a matter of chance

нина любила социальные сети. любила вкидывать в инстаграмм миллион своих селфи (как будто у неё не 18 подписчиков два из которых аккаунты азазеля), постоянно записывала безумное количество сторис (словно кто-то их реально смотрел, а не проматывал в целях показать что ему или ей правда интересно) и вечно отмечала чариоса на совместных фото (невзирая на то, что следом начинался скандал на почве того, что он, вообще-то, не давал своё разрешение). и даже сейчас сидя напротив своего ненаглядного, нина первым делом фотографирует свой завтрак: обычная овсяная каша, на первый взгляд. но девушка постепенно становилась изобретательнее в делах кулинарных, соответственно теперь это была не просто овсянка, а украшенная бананами и малиной овсянка. чариос, лениво листая что-то в смартфоне, не был заинтересован в утренних ритуалах своей вроде как возлюбленной от слова совсем. он одаривал её снисходительным прищуром и предпочитал молча ковырять ложкой свой завтрак, уткнувшись в телефон. нину совершенно это не смущало: поначалу она пыталась сподвигнуть его на светскую беседу за столом, однако получать ленивые ответы в стиле «да», «нет» и «наверное» — не самое благодарное занятие, несмотря на то, что сама девушка, между прочим, как раз таки именно особой болтливостью и отличалась. — пройдёмся по участку после завтрака? — воодушевленно спрашивает она, будто впритык не замечая его подозрительно улыбчивый взгляд, прикованный к экрану. — попозже, — односложно отвечает он и встаёт из-за стола, начиная что-то там печатать пальцами, — а, да, спасибо за завтрак, — не переводя глаз от то и дело приходящих сообщений протараторил мужчина, после чего поспешил удалиться на веранду с улыбкой на губах. нина опечаленно выдохнула и улеглась корпусом на стол, заранее отодвинув тарелку. личное пространство, личное время и никогда ничего общего. невозможно было отрицать, что нина была по уши влюблена в того парня, который звал её танцевать в гостиной при свете гирлянд и в кромешной тишине делал ей самые что ни на есть лестные комплименты; единственная проблема — со временем, она приходила к неутешительному выводу о том, что этот самый парень — редчайшая из версий человека, который в данный момент даже не удосужился помыть за собой посуду, вероятно, оставив всё на столе для её будущего свидания с раковиной. нина не любила спрашивать его про дела в полиции, но, тем не менее — нынешняя ситуация как раз к этому и располагала. с другой стороны, крис, перед поездкой, весьма убедительным тоном уверил её в том, что эти выходные они проведут только вдвоём, и взял с неё обещание, что любой негатив будет исключён из их информационного поля (естественно, не удосужившись спросить нину о том, что ей нужнее в сложившихся обстоятельствах) в силу своего юного возраста, а может болезненной привязанности к человеку, частично заменявшему ей отцовскую фигуру, девушка нисколько не обижалась на подобные его решения и сама для себя решила то, что вот он определённо знает как лучше. он ведь любит, верно? сомнений не возникало и когда она случайно взяла телефон криса, в котором красовалась тысяча сообщений из незнакомого ей мессенджера (после этого, разумеется, её ждал скандал с криками и воплями о том, что это не её дело и она не имеет права трогать чужие личные вещи). подозрения не закрадывались после незнакомого запаха мужского парфюма на воротнике его рубашек, которые она, как обычно, закидывала в стиральную машину (ну мало ли новый себе купил? и что что он пользуется одним уже как минимум десятилетие?). не то что бы она была слепа, глуха или нема, но зато вечерами заворожённо вглядывалась в ясно сияющие на фоне закатного солнца зрачки, всё гадая, посмотрит ли их обладатель на неё так же, как смотрел год назад. ночью она заливала слезами подушку, а утром наивно подставляла лоб для очередного поцелуя перед уходом на, по его словам, ночную смену. и вроде всё было взаимно: нина дарила ему ребяческий заливной смех, он же в свою очередь оплачивал ей колледж и до синяков сжимал за плечи, когда она просила оставить её в кровати одну. чариос приносил ей аккуратно оформленные пакеты с кружевным бельём, взамен