Дом Дракона. Узы

1.5 года назад. — Мейстер говорит, что следующая зима будет долгой. — Мейстеры ничего не знают. — Есть ли хоть кто-то, о ком ты отзываешься с уважением? — Ммм, мой брат, Эйгон? — Очень смешно. Эймонд негромко рассмеялся. Ночь была тихой и безлунной, они сидели под ивой, болтая. Анна уютно устроилась между его согнутых ног, прислонившись спиной к груди, в то время как Эймонд играл с прядью её волос. Последние четыре месяца были самыми удивительными месяцами в жизни Анны. Они были наполнены такими яркими красками, что Анне казалось странным, как она жила все это время в этом сером цвете, не замечая того. Эймонд Таргариен ворвался в её жизнь буйством красок и целым ураганом новых эмоций. Они виделись нерегулярно. Порой проходило пять, порой десять дней, а порой две недели, прежде чем они вновь встречались. Ему было непросто покидать тайком Красный Замок, а затем и столицу. После чего он скакал без остановок через весь Королевский лес. И все это, чтобы увидеть её. Он покидал замок поздно вечером и пускался в обратный путь до рассвета, но все равно опаздывал. Каким-то непостижимым образом ему до сих пор удавалось сохранять в тайне свои похождения. То он врал, что задержался на утренней тренировке, на которую проснулся ни свет, ни заря, то заявлял, что был на Шелковой улице. Последнее ему запретить никто не мог, хоть и укоризненно косились. Эйгон, одобрительно похлопав его по плечу, заявил, что уже и не надеялся дожить до дня, когда его брат заведёт себе любовницу. О том, что любовница эта жила довольно далеко от Шелковой улицы, Эймонд решил умолчать. Для пущей правдоподобности он и решил, что встречи с Анной должны проходить с разными промежутками. Каждый раз, прощаясь, они с Анной назначали новую дату. Своего верного оруженосца Родрика он больше не брал с собой. Причин было две. Первая — ему не хотелось, чтобы кто-то околачивался поблизости, пока они проводили время с Анной. Вторая — оставаясь в замке, Родрик мог лучше обеспечить его прикрытие. Именно благодаря юному Тиреллу, Эймонду не каждый раз приходилось объяснять свое отсутствие. За эти четыре месяца Анна многое узнала о нем. Например, то, что он был человеком слова. Он редко давал обещания, но данное слово всегда сдерживал. А ещё он был нетерпим. Нетерпим к человеческим слабостям, вроде трусости или глупости. Однажды они спорили о том, должно ли быть наказано предательство, основанное на трусости и алчности, одинаково. Анна утверждала, что люди бывают рождены разными, не все наделены одинаковой долей храбрости, а потому трусость — жалка, но она не столь непростительна, как алчность. А значит, трус имеет право на второй шанс. Эймонд же считал, что неважно, что стало причиной, предательство есть предательство. К концу спора Анна пришла к выводу, что второй шанс заслуживают все, Эймонд лишь покачал головой, словно говоря с неразумным ребёнком. Каждый остался при своём мнении. Они были разные. Она была мягкой и милосердной, он — жёстким и бескомпромиссным. Если он был пламенем, согревающим ровно настолько, насколько обжигающим, то она была водой, утоляющей жажду. Они были похожи. Потому что за свои принципы и понятия чести готовы были сражаться до конца. А за своих родных готовы были поступиться и тем, и другим. Им было интересно вместе, они рассказывали друг другу последние новости, незаметно раскрывая для себя жизнь друг друга все больше и больше. Так, незаметно Анна поняла, что отец мало уделял время сыновьям, хотя Эймонд и не говорил об этом напрямую. А Эймонд узнал, что за ней всю жизнь шла тень её сомнительного происхождения, и как ей бывало тяжело с ней уживаться. Они говорили, целовались, обнимались, но черту перешли далеко не сразу. Причина была в Анне. От тёти Маргарет она давно узнала о некоторых нуждах мужчин и понимала, что Эймонду хотелось большего. Но всякий раз, когда его поцелуи становились чуть более откровенными и чуть менее сдержанными, в ней срабатывал механизм, останавливающий это. К чести Эймонда, он ни разу не попытался на неё надавить или спросить о причинах. А причина была глубже, чем, казалось бы, обычная девичья стыдливость. Так уж вышло, что никто не объяснял Анне вопросов морали, важности невинности и прочих разговоров, которые зоркие мамочки ведут со своими дочерями. Её мать никогда не обсуждала с ней половую жизнь, по всей видимости, считая, что для этого у них ещё есть время. А тётушка Маргарет познакомилась с Анной, когда той было пятнадцать лет, и воспринимала её, как вполне сформированную личность. Однако у Анны был учитель, не менее доходчиво объясняющий, и куда более безжалостный, чем самые строгие септы. И имя ему было молва. Та самая молва, которая провожала их маленькую семью взглядом, когда те проходили мимо. Жена, изменившая мужу с его собственным братом. Дитя, возможно рождённое вне брака. Хотя, кому какое дело, казалось бы. Но так были устроены люди. Беспощадно готовые растоптать любого, кто оступился просто для того, чтобы ублажить ту гниль, что паразитировала в них самих. Это и было причиной, почему Анна боялась заходить далеко, и даже невинная связь казалась ей чем-то пугающе-постыдным. По этой же причине она бессознательно избегала замужества, словно даже оно способно было причинить ей боль или боль её ещё