***
Звуки гитар и барабанов доносились отовсюду, сливаясь в оглушающие мелодии, разные по звучанию и до боли невероятные. Каждая нота пробирается в сознание каждого слушателя, ранит или наоборот ложится пластырем. Пожалуй, люди, так часто слушащие музыку, действительно зависимы и больны. И зависимость эта сильнее, чем наркотическая. Не потому что сильнее влияет на здоровье, а потому что сильнее влияет на разум человека. Поэтому музыканты — самые непонятные люди на свете, а их фанаты зачастую умирают, так и не снимая наушники. На сцене все было по-другому: каждый менялся, причем всегда по-разному. Но не всегда это было масками, скорее наоборот: фальш слетала в такие моменты, обнажая истинную личность человека. Но не в случае с Джерардом Уэем. Он лишь выплескивал эмоции, но не показывал себя настоящего. Потому что его настоящим должен был видеть не каждый. Первое правило неуравновешенного человека — не показывать свои мысли. Второе правило неуравновешенного человека — не показывать свои чувства. Джерард всегда боролся с резкими мыслями о том, чтобы бросить все свои начинания, друзей и семью — желание все сжечь, увы, так бесчеловечно, но есть в каждом человеке. Это обострилось, когда Майки узнал о некоторой части его настоящей жизни, хоть и мерзкой, но искренней. Той самой противной, едкой и особенно сильно скрываемой. Но Джерард не мог сделать ничего, чтобы удовлетворить свои желания. Не потому что у него не было возможности, а потому что он не хотел пробивать двойное дно. Ну или пробивать было уже попросту нечего. Уэй отдался сцене в тот вечер. Не как обычно, а зло, агрессивно, разрушая все на своем ходу, выплескивая наружу все чувства, зная, что на этот раз ему за это ничего не будет, ведь люди подумают, что он лишь делает шоу. Однако это становится легче, когда вся твоя жизнь — сплошное дерьмовое шоу. Впервые за долгое время Джерард был трезв в течении недели, однако поведение его было хуже, чем под кайфом. Возможно потому что он был наедине со своими мыслями так долго. Возможно потому что процесс саморазрушения удержать было уже невозможно. Джерарда было сложно назвать безумным или вроде того по большей части из-за стереотипного изображения безумцев: смирительная рубашка, вечный смех, вред социуму и голоса в голове. Но лишь человек, испытавший все это на себе, может по-настоящему сказать, что значит сходить с ума. И это дело не внешнего поведения, а мыслей человека, которых медленно пожирают его изнутри, лишают сна, пробираются как паразиты под кожу, в кровь, заставляют испытывать страх. Вот только теперь человек боится не монстров позади него, а своей личности, которая гораздо страшнее чудовищ темноты. По завершению концерта в одном из клубов Нью-Джерси, Джерард, поправляя мокрые волосы, быстро вышел из зала и прошел в комнату с диванами, телевизором и кучей пива. Что-то вроде комнаты отдыха для групп, однако большинство все же предпочитали тихие, почти пустынные гримерки. Уэй не чувствовал особой разницы, все равно он мало с кем-то говорил и больше слушал. А иногда послушать чужие разговоры бывает интересно. Ужасно интресно. Он успел оглядеть помещение, прежде чем сесть куда-то в угол, забрав одну из бутылок пива. Майки и Рэй сидели на диване и разговаривали о чем-то, судя по всему, ужасно неинтересном, потому что Торо даже не смотрел на Уэя-младшего, а лишь шаблонно отвечал что-то, смотря на телевизор. В другом конце комнаты стояли какие-то ребята из Leathermouth, Джерард помнил имена лишь двоих, однако имя третьего осталось в его памяти как что-то «итальянско-французское». На этом он не фокусировался. На одном из диванов сидели члены еще какой-то группы (две девушки и парень), о которой Уэй совсем ничего не знал. Он спокойно выдохнул. Джерард сделал маленький глоток пива и, потупив взгляд, взглянул на Майки. После их последнего разговора (не считая каждодневные перекидывания базово-нейтральными и холодными фразами) он буквально