на то, что не намерен слушать «не хочу» после работы. и нину такой расклад устраивал, потому что в её картине мира он любил её именно так. но ровно до того момента, как в её жизнь вихрем ворвался азазель с кардинально иной концепцией отношений, и который с порога стал уверять девушку в том, что у неё явно не проработана травма на фоне смерти отца. у нины целесообразно возник вопрос: как он это почувствовал и почему сразу травма; она же, вероятно, счастлива? то, что её избранник старше её на 10 лет, сделал её материально от себя зависимой и ворчит всякий раз, как она проявляет излишнюю самостоятельность — для нины не являлось никакими тревожными звоночками, о которых отчаянно ей гундел азазель, гладя её по спине, в то время как она нависала над унитазом из-за вызванной ею же самой рвотой. крис любил стройных девушек, и нина успешно шла на проводу у этого его желания, игнорируя вечную слабость с головокружениями. она также предпочитала игнорировать двусмысленные знаки внимания азазеля, такие, как внезапные цветы у порога её двери, или доставку пиццы на дом — всё это до последнего казалось нине проявлением самой настоящей, преданной дружбы с его стороны. и, тем не менее, девушка постоянно ловила себя на мысли о том, что разговаривать о всякой всячине по типу вопросов о том, почему у листьев на деревьях у всех разная форма — было куда более приятным времяпровождением, чем безмолвно делить один диван со своим возлюбленным и ждать, пока он проявит хоть какую-то инициативу в диалоге. азазель был не из разговорчивых, однако нина была в состоянии абсолютного восторга, когда во время их очередной беседы он, не отрываясь, следил за её активной жестикуляцией и заправлял ей за уши ниспадающие на лицо тонкие пряди волос. она определённо любила внимание, любила, когда её слушают и делают комплименты очередной дурацкой майке с вычурными пайетками. но она с горечью понимала, что услышать от своего возлюбленного подобные нежности в данный момент — что-то на грани фантастики. иногда нина попросту не понимала какой он на самом деле: изначальный поток нежностей постепенно начал сменяться на холод в янтарных глазах, а чужие касания рук отдавались глухой тревогой в груди. безусловно, она всё ещё любила, при этом каждый вечер обнаруживая, что синяк у криса на шее не похож на тот, который, по его словам, можно получить случайно ударившись об шкаф. конечно они никогда не будут говорить о найденных в его комнате чужих мужских часах, о его ночных сменах, перетягивающихся на следующий день, когда он весь растрёпанный вваливается на порог дома; о чужих машинах, забирающих его «на работу», и о том многом, от чего нина абстрагируется так, как считает нужным. — прохладно сегодня, — еле слышно произносит чариос, обнимая нину за плечи. всё-таки нина добилась прогулки по участку, хоть ей и пришлось в итоге чуть ли не тащить его за руку по дорожкам. — угум, — лениво отвечает она, прижимаясь затылком к его груди, — крис, слушай… — м? — без капли интереса выдавливает из себя мужчина, глядя на неё сверху вниз. — расскажешь мне как двигается дело? или у нас прям совсем-совсем запрещено говорить об этом на выходных? — совсем-совсем запрещено, — цокает он, поднимая голову, — голову можешь не забивать, мы же в любом случае поймаем престу… — мне тревожно, — перебивает его нина, кутаясь в его объятиях. крис тихо вздыхает и свободной рукой проводит себе по волосам, думая о том, что пора бы уже постричься. — не говори глупостей, — беззаботно отвечает он и отходит к беседке. — крис, мне правда надо знать, — кричит нина ему вслед, после чего дёргается с места и подбегает к чариосу с боку, разводя руками. — что тебе надо знать? мы пока в процессе. я тебе сообщу, как всё будет улажено, в чем вообще проблема? — нехотя отвечает он, щуря глаза. — а дета… — какие детали, нина? одна из наших сотрудниц вроде как на что-то вышла, это пока всё что есть, — раздраженно произносит крис, поправляя воротник рубашки. — сразу так сказать разве не мог? — опечалено шепчет нина, складывая руки за спину. чариос тяжело вздыхает, прокручивая в голове то, когда он может выкроить время на парикмахерскую. он не чувствовал