не рождённым детям. Но так было до Эймонда. Анна знала, чувствовала всем своим существом, что он единственный, с кем она готова прыгнуть в пропасть, ради кого она готова пожертвовать единственным ценным, что у неё было, наплевав на репутацию. Она запомнила тот день, когда, идя к иве, была полна решимости, и как у неё дрожали руки, когда она начала неловко расстегивать пуговицы на его рубашке. Помнила его потемневший взгляд, от которого по её телу расползался жар, помнила его негромкое «ты уверена?». Была ли она уверена? О, да! Было ли ей дико страшно? Ещё бы. Но Эймонд, почувствовав её страх, граничивший с ужасом, взял инициативу на себя, аккуратно и мягко повёл её. Он был нежен, осторожен, он сдерживался, чтобы не спугнуть её. А когда он тихо, чуть хрипло прошептал «только скажи, и я остановлюсь», её затопила такая волна нежности к этому человеку, что даже страх отступил, склонившись перед его честностью. Этот невозможный юноша давал ей понять, что именно она была той, кто контролировал ситуацию, что ничего не произойдёт без её желания. Тогда все происходило так мучительно медленно, что Анна чувствовала, как от его горячих поцелуев, прикосновений и движений тугой узел сжимается в ней, как жар сосредотачивается внизу живота. Она и не знала, что тело способно так отзываться на чужие ласки, и даже мимолетная боль не смогла испортить ту ночь. Если это грех, то она готова была гореть за него следующую сотню лет. В ту ночь Анна Бриклэйер подарила Эймонду Таргариену единственное, чем дорожила в себе. И ни разу не потребовала ничего взамен. Но было бы ложью сказать, что она ни разу не задумывалась о будущем. Женский разум в этом вопросе отличается от мужского примерно так же, как отличается весна от осени. Мужчины готовы жить мгновением и вспоминать о последствиях, лишь ударившись о них лбом. Но женщина… После одного лёгкого флирта она будет представлять себе свадьбу. А если бы мужчины знали, какие планы и мечты на них строятся в женской голове после одного поцелуя, они бы пришли в священный ужас. В своих самых сокровенных мечтах, о которых она никогда бы не рассказала Эймонду, ей рисовалось их общее будущее, она в белом платье, дающая ему клятву в богороще. Их дети, играющие в саду. Но то были тайные мечты. Стоило ей о них подумать, как разум ехидно напоминал о разговоре с его матерью. Анна знала, что ничего-то им не светит. Эймонд Таргариен всегда сдерживал данное слово. Но он никогда не обещал ей их «долго и счастливо». А она была достаточно умна, чтобы правильно понять его молчание. Потому она приняла решение пустить все на самотёк. Она знала, что, когда все кончится — а оно кончится обязательно — ей останется лишь собирать себя по кусочкам и учиться жить дальше. Но она уже положила себя на сапфировый алтарь. — Мне нужно будет уехать в Дорн на несколько дней. Анна замерла, а потом повернулась к нему удивлённо. — Зачем? — Обсуждать с принцем-песчаником торговые договоры и склонять его на более выгодные для нас условия, ничего интересного, — пожал он плечами. — И как скоро ты вернёшься? — уголки её губ опустились, вызвав его довольную улыбку. — Думаю, не позже, чем через пять-шесть дней, — ответил он, заправив ей волосы за ухо. — Что тебе привести из Дорна? Её глаза тут же загорелись. — Говорят, у них потрясающее оружие… — Ты же не серьёзно? — поперхнулся он, но видя её горящие глаза, обречённо вздохнул — серьёзно. — Конечно, копье было бы слишком, я бы не смогла объяснить его появление у меня, но небольшой кинжал — было бы потрясающе. — Нормальная девушка сейчас попросила бы у меня украшений. Ты хоть знаешь, какие в Дорне украшения? — Мне это неинтересно, — она снова откинулась назад к его груди. — Как и тебе было бы неинтересно с нормальной девушкой. — Тут мне крыть нечем, миледи, — она по голосу чувствовала, что он улыбался. — Я привезу тебе самый красивый кинжал, который есть в Дорне. — Смотри только, не заглядывайся там на дорнийских девушек, а то, я слышала, они там любят ходить полуголые… — Мне послышалось? Это сейчас была ревность? — ухмыльнулся он. — Не дождёшься, — фыркнула Анна. Эймонд резким движением подмял её под себя, теперь она лежала на его плаще, а он нависал над ней. — Значит, не ревнуешь? — она кивнула. — И скучать не будешь? — Ни капельки. — Хмм, а вот это ранит меня в самое сердце, миледи. Что же делать? Может, какая-нибудь дорнийка залечит мою рану… Он бессовестно дразнил её, только она не собиралась ему подыгрывать. В этом бою она выйдет победителем. — Если вдруг вы совершите такую оплошность, мой принц, мне останется только одно, — она сделала многозначительную паузу, прежде чем продолжить. — Искать утешения у какого-нибудь северянина. В яблочко! Его глаз опасно сверкнул, он нагнулся к ней ниже, опаляя дыханием. — Только посмей, и его смерть будет на твоей совести. Они играли, но в его голосе тонкой, едва заметной нитью пронизывалась вполне серьезная угроза. И это щекотало её нервы, как ничто другое. Осознание, что она имеет над ним такую власть. Подняв руку, она притянула его к себе ещё ниже, так, что их губы почти соприкасались. — Не играй игру, если не имеешь на руке всех козырей, — прошептала она. — К тебе это тоже относится, золотко, — он опустил глаза на её губы, а потом медленно дразняще