Почти как Мейгор

Лодка плавно отталкивается от берега и с мягким шелестом скользит по озеру. Весла уверенно рассекают воду, ладони приятно зудят. На берегу возвышается оставленная тень мертвого дракона. — Бери левее, — говорит Алис. Люк слушается. Он давно не брал в руки весел, но гребля дается ему легко, как игра. Проходит несколько минут, а может быть — часов. Зависшая в небе луна бесстрастно наблюдает за их маленьким путешествием. Волны облизывают борта. Алис говорит: — Здесь. Ее шелковистые волосы рассыпаны по плечам, руки покоятся на животе. В глазах — жадная ночь. Люк прекращает грести и втаскивает весла в лодку. По днищу барабанят капли и шлепается ошметок озерной травы. Он выдыхает. Потом начинает стаскивать с себя одежду. Осенняя прохлада впивается в обнаженную кожу. Люк ежится, встряхивается, делает еще несколько глубоких вдохов. На всякий случай переспрашивает: — Под нами? Алис кивает. Люк закусывает губу, задерживает дыхание и перемахивает через борт. Озеро с готовностью принимает ныряльщика в свои объятия. Люк широко раскрывает глаза, пытаясь разглядеть хоть что-то в темной воде. Ее пронизвает лунный свет, но помощи приносит мало. Сильными рывками Люк посылает себя вниз. Ниже. Ниже. Ниже. Ноги резво молотятся над головой. Проходит несколько минут, прежде чем грудь начинает жечь. На Дрифтмарке они часто соревновались, кто дольше протянет. Первым всегда сдавался Джоффри, но Люк никогда не мог обойти Джейса, и им обоим было далеко до Морского Змея. Тот, наверное, мог жить под водой — спустя долгие минуты, когда любой другой ныряльщик уже стал бы утопленником, он выныривал, хохоча и отплевываясь. "Держись крепче", — сказал Морской Змей Люку в том полузабытом видении. Но держаться уже не за что. Это все неважно. Люк видит, что искал — светлое пятно средь зеленоватой мглы. Он подплывает ближе, спугнув стайку серебристых мальков. Смерть изменила Деймона Таргариена — стерла с лица печать усталости. Мертвые белые губы чуть загибаются кверху — радуется обретенному покою? Но у Люка нет времени глазеть. Сцепив зубы, он обхватывает мертвеца поперек туловища и толкается ногами в склизкое илистое дно. Поднявшаяся песчаная буря закрывает обзор, но Люк еще помнит где верх, а где низ. Он бешено дрыгает ногами — Деймон тяжелый, но Люк живой. Когда-то он должен был стать следующим лордом Веларионом, вода — его стихия. Макушка пробивает поверхнось воды, и Люк хватает ртом воздух, озираясь в поисках лодки. К счастью, та совсем близко. Темная фигура машет Люку рукой. Не выпуская тело Деймона, норовящее мертвым грузом утянуть его на дно, Люк барахтается в ее сторону. Алис помогает удержать лодку в равновесии, пока Люк переталкивает мертвеца через борт, а потом — выбирается сам, трясясь и стуча зубами. Сердце колотится, разгоняя кровь, но даже это — ничто перед дыханием ночи. Алис набрасывает ему на плечи плащ, теплый и только слегка подмоченный. Даже накидывает на голову капюшон — Люк, обхватив себя руками, уже не может их расцепить. Он благодарно кивает. На краткое мгновение с ним в лодке сидит призрак старшей сестры, которой у Люка никогда не было. Потом Алис говорит: — Хорошая работа. Это все, что мне было нужно. И иллюзия рассыпается. — Тебе. Мы еще не закончили, — бормочет Люк онемевшими губами. Алис пожимает плечами. — Если ты чувствуешь в себе силы... Люк сдувает с носа каплю и снова берется за весла. В этот раз они отходят гораздо дальше от берега — у Люка замирает сердце, когда он понимает, как глубоко придется нырять. — Здесь, — говорит Алис. И потом: — Ты уверен? — В том, что твоя магия — не дутый трюк? Нет. Но что мне остается? В конечном итоге — все сводится к вере. Оценивающий взгляд Алис — холоднее озерной воды. — Ты можешь остаться со мной. С нами, — она снова кладет руку на живот. — Служить сыну дракона, законному наследнику Семи Королевств. Так ли плохо? У Люка смех встает поперек горла. Он кашляет. — Я — сын дракона и законный наследник Семи Королевств, — говорит он весело. — Ты уверена, что Вестеросу нужные двое? Алис не отвечает. Люк сбрасывает плащ и снова прыгает за борт. При виде исполинского силуэта, выступающего сквозь толщу воды, Люка пробирает дрожь. У него нет ни малейших сомнений: когда он подплывет ближе, Вхагар вскинет голову и заглотит его в одно мгновение. Но все равно подплывает. Вода здесь какая-то не такая. Слишком теплая, будто прогретая солнцем. Изменчивые течения норовят