***
А потом наступили каникулы, и Эрида привезла домой клетку с помещенной в стазис крысой. — Я хочу провести в мэноре несколько ритуалов, Гарри, — сказала крестница в первый же вечер, стоило им привычно устроиться после ужина в гостиной. — Я думаю, что готова вернуться… ТУДА. Лицо ее при этом выглядело по обыкновению бесстрастно, незаинтересованно, но Гарри чувствовал излучаемое Эри напряжение. Названные ритуалы можно было бы назвать безобидными. Все, кроме одного. Темный вариант благодарения магии требовал пролить на родовой алтарь жертвенную кровь. И в свете недавнего разговора с Дамблдором эта просьба Эри вызвала у Гарри смешанные чувства. С одной стороны, он сам пусть и нечасто, но приносил жертвы — род Блэк был выраженно темным, и напитать алтарь под домом, привычный к определенному окрасу магии, посредством светлых ритуалов было сложно. Тем более, что Сириус этим пренебрегал, и к тому моменту, как Гарри вступил в права наследования, родовой камень был порядком истощен. И если в восемнадцать ему, воспитанному в идеалах Света, брать в руки жертвенный кинжал казалось чем-то грязным, мерзким, злым, к тому времени, как Гарри надел на палец кольцо Лорда, он избавился от ханжества и лицемерия достаточно, чтобы признать: убитая им на алтаре курица от курицы, убитой кем-то для его рагу, отличалась только тем, чья рука оборвала ее жизнь. Все прочее решали намерения, с которыми приносилась жертва. И он никогда не имел в виду ничего плохого. И в этом заключалась главная загвоздка. Гарри не знал, что было на уме у крестницы. Он не чувствовал в словах Эриды лжи — она правда собиралась сделать ровно то, о чем просила, — но понимал, что за самой просьбой стояло нечто большее, нежели желание напоить родовой камень магией. Как бы то ни было, отказать Эри, не нарушив при этом их прошлой договоренности, Гарри не мог: крестница в точности пересказала все нюансы проведения ритуалов, которые хотела выполнить, и силы ей для них вполне хватало. Он не хотел терять доверие Эриды. К тому же прекрасно понимал, что в та выполнит задуманное в любом случае. Раньше или позже. Только предупреждать, если Гарри нарушит сейчас собственное слово, больше не станет. Бывший герой долго смотрел на упрямо поджатые губы Эри, ее горящие холодной решимостью глаза. Как и тогда, в библиотеке, девочка была готова отстаивать свое право, свою точку зрения. — Ты уверена? — спросил он в конце концов. Крестница кивнула. — Чья это крыса? — это был тот вопрос, который терзал Гарри с самого ее приезда. — Одного мальчика. Которому не нравился Мистер Палпс. Гарри не хотел, правда, не хотел думать о словах Дамблдора. Но против воли перед глазами встал повешенный на стропилах кролик сироты Билли Стаббса. Реддл тоже когда-то начал с животных. — Ты ведь понимаешь, что его крыса ни в чем не виновата? — спросил Гарри, внимательно следя за реакцией девочки. Эрида опустила взгляд на клетку, стоящую на чайном столике перед диваном. Ее тонкие светлые брови хмуро сошлись к переносице, прежде чем крестница кивнула: — Но я обещала тебе, что постараюсь закончить Хогвартс без риска вылететь или попасть в Азкабан. Поэтому здесь вместо Уильяма его питомец. Какая ирония. Даже имена совпали… Гарри нервно хмыкнул. Услышь этот их разговор покойник Дамблдор, окончательно утвердился бы в справедливости собственных опасений. Внутри едко закопошилось дурное предчувствие. Гарри не мог сказать наверняка, насколько крестница была сейчас серьезна, но само допущение, что жертвой ритуала мог стать человек, что она правда хотела этого, из уст четырнадцатилетней девочки звучало дико. Страшно. Неправильно. Наверное, ему следовало отговорить Эри. По крайней мере, попытаться. Рассказать ей