поцеловал. Наши дни. Река Трезубец — одна из самых крупных рек всего Вестероса, обладала множеством притоков, превращая Речные Земли в едва ли не самые плодородные угодья Семи Королевств. Одним из трех крупнейших её притоков была река Красный Зубец. Этот её приток, прежде чем впадать в Трезубец, сливался с другой рекой, Камнегонкой. И в месте их слияния был построен родовой замок дома Талли — Риверран. Риверран по праву мог считаться самой хитроумной крепостью Речных Земель. Замок был окружён множеством крупных и мелких рек, а также широким рвом, который через сложную систему шлюзов и искусственных каналов мог в считанные минуты наполниться водой, превращая крепость в своеобразный остров. Множество раз Риверран подвергался осаде, но ни разу не был взят. Вот уже триста с лишним лет замок принадлежал семейству Талли, которые со времен завоевания Эйгона Первого стали правителями всех Речных Земель. Сейчас главой дома был старый лорд Гловер, у которого из живых членов семьи была дочь, леди Кларисса, и внук сир Эльмо. Чтобы понять отношения в этом семействе, нужно было знать некоторые подробности их жизни. Леди Кларисса, любимица отца, первоначально должна была наследовать за своим отцом правление, если бы не неожиданная любовь, свалившаяся ей на голову. Влюбившись в сына одного их вассалов отца, она тайно вышла за него замуж. Разгневанный лорд Гловер лишил её права на Риверран и Речные Земли. Вместо неё наследником был назначен её племянник, сир Эльмо. Сир Эльмо, в отличие от своего импульсивного и скорого на решения и гнев деда, обладал сдержанным и самую малость трусливым характером. Когда вести о творившемся в доме Таргариенов хаосе дошли до Риверрана, дед и внук разошлись во мнениях. Лорд Гловер, по старой дружбе с Отто Хайтауэром твёрдо решил поддержать партию зелёных. Его внук же после вестей с Севера утверждал, что теперь все остальные дома так же поддержат чёрных, а значит нужно встать на сторону сильнейших, ведь у чёрных к тому же больше драконов. Споры эти продолжались у ложа лорда Гловера, ибо старик последние недели сильно сдал и не мог даже вставать с постели. Малейшее волнение вызывало у него сильные боли в груди и кашель с примесью крови. К тому моменту, когда Эймонд Таргариен прибыл в Риверран, дальнейшая судьба и участие Речных Земель в грядущей войне по большей части были уже предопределены. Эймонд, вместе с Родриком, совсем недавно посвященном в рыцари, и двумя другими рыцарями остановился у ворот Риверрана. Ров не был наполнен, и потому они свободно смогли подойти настолько близко. Стража, услышав их имена, тут же пропустила принца внутрь, где его проводили в просторную и светлую гостиную. Слуги принесли им вина и закусок, а через полчаса к ним подошёл сир Эльмо, высокий, темноволосый мужчина лет тридцати с орлиным носом и слабовыраженным подбородком. Он сдержанно поприветствовал гостей: — Принц Эймонд! Добро пожаловать в Риверран! Прошу прощения, что заставил вас ждать, меня не предупредили о вашем приезде, и я не был готов. — Слегка помятая рубашка и едва уловимый запах женского парфюма говорили красноречивее слов. — Ничего страшного, сир Эльмо, ваши слуги позаботились о нас. — Рад это слышать, — кивнул сир Эльмо, после чего сделал приглашающий жест рукой в сторону кресел. — Могу я поинтересоваться, что привело вас в наш скромный замок? Он выглядел расслабленно, как человек, заранее знающий, о чем будет идти разговор. Эймонд оценил уверенность в его голосе. — Я приехал от имени своего брата, короля Эйгона, — говоря это, Эймонд внимательно следил за реакцией мужчины, но её не последовало. Лицо Эльмо осталось непроницаемо. — Но сперва позвольте спросить, как поживает лорд Гловер? Надеюсь, он в добром здравии? Таким завуалированным образом Эймонд намекал на то, что лорду самому было бы неплохо встретить своего принца. Эльмо понял прозрачный намёк. — Дедушка хотел лично встретить вас, мой принц, но боюсь моему деду не здоровится. Последние недели он практически не встаёт с постели. Эймонд переглянулся с Родриком. Это было некстати, лорд Гловер был другом Отто, на его поддержку можно было рассчитывать. А вот чего ждать от его внука, пока было неизвестно. — Надеюсь, он скоро поправится и вновь вернется в ряды старой гвардии, — учтиво отозвался он. — Благодарю, мой принц, — в тон ему ответил Эльмо. — Полагаю, вы устали с дороги, не хотите ли… — В этом нет необходимости, сир, мы приехали по важному делу. Думаю, вы уже догадались, по какому? Эльмо спокойно кивнул, постучав пальцами по налокотнику. — Да, до нас дошли вести о произошедшем. Весьма печально, что такой великий дом, как дом Таргариен, переживает сейчас столь тяжёлые времена. Я бы пожелал, чтобы все образумилось, и ваша семья вновь воссоединилась, но, боюсь, это уже не представляется возможным. В свете последних событий. Эймонд стиснул зубы. Сир Эльмо смотрел на него прямо, в его зеленых глазах читалось открытое обвинение. Впрочем, чего-то подобного он ожидал — что в него теперь со всех сторон посыплются обвинения. — Произошедшее на Штормовом Пределе является досадной случайностью, — медленно произнёс он, — которую никто не желал. — Под досадной случайностью вы имеете в виду убийство наследника Дрифтмарка? — с усмешкой спросил Эльмо. Что ж, Эймонд с первого