозу еды тихим звуком. Да и что скрывать, запах мяса влек к себе, и ему было тяжело сдержаться. – Что с Филиппом? – спросил Винтерхальтер, беря кусочек сердца в рот и быстро пережевывая, наслаждаясь приятным вкусом и сыростью мяса, – Прошло уже более чем четыре дня, но он так и не ответил на мои звонки и сообщения. – Нам говорили, что на Глизе сейчас проходит метеоритный дождь, может это и мешает им улететь, – ответила на его вопрос Арин, прикрывая глаза. – Там ещё и связь плохая, да и звездолет может сделать скачок только при благоприятных условиях, – продолжил Риан, отпивая свой чай. Ландоберкт начал подмечать, что друзья были какими-то странными, когда отвечали на вопрос. Они оба отводили взгляд и делали все, чтобы не смотреть ему в глаза. Ландоберкту начало казаться, что они намеренно что-то скрывают и это было связано с Джонсоном. Ему не хотелось подозревать в чем-то своих близких друзей, потому он убрал эти догадки из своей головы. Винтерхальтер разочарованно опустил голову, цокая языком. Тот не понимал зачем и почему это делает, было ощущение, что без этого его тело не может. – Верно… – уточнил скорее для себя самого Ландоберкт, вставая со своего стула и беря в руки ещё не тронутый стакан с кровью. Он не стал что-то говорить им и просто развернулся чтобы уйти, но Арин его окликнула. – Ты куда? – взволнованно спросила она. Они все ещё волновались о друге, ведь ему часто становилось плохо из-за резко всплывающих воспоминаний. – В аудиторию, не хочу опоздать, – спокойно ответил Винтерхальтер, поворачивая к ним голову и повторив за Рианом, отпил немного крови. – Уверен, что сам доберешься? – спросил уже Риан. Он был более сдержанным в эмоциях в отличии от его сестры, но в голосе все равно прослеживалось волнение. – Да, уверен, – кивнул Ландоберкт и помахав друзьям, ушел, а после и вовсе вышел из столовой в не менее людный коридор. Аудитория находилась довольно далеко. Столовая была первым подземным этажом академии. Всего подземных этажей было три: сначала столовая со спортзалом, потом шел жилой комплекс (или как его называли иначе «общежитие»), а после больничный комплекс. Даже учебные этажи делились на курсы: когда Ландоберкт только поступал, учебных этажей было четыре, один этаж на один курс, но сейчас их было уже шесть и Винтерхальтер не помнит, почему пристроили ещё два. Для Ландоберкта сначала было удивительно, что сейчас он учится на четвертом курсе и ему семнадцать лет. Он выпускник, а значит, это был последний фронт от академии, осенью станет полноценным солдатом, а значит его жизнь будет чаще в большей опасности, но и зарплата будет тоже больше. Только вот его не особо волновало собственная смерть на поле боя, ведь он беспокоится о родителях и друзьях. Он беспокоится о Филиппе, который все ещё не появился, а друзья будто что-то скрывают от него. Джонсон не подает никаких признаков жизни уже больше недели, потому Ландоберкт волнуется за него с каждым днем всё больше и больше. Он старается не думать о плохом. – Надо перестать разводить пани… – начал говорить сам себе Винтерхальтер, чтобы успокоиться, но резко остановился, а стакан выпал из рук на белый пол, окрашивая всё вокруг себя темно-алым цветом, немного попадая на его военные берцы. Слишком сильный поток мыслей. Его сознание отчаянно пытается что-то вспомнить. Это что-то настолько важное, что не дает Ландоберкту покоя. Болит голова, в глазах темнеет. Схватившись за ближайшую от себя стену, он облокачивается на неё, слушая каждое слово внутреннего голоса, слова, не связанные друг с другом. Что-то случилось. Вспоминай. Я забыл что-то важное. Где Филипп? Что они скрывают? Почему все смотрят? Вспоминай! Кто я? Вывел Ландоберкта из этого транса незнакомый женский голос. Благодаря ему мысли прекратились, но голова продолжала болеть. – У тебя все в порядке? – к парню протянулась рука, вся в ссадинах, а на запястье светился красный браслет с римской цифрой один, – Тебе нужна помо… Винтерхальтер оттолкнул чужую руку, ударив по ладони и перестал держаться за стену, приведя разум в порядок окончательно. Он не понимал свою агрессивность в этот момент. Ему не хотелось помощи и не хотелось казаться жалким, он и сам справится. – Извини за это, теперь все в порядке, – из вежливости извинился он за удар по руке. На самом деле ему было все равно на все, ведь хотелось поскорее останется наедине с собой и узнать, что случилось с другом, ведь все указывало на то, что он не в порядке. Девушка была ниже него на две головы, но для Винтерхальтера это было неудивительно, ведь его рост был почти два метра, и он всегда был выше тех, кого встречал. Светло-каштановые волосы были собраны в высокий пучок, а рукава формы закатаны, всем показывая свою классификацию солдатки. – Спасибо за беспокойство, – безразлично и даже равнодушно сказал Ландоберкт, уходя прочь от незнакомки. Ему не хотелось компании и какого-то взаимодействия с другими. Особенно сейчас. Он хочет просто закрываться, и чтобы от него отстали. У него вечно витает в мыслях желание отстраниться от всех. До кабинета он добирался долго, почти десять минут. Можно удивиться, спросить, почему так же долго, но для размеров академии это было совершенно нормально. Возможно, помня, где находится нужный ему кабинет, он бы дошел быстрее. Только вот дороги он не помнил, а выучил за