о ценности жизни, о недопустимости убийства иначе, чем в порядке самозащиты, но… Это было бы лицемерием. Перед мысленным взором живо встали густые темные капли, медленно стекающие вниз по разрисованным маленькими белыми бутонами — то ли роз, то ли бегоний, а может, эустом — стенам детской, развороченные его магией тела и одиннадцатилетняя рыдающая крестница, вцепившаяся в мертвую мать, посреди этого кровавого кошмара. Гарри не защищался, лишая жизни раненых убийц недрогнувшей рукой. Он мстил. И Эри была достаточно умна, чтобы это понять. Если не тогда, то по прошествии трех лет определенно. Она поймет и совершенно точно не оценит. Гарри вздохнул. Он знал об этом с того дня, как огласили завещание Луны и Драко. Хорошим, правильным опекуном ему никогда не стать. Эрида подалась вперед и просунула палец через прутья клетки, позволив копошащейся в опилках крысе, с которой сняла Стазис сразу по прибытии, обнюхать себя и попробовать на зуб. Затем мягко погладила по голове, отогнав второй рукой крутившегося рядом Пирата. Очевидно, тот посчитал животное в клетке предназначенным ему обедом или новой игрушкой. — Она будет под Сонным заклятием и ничего не почувствует, — сказала Эри, затем выпрямилась. Голос ее похолодел: — Палпи мучился два дня. И большую часть времени — в сознании. Я не настолько жестокая. Но Билл должен понять, каково это — терять кого-то, кого любишь! Взгляд, которым девочка посмотрела на Гарри, отдавал холодом стали, ожиданием и тщательно, но недостаточно для знающего ее столько лет волшебника скрытым страхом. Он не мог сказать, чего именно боялась Эри: того, что он откажет, или, что в ответственный момент у нее дрогнет рука. Но чувствовал, как это было для нее важно, насколько крестница была полна решимости выполнить задуманное. Гарри понял: запрещать было бессмысленно. И невыгодно для их будущих взаимоотношений. Он кивнул: — Хорошо. Хорошо… По крайней мере, Эрида не испытывала удовольствия от чужой боли. От боли тех, кто не был перед ней ни в чем виноват.***
Впервые оказавшись в Эспере, Эрида долго стояла перед созданным Гермионой барельефом. Гарри внимательно следил, как взгляд льдисто-голубых глаз скользит по изображениям существ, предметов, по девизу, линиям герба. Выглядела крестница при этом задумчивой. — Мне нравится, — наконец вынесла она вердикт и в ответ на вопросительно вздернутую бровь Гарри пояснила: — Все это прекрасно. Но, вообще-то, я имела в виду девиз и герб. Уголки губ Эри дернулись в прохладной усмешке: — Очень актуально. Этим летом в школе оказалось многолюдно. Помимо занятий для учеников Хогвартса, Гермиона наконец сумела уделить внимание организации вечерних курсов для взрослых оборотней и волшебников, которые по той или иной причине были лишены возможности получить образование в Хогвартсе. Таких оказалось немало, в основном, конечно, среди оборотней. Не все из них хотели учиться, но даже тех, кто решил воспользоваться предоставленным шансом, набралось на два полных класса. — В следующем году будет больше, — уверенно заявляла Гермиона. — Они просто привыкли к своей жизни и боятся перемен. Но пройдет время, они посмотрят на тех, кто рискнул изменить собственный уклад сейчас, и поймут, что иногда изменения — к лучшему. Кстати, было бы неплохо подумать и о подготовительном классе… Гарри подозревал, что школу придется магически расширять. К сожалению, он был бездарен в этом и не знал подходящих специалистов в Британии. Придется искать за границей. Эри, ни разу в жизни не встречавшая действительно больных ликантропией, смотрела по сторонам заинтересованно. Да и вообще проявляла необычное для себя воодушевление предстоящим обучением. Кажется, стремление к знаниям осталось