взгляда понял, что перед ним за фрукт. Он — не Боррос. Он умен и осторожен, в меру храбр. Но пока он не высказал ничего, что говорило бы о его преданности Рейнире. Эймонд растянул губы в улыбке. — Да, именно его смерть я и подразумевал. Это было… весьма досадно. Но я прибыл сюда не обсуждать гибель моего племянника. Я прибыл сюда обсудить дальнейшую судьбу Риверрана и Речных Земель. Но обсуждать такие вещи полагается с лордом этих земель. А его я здесь не наблюдаю. Если Эльмо хотел смутить Эймонда или заставить его оправдываться, то он просто никогда не имел дела с одноглазый принцем. Тот играючи отразил его атаку и сделал ответный выпад. — Как я уже говорил вам, мой принц, дед сейчас не способен вести дела. Потому я, как его наследник, говорю от его имени. — Ты слишком много на себя берёшь, племянник. Мой отец ещё не давал тебе права говорить от его имени. Присутствующие одновременно повернулись к входной двери. Там стояла женщина лет сорока в тёмном платье. У неё были высокие скулы, тонкие губы и высокомерный взгляд. На ее лбу были заметны морщинки, выдававшие ее возраст, однако сталь во взгляде говорила о том, что эта леди еще способна дать фору многим мужчинам. Леди Кларисса, громко стуча каблуками, вошла в комнату. Мужчины тут же поднялись, выражая свое почтение. Всё, кроме Эльмо. — Леди Кларисса, — поприветствовал её Эймонд. — Принц Эймонд, — кивнула она в ответ. — Надеюсь, вы не будете против женской компании? Вопрос был риторический, об этом говорило то, что, задавая его, она уже уселась в одно из кресел. Эймонд усмехнулся и, поняв, что ответ не требуется, промолчал. С появлением женщины уровень напряжённости в комнате возрос в разы. Эльмо демонстративно не смотрел в сторону тёти. А та обвела взглядом собравшихся и улыбнулась немного натянутой улыбкой, не коснувшейся её глаз. — Так, о чем вы говорили с Эльмо, мой принц? Эймонд слегка приподнял бровь, кинув взгляд на Эльмо. Обычно женщинам не полагалось вмешиваться в разговоры мужчин. Однако леди Кларисса за пару минут умудрилась нарушить с десяток правил хорошего тона. Нужно было быть слепым, чтобы не понять, что между племянником и тётей есть конфликт и очень серьёзный. Лорд Гловер, возможно, был при смерти, а значит вопрос о его наследстве был сейчас на повестке дня. Та же проблема, что и в их семье, только в меньшем масштабе. Быстро оценив ситуацию, Эймонд пришёл к выводу, что эти двое так же нуждаются в союзниках, как и Таргариены. А значит, одной из этих сторон он может сделать взаимовыгодное предложение. Нужно было только выбрать, какой. — Миледи, мы с сиром Эльмо обсуждали текущую ситуацию в Вестеросе. Ни для кого не секрет, что нас ждёт война. Моя сестра Рейнира отказалась присягнуть своему королю и объявила себя королевой на Драконьем Камне. Сейчас все дома Вестероса должны определиться для себя, кого они готовы поддержать в этой войне. За этим я и прибыл сюда. — он перевёл взгляд на Эльмо. — Чтобы узнать, чью сторону поддержит Риверран. — Мой принц, должен напомнить вам, что король Визерис чётко назвал своей наследницей принцессу Рейниру, — начал Эльмо. — А то, что он якобы перед смертью передумал, признаюсь, не вызывает доверия. Поэтому Риверран поддержит законную наследницу. — Мой дорогой племянник несколько спешит, — холодно заговорила Кларисса. — Мой отец ещё жив и… — И он не в том состоянии, чтобы трезво оценивать ситуацию, тётя. Мы это уже обсуждали, — напряженно прервал её Эльмо. — А значит я, будущий лорд Риверрана, имею право решать вместо него. Лицо Клариссы покраснело от сдерживаемой злости. Было видно, как она сдерживалась, чтобы не закатывать ссору перед посторонними. Эймонд с интересом переводя взгляд с одной на другого, переглянулся с Родриком. Тот в ответ понимающе приподнял уголок губ. — Я — дочь моего отца, и имею не меньше прав, чтобы решать, пока отец не поправится, — дрожащим от гнева голосом произнесла она. Эльмо лишь уничижительно хмыкнул и, не снизойдя до ответа, повернулся к Эймонду. — Наше решение окончательное, мой принц. — Что ж, — сдержанно кивнул Эймонд, вставая, — в таком случае нам, пожалуй, уже пора возвращаться обратно. Напоследок скажу вам, сир Эльмо, что, принимая подобные опрометчивые решения, вам вряд ли доведется когда-нибудь стать лордом Риверрана. Исход этой войны предопределен, и далеко не в пользу моей сестры. Леди Кларисса, — кивнул он женщине, которая бессильно сжимала кулаки. С этими словами он и его рыцари покинули гостиную, а за ней и замок. Лишь оказавшись вне пределов крепости, они заговорили. — Мой принц, почему вы не стали настаивать? Возможно, стоило попытаться запугать сира Эльмо? — спросил один из рыцарей. — Я так бы и поступил, но появление леди Клариссы все изменило, — довольно улыбнулся Эймонд, но объяснять причину своего настроения не стал. — Едем в город, остановимся в каком-нибудь трактире на ночь. Удивлённо переглянувшись, его спутники припустили коней следом за принцем. *** Первый раз она открыла глаза, чувствуя под собой мерное покачивание и слыша раздражающий стук колёс. Ослепительно-яркий свет тут же ударил в глаза, заставив вновь их прикрыть. Через несколько мгновений сознание вновь покинуло её. Она приходила в себя ещё пару раз на короткие мгновения, а потом вновь проваливалась в