вечер по чертежам Коллинсов и официальной карте академии. Он знает, что опоздал, ведь противный звонок, режущий уши, уже раздался минут пять назад. Дойдя до нужной двери, Ландоберкт ещё пару минут стоял возле неё, глядя на ручку. Табличка разглашала название предмета, который тут вели: «Кабинет общих и глубоких понятий о вселенной (ОГПВ)». Номер на двери уже красовался электронными цифрами на прямоугольной белой табличке «453». Винтерхальтер просто стоит и смотрит на нее. Спустя пару минут он все же принимает тот факт, что зайти надо. Ему надо учиться, чтобы обеспечить свое будущее и родителей. Наверное, это была его единственная мотивация сейчас для того, чтобы постучать в эту дверь, и услышать приглушенное «Войдите». Преподавателю на вид было уже лет сорок. Пару седых волос, худое телосложение и очки на кончике носа, но даже они не скрывали морщин. Слуховой аппарат на левом ухе, заходящий прямо в череп. Можно подумать, что он уже старый, но на самом деле ему было двадцать пять лет, и для их времени он уже старик, которых стоит поискать. Удивительно, но у некоторых солдат академии появляются морщины, но это редкие случаи и случается это из-за фронтов, как и седые волосы. Мутации убивают всех. Это одновременно и дар, и наказание, которое просто ставит крест на твоей жизни. Все обречены дожить, дай бог, до тридцати. Дожить до сорока – мечта. – Извините за опоздание, – с безразличием сказал Ландоберкт, стоя у двери. Он не знал, где его место, ведь не помнил этого. – Четвертый ряд, пятое место, – сразу же ответил преподаватель, указывая на ту самую парту. Парень даже немного удивился и подумал, как преподавателей понял, что Ландоберкт не знает. Только идя на указанное место, он вспомнил, что врачи разослали всем преподавателям информацию о его амнезии и побочных диагнозах. Когда Ландоберкт уже подходил к своему месту, то мужчина не стал больше ждать, чтобы продолжить свою лекцию. Время органично, а информации надо рассказать много. – На прошлом занятии мы подробно с вами изучили систему звезд Глизе и прилежащие к ним планеты, – именно тут Винтерхальтер понял, что ему повезло попасть на это. По словам Коллинсов, Филипп проходил фронт на одной из экзопланет этой системы, – Что вы можете о ней рассказать? Именно на этих словах Ландоберкт сел на свое место, и как раз один парень поднял руку. Он выглядел чуть младше него, но они все ещё были ровесниками. По его браслетам юноша понял, что тот всего уровня ВII. – Слушаю, – раздался уже знакомый мужской голос. У Винтерхальтера возникло желание чтобы он наконец-то заткнулся, но вместо того, чтобы озвучить свои мысли (что было категорически запрещено из-за жесткой дисциплины), он включил свой учебный планшет. Только вот следующие слова однокурсника повергли его в шок. – Систему Глизе ещё называют «планеты мертвецов», ведь все, кто туда летел – не возвращались, – после этих слов Ландоберкт ничего не слушал, ведь его снова начал преследовать поток мыслей, только в этот раз из-за всплывшего воспоминания. – Обещай, что выживешь и мы встретимся вновь. – Я обещаю, Филипп. – Тогда я тоже обещаю, скелетон, – и раздался родной звонкий смех, но одновременно сломанный жизнью и отчаянный. У Ландоберкта паника, ему плохо и снова болит голова. Он хочет плакать, не понимая от чего: от головной боли или от осознания того, что случилось с Филиппом, а может от чувств, которые вызвало воспоминание. Слишком много мыслей, слишком много звуков вокруг него. Слишком много людей и он уже не может это выдержать. У него начался тремор рук. Это самый первый триггер и самый худший. – Прошу прощения, – Ландоберкт поднял руку. Ладони и лицо уже начинают потеть, а спина, если бы не была открыта из-за не покрытого кожей и выпирающего шипами позвоночника, уже имела бы мокрые капли на форме. – Что-то случилось, Винтерхальтер? – ему стало тошно от того, что его фамилию сейчас кто-то произносит. Он не хочет слышать сейчас ничего и никого, кроме одного голоса. Честно, Ландоберкт не знал, что ответить, ведь если он скажет, что у него просто кружится голова и к нему пришло осознание, куда улетел его лучший друг – его не отпустят в общежитие. Ему надо соврать, хочет он этого или нет. – Дереализация, сэр, – почему-то только сейчас вспомнил про то, что у него она должна быть по словам врача. Это должно было быть уважительной причиной, учитывая его проблему. – Можешь быть свободен, – раздался все такой же равнодушный, но раздражающий голос преподавателя. Ландоберкт быстро выключил и забрал с собой планшет, после чего спокойно вышел из кабинета и тихо закрыл дверь, позже так же спокойно пришел к лифту. Честно, он пытался не ускоряться. Пытался не бежать и держался до последнего, но, когда лифт остановился в жилом комплексе, он просто побежал в свою маленькую квартиру, которые здесь называли комнатами. Да и обставлены они были обычно: спальня, кухня и зал одновременно и ванная с туалетом. Ландоберкту казалось, что он бежал до неё вечность, но все же он закрыл дверь и кинул пиджак на пол, ведь снял его по пути. Сейчас в форме было жарко как никогда, но он не стал снимать остальное. Ему было не до этого. – Ты же обещал… – сказал юноша, скатываясь по уже закрытой двери, а после поджимая под себя колени, как он делал в тот самый день, и просто, уткнувшись в них лицом, заплакал.