какой-то великой срочности в том, о чем она спрашивала. самое главное — дело двигается, а вдаваться в подробности, по его мнению, совершенно не обязательно. в каком-то смысле он реально желал оградить нину от всего этого, но только из-за неспособности успокаивать её плачущую и полностью разбитую. родившись от любовницы своего отца, будучи воспитанным в не самых приятных для ребёнка условиях, чариос не обладал той степенью сострадания и эмоционального интеллекта, которых так хотела от него нина. он физически не мог ничего поделать с тем, что когда-то давно кто-то сломал его, и теперь он весьма осознанно оставляет трещины на других. может быть в глубине души мужчина и корил себя, но, как бы то ни было — успешно отрицал такие вещи, как ментальное здоровье и свои проблемы с эмпатией. всеобщее давление из-за высокой, переданной по наследству должности, тоже давало гнилые плоды, характеризующиеся его извечной напряженностью и необоснованной агрессией. нина приходилась его утешением; временами он мог позволить себе улечься на её колени, целовать её запястья, касаться ладонью щеки, но не потому что намеревался показать ей свою преданность — это было ещё одним способом заглушить то едкое чувство, сорняками разросшееся по всему его телу. чариос всегда понимал, что они с ней находились на разных берегах. и если он примчался к ней с окраин своей извечной тоски — то она в свою очередь была не более чем приевшейся грелкой у заледенелого сердца, которую он выбрал из тысячи других просто по наитию. — иди сюда, — он раскрывает свои объятия и оказывается практически сбитым с ног от резкого рывка нины. — пожалуйста, давай не пойдём сейчас домой, — поджимая губы просит девушка, утыкаясь виском в его ключицу и укладывая ладони на продрогшие широкие плечи, — я так скучала, — с трепетом тараторит она, сильнее вжимаясь в его туловище. чариос неподвижно стоит на месте, но потом всё же решает начать ободряюще водить рукой ей по спине. — как скажешь, — не обнимая её в ответ говорит он и скорбно глядит в сторону дома, — просто лично я замёрз, а ты? нина воротит головой. — ты же знал, что пингвины греются, прижавшись к друг другу? — вдруг спрашивает она, поднимая голову и глаза на него. — допустим, и? — вот, мы с тобой сегодня будем пингвинами, — она мягко улыбается и снова трется щекой о полосатую ткань рубашки. — у пингвинов нет бронхита и насморка. — ты у них лично об этом спросил? — ворчит девушка, тыкаясь носом в пространство между левой ключицей и плечом. чариос выдыхает. чисто теоретически, это должно быть забавно, но кроме подрагивающих кончиков пальцев он не ощущал абсолютно ничего. сейчас нина была сравнима разве что с занозой, противно ноющей на ладонях; даже невзирая на то, что она отчаянно лелеяла его осторожным дыханием, пыталась задеть его извечный оскал звонким смехом. чариос не любил касания, не любил затяжные объятия и тактильность. когда он понял, что для нины это буквально основополагающие вещи в отношениях, то пришёл в тихий ужас от осознания того, что ему придётся целовать её губы из лжи и обманчиво обвивать талию во сне (словно он не желал в тот момент делить кровать с кем-нибудь менее требовательным). но ему однозначно нравилась её собачья преданность, её полные понимания глаза, когда он возвращался за полночь (обещая поужинать вместе часов так в 9). есть малая вероятность того, что когда-то давно он и хотел вот этой чистой и безвозмездной любви, о которой ему рассказывала мама, переплетая это с сюжетом очередной сказки на ночь. но с её смертью к нему пришло только горькое осмысление того, что отрастить зубы — означало маленький шажок к его победе, за который надо было платить тем, чем он особо и не был никогда наделён. способность сострадать, с неоспоримой нежностью глядеть в глаза напротив никогда не было его желанием и никогда не будет. даже если он и соберёт по кусочкам то, что изначально было разбито — на выходе получит лишь изуродованное нечто, походящее на склеенную по осколкам вазу. он был обречён на эту участь с детства, но противиться такому исходу не было ни смысла, ни воли. — ты хочешь чтобы я превратился в сосульку? — вопрошает он, нехотя перебирая