забытие. Жжжжжжжжж. Кто-нибудь, убейте уже эту муху. Жжжжжжжжж. Мерзкий звук не прекращался. Анна сильнее зажмурилась, словно так могла перестать слышать. С трудом она разомкнула веки, и стоило ей это сделать, как комната пошла кругом. Анна со стоном снова зажмурилась, борясь с подступившей тошнотой. Не было сил пошевелить даже пальцем. Жжжжжжжжж. В нос ударил неприятный запах сырости и затхлости. Спустя целую, казалось бы, вечность Анна вновь решилась открыть глаза. Комната больше не вращалась, и Анне понадобилось какое-то время, чтобы привыкнуть к темноте. Сначала она разглядела тёмный потолок, под которым и летала проклятая муха. Мысли путались. А если быть совсем точной, то её мысли были похожи на вязкое болото, неподвижное, густое и совершенно непроходимое. Где она? Жжжжжжжжжжж. Тело казалось налившимся свинцом, руки и ноги стали в десятки раз тяжелее. Она лежала на чем-то твердом. Сделав над собой усилие, она с трудом перевернулась на бок, а потом так же медленно, опираясь на дрожащие руки, приподнялась. Осмотрелась. Она находилась в какой-то небольшой комнате, кроме большой кучи сена в углу здесь не было ничего. Никаких окон, только одна дверь. Где она? Жжжжжжжжжжж. Анна проползла до двери и дёрнула ручку — заперто. Это небольшое движение потребовало от неё столько усилий, что она там же прислонилась к двери, не в силах сделать хоть какое-либо движение. Всё её тело болело, спина, шея ныли так, словно она пролежала в одной позе несколько дней к ряду. Во рту было сухо. Анна тряхнула головой в жалкой попытке собрать мысли воедино. Что случилось? Где она? Анна попыталась вспомнить. Хоть что-то. Но голова совершенно отказывалась ей служить. Ей стало страшно, да что это с ней такое?! Надо понять, что она вообще помнит. Её зовут Анна Бриклэйер. Так, уже лучше. Её отец и мать мертвы. Она замужем за Эймондом. Хвала небесам, она его помнит. Так, что там дальше? Жжжжжжжжжжж. Ее дядя — Сэмвел Бриклэйер, тётя — Маргарет Бриклэйер, а кузена зовут… а, точно, Марко. Жжжжжжжжжжж. Чёртова муха! Что она помнит ещё? Она замужем, да. За Эймондом Таргариеном. Таргариеном!!! Воспоминания последних недель нахлынули на неё внезапно, вызвав новый приступ тошноты. Анна снова прикрыла глаза, дыша через раз. Эймонд уехал в Риверран пару дней назад. Как она здесь оказалась? Они ужинали с семьей, потом она пошла к себе в комнату. Что было дальше? Жжжжжжжжжжж. Она читала, потом, устав, решила лечь спать. Так. Она готовилась принять ванну, но не успела. Её что-то отвлекло. Но что? Анна напрягла память, но словно наткнулась на мутное стекло. Оно не пропускало её, хотя она знала, что за ним её воспоминания. Воспоминания о том, что было дальше. Что же её отвлекло? Казалось, протяни руку, и она ухватился, но это оно снова ускользало от неё. От бесплодных усилий у неё разболелась голова. Сжав руками виски, она пыталась вспомнить. Ей надо вспомнить, иначе она не поймёт, где она и что с ней произошло. Анна подняла голову и второй раз осмотрела комнату, только в этот раз более детально. Это был какой-то подвал, судя по сырости и влажности на стенах. И плесени. В углу было разбросано сено, хотя его предназначение Анна не знала. Те, кто привели ее сюда, даже не потрудились положить ее на сено, а бросили прямо на пол. Она в темнице, это ясно. Но какой? И почему? Что же её отвлекло тогда? Анна сделала вдох через нос, и начала медленно считать до десяти, потом выдохнула. Ладно, она обязательно вспомнит все потом, но сейчас надо отсюда выбраться. Подумав об этом, она попыталась встать, и со второй попытки ей это удалось. На нетвёрдых ногах она обошла комнату, которая оказалась совсем небольшой, каких-то двадцать шагов в длину и десять в ширину. Потрогала стены, постучала по ним — ничего. Обычные голые стены. Даже окошка не было, чтобы понять какое сейчас время суток. Прямо под потолком было кажется какое-то отверстие, скорее всего, чтобы пленники не умирали от нехватки воздуха. В конце концов она настолько отчаялась хоть что-то найти или понять, что начала в панике колотить по двери и взывать о помощи. На её крики, однако, никто не откликнулся. Спустя час Анна сползла по стене, и впервые ощутила ужас. Не тот страх, когда ты пугаешься при виде раскрытой пасти дракона или оскалившегося на тебя волка, не страх за близких, нет. То был первобытный страх, заложенный в нас с самого детства. Страх оказаться в тёмной комнате одному. Страх неизвестности. Ухудшало ситуацию то, что она не помнила последних событий, кто и почему посадил её сюда. Что если, её здесь заперли и оставили. И никто — никто и никогда — её не найдёт. Сколько прошло времени она не знала, может полчаса, может целая ночь. Только она не сомкнула глаз, в страхе вглядываясь в темноту. Периодически делая попытки вспомнить. Пару раз вставая и вновь начиная звать на помощь. Если бы не жужжание мухи, Анна не была бы даже уверена, что время ещё движется. Когда снаружи раздались шаги, и щёлкнул замок, Анна почувствовала такое облегчение (её не бросили здесь навеки!), что даже не сразу испугалась, когда увидела в свете открывшегося проёма крупного мужчину с грубыми чертами лица. Он остановился у входа и оценивающе посмотрел на неё. — Очухалась, куколка? Долго же ты приходила в себя. Видимо Крыса переборщил с сонным