Несколько царапин

Посреди ночи незнакомый, суетливый шум выдернул Ребекку из молчаливого оцепенения, в котором она пребывала так долго, что будь у неё возможность делать зарубки на белой больничной стене, место давно бы закончилось. Ребекка уже несколько месяцев как вышла из комы, но ни подруги, ни знакомые не навещали её ни в клинике Мордхауса, ни в больнице Святого Пожирателя трупов. Даже родителей, ранее сдувавших с девушки пылинки, не беспокоило её существование. Каждый новый человек, заходивший в палату, становился целым событием. Недовольно сморщившись, хоть и получилось это с трудом, Ребекка скосила глаза в сторону шума — немного, но больше ничего не могла сделать. Что уж там ворчать на медсестёр, бесцеремонно нарушивших её покой. У Ребекки, самое большее, получилось бы злобно помычать и снова провалиться в ставшее привычным небытие. В палате горел свет, и девушка видела, что на соседнюю, стоявшую у двери кровать, медсёстры укладывали новую пациентку. Ребекка не сомневалась — это существо, по самые глаза замотанное в бинты, женского пола. Мужчин к женщинам подселяли в крайних случаях. Не каждой будет приятно, если положить рядом мужика с торчащим из члена катетером. Новенькая не сопротивлялась — видно, заклеили её только что, и она от боли ещё пребывала в немом шоке. Или всё обстояло гораздо хуже, кто знает. Хотя хуже, чем Ребекка, наверняка не чувствовал себя ни один человек на земле. Иногда девушке хотелось, чтобы боль раздирала её на части — это всяко лучше тупой неподвижности. Умение шевелиться, которое должно было прийти вместе с бодростью, возвращаться не торопилось. Вернувшись в мир живых, Ребекка научилась моргать, мычать, да немного кривить лицо. Ради такого не стоило и просыпаться. Наконец, медсёстры отступили, и Ребекка увидела толстого мужчину в очках, который всё это время, похоже, сидел у кровати. Вцепившись в подлокотники, он не сводил глаз с больной, и закрученная в два хвостика чёрная бородка смешно дёргалась под дрожащим ртом. Позади, сомкнув пальцы на спинке его кресла, стоял громадный жутковатый тип с длинными белыми волосами и почему-то в железной маске. В отличие от брюнета, шептавшегося с бесчувственной девушкой, похожий на снежного человека великан явно не знал, куда деться. Но Ребекке он понравился — крупные мускулистые парни всегда были её слабостью. Отливавшая металлическим блеском маска не отпугнула девушку — наоборот, в этом скрывалось явно что-то интересное. Если бы Ребекка могла, она бы с завистью выдохнула. О ком-то переживают, заботятся… хотят вытащить отсюда поскорее. Не то, что о ней… Не стесняясь медсестёр, толстяк попрощался с девушкой, чмокнул её в забинтованный лоб и нерешительно помахал пальцами перед спящим лицом — надеялся, будто та услышит и очнётся. Ребекка сморщилась — горло сжалось и заболело от подступающих к глазам слёз. Когда родители положили её сюда, то и близко не вели себя так ласково. Наоборот, словно радовались отделаться от беспомощной, молчащей дочери. Она не помнила этого, потому что ещё спала в коме, но медсёстры всё рассказали. Лучше бы они молчали. Никто не мешал ей наблюдать — и никто не смотрел на неё. Бледная до трупного цвета блондинка Ребекка привыкла быть предметом обстановки, слилась с блёклой, болезненной больничной белизной. Но долго не выдержала. Светлые глаза, когда-то ярко-бирюзовые, а сейчас вылинявшие до белёсого, поспешно закрылись. Она не увидела, что брюнет всё это время сидел в инвалидной коляске. Назойливый шум ушёл вместе с медсёстрами, резким жёлтым светом и скрипом резиновых шин по кафельному полу. Девушка на соседней кровати