всегда ходил потухшим. Вероятно, Джерард должен был чувствовать стыд, но я совру, если скажу, что так оно и было. На самом деле он ничего не чувствовал. Вообще ничего касаемо других людей. Все как будто в один момент испарилось, как по щелчку пальца, оставив лишь нотки страха и ненависти, но только по отношению к нему самому. Уэй заметил, что слишком долго смотрит на брата, когда увидел, что тот смотрит на него в ответ. Смотрит не просто так, а с ноткой жалости. Джерард знал этот взгляд. Он оглянулся. Фрэнк Айеро зашел в помещение и спокойно разговаривал со своими друзьями. Джерард лишь вздохнул. Они виделись с того инцидента три раза, а разговаривали лишь один. И нет, они не избегали друг-друга. Они лишь делали вид, что ничего не произошло. Фрэнк делал вид, что ничего не произошло, а Джерард подыгрывал. На самом деле, ему это не нравилось. Его в целом приходилось ужасно омерзительным то, что люди часто так делают: отметают плохие вещи, ведут себя так, будто все хорошо. Но ничего на самом деле хорошего нет. Однако Джерард не хотел говорить Фрэнку вот так вот просто о том, что ему противно. Потому что он бы сдался. А сдаются только самые слабые. И все же, каждый раз, когда они пересекались, Майки продолжал поглядывать на Джерарда так, будто тот в свою очередь сейчас накинется на Фрэнка Айеро с кулаками, что казалось ему странным, ведь этого он делать не хотел. Да, первое время Уэй был обозлен на Айеро. Но после он просто закопал эту злобу поглубже в себя, решил оставить ее на крайний случай. Возможно зря и неправильно, но решение это было молниеносным, а значит и практичным. Во всяком случае ему так казалось. Поэтому прямо сейчас он сидел в комнате спокойно, продолжая наблюдать и слушать чужие разговоры, размышляя о своем и сжимая бутылку пива как можно сильнее, словно она была его единственной опорой. В какой-то момент Фрэнк подошел к Джерарду и сел рядом. Уэй решил не обращать внимания, потому что понимал, что не услышит ничего нового. И все же эмоции начинали просыпаться, когда он услышал будничное «как дела?» и медленно перевел взгляд на Айеро, смотря на него так, словно они могли затеять драку с минуты на минуту, хотя атмосфера и была вполне себе дружественная. Джерард лишь тихо ответил «отлично», стараясь как можно быстрее оборвать разговор, вновь надоесть Фрэнку, чтобы тот ушел к кому-то, кто расскажет ему что-нибудь повеселее, что-нибудь, что он и так уже знает. — Как тебе те ребята? — Айеро показал на двух девушек и парня, сидящих на диване, — Я не знаю, как называется их группа, но они вроде довольно интересные. Знаешь, у них гитарные партии похожи не звуки кваканья лягушек… Но это звучит скорее не забавно, а интересно, типо как что-то новое, — Фрэнк сделал паузу и посмотрел на Джерарда, после чего вздохнул, — Джерард? Джерард не ответил. Не посмотрел в ответ, пока его имя не произнеслось во второй раз, а собеседник не заглянул в его глаза. И нет, Уэй действительно слушал. Но мысли уходили куда-то в другую сторону, пока злость отдавала в виски, а чувство несправедливости заставляло его живот болеть ужасно сильно. — Пошел ты к черту, Фрэнк, — голос Джерарда содрогнулся на середине фразы, из-за чего она звучала не так уверенно, как задумывалось изначально. На самом деле фраза была абсолютно искренней. — Что не так? — Айеро нахмурился и потупил взгляд. — Что не так? Что не так, Фрэнк? Блять, да я даже не знаю. Дай мне минутку, чтобы я успел подумать над этим! — Последнее прозвучало слишком громко и резко, отчего все присутствующие обернулись на них. — Знаешь, я думал, что ты действительно хороший чувак. Нет, не «весь-из-себя-хороший», а именно, блять, тот, с кем я готов проводить время. Я думал: «как круто, что я нашел кого-то, кто понимает меня! У нас общее чувство юмора, мы понимаем друг-друга с полуслова и он не осуждает меня!» Но, знаешь, я не нашел ебанное золото, пока искал медь. Я нашел только склад бычков от