зельем, — он хрипло хохотнул. — Кто вы? — после долгих криков её голос немного сел. Мужчина посмотрел на неё озадаченно. — Ты, что уже успела меня забыть, а, куколка? Значит, она его знает. Но совершенно не помнит! А мужчина сначала неверяще уставился на неё, а потом на его лице вместе с осознанием расползлась улыбка. Самая мерзкая улыбка, которую она когда-либо видела. — Наша малышка, значит, ничего не помнит! Вот это везение! Мужчина сделал несколько шагов в её сторону. Только сейчас Анна заметила, что он держал в руке поднос. — И часто ты так все забываешь? Может, если мы с тобой чуток позабавимся, ты и это забудешь? Секунда потребовалась Анне, чтобы осознать. Она одна с неизвестным ей мужчиной в темнице. И его взгляд, которым он обвел её тело, недвусмысленно говорил о его намерениях. Молниеносно, словно кошка, она вскочила на ноги и отпрянула от него в самый дальний угол. Однако он только расхохотался пуще прежнего. — Не бойся, куколка, сейчас я тебя не трону. Пока. Но когда придёт время, мы с тобой повеселимся, — он плотоядно облизнулся. Боги, он действительно облизнулся! Бросив на неё последний взгляд, он опустил поднос на пол и скрылся за дверью. Щёлкнул замок, и только после этого Анна сделала судорожный вздох. *** Она торопливым шагом шла в сторону таверны «Волчий клык». Если письмо все еще не было бы в её кармане, она бы не поверила, что этому мальчишке хватило наглости назначить ей встречу здесь. На всякий случай пониже опустив капюшон, она зашла внутрь. К счастью, внутри было всего пара-тройка посетителей, которые были пьяны настолько, что не обратили на неё внимания. Спросила у хозяина о ожидавших её посетителя, затем уверенно направилась в указанном направлении. Брезгливо кривя губы, она повернула ручку, к которой не прикоснулась бы никогда в жизни, если бы не обстоятельства. Когда она вошла внутрь, Эймонд Таргариен и его оруженосец синхронно обернулись к ней. Не дожидаясь приглашения, она сделала пару шагов вперёд и скинула с головы капюшон. — Леди Кларисса, я уже начал сомневаться, что вы придете, — насмешливо протянул Эймонд Одноглазый. — Мне стоит извиниться за причинённые неудобства? — Принц Эймонд, у меня не так много времени, так что обойдёмся без прелюдий, — на её реплику он хмыкнул. — Зачем вы пригласили меня в эту дыру, по ошибке названную таверной? — Вчера я заметил, что с вашим племянником у нас не получается конструктивный диалог. Я хотел поговорить с вами, но он очень мешал своим присутствием. Потому я и пригласил вас сюда. Говоря это, он уселся на один из двух стульев, жестом указав ей на другой. Вся его манера говорила, что он считает себя хозяином положения. — И, о чем вы хотите поговорить со мной? — спросила Кларисса, усаживаясь на второй стул. — Миледи, мне казалось, вы сказали, что у вас мало времени. Но при этом вы задаёте совершенно ненужные вопросы, ответы на которые вы и так знаете, — он изогнул бровь в притворном непонимании. Кларисса была женщиной, что называется, подкованной. Она умела говорить с мужчинами так, что с них мигом слетала вся их спесь. Про Эймонда Одноглазого она слышала и потому сейчас лишь высокомерно смерила его взглядом. — Мой мальчик, я старше вас раза в два. Не думаете ли вы, что сможете заставить меня первой раскрыть перед вами карты? Эймонд приподнял уголки губ. Кларисса поразилась тому, какая холодная у него была улыбка, словно внутри него был не огонь, как полагается дракону, а лёд. — Хорошо, миледи, — кивнул он, — я начну первый. Ваш племянник желает принять сторону наших врагов, и мне это несколько не по душе. Не хотелось бы предавать такие плодородные земли огню. А ещё вчера мне показалось, что вы не согласны с Эльмо в его решении. Я прав? Кларисса поджала губы, но спустя мгновение выдохнула. — Да! Мой отец болен, это правда. Однако его разум при нем, что бы там не говорил племянник. И он совершенно чётко изъявил свою волю — он хочет поддержать зелёных, то есть вас. Но Эльмо убедил местных лордов и советников в том, что мой отец уже бредит, — она вновь поджала губы. — Мне претит то, что он делает. Он идёт против воли моего отца, и я этого не потерплю. Эймонд дождался окончания её речи, а когда она замолчала, провел рукой по подбородку. — Понимаю, — протянул он. — Вами движет исключительно любовь к отцу. Похвальная преданность, учитывая, что много лет назад он поступил с вами крайне несправедливо. Я восхищён тем, что несмотря ни на что вы так самоотверженно готовы бороться за принципы отца, совершенно не думая о собственной выгоде. В его голосе сквозила такая неприкрытая насмешка, что Кларисса, вспыльчивая по натуре, мгновенно вспыхнула. — Не знаю, на что вы намекаете, но я думаю о выгоде моего дома. И согласна с отцом, что поддержать партию зелёных сейчас самое правильное решение для нас, — гордо произнесла она. Принц смотрел на неё, слегка прищурив глаз, очевидно, не веря ни одному её слову. Однако развивать эту тему не стал. — Значит ли это, что мы можем на вас рассчитывать? — На меня — можете, как и на дом моего мужа. Но у меня нет власти в Речных Землях. И все потому, что мне не повезло родиться женщиной. Леди Кларисса, видимо, позабыло, что именно она была наследницей отца, пока не ослушалась его воли. Принц Эймонд усмехнулся каким-то своим мыслям, но не