утянуть куда угодно, только не вверх. Под ним, в белом ореоле трепещущих волос, сидит, завалившись набок, Эймонд — только седельные цепи не дают подводным потокам стащить его с дракона. Темная Сестра погружена в его лицо по рукоять и выходит из затылка. В могильных глубинах озерного дна валлирийская сталь едва заметно светится. Веки другого глаза распахнуты, но самого глаза тоже уже нет — это первое, чем решили полакомиться голодные рыбы. Первым делом Люк пытается вытащить меч — лишняя тяжесть, к тому же, он может пораниться, пока будет тащить тело к поверхности. Но ничего не выходит — клинок засел слишком плотно. Пустая глазница насмешливо наблюдает за его бесплодными попытками. Тогда Люк начинает копошиться в цепях — и понимает, что дыхания не хватит. При мысли о том, что придется подниматься и потом нырять снова, все тело протестующе ноет, но что еще остается? Он тратит оставшиеся крупицы времени на то, чтобы стащить с Эймонда хотя бы часть доспеха. Когда Люк возвращается, течение уже выбросило Эймонда из седла — подле Вхагар его удерживает одна-единственная седельная цепь. Труп вяло покачивается, как тяжелый, пропитанный дождем стяг на ветру. Люк ослабляет последнюю цепь. Эймонд тяжелый, тяжелее Деймона — может, из-за застрявшего в глазнице меча, а может потому, что Люк чудовищно устал. Грудь рвут раскаленные когти, в глазах темнеет, и виновата здесь не ночь. Голова Эймонда запрокинута и перекатывается слева-направо и обратно с каждым рывком вверх. Люк боится, что шея надломится под тяжестью меча и вместе с ним унесется назад на дно. Где-то на полпути Люк понимает: это невозможно. Эймонд не хочет, чтобы его вытаскивали. Эймонд хочет вывернуться из кольца его рук и вернуться в свой илистый склеп. Упрямый, как и при жизни. "Это невозможно", — снова думает Люк. И продолжает плыть. Через резь в груди, и мелькающие разноцветные круги, и голос Алис, предательски нашептывающий на ухо: "ты можешь остаться со мной". Когда в лицо ударяет ветер, Люк думает, это просто еще одна волна, и не сразу понимает, что снова может дышать. Сперва он не видит лодку и чуть не теряет сознание от изнеможения — нельзя плыть против течения вечно. Но потом все же находит ее — чуть поодаль от лунной дорожки, рассыпавшейся по воде. Люк не чувствует ни рук, ни ног, но как-то плывет к ней, прижимая к себе холодное тяжелое тело. На берегу они разводят костер. Занявшееся оранжевое пламя яростно набрасывается на хворост. Небо вверху все такое же черное, луна как будто не сдвинулась ни на волосок, хотя Люк блуждал в холодных глубинах так долго, что уже должно было рассвести. Костер высвечивает мертвого дракона рядом с ними — после затонувшей Вхагар Караксес уже не кажется таким большим. Языки пламени лижут воздух опасно близко от лица и рук, но Люк промерз до костей — ни за что на свете он не отодвинется. Огонь нужен ему слишком сильно. Тела валяются неподалеку, но если разглядывать их под водой не было времени, то теперь Люку не хватает сил. Он колышется на грани между сном и явью, и заснуть не дает лишь осознание, что тогда он завалится лицом в костер. Алис, бесстрашная перед ночной прохладой, сбрасывает плащ и остается в простом платье. Люк наблюдает за ней из-под полуопущенных ресниц. Она подходит к Деймону и становится подле него на колени. "Это должен быть Деймон Таргариен", — сказала она Люку. "Его кровь остыла, но это все еще королевская кровь. И потому, что Караксес был его драконом." Люк не верит в колдовство. Наверное, не верит. Уж точно не в то, что Алис может оживить Караксеса. Это будет лишь видимость, обман, зиждящийся на ожиданиях и любви людей обманываться. Как со снадобьем. Но все-таки... Что если... Люк закрывает глаза. Он не хочет смотреть, что Алис делает с телом Деймона. Он не хочет знать, как выглядит дракон, поднятый с той стороны черным колдовством. Люк плотнее кутается в плащ, вытягивается на траве у костра и жмурится. Как стекающая с волос вода, из него выходит напряжение. Он сделал все, что должен был. Теперь остается ждать. Невидимая волна прокатывается по округе, заставляя замолчать ночных птиц и шепчущиеся деревья. Люк не открывает глаз. За веками пляшут тени, дико, безумно, в жаркой сладострастной пляске. Голос Алис трепещет на грани слышимости, но Люк отказывается слушать. Все это — не для него и не про него. Пусть Семь Королевств сами разбираются со своими напастями. Рассвет так и не наступает. Люк