единственным в крестнице, на что случившаяся в их жизни трагедия почти не повлияла. Во всей этой затее с летними курсами Гарри беспокоило только одно: — Эри, не забудь, что обещала. Девочка перевела взгляд на него и с явным неудовольствием вздохнула. — Я не стану подрывать авторитет твоего пса перед другими. Гарри скрестил руки на груди и продолжил выжидательно смотреть на крестницу. Та некоторое время упрямо молчала, глядя в ответ, затем все же исправилась: — Профессора Мэддога. Гарри со вздохом кивнул. Эрида познакомилась с Эмрисом прошлым летом, и с самого начала их общение… как-то не задалось. Они напоминали Гарри собаку и кошку. Большую дружелюбную дворнягу, со снисходительным терпением взирающую на выходки породистой, вечно шипящей кошки, норовящей запустить поглубже в ее шкуру свои острые коготки. Эри не нравилось в Мэддоге буквально все: его манеры, крашенные пряди, то, как он говорил, как часто появлялся в доме Блэков… Что девочка, не стесняясь, ему показывала и иногда высказывала. Эмрис в ответ лишь вскидывал брови, глядя с веселым интересом, и нарочито кланялся, выдавая что-нибудь вроде «постараюсь исправиться к вашему удовольствию» или «если вы так говорите». Эрида от этой показной учтивости только больше злилась. Гарри видел: Мэддог прекрасно это понимал, но ничего менять в собственном поведении не собирался, по-видимому, получая от дерганья юной кошки за усы не меньше удовольствия, чем от подначиваний ее опекуна-тигра. Сперва Гарри решил, что это ревность. Ведь тем летом он проводил с Эмрисом много времени, помогая с доработкой учебной программы и оттачивая его дуэльные навыки. Но Гарри не сказал бы, что проводил его мало с Эри. И никогда прежде девочка не жаловалась на недостаток внимания с его стороны. Затем Гарри пришел к мысли, что так, возможно, сказывалось аристократическое воспитание крестницы. Все же Мэддог в своем поведении был бесконечно далек от привычных ее кругу рамок, чего ни капли не стеснялся и не пытался изменить. Разве что в школе вел себя не так развязно, проникнувшись серьезностью роли профессора. Но и это после тщательных раздумий показалось притянутым за уши. Ведь и Гарри не был образцовым Лордом. Разобраться не помогла даже развившаяся за почти два десятилетия ментальных практик чувствительность к чужим эмоциям, ведь стоило Эриде схлестнуться с Мэддогом в очередной односторонней баталии, те превращались в малочитаемый коктейль, от которого, если Гарри вовремя не поднимал щиты, начинала болеть голова. Единственное, что он смог вынести из наблюдений за эмоциональным фоном Эри: Эмрис неким непостижимым образом стал первым из волшебников, кто после той страшной ночи 2012-го вызывал у крестницы такие яркие — пусть и негативные — чувства. Это казалось непонятным и смущало. С одной стороны, Гарри прочел за эти годы немало магловских книг по психологии, и те едва не в один голос утверждали, что это было хорошим признаком, что сильные эмоции значили — Эри наконец начала преодолевать полученную травму. С другой — перед другом (а к тому времени он мог назвать так Мэддога, ни капли не кривя душой) за поведение обычно сдержанной воспитанницы было откровенно стыдно. К тому же ни одна из книг не объясняла, почему именно Эмриса Эри так невзлюбила с первого взгляда. — Оставь. И не ищи здесь логики, герой, — рассмеялся, махнув рукой, на его рассуждения Мэддог, когда Гарри решил ими с ним поделиться. — Не найдешь. Гарри в ответ нахмурился. — Эри не склонна к нелогичным поступкам, Эмрис. И к подобной несдержанности. В особенности в последние пару лет. Мэддог снисходительно усмехнулся. — В этом все и дело, Гарри. В этом все и дело. Сама Эрида на попытки Гарри выяснить причину столь неприязненного