косяков с марихуаной. — Джерард сделал паузу, — Может быть ты когда-то и был чем-то значимым, но не сейчас. Фрэнк потупил взгляд, после чего нервно улыбнулся. — Чего? Уэй поднялся и встал напротив Айеро, скривив губы. Фрэнк тоже поднялся и постарался положить руку на плечо Джерарду, но это обернулось лишь в резкий толчок. — Не прикасайся ко мне. Ты самый мерзкий человек, которого я когда-либо видел. Фрэнк опешил и, помолчав несколько секунд, поднял брови. — Серьезно? Это все из-за того что я старался помочь тебе? — Ты солгал мне! Ты, блять, предал меня! Ты обещал, что никому не расскажешь, что мы можем доверять друг-другу, как это делают незнакомые друг-другу люди, потому что мы такими и являемся! И после всего этого ты говоришь, что пытался помочь мне? — Уэй понизил голос. — Ты ничего не знаешь. Джерард закрыл глаза на несколько секунд. Он слышал, как Айеро громко возражает, начинает спорить, но в этом конфликте Уэй уже не участвует. Он где-то там — далеко, там, куда он всегда уходил, когда дома крики родителей были ужасно громкими. Там, где его никто не найдет и не достанет. Он пошел прочь, куда-нибудь, где на его коже не будут оставаться липким слоем осуждающие взгляды окружающих. Потому что они смотрели слишком пристально, а он не понимал, почему. Уэй действительно понимал, что этого разговора не избежать. Он пытался, пытался избегать, сам того не замечая. Но важные проблемы во взаимоотношениях людей имеют свойство всплывать в настолько неподходящие моменты, что их невозможно игнорировать. И это, пожалуй, не самая ужасная часть всех подобных ситуаций, но точно не лучшая. Потому что неизвестность поглащает. Потому что ты не можешь, блять, читать мысли человека, с которым говоришь, ты не можешь понять его, а он как будто и не хочет понимать тебя. И это разрушает. Сильно разрушает. Джерард стоял, отстранившись от всей ситуации, еще несколько секунд. Он понимал, что уже ничего не исправит. Другой вопрос — хотел ли он это делать? Иногда истинная проблема заключается в том человеке, который, кажется, подарил тебе лучшие моменты жизни. И это слишком тяжело принять, а тем более самому отвергнуть этого человека. Уэй не принимал этого. Потому что желание избавиться от паразита в жизни, который постепенно пожирает тебя, намного слабее, чем страх опустошение без этого паразита. — Почему ты не можешь сделать это? Почему ты не можешь просто, блять, понять? — Джерард открыл глаза, и посмотрел на ждущего продолжения Фрэнка. Но он не хотел продолжения, он хотел просто поставить точку. Точку, в которой последней фразой будет его, а соответственно и правым будет он. Хоть и не единогласно. Уэй ударил его. Со всей силы, как только можно выместить все жизненные неудачи, все чувства, всю ненависть на человека. Он не ненавидел Айеро. Возможно еще, возможно совсем. И он это понимал даже тогда, когда ударял его ровно в скулу, неожиданно для всех присутствующих. Потому что Джерард не был тем, кто решал вопросы так. Однако все происходило далеко не как обычно это происходит: никто не вскочил, не попытался оттащить его в сторону, не начал говорить, чтобы они прекратили. А Фрэнк не дал сдачи. Впервые в жизни он не дал сдачи. Айеро просто поднес руку к жгущему месту удара. Его лицо не олицетворяло удивление, гнев, ненависть или что-то в этом роде. Просто нейтралитет. Как будто и ударили вовсе не его. Как будто кровь, проступающая сквозь его пальцы — кетчуп, а все вокруг — постановка дешевого кино. Он лишь произнес короткое «окей» и вышел из комнаты. Это не казалось быстрой попыткой сбежать от обстоятельств, это не казалось страхом, это не казалось блефом. И тем более это не казалось той ситуации, в которой Уэй должен был побежать за ним. Джерард оглянулся. Все смотрели на него. На его потерянный взгляд и руки, которые все еще сжимались в кулаке. Люди не любят разборки. А когда ты разрушаешь всю атмосферу дружелюбия и позитива — все тем более хотят тебя убить. Он не стал обьясняться. Потому что это бесполезно — никто все равно не поймет. Он просто ушел оттуда как можно быстрее.***