лежала тихо, будто её здесь не было. Из огромного холодного окна в палату стремительно заползла чёрная густая тишина. И Ребекка, прислушиваясь к привычному безмолвию, не заметила, как уснула — пусть и считала себя слишком взволнованной, чтобы спать. Она давно уже не спала полноценно всю ночь — скорее дремала урывками, как кошка. Последний раз девушка нашла смысл очнуться от апатии, когда на больницу Святого Пожирателя трупов напали Отомстители — к Ребекке, лежавшей на верхнем этаже, крики больных, стрёкот беспорядочной стрельбы и звон разбитого стекла доносились глухо, словно через вату. Несколько дней уцелевшие в резне медсёстры только об этом и говорили, пока подмывали Ребекку и возили её к врачу. Но всё, кроме ощущений собственного тела, давно перестало интересовать девушку. Однако… Ребекка не имела бы ничего против, пронзи шальная пуля её сердце. Лучше уж смерть, чем вечный сон, из которого она с облегчением вынырнула. Увы, в тот день она была в безопасности и даже посмела немного помечтать, будто Нэйтан, приехавший в госпиталь с благотворительным концертом, зайдёт её проведать. Разумеется, он не пришёл. Как и Ребекка, он просто потерял надежду увидеть свою девушку говорящей и живой. И бросил её незадолго до того, как она смогла открыть глаза, окруженные синяками в виде очков. Ребекка открыла и рот — и в ужасе обмерла, когда вместо слов смогла исторгнуть лишь бессмысленное мычание. Сон был недолог и бесполезен — в коме Ребекка выспалась на жизнь вперёд. Незнакомка успела прийти в себя — полулежала в кровати и оглядывалась. Похоже, ей было не настолько плохо. Раз она не потеряла интерес к окружающему миру. Ребекка невольно испугалась, что придётся общаться. Она уже хотела прикрыть глаза и избежать разговора — но девушка повернулась к ней. Взгляд быстрых серых глаз между бинтами показался Ребекке столь же ощутимым, как прикосновение горячих рук. В другой жизни, где по телу бегали нервные импульсы, она бы вздрогнула. Но теперь молча смотрела на соседку — и надеялась, та разглядит ответное любопытство. Одиночество стало для Ребекки привычным, и любое нарушение тишины выводило её из себя. С другой стороны, она давно не видела никого, кроме равнодушных медсестёр и холодных врачей. Тёмные радужки незнакомки сверкали нетерпением, и Ребекка до боли в челюстях пожалела, что разучилась говорить. — Привет, — произнесла девушка с облегчением и покривила разбитые губы в осторожной улыбке. — А я уже боялась тут одна остаться. Она говорила с сильным немецким акцентом, излишне чётко выговаривая слова, но Ребекку это почему-то не взбесило. Наоборот, показалось даже милым. — Ммм, — больше Ребекка ничего не могла ответить. Но соседку это не остановило. Со стоном подвинувшись к краю кровати, она развернула к Ребекке голову и весело объяснила, кивнув на бинты, которые делали её похожей на гусеницу в паутине: — Это ерунда, несколько царапин. На мне всё заживает, как на собаке. Ага, несколько царапин. Незнакомка наверняка не могла пошевелиться без того, чтобы не стонать от боли, пронзающей всё тело раскалённым железным прутом. Но она могла жить, а не существовать, чувствовать, а не цепляться за воспоминания. Не услышав ничего в ответ, соседка не растерялась. — Насколько я знаю, с таким выписывают уже через месяц. Но я так волнуюсь… Никогда в жизни не лежала в больнице. А ты? Может, покажешь, как тут всё устроено? Конечно, когда я смогу встать, хех. Ребекка грустно взглянула на неё — такую жизнерадостную, даже сейчас подвижную, как ртуть, и отрицательно ответила: — У-у. Весь персонал больницы успел выучить, что это значит «нет». Незнакомка до сих пор ни о чём не догадалась, но смысл мычания поняла — и с прежним дружелюбием спросила: — А как тебя зовут? Ребекка подняла глаза на табличку, закреплённую над её головой — для кого, непонятно. — Ребекка? Как девушку Нэйтана Эксплоужена, которая ещё в коме лежит? — со странным восторгом переспросила соседка. — Очень приятно. А я Лавона. — Ммм. — Красивое имя. Наверное, и сама Лавона под бинтами была красивой — большие глаза с чёрными ресницами и яркими зрачками вызывали безотчётную симпатию, такую же, как вид первого весеннего цветка. Наверное, за твёрдый и выразительный взгляд — когда-то и сама Ребекка умела так же смотреть. Некоторое время Лавона глядела на Ребекку, и дружеское внимание в её глазах медленно сменялось недоумением. Та не решалась закрыть глаза — зачем спать, если с ней впервые за столько времени действительно хотят поговорить? — А ты… Извини, я пристала к тебе с разговорами, наверное, не стоило. Или… Ты можешь говорить? — У-у. — Жестоко, — выдохнула Лавона со страхом, и тут же уточнила, не теряя бессмысленной надежды: — А написать? Ответом послужило то же самое отрицательное мычание, и глаза Лавоны стремительно расширились в страхе, теперь уже неподдельном. Грудь Ребекки устало поднялась и опустилась под белой больничной рубашкой. Ну вот, теперь она знает. Кто захочет общаться с овощем, который строить простые гримасы может усилием воли, не то что говорить? Вот-вот. Пусть тоже молчит и страдает. — Это ужасно, — спустя некоторое время донёсся к ней голос Лавоны, какой-то поблекший и бесцветный. — Но ты не против, если я буду с тобой разговаривать? Ребекка посмотрела на соседку со всем отчаянием, на которое было способно онемевшее от молчания лицо. Уцелевшие голосовые связки не исторгли ничего, кроме «у-у», похожего на уханье совы. К счастью, Лавона вроде бы поняла. Понимала, что Ребекка обрадуется любому вниманию, не похожему на дежурные приветствия медсестёр. — Может, я могу чем-то помочь тебе? — продолжала Лавона. Ребекка растянула лицо в подобии скептической ухмылки. О себе сначала позаботиться бы попыталась. — Просто… — разгадав её гримасу, попыталась объясниться Лавона. — Мой парень обещал завтра прийти. Я попрошу его принести что-нибудь, не знаю, книжку или плеер. А то ты, наверное, лежишь тут одна. Я вот уже готова с ума от скуки сойти! — Ммм, — понимающе протянула Ребекка и снова уставилась в расчерченный квадратами потолок. Лавона не умела долго молчать — и, не смущаясь вечного молчания соседки, весь день развлекала её своей болтовней. Только в присутствии медсестёр затыкалась и послушно изображала умирающую. Догадывалась, медсёстры не одобрят, что у Ребекки появился собеседник. Ещё прикажут не мучать больную и переведут в другую палату. Ребекке этого не хотелось — общество Лавоны разбавило серые безликие будни нестерпимо яркими красками. На следующий день у Лавоны затянулись раны на губах, и она смогла улыбнуться проснувшейся Ребекке. — Мне должны скоро снять бинты, — сообщила она, пока они ждали медсестру с завтраком, — врач говорил, у меня шов в половину башки. Прикинь, как брутально? В душе Ребекка брезгливо поморщилась, но её обычное «ммм» звучало уже чуть живее. Может быть, доктора это заметят и сделают что-то, лишь бы она пошла на поправку. На физиотерапию её возили усердно, но Ребекка слишком долго спала, чтобы хотя бы научиться садиться без помощи врача. Медсёстры, белые и одинаковые, накормили их завтраком и поменяли мочеприёмники. Лавона всю процедуру лежала с закрытыми глазами — видно, никогда ещё не чувствовала себя такой беспомощной. Ребекке же было всё равно. К