отношения к Эмрису отмалчивалась. — Твой дикий пес достаточно раздражает меня, пока находится здесь, чтобы говорить о нем еще и в его отсутствии, — холодно сверкала девочка глазами и спешила уйти. Почему «пес», Гарри тоже не понял. Эмрис, даже продолжая величать его время от времени в шутку своим «Лордом», никогда в действительности не вел себя подобострастно. Примечательно, что Эри никогда ничего не выговаривала Мэддогу при дочери, которую тот иногда приводил с собой, если не с кем было оставить, и с самой девочкой общалась пусть и в своей уже привычной сдержанно-равнодушной манере, но скорее дружелюбно, терпеливо разбирая ее все еще неуверенный английский. После вдвойне отыгрывалась на Эмрисе, но тот продолжал вести себя с Эридой неизменно вежливо, отказываясь обижаться или проявлять ответную агрессию. Лишь иногда весело хмыкал, будто — а может, так оно и было — его и правда забавляла грубость крестницы Гарри. Еще в самом начале их знакомства, когда вернувшаяся с прогулки Эри застала Гарри сражающимся с Мэддогом в тренировочном зале, она попросила заняться дуэлингом и с ней. Гарри не стал отказывать, хотя крестница и без того являлась лучшей на своем курсе в магических дуэлях, и он мог поспорить — поставь ее преподаватель против старшекурсника, также с огромной вероятностью вышла бы из боя победительницей. Что плохого, если Гарри поможет крестнице обрести еще немного уверенности в том, что та сможет защититься от опасности и защитить тех, кто ей дорог? Однако он сам на тот момент был для нее слишком силен и, не желая ненароком навредить, решил совместить обучение Эриды и занятия с Эмрисом, поставив их друг против друга. Все же их разница в силе была куда как меньшей. Эмрис, единожды поосторожничав и нарвавшись за это на раздраженную отповедь Эриды, больше не делал попыток сыграть с воспитанницей Гарри в поддавки и, конечно, раз из раза побеждал не имеющую боевого опыта четырнадцатилетнюю школьницу. Это злило крестницу лишь немногим меньше к молчаливому веселью Мэддога. Гарри быстро надоело наблюдать за их полувзаимными склоками, слушать, как громко хлопает дверь за спиной гордо удаляющейся после тренировки — и ранее не склонной к столь театральным жестам — Эри. Но предложению тренировать их с Мэддогом по отдельности крестница неожиданно воспротивилась. — Нет, Гарри, теперь это дело принципа. Я стану сильнее и побью твоего дикаря. — Тогда тебе придется вести себя сдержаннее, Эри, — поставил он условие, и та согласилась. С тех пор девочка не язвила и не пыталась задеть Мэддога, напротив — делала вид, будто его не существует, исключая те моменты, когда их прямое взаимодействие было строго необходимо. Ее по-прежнему расстраивали проигрыши, но вместо того, чтобы выплеснуть свое расстройство на соперника, Эри просто уходила. Она даже больше не хлопала дверью. И вновь стала выглядеть такой же холодной, как до знакомства с Эмрисом. Гарри опасался бы, что это был шаг назад для крестницы к тому замороженному состоянию, в котором она пребывала с похорон родителей и бабушки, но чувствовал, что Мэддог вызывал в девочке все тот же коктейль из негативных чувств. Держать это в себе тоже было не слишком здорово, и он не знал, как ему на самом деле следовало поступить в этой странной ситуации между другом и воспитанницей. Есть ли здесь вообще правильное решение. Но, проследовав однажды за Эридой после тренировки, Гарри увидел девочку наглаживающей хрипло тарахтящего, как генератор в гараже Дадли, Пирата, как она всегда делала теперь в минуты волнения. Гарри чувствовал сквозь опущенные ментальные щиты, что раздражение и злость уходят из эмоционального фона крестницы, и на смену им приходит спокойное теплое чувство