Девушка с темными волосами не говорила своего имени. Но и Джерард не настаивал — его не беспокоили имена, он их все равно забывал через несколько минут общения. Они сидели и молчали. Уэй не спрашивал ее ни о чем. Она просто вышла покурить на балкон, видимо тоже рассчитывая на то, что это поможет избавиться от следов неприятного, грязного и шумного места, которое было прямо за дверью. Балкон кирпичного здания был своего рода тихим оазисом, украшенным бычками и одаренным красивым видом. Джерард любил небо. Для него это было своего рода успокоением. Он находил его наиболее прекрасным — то, что может меняться каждый день, каждый час, принимать новые формы, краски, не может быть не прекрасным. Он знал, что когда-нибудь тоже сможет слиться с этими пейзажами, стать частью большого полотна, на которое так часто любуются люди. Для Уэя это не было мечтой, но было чем-то святым, тем, о чем можно было лишь думать, но нельзя было планировать, как бы не хотелось. Девушка щелкнула зажигалкой. Он не понимал, хочет ли он с ней заговорить, или нет. Ощущалось, что за каждым словом его будет ждать подвох, что общение вновь окажется для него летальным, но от накопленных предложений и текстов хотелось избавиться еще сильнее. Она заговорила первой. — Красиво, да? Я всегда любила теорию о том, что небо каждый поздний вечер и каждое раннее утро разукрашивают миллионы мертвых художников. Она такая ненастоящая, но такая. красивая, — Джерард лишь кивнул, но ничего не ответил. Она помолчала еще несколько секунд. Уэй не смотрел на нее, для него она была лишь тем самым NPC из компьютерной игры, через которого просто надо пройти. — Ты такой. тусклый. На сцене ты другой, — Джерард не удивился. Такое бывает часто, — у тебя что-то случилось? — Просто тяжело. Девушка докоснулась до его волос, разглядывая каждую прядь. Уэй не стал сопротивляться. Тело не хотело поддаваться импульсам из его головы, не хотело совершать какие-либо действия. — Почему? — Тяжело осознавать, что что-то для тебя уже завершилось. Что-то, ради чего ты жил день ото дня, потеряло актуальность, а продолжения этой истории больше не будет. И тебе приходится лишь думать о том, как заполнить эту пустоту, но ничего не помогает. Это как конец любимой выдуманной истории, с которой читатель уже стал одним целым. Это возвращает в реальность, которая оказывается мрачной и недружелюбной. Худший конец для худшей истории. — Всегда можно придумать продолжение для этой истории, — с надеждой поддержать тихо сказала девушка. — Но зачем придумывать что-то, зная, что это никогда не случится? Она не ответила. Лишь потушила окурок и, опустив руки, потянулась к ручке балконной двери. — Иногда новые истории бывают интереснее старых, — мечтательно проговорила она, прежде чем улыбнуться и выйти, оставив дверь закрытой, а Джерарда — наедине с рассветом, тихим и мирным. Он спустился на пол, спиной прислонившись к стене. Его взгляд поднялся на небо. Кажется, проснулись птицы, и вот, уже, летают, все больше и больше приближаясь к солнцу. Джерард тоже хотел быть таким же как они, быть одним целым с этим стотысячекрылым косяком птиц. Быть таким же свободным и близким к прекрасному. Но приблизиться к этой мечте невозможно, как бы не хотелось. Уэй расслабился, позволяя алкоголю и наркотикам в его крови завладеть им навсегда. Он задумался над тем, что произошло бы, если бы все случилось иначе. Над тем, что было бы в другой, параллельной вселенной, где он сиял сильнее всех на свете. Над тем, мог ли он быть хотя бы там счастливым. Ответа он не нашел ни в своем пьяном сознании, ни в все сильнее расцветающем небе, ни на таком грязном и одиноком балконе. Джерард лишь закрыл глаза, прислушиваясь к тому, как поют птицы, пока все плыло под ним.Кажется, что еще немного, и он мог бы обернуться таким же стотысячекрылым.