стал комментировать её последнее замечание. — Взамен на вашу помощь вы хотите, чтобы наследником Речных Земель сделали вас, не так ли? Кларисса сощурилась. Одноглазый принц смотрел на неё так, словно видел её насквозь. Ему не потребовался её ответ — он уже его знал. — Все, что нам нужно, это убрать с дороги вашего племянника, и дело сделано, — совершенно хладнокровно произнёс он. — Нет! Я не буду пачкать руки в крови своей семьи. Мы последуем другому пути. — И какому же? — Мой муж — вассал нашего дома. Его дом будет на моей стороне. Как и дом Фреев. Мне нужно заручиться поддержкой как можно большего количества речных домов, и тогда я смогу сместить Эльмо. — Это слишком долго, — поморщился Эймонд. — У нас нет столько времени, не говоря уже о том, что эта ваша затея может попросту провалиться. Женщина покачала головой, с твёрдой уверенностью глядя на него: — Можете мне верить. Я знаю дома Речных Земель. Мне они преданы больше, чем ему. Они пойдут за мной. Несколько мгновений он сверлил её взглядом, а потом отрывисто кивнул. — Хорошо. У вас три дня, чтобы договориться со всеми вашими вассалами. Если через два дня у вас все ещё не будет поддержки, как минимум, половины Речных Земель, мы воспользуемся моим способом. Клариссе это не нравилось. Но выбора не было. Что-то подсказывало ей, что Одноглазый принц и так проявил чудеса понимания. — Хорошо, — выдохнула она. Через три дня встретимся здесь же. Когда она ушла, Эймонд Таргариен ещё какое-то время размышлял над странной иронией судьбы. Эта женщина по всем законам должна была быть на стороне Рейниры, ведь она, по сути, была в похожей ситуации. А её басни о том, что поддержать зелёных, мол, выгоднее, звучали попросту смешно. И дураку ясно, что они в дерьме. Однако жажда власти оказалась сильнее женской солидарности и разумности. Но что было ещё забавнее, отказываясь убивать своего племянника, она договорилась с человеком, который, по всеобщему мнению, убил своего. А леди Кларисса, уходя, думала о том, что этот человек умудрился, даже не повысив тона, неведомым образом подчинить её себе. Было в нем что-то… Сила. Кларисса умела распознавать истинную силу от её суррогатов, в которые порой мужчины любят наряжаться. *** Анна не знала, сколько прошло времени. Еду ей больше не приносили, да и вообще к ней никто не заходил. Последний факт был ей, как нельзя, приятен. Она не могла избавиться от взгляда этого негодяя на своём теле. Он вернётся. Точно вернётся, чтобы закончить начатое. Что ж, пусть попробует, она не из того теста слеплена, чтобы так легко сдаться. Но несмотря на мысленную браваду, её душил страх. Она была всего лишь женщиной, против рослого и сильного мужчины. У неё просто не было шансов. Минуты текли, медленно сменяясь часами, а Анна чувствовала, как с каждой прошедшей минутой напряжение внутри неё нарастало. Она вздрагивала от каждого шороха, каждого звука, боясь, что это идёт её мучитель. Она попыталась найти что-то для защиты. Поднос с глиняной тарелкой и кувшин с водой, так кстати забытые здесь, показались ей подходящим оружием. Больше в комнате не было ничего. Она разворошила сено, но там было пусто. Лишь в углу в полу было небольшое отверстие, чтобы справлять нужду, только пользы от него не было. Ей было страшно, очень страшно. Она думала, что, где бы ни был Эймонд, ему было бы лучше как можно скорее вернуться. В том, что он найдёт её, она не сомневалась ни минуты. А значит, нужно было только дождаться его. Только продержаться. Только вот от страха и ожидания её начинало мутить. Вспомнились слова отца, сказанные однажды: хуже опасности может быть только её ожидание. Стоило вспомнить об отце, как глаза защипало от непрошеных слез. Он ведь рядом, он защитит её. Обязательно защитит. Когда щёлкнул замок, Анна подскочила на месте, крепко сжав в руке кувшин. На этот раз их было двое. За вчерашним стражником зашёл высокий худой мужчина с пепельным цветом лица. Зайдя внутрь, они остановились и уставились на неё — один с этой мерзкой улыбкой, другой с изучающим взглядом. — Ну, что, куколка, вспомнила меня? А может его ты помнишь? Анна метнула взгляд на его приятеля. Нет, она абсолютно их не помнила. Но отвечать не спешила. — Видишь, ничегошеньки не помнит! — Ну, не знаю, Мясник, судя по тому, как она испепеляет тебя взглядом, скорее притворяется, — пожал плечами второй. — Нет, Крыса, это она по другой причине, — ухмыльнулся Мясник. С этими словами он сделал несколько шагов в её сторону. Анна резко дернулась, готовая обороняться. Его это только развеселило. — Не бойся, куколка, обещаю, если будешь пай-девочкой, больно не будет. Ну может, чуток. Все-таки я не твой одноглазый принц, у меня все на месте… и больше, — хохотнул он. — Только попробуй ко мне подойти, и ты пожалеешь, что родился на свет, ублюдок! — прошипела Анна. Новый взрыв хохота, от которого у неё волосы встали дыбом. А потом слишком быстрым для такого верзилы движением он кинулся на неё. Вскрикнув, она размахнулась в него кувшином, но он оказался ловчее: вывернув ей руку, он отшвырнул кувшин, который разбился на осколки. Анна начала брыкаться и царапаться, а когда он, продолжая хохотать, перехватил её руки, она что есть силы пнула его в бедро. Правда целилась она в пах, но негодяй увернулся. Несколько минут