к своему последнему живому питомцу, густо замешанное на страхе. Это была привычная для Эри смесь эмоций. Она боялась потерять всех, кого любила. В тот момент Гарри как никогда был рад, что у Эриды остался этот якорь, живой осколок прошлой жизни, прошлой Эри, в сердце которой имелось место светлым чувствам и не было боязни показать их. Зимой Эрида впервые сумела одержать верх над Эмрисом. И в тот момент, когда Мэддог, лишенный палочки, изрядно вымотанный и потрепанный, оказался на полу, крестница первый раз за долгое время показалась Гарри действительно довольной. До тех пор, пока поднявшийся Эмрис не вскинул руки, легко признавая поражение. — Это было красиво. Склоняюсь перед вашим возросшим мастерством, моя маленькая грозная леди, — произнес он с улыбкой. Мэддог совершенно не выглядел расстроенным, напротив — казалось, был воодушевлён успехом Эри не меньше ее самой. И Гарри понял — даже с поднятыми ментальными щитами: именно это разозлило девочку настолько, что она, раздраженно выдохнув, послала в безоружного Эмриса весьма болезненное проклятье и, не глядя, попала или нет, вылетела из тренировочного зала, игнорируя окрик Гарри. Вновь хлопнула дверь. Мэддог, все же увернувшийся от проклятия, только хмыкнул и досадливо покачал головой, глядя вслед Эриде. Гарри вздохнул, вскинув глаза к потолку, будто там был написан ответ на его вопрос: — И что это только что было? Не понимаю. — Уверен, она и сама себя сейчас понимает не очень хорошо, — закатил глаза Эмрис, на мгновение уставившись туда же, куда и Гарри, затем пошел подбирать свою отлетевшую в сторону палочку. Гарри опустил взгляд на спину Мэддога, досадливо сложив руки на груди. — Зато ты, кажется, понимаешь побольше, чем мы с Эри вдвоем. Эмрис обернулся через плечо и расплылся в своей привычной диковатой ухмылке. — Тебе ведь не дали побыть простым подростком, да, Гарри? Гарри задумался, вспоминая свои школьные годы. На нем всегда лежала большая ответственность, чем на его сверстниках. Каждый год становился испытанием, которое он должен был пройти, чтобы не умереть и не дать умереть никому другому. С последним удавалось справиться не всегда, и груз вины за все эти смерти ложился на его совесть тяжелой ношей, которую — сейчас Гарри это понимал — не должен был нести на себе ни один подросток. — Скорее нет, чем да, — пожал он плечами. Мэддог подобрал палочку и кивнул, развернувшись к Гарри лицом. — У твоей воспитанницы не висит над головой смертельная угроза в виде сильнейшего темного мага столетия, охотящегося за ней. От нее не требуют спасения мира, как было в случае с тобой, нет такого же давления. Зато есть любящий опекун, готовый распылить на кровавое марево любого, кто окажется достаточно самонадеян или глуп, чтобы всерьез ей угрожать. Так что… Несмотря на все ужасные события, что с ней произошли, у малышки Эри куда больше времени и возможностей в полной мере прочувствовать этот период со всеми его «прелестями». Повышенная эмоциональность, противоречивые мысли и чувства… Эмрис усмехнулся, скорее вспоминая самого себя подростком, нежели в адрес Эриды. — И это ее пугает и злит, кажется, в равной мере, — протянул Мэддог, проходя к матам и падая на них. — Потому что пускает трещины по ледяной скорлупе, в которую запряталась твоя крестница, в которой ей комфортно, и куда она не желает пускать посторонних, доверяя лишь тем, с кем была связана до того, как эта защита у нее появилась. А если подобные мысли насчет кого-то… постороннего у нее возникают, малышка Эри воспринимает этого человека как угрозу… Как кого-то, кто может помешать. — Чему? — спросил Гарри, обдумывая слова друга. Могло ли все и вправду оказаться так запутанно? Наверное, могло. Тогда все