счастью, она хотя бы могла глотать самостоятельно. И возмущённо мычать, если медсестра слишком быстро наполняла ложку. Немного, но какая-то свобода. — Эта больничная еда такая безвкусная, — пожаловалась Лавона, как только за медсёстрами закрылась дверь. — Я, кажется, скоро заскучаю по бараньим рёбрышкам на гриле. Ладно, Эдди должен принести что-нибудь вкусненькое. Хочешь, я с тобой поделюсь? — Угу. Эдди, должно быть, её парень, догадалась Ребекка. Странный выбор. С Нэйтаном этот некрасивый толстяк не шёл ни в какое сравнение. С другой стороны, Эдди навещал свою подругу в больнице. В отличие от Нэйтана… Лечебные процедуры истомили Ребекку — вернувшись с физиотерапии в палату, она ответила на трескотню скучающей Лавоны усталым мычанием и провалилась в сон. Её разбудил сквозняк из раскрытого окна, ледяной рукой пробравшийся под тонкое одеяло. Ребекка с коротким стоном разомкнула глаза и оглянулась. Палату затягивал тёмно-серый полумрак — в окно с улицы проникало немного лунного света — и девушка вполне хорошо видела два мужских силуэта. Не будь они знакомы ей, Ребекка бы закричала и подняла шум на всю больницу. Но тот толстяк с затянутыми в хвостик чёрными волосами сидел у Лавоны на краю кровати, а его товарищ-альбинос стоял у двери, будто настороже. Почувствовав на себе недоумевающий взгляд Ребекки, брюнет прижал пухлый палец к губам и сделал страшные глаза. У девушки было много вопросов, но задать бы она их всё равно не смогла. И всё же, ей было интересно, почему эти двое пришли к Лавоне в часы, не совсем подходящие для посещений. — Эдди, это Ребекка, — тем временем объявила Лавона громким шёпотом и показала головой на соседку. — Мы с ней уже подружились. А ты переживал, что я одна буду. Решившая ничему не удивляться Ребекка попыталась улыбнуться, но всё ещё непривычное к гримасам лицо лишь уродливо искривилось. Эдди, похоже, всё понял, и его массивный второй подбородок трусливо дрогнул. Тёмные глаза, такие же яркие, как у Лавоны, скользнули по телу Ребекки с неприкрытым волнением. Она громко замычала в ответ, стараясь показать всю свою радость к новому лицу, и Эдди нерешительно приподнял уголки тонких губ. — Что ж, я рад, что Лавоне есть с кем поговорить, — произнёс он таким же шёпотом. Ребекка к этому времени ощущала себя достаточно бодрой, чтобы заметить, какие у Эдди непропорционально худые колени. Мягкий обширный живот по сравнению с ними выглядел так, словно он под засаленной футболкой спрятал подушку. — Угу, — ответила Ребекка со всей возможной доброжелательностью. В конце концов, парализованным ногам она могла посочувствовать. Альбинос не стал представляться, и Эдди прошипел ему: — Железное лицо, не стой там, доставай, что мы принесли, а то они сейчас заснут. Лавона хихикнула на этот приказной тон, а Эдди протёр очки и снова обратился к Ребекке: — Надеюсь, не слишком к вам пристаёт? А то она у меня та ещё трещотка, — прибавил он и любовно взглянул на Лавону поверх очков. — И кстати, я Эдгар. Лавона наверняка называла меня «Эдди», а я не очень люблю, когда незнакомые люди ко мне так обращаются. — Вы уже познакомились, — возразила Лавона, спасая Ребекку от обязанности мычать, и потребовала: — А теперь целуй меня, я соскучилась по тому, какой ты нудный. — Хорошо, только помажу тебе губки, они все в трещинах, — мирно пробурчал он. Ребекка прикрыла глаза, не желая им мешать, и всё же на душе у неё посветлело. У Эдди была не слишком располагающая внешность — мягко говоря — но он имел приятный голос и казался хорошим парнем. Хоть и выглядел так, будто годился Лавоне в отцы. Когда Ребекка решилась посмотреть на