Правление первых

      Картезианский монастырь Перта находился на каменистой возвышенности; из окон открывался чудесный вид на горы, чьи вершины уходили высоко в небо, скрываясь за пушистыми облаками. Гермиона подцепила поясной мешочек с серебром и передала его служанке, что сделала неуклюжий реверанс и удалилась из комнаты, оставляя их с матерью наедине. Они иногда приезжали сюда, дабы почтить память умершей бабушки, что когда-то делала благотворительные пожертвования в этот монастырь.       Глоток полусладкого вина заставил Гермиону зажмуриться от удовольствия — определённо, находящаяся здесь винодельня старалась на славу. Оторвавшись от созерцания развернувшегося ландшафта, она обернулась к своей матери, что возлежала на кушетке-рекамье, читая очередное письмо. Смотря на свою зачинательницу, принцесса удивлялась, насколько они непохожи: у неё самой были тёмные кудри кофейного цвета и лишь одна прядь белоснежного — наследие, что являлось показателем магической силы в их роду. Мать была рыжей, с суровым взглядом зеленых глаз и всегда тонко-поджатыми губами; с присущим ей строгим нравом. В Шотландии она носила статус Матери-Воительницы, что означало лишь одно — Миранда Грейнджер не была королевой-регентом. При всем недовольстве со стороны знати она полноценно управляла государством, несмотря на ходящие слухи о том, что она отправила собственного мужа на тот свет — кроваво и беспощадно.       — И как тебе это, Гермиона? — издалека начала мать, не отрывая взгляда от бумаги.       — Что именно? — коротко спросила та, отставляя чашу в сторону.       Миранда тяжело вздохнула и поднялась на ноги, медленно двигаясь к дочери. Её тяжёлые ладони опустились на плечи непосильной ношей, а буравящий взгляд словно пригвоздил принцессу к месту.       — Тот факт, что тебе придётся покинуть родительский дом.       — А замок разве был моим домом? Ты привезла меня в монастырь лишь для того, чтобы показать удобную модель поведения при французском дворе? Мечтаешь, чтобы я строила из себя милую праведницу? — холодно отрезала Гермиона, отступая назад.       — Если хочешь, чтобы наш дом продолжил существование, ты должна выйти за кронпринца, стать королевой и родить ему столько наследников, чтобы у твоих детей в последующем не было конкуренции среди бастардов, — в её глазах читались равнодушие и холодность.       Гермиона фыркнула, невольно обращая свой взор к лежащей на столе печатке с узором единорога — символом шотландской короны. Всё это было фарсом, что никак не вязалось с реальной обстановкой на границе с Англией — «львы» буквально душили их.       — Милое предложение, матушка. Не хочу тебя огорчать, но я не кобыла, которую можно продать и забыть. Я — твоя наследница и кронпринцесса.       — Как много пафоса в словах, что ничего не значат. Спустись с небес на землю. Ты женщина, и только по этой причине вся знать будет против твоего правления, — казалось, в её голосе мелькнула нотка отчаяния, как дочь резко взмахнула рукой, прерывая речь.       Гермиона медленно повернула голову в сторону двери, за которой послышалось шарканье. Тихо подойдя ко входу, она резко дернула ручку на себя, обнаруживая на пороге испуганную монахиню, которая явно не просто проходила мимо и заблудилась в собственной обители. Не медля ни секунды, принцесса схватила за глотку ещё юную, такую же, как она, девушку и буквально швырнула её в комнату. В ладони разгорелось Адское пламя, что тут же было направлено в сторону лица подслушивающей.       — Что ты делала за дверью? — прошипела Гермиона, вновь ощущая, как контроль ускользает от неё, словно вода сквозь пальцы.       — Простите, принцесса… Я лишь хотела удостовериться, что можно войти и предложить вам еды, — пролепетала монахиня, нервно сглатывая от одного лишь вида огня.       Миранда резко дернула Гермиону за плечо, отрывая от испуганной монашки. В момент огонь погас, а окаянная сбежала, оставляя в комнате двух представительниц королевской крови, что пытались справиться с гневом. Гермиона рывком повернулась к Миранде, зло смотря: ноздри раздувались, как у загнанной дикой лошади, а глаза сверкали пламенем ярости, что не мог утихнуть сам по себе.       — Если бы ты её убила, тебе бы это не сделало чести, — холодно произнесла Миранда, вмиг остужая пыл дочери.       — А тебе много сделало убийство отца? Не думаю, матушка, — выпалила со всей злостью Гермиона, сжимая кулаки до боли, оставляя красные полумесяцы от ногтей на внутренней стороне ладоней.       Миранда недовольно цокнула, поправляя рукава малахитового атласного платья; её вид был действительно величественным, достойным своего имени.       — Твой отец был законченным тираном, а ты — плодом насилия. Не думай, что я люблю тебя, лишь потому, что выносила тебя в своём чреве, девочка, — фыркнула она, совершенно не смотря на юную принцессу.       Гермиона сразу поняла, что она врёт. Её мать хоть и была чрезмерно жестока, для неё всё равно важен дом Грейнджеров, несмотря на слухи и сплетни, что ходили вокруг и неё, и дочери. Миранда была расчетливой, с гибким умом и правильно, по её мнению, расставленными приоритетами.       — Ты можешь не принимать меня как дочь, но ты точно не родишь ребёнка от своего любовника, изменив порядок престолонаследия. Если же забеременеешь, я вырежу его из твоего чрева, матушка.       Миранда замерла, ошарашенная словами Гермионы, в то время как последняя покинула комнату, чтобы найти свидетельницу их недавнего разговора.