эти негативные эмоции, все злые, уничижительные слова крестницы в сторону Эмриса были… потому что он ей чем-то понравился? Гарри медленно моргнул, пытаясь осознать эту мысль. Мэддог между тем пожал плечами и закинул руки за голову. — Чему-то. У твоей девочки наверняка есть какая-то идея, цель, из которой она черпает силы в этом своем образе Ледяной Принцессы. Могу предположить, что это как-то связано с ее семьей. Это и хорошо, потому что не даст ее сломать, и плохо, потому что не позволит отпустить то, что с ними случилось, и просто жить дальше. Гарри протяжно выдохнул и сел на маты рядом с Эмрисом. Вероятнее всего, друг и в этом был прав. У Эри могла быть даже не одна идея, и Гарри испытывал тревогу, представляя, о ЧЕМ могла думать его не по годам развитая крестница, учитывая книги, которые она читала, и заклинания, которым просила научить, помня, через что она прошла. — Знаешь, у маглов есть такая профессия — психолог, — хмыкнул Гарри, чтобы отвлечься от невеселых мыслей. — Он слушает, что ты ему говоришь, прикидывает, что не сказал, и в конце концов объясняет, что с тобой не так. — Да, что-то такое было в книжках госпожи директрисы. — Маглы платят за это деньги, знаешь? — Гарри испустил короткий смешок. — Я думаю, ты смог бы у них разбогатеть. — Если хочешь, можешь мне заплатить, — ухмыльнулся Мэддог с показной снисходительностью. Гарри, повернувшись к нему, вскинул бровь. — Я и так тебе плачу как один из спонсоров школы. Эмрис засмеялся, а Гарри наоборот — вдруг резко посерьезнел. — Я прочел больше десятка книг по психологии, стараюсь проводить с Эри все свое время, пока она дома, и все равно… Иногда просто не могу представить, что творится у нее в голове. Спасибо, что объяснил то, чего я не понял. — Гарри вздохнул, внимательно глядя на друга. — Эта ее так называемая «повышенная эмоциональность» — она вся почти принадлежит тебе, знаешь? Мэддог перестал смеяться и, встретив взгляд Гарри, немного напряженно ответил: — Что-то такое подозревал. Но не думал, что юная леди Малфой настолько… избирательна. — По крайней мере, из того, что я имел возможность наблюдать, — это так, — Гарри дернул уголком губ в озадаченной усмешке. — Больше Эри никого не пытается заставить себя ненавидеть с упорством, достойным лучшего применения. Тебя правда это так забавляет? Эмрис прикрыл глаза. — Поначалу да, забавляло и удивляло, — произнес он, вытащил руки из-под головы и сцепил их на животе, неосознанным жестом поглаживая невидимое взгляду Гарри кольцо, что как ничто иное выдавало его растерянность. Очевидно, противостояние с Эридой давалось Мэддогу не настолько легко, как он старался показать. — Сейчас это скорее дело принципа: не вестись на провокации твоей маленькой стервочки. Гарри вскинул брови и послал в друга Жалящее. — Не обзывай мою крестницу, — сказал он, затем позабавлено хмыкнул, вспомнив, что почти то же самое сказала ему и Эри, когда Гарри предложил разделить их с Эмрисом тренировки. — Эй! — возмутился Мэддог, распахнув глаза, и потер пострадавший бок. — Ты не можешь спорить с правдой, Гарри! Эмрис сел, посмотрев на него со всей серьезностью. — Как бы то ни было, эта стервочка — твоя семья. Я вижу, как ты ей дорожишь, и как для тебя важно ее благополучие, а я в достаточной мере благодарен за все, что ты для меня сделал, чтобы меня беспокоило твое. И если бы я думал, что для малышки Эри так будет лучше, я бы дал ей ту реакцию, которую она так желает увидеть. Наверняка, она бы злилась и на это, но со временем успокоилась бы, что никто больше не угрожал ее границам. Только… Эри — красивая, сильная, умная ведьма, Гарри. Однажды она встретит кого-то, кто сможет сделать ее счастливой, вытащит из этого панциря… если