ногами по дороге вокруг дома. — крис, ты постоянно сидишь на одном месте, тебе полезно хоть немного подвигаться, — радостно заявляет нина, крепче сжимая его руку, — нет, про спортивный зал даже не начинай, это не в счёт. я про твою работу. мужчина и сам забыл, как позволил ей называть его именем, данным матерью. на его памяти никто не осмеливался так бодро и часто называть его подобным образом, хотя это каждый раз и вселяло в него что-то вроде приятного чувства дежавю. — ну, я хожу по офису, в конференц зал, — он загибает пальцы свободной руки, — нина, я больше не могу, — он неожиданно разворачивается и топает в сторону входной двери. — тебе так сложно погулять со мной? ты позвал меня сюда чтобы целый день сидеть в телефоне? — огорчённо спрашивает нина, снова начав бежать за ним. — сделай домашку, приготовь что-нибудь, посмотри видео на ютубе, не знаю, занятий — миллион, — даже не глядя на нину отвечает чариос, закрывая дверь прямо у её носа. некрасиво? скорее всего. по свински? определённо. но сообщения в телефоне, по его мнению, отлагательств не требовали, а переписываться прямо перед висящей на его руке ниной казалось чариосу уж чем-то совершенно глупым. наверное, лично для него, с возрастом было сложнее всего осознавать то, что все те сказки про принц с принцессами, которые читала ему мама, на самом деле находили у него, так сказать, ноль отклика. глядя на убивающуюся на работе мать и получая редкие весточки от отца, чариос взял себе на заметку, что привычная модель муж-жена — не для него. по статусу юному начальнику была необходима жена с рекламного постера моющего средства для раковины, но сам он, того полностью не принимая, совершенно равнодушно окидывал взглядом практически всех женщин. да, нина была своего родом исключением, но временами молодой полковник задавал самому себе вопрос по поводу необходимости того социального одобрения, ради которого он повязал себя этим отягощающим союзом. *** — завтра домой? — спрашивает нина, поудобней устраиваясь на подушке. она уже давно считала домом два места: его квартиру и родительскую. чариос эту идею не особо разделял, весьма равнодушно встречая такую её самоотдачу в его пользу. — а ты хочешь? — повернувшись к ней задаёт встречный вопрос мужчина, опираясь на локоть. — у меня есть выбор? — я могу оформить тебе справку на неделю от колледжа, сам ездить на работу, пока ты будешь тут, м? пожалуй, нине померещилось из-за приглушенного света, что его губы тронула лёгкая улыбка. — заманчиво, но я нужна маме, остальным, азазе… — ты до сих пор водишь дружбу с этим оборванцем? — закатывая глаза возмущается чариос, подвигаясь ближе. — не вижу ничего зазорного, — дует щеки нина, — почему ты вечно делаешь из него врага народа? — ну может потому что он: а — позорище своей семьи, б — невоспитан, в — забивает тебе голову всякой дурью? — он заботится обо мне! — повышает голос нина, сжимая одеяло. — а я по твоему нет? девушка тут же стыдливо отводит взгляд, мнётся, прикусывает губу. — прости, я не тебе в обиду это сказала, не сердись, — она быстро сокращает расстояние между ними и, накрыв его высокие скулы своими ладонями — притягивает мужчину к себе для поцелуя. чариос не сопротивляется, наоборот: усаживает её к себе на коленки и уверенно сливает их губы воедино. нина прерывается на глубокие вздохи и шёпот о том, что она просит прощения. она знала, как крис не любил упоминания азазеля, но ничего не могла поделать с тем, что на данный момент времени, предпочитала именно общество «позорища своей семьи». нина не знала почему позорища, да и ей, собственно, это было не так важно. самым главным ей казалось то, как чариос смело водит руками по её шее, позволяет обвить ногами его торс и напоследок оставляет невесомый поцелуй в районе лба. девушка отодвигается первой — падает на кровать и зарывается в складки одеяла, полагая, что на сегодня с извинениями покончено. крис ворочается рядом и просит её выключить ночник, на что она послушно кивает и выполняет его пожелание, а затем задумывается над тем, почему вообще приняла решение извиниться за сказанные ею слова. ведь отчасти, только отчасти, это было самой что ни на есть правдой.