них, Эдгар гладил свою девушку по забинтованной голове, а его бледный приятель со странным прозвищем раскладывал на прикроватной тумбочке гостинцы. Ребекке предложили пончик, остывшую картошку фри и кока-колу. Она в последний момент вспомнила, что не может поднести руки ко рту, и Железное лицо с непонятной охотой вызвался её покормить. Он помог Ребекке присесть, и его огромные, сильные, но нежные руки ей понравились. В отличие от Эдгара, который чуть не залил газировкой кровать, пока поил Лавону через соломинку, Железное лицо двигался умело и бережно, хотя правая рука его держалась на грубом металлическом протезе. Он даже размял плечи и шею Ребекки, онемевшие от бесконечного лежания. Девушка почему-то не могла отвести от него взгляд, хотя железная маска, мертвенно блестевшая в лунном свете, немного пугала её. Впервые за долгое время Ребекке стало неловко за свою беспомощность. Как бы она хотела очутиться живой и красивой перед этим могучим парнем с широкими челюстями и таким мощным голосом, что дрожали стёкла… Эдгар оказался не настолько скучным, каким его назвала Лавона. Ребекку восхищало самообладание, с которым он рассказывал ей о себе — будто она могла ответить или спросить. Но Ребекка была согласна и послушать. С ней долго, бесконечно долго не говорили просто так — о чём угодно, кроме болезней и анализов. Лавона была конструктором, Эдгар — инженером по профессии и айтишником для души, а познакомились они, как признался Эдгар, почему-то ненадолго замявшись, на работе. Сейчас они вместе собирали невероятно сложный и таинственный аппарат, обладавший страшной сокрушительной силой. Когда Эдгар вдохновенно описывал своё детище, Ребекка страдальчески свела тонкие брови, чувствуя скрип шестерёнок у себя в голове. — Скажем так, он издаёт звуки, сравнимые со сверхнизкими частотами разорвавшейся бомбы. Один такой звук способен уложить целую армию, — попытался объяснить Эдгар и с нервным смешком выставил перед собой пухлые ладони. — Не подумайте, Бекки, я не работаю на правительство. Это исключительно для себя. Последние слова показались Ребекке подозрительными — она недоверчиво скосила глаза на Лавону, но та лишь обожанием смотрела Эдгару в рот. Видно, восхищалась тем, какой он умный. — Ладно, не буду морочить вам голову, — смирился он, достал толстый журнал жёлтой прессы и включил карманный фонарик. — Ребекка, вы любите Dethklok? — Ммм, — девушка неприязненно сморщила нос. Несмотря на всю популярность группы, где пел бывший, метал и рок никогда ей не нравились. А после того, как Нэйтан её бросил, Ребекка ни разу не слушала музыку. — А то тут пишут, что Эксплоужен ищет девушку, — усмехнулся Эдгар, средним пальцем подтолкнул очки на нос и открыл журнал. — Уж на что я в танке, даже до меня дошло. Я просто в восторге от того, какую ерунду они пишут. Вот, послушайте. «Ни одна кандидатка не способна завоевать сердце Нэйтана Эксплоужена, тоскующее по теннисистке и модели Ребекке Найтрод. По словам фронтмена самой известной метал-группы в мире, она была «супер чувихой», — подсвечивая себе фонариком, зачитал он трагическим голосом и фыркнул. Ребекке стало не до смеха — ведь на первой полосе красовалась фотография Нэйтана с ней на каком-то публичном мероприятии. С ней, крепко спящей в коме, на больничной кровати, с дыхательной трубкой в носу, ещё больше портившей изжелта-бледное лицо, неудачно подправленное челюстно-лицевым хирургом. Выходит, Нэйтан не бросал её, но почему? Кому нужно бесполезное растение, которое даже не цветёт, а сохнет и медленно умирает? — Я вон пыталась недавно к нему подкатить, — Лавона хихикнула, словно