она позволит. А она не позволит, привыкнув отгонять от себя всех, кто ей как-то симпатичен, как вероятную угрозу для себя, помеху для своих планов. Гарри слушал Эмриса и думал. Пока тот не заговорил о гипотетическом «принце», которого однажды встретит его Ледяная Принцесса, он не задумывался об этом, но… Как именно Мэддог понравился Эри? Мог ли он приглянуться его тринадцатилетней крестнице как мужчина? Из того, что Гарри знал, Эрида в большей степени интересовалась сейчас магией и законодательством, нежели чем-либо еще. В особенности — противоположенным полом. Кроме того, Мэддог был гораздо старше. Но последнее звучало слабым аргументом «против», учитывая, как легко он сам когда-то полюбил Северуса, как любил его до сих пор. А еще Гарри вспомнилось, как на третьем курсе, почти за год до того, как он осознал свою первую романтическую привязанность, ему стало нравиться смотреть на волосы, движения и улыбку Чжоу Чанг. Гарри потребовалось немало времени, чтобы понять, ПОЧЕМУ ему это нравилось. Могла ли его умная девочка разобраться в себе быстрее? Могла ли с самого начала предсказать опасность для себя наверняка неведомых прежде чувств, которые вызвал в ней новый друг крестного, взрослый маг, непохожий ни на кого из ее знакомых? Объективно говоря, с тех пор, как Мэддог привел себя в порядок, он выглядел весьма эффектно. Обладал живой диковатой харизмой, которая — Гарри это знал — сражала даже самых чопорных аристократок, как что-то экзотичное, немного грязное, запретное для них. Эмрис не был особенно сильным магом, но имел другую, внутреннюю силу, выросшую в нем с годами. Он где-то растерял почти весь страх, его трудно было смутить. Матерый полудикий зверь — красивый и уверенный в себе. Определенно, Мэддог мог бы стать объектом первой симпатии впечатлительной девочки-подростка. Эри не была впечатлительной. Но и Гермиона в свое время мало походила на Лаванду и Парвати, однако это не мешало ей петь влюбленные дифирамбы Гилдерою Локхарту. Думать обо всем этом было странно и неловко. Гарри понимал, что Эри взрослела и однажды нечто подобное должно было случиться, но надеялся, что у него была в запасе, по крайней мере, еще пара лет. И, конечно, у него в мыслях не было, что это могло произойти столь драматично и вывернуто наизнанку. Гарри не знал, кого в этой ситуации следовало жалеть больше: Эри, чье внимание, возможно, привлек до сих пор тоскующий по жене вдовец на двадцать пять лет старше — факт, пугающий ее настолько, что она всеми силами старалась сделать невозможным даже само цивилизованное общение между ними, — или Эмриса, вынужденного иметь с этим дело. Пожалуй, все же друга. Однажды Эри могла перерасти эту нежелательную для себя привязанность, но до тех пор наверняка попортит Мэддогу немало крови. Или она могла смирится с ней — Гарри хмыкнул про себя, — и тогда Эмрису тоже останется только смириться, потому что, когда Эри чего-то всерьез хотела, противиться ей в этом было почти невозможно. С другой стороны, может, в этом и не было ничего плохого. В конце концов, что бы Мэддог ни говорил, он терпел выходки Эри не только лишь потому, что это было важно для него. Ведь Гарри улавливал и его эмоции при взаимодействии с крестницей. И не последнее место в них занимало восхищение, вероятно, силой Эри, что было неудивительным: уже сейчас потенциал Эриды лишь немного не дотягивал до потенциала Гермионы, в будущем девочка, вполне возможно, потеснит и Гарри. Кроме того, Эмрис признал сегодня ее ум и красоту. Гарри мог представить, как однажды это восхищение переросло бы во что-то большее. Когда Эри подросла бы. В конце концов, Мэддог носил свой траур по жене на несколько лет дольше, чем Гарри, и не знал ее