продолжалась их немая драка. В конце концов он прижал её к стене, навалился всем телом и перехватил обе руки. От него несло перегаром и потом. Анна в отвращении попыталась отвернуться, но он не дал, свободной рукой сжав её подбородок, повернул к себе. Анна зарычала. — А ты бойкая, — прошептал он ей в ухо. — Что же ты так дрожишь, обещаю, тебе понравится. Когда он слегка отклонился назад, Анна увидела на его лице такую отвратительно смесь похоти и алчности, что страх, гнев и отвращение заполнили её до краёв. Вывернувшись, она плюнула ему в лицо. Тут же хватка на её руках ослабла — он отпустил её. Но только для того, чтобы размахнуться и со всей дури ударить её по лицу. Анна от силы удара не удержалась на ногах и упала, чувствуя, как левая половина лица начала неметь. — Гребаная сука! — проревел он, хватая её за волосы и протаскивая по полу, чтобы швырнуть на сено. — Подстилка одноглазого ублюдка! Пора тебя проучить как следует. Сев на неё, он начал возиться с её юбкой. Анну охватила паника, она начала отчаянно вырываться. Но тут подал голос его приятель, которого он назвал Крысой. — Мясник! Ты не забыл, что нам сказала Пиявка? — Плевать на Пиявку! — пропыхтел Мясник, уже наполовину обнажив ее ноги. — Ты знаешь, что она может сделать, если её ослушаться. Забыл? — убедившись, что его слушают, он продолжил: — Оставь девицу. Когда она будет не нужна, возьмёшь её себе и делай с ней потом, что хочешь. А сейчас я не хочу отвечать перед Пиявкой, потому что ты не можешь держать член в штанах. Мясник несколько секунд тяжело дышал, решая. Эти несколько секунд показались Анне вечностью. Она не шевелилась, опасаясь, что своим сопротивлением только еще больше распалит его, и он наплюет на слова своего товарища. А потом он с рыком разочарования и злости встал с неё. Как только он отодвинулся, Анна отползла к ближайшей стене, прижимая к себе колени. Мужчина поправил одежду, продолжая раздевать её взглядом. — Не думай, что это все, куколка, скоро… очень скоро. Через минуту дверь за ними закрылась, и Анна, несколько мгновений сидя в неподвижности, глухо зарыдала. Храбрость, гнев, готовность бороться, отвращение — все покинуло её. Остался лишь леденящий душу ужас. *** Кларисса взволнованно поднималась по скрипучей лестнице. От пота волосы прилипли ей к лицу, а от быстрого шага в боку кололо, но, она не обращала на это внимания. Последние два дня были для неё тяжёлыми. Её муж и двое сыновей объезжали сейчас Речные Земли. Судя по новостям, далеко не все Речные Лорды готовы были её поддержать. Но не это было причиной её спешки. Сегодня утром в их цитадель прилетел ворон из Королевской Гавани. С письмом для Эймонда Таргариена. Письмо было обвязано чёрной лентой. Чёрная лента на письме всегда означало одно. Случилось что-то ужасное. Поэтому она бросила все дела и верхом поскакала в таверну, не заботясь о том, что её могут увидеть. Стоило ей открыть дверь, как четыре удивлённых взгляда уткнулись в неё. Принц со своими рыцарями завтракали. При виде неё все они встали. — Миледи? Что-то случилось? Сядьте, на вас лица нет. — произнес Эймонд, вставая. Для человека с его репутацией у него были слишком хорошие манеры. Кларисса опустилась на стул в углу, пытаясь выровнять дыхание. Один из рыцарей протянул ей стакан воды. — Мой принц, — она все ещё тяжело дышала, — прилетел ворон из Королевской Гавани с письмом для вас. Мне повезло узнать об этом раньше Эльмо. Эймонд нахмурился: — Где оно? Кларисса вытащила из рукава небольшой свиток и протянула его принцу. Как только Эймонд увидел черную ленту, его лицо потемнело. Его компаньоны встревоженно переглянулись. Не говоря ни слова, Эймонд начал разворачивать письмо, отвернувшись от них к столу. Какое-то время стояла мертвая тишина. Он не поворачивался и не поднимал головы. Эймонд продолжал смотреть в письмо, но из-за спины невозможно было увидеть выражение его лица. Один из его рыцарей, не выдержав, подал голос. — Мой принц, насколько дурные новости? Ба-бах! Одним движением он перевернул стол, вся посуда с остатками еды, стоявшая на столе, полетела на пол, разбиваясь на осколки. Кларисса, вскочив, расширившимися глазами смотрела на принца, который по-прежнему не поворачивался к ним, комкая в левой руке злосчастное письмо. Даже его рыцари казались уже не просто встревоженными, а по-настоящему напуганными. Значит, такие вспышки не были свойственны принцу Эймонду. Медленно он повернулся к ним. И Кларисса отшатнулась. Ей много раз приходилось видеть мужчин в гневе, в ярости или в бешенстве. Но никогда ещё она не испытывала такой страх, глядя на них. Лицо Одноглазого Эймонда было страшным. И даже осознание того, что не она причина его состояния, не удержало её от того, чтобы попятиться от него. — Мы возвращаемся, — очень тихо. Его голос, на удивление, звучал спокойно, но опыт подсказывал ей, что такое спокойствие страшнее, чем крики и проклятия. Оно сулит ад. Он направился к двери, и Кларисса не решилась спросить у него что-либо, его рыцари тоже. У самого порога он остановился. — Грегор, ты останешься здесь и поможешь леди Клариссе. Не дожидаясь ответа, он вылетел из комнаты. Через несколько минут снизу раздалось ржание лошадей, и Кларисса из окна увидела, как три всадника галопом поскакали в сторону Королевской Гавани.