***

      Белые, как снег, волосы женщины были распущены, и лишь несколько кос оставались вплетены в своеобразную корзинку на макушке. Чёрный плащ с заплатками в некоторых местах делал её обычной оборванкой из бедных районов Дижона, не выдавая как знатную даму. Она завернула в очередной переулок, едва не споткнувшись об изувеченную ногу сидящего на земле калеки; её передернуло от отвратительной картины гниющей плоти, и новоприбывшая поспешила к чёрному входу таверны.       Музыка и пьяные выкрики доносились со всех сторон, из-за чего сложно было сконцентрировать свое внимание на чем-то одном. Дама, зажимая в руке мешочек с десятью экю, что были платой за товар, осмотрелась: комната, служащая помещением для рабочих, не выделялась в общей массе творившегося хаоса, поэтому женщина быстро кивнула разливщику пива и, постучав пять раз, как было указано в инструкции, отворила дверь, замечая возлежащую на софе знакомую, что блаженно закатила глаза, пока одна из проституток близ находящегося борделя упорно работала языком меж её ног.       — Белла, — окликнула её пришедшая.       Та приоткрыла глаза и охнула от удовольствия, когда, по всей видимости, язык шлюхи достиг эрогенной точки.       — Цисси, дорогая… Я так рада тебя видеть, — промурлыкала Белла, а потом резким движением ноги ударила каблуком по пояснице девушки, отчего та болезненно вскрикнула и, вытерев влажные губы от женского «сока», поклонилась, скрываясь за дверью, попутно натягивая бретели платья.       — Я вижу, что рада. Это недостойное поведение, — закатила глаза Цисси, скидывая капюшон с головы.       Белла поднялась на ноги, поправляя подол своего чёрного платья с кружевом, и нагло ухмыльнулась, смотря на сестру с какой-то «бесовщиной». Определённо, это не образ жизни католички.       — Не будь занудой, Нарцисса. Думаешь, пара шлюх могут испортить и так не самый лучший образ сестры королевы? — пропела Лестрейндж, подходя ближе.       — Действительно, хуже уже быть не может. Ты принесла мой товар? — сразу перешла к делу Нарцисса.       — Конечно. Но и твои увлечения нельзя назвать христианскими, — фыркнула Белла, передавая сестре флакон с ядом; бордовое стекло отливало в свете свеч самой настоящей кровью, отчего Цисси нахмурилась.       Мышьяк имел спрос только тогда, когда предстояла тонкая работа. И в любом случае королевы убивали. Всегда должен быть запас.       — По сравнению с тобой, я ангел, — усмехнулась Нарцисса.       — Тошнотворное зрелище, милая, видеть, как ты пытаешься себя оправдать, несмотря на все совершенные тобой преступления, что так тщательно скрывает твой муженек, — парировала Лестрейндж и, обойдя сестру, вышла из комнаты, даже не позаботившись о внешнем виде.       Нарциссу Малфой, ныне жену короля Франции, волновало лишь одно — сохранение короны. И она собиралась сделать это любым путем, даже самым рискованным, несмотря на собственные убеждения.       Королевы убивают.       Всегда.