столько, сколько он знал Северуса. Эмрис не был морально искалечен обществом в той же степени, что он, не имел таких проблем с доверием. У него, в отличие от Гарри, были шансы исцелиться и, как сам Мэддог сказал про Эри, «просто жить дальше». — Эй, — прервал Гарри объект его размышлений, глядя на него с некоторым волнением, и он понял, что слишком долго молчал, позволив Эмрису надумать всякого о причине данного молчания в свете услышанных им откровений. — Слушай, я понимаю, как это все звучит, но не думай ничего такого… Я клянусь, Гарри, что не собираюсь как-либо этим пользоваться. Тем более, Эри тринадцать, а я не… — Не надо, — Гарри вскинул руку, останавливая ненужный поток оправданий Мэддога. Пожалуй, его мнение было одной из немногих вещей, способных поколебать невозмутимость Эмриса — по крайней мере, с тех пор, как они стали тесно общаться. — Клясться не надо. Я знаю, что у тебя в мыслях нет ничего плохого и намеренно ты Эри ни за что не навредишь. Тем более что ты вряд ли мог как-то предугадать эту ситуацию и избежать ее. Я благодарен тебе хотя бы за то, что стараешься разрешить ее с наименьшими потерями. Эмрис успокоенно кивнул, а Гарри вздохнул и отвернулся. Во что бы все это ни вылилось в дальнейшем, он вряд ли как-то мог на это повлиять, кроме как полностью прекратить взаимодействие Эри и Эмриса. Но, как и Мэддог, Гарри был не уверен, что это стало бы лучшим решением в сложившейся ситуации. Они должны были разобраться между собой сами. Когда придет время. Так что Гарри решил просто отпустить ситуацию. Лишь следил, чтобы Эри не переходила в своих моральных метаниях негласную границу допустимого. Прежде чем крестница уехала в школу, они еще несколько раз сражались с Эмрисом. Эри вновь вела себя сдержано-высокомерно, лишь во время дуэли позволяя себе выпустить свои противоречивые эмоции, сорвать их на сопернике. Иногда побеждала она, чаще Мэддог, но все больше он вытягивал дуэли за счет накопленного опыта и непредсказуемости, а не мастерства и силы. Гарри видел, что не за горами был тот день, когда Эмрис перестанет быть для Эри серьезным соперником, и придет его очередь. Он ждал этого дня, когда воспитанница поставит себе новую цель, чтобы преодолеть, с некоторой опаской и азартным предвкушением.***
Занятия в «Эспере», вопреки ожиданиям, прошли без происшествий. Эри сдержала обещание и вела себя прилично на уроках Мэддога. А через неделю после окончания курса попросила научить ее беспалочковому колдовству. Гарри не стал отказывать. Помня их состоявшийся в начале каникул разговор о безопасности, он решил дать крестнице всю возможную защиту, которую она только захочет изучить. Потом Эрида уехала в школу, а на зимние каникулы снова вернулась с чужим питомцем. В этот раз не повезло книзлу — пушистому, рыжему с белыми кисточками на ушах. Увидев его, Гарри тяжело вздохнул. — Это тоже мальчика, которому не нравился Мистер Палпс? — Девочки, — ответила крестница, не пытаясь отрицать. Гарри покачал головой: — Не понимаю, Эри, ты же любишь животных. — Люблю, — крестница кивнула. — Только своих сильнее, чем чужих. К счастью, больше ничьих питомцев Эрида с собой не привозила, по-видимому, удовлетворив двумя несчастными свою потребность в мести глупым детям, покусившимся на что-то, что ей было дорого. Вместо этого, вернувшись летом перед пятым курсом, крестница попросила научить ее аппарировать. Это казалось безобидной просьбой по сравнению с предыдущими. Даже не считалось незаконным. Просто в этом возрасте подросткам часто еще не хватало сил для аппарации, оттого она и изучалась с шестнадцати. У Эри сил было более чем достаточно, и Гарри не видел причин, почему ему следовало бы отказать воспитаннице в этой просьбе.