слышит, как Алис опускается рядом с ним. — Без тебя ничего не получится, — шепчет она ему на ухо, нежно, как воркующая над младенцем мать. Люк разлепляет глаза. — Нужно достать меч, да? — И это тоже. Толком не вставая, Люк подползает к Эймонду. Его голова повернута набок, выходящее из основания черепа лезвие поблескивает в траве. Интересно, это было больно? Или Эймонд и не успел ничего почувствовать? Пальцы Люка обхватывают рукоять, колени упираются Эймонду в плечо. — Подержи его голову. Алис кладет ладони Эймонду на виски. Поднатужившись, Люк вырывает меч и отбрасывает его в траву. Потом наклоняется к Эймонду. Люк думал, что клинок, пройдя сквозь глазницу, вытолкнул сапфир с другой стороны, чтобы тот навсегда затерялся в пучинах Божьего Ока, но теперь видит знакомый блеск — невзрачное вкрапление в море красного, серого и белого. Люк тянется к нему пальцами, и с влажным всхлипом сапфир оказывается в его ладони. Камень пронизывает глубокая трещина. В нее просочилась кровь и теперь маленьким облачком клубится за твердыми гранями. Люк подносит сапфир к огню, гадая, останутся ли отсветы синими или станут фиолетовыми, но Алис перехватывает его руку. — Это мне тоже нужно. — Что еще? Алис вытаскивает у него из-за пояса кинжал. — Ты знаешь что. Пока Алис проводит свой жуткий ритуал, сознание Люка где-то далеко. Он витает над Божьим Оком, купаясь в бархате ночи и шелке лунного света. Как далеко он сможет улететь? Как далеко — уплыть? Назад его возвращает шорох одежды. Люк моргает — лицо болезненно дергает. Над ним возвышаются две фигуры. Он сам тоже поднимается, чтобы встать напротив Эймонда. Мертв — Люк угадывает это безошибочно. Мертв именно так, как ему нужно. Бледная кожа и такие же бледные волосы чуть светятся в темноте, точно мутный двойник луны. Губы плотно сомкнуты, левую сторону лица по-прежнему покрывает маска запекшейся крови. В глазнице, заключенный в плотную багровую кайму, снова стоит треснувший сапфир с клубящейся внутри мглой. Эймонд дышит — этого достаточно. Люк берет его за руку и тянет на себя. Эймонд делает шаг вперед. На его лице не отражается ничего. Пустой холст, замаранный кровью. Люк поднимает руку и с силой бьет Эймонда по щеке. Короткий вздох — вот и вся реакция. — Осторожнее. Не выбей ему глаз, — в голосе Алис — едкий смех. — Он жив до тех пор, пока в нем течет твоя жизнь. "И мертв до тех пор, пока в нем течет моя смерть." Люк тоже улыбается, глядя на Алис и на громоздкую тень, притаившуюся за ней. — Это последний раз, когда ты нас видишь, — говорит он ей. — Чувствуешь хоть что-нибудь? Улыбка Алис — двойник его собственной. Все-таки, они — одна кровь. — Да, — говорит она. — Я рада. Люк кивает. Алис уходит, и земля дрожит от ее шагов. А Люк снова оборачивается к Эймонду. Дергает его за ворот, заставляя опуститься на колени. Тот опускается, пустой и безучастный. — Я говорил тебе, — шепчет Люк, зарываясь пальцами в серебристые волосы. Там, где на затылке зияла дыра, теперь все залеплено чем-то густым. — Ты сожжешь себя дотла, и оглянуться не успеешь. Эймонд молчит. Это хорошо — Люк тоже долго молчал. Он пропускает волосы сквозь пальцы, ведет ладонью по щеке. Бледная кожа все такая же холодная, но под ней лениво перекатывается кровь, а может быть — магия. "Он жив до тех пор, пока в нем течет твоя жизнь." "Твоя жизнь — в моих руках, племянник. Разве это не делает меня твоим Богом и королем?" Люк улыбается. — Назови меня своим королем, — шепчет он, ведя пальцем по холодной скуле. — И я напою тебя своим пламенем. В груди Эймонда — только один тлеющий уголь. Его вложила туда Алис Риверс, но это — подарок Люка. — Назови меня своим Богом, — шепчет он. — И у тебя снова будет дракон. Конечно, Эймонд не отвечает. Но чтобы что-то сказать, не всегда нужны слова. "Ты жив, пока в тебе течет моя жизнь. Ты мертв, пока в тебе течет моя смерть." Луна обливает их тусклым серебром. Люк наклоняется и целует Эймонда. Ледяные губы податливо расходятся под его языком. "Единственный дракон, к которому ты еще прикоснешься." В этом поцелуе нет жизни, но Люку она и не нужна. Принц Драконьих Черепов, призрак Харренхолла — ему нужен был мертвый дракон, и теперь он у него есть. Люк разрывает поцелуй, обхватывает лицо Эймонда ладонями и пристально вглядывается в него. Из правой глазницы на него смотрит влажно поблескивающий карий глаз — единственное живое пятно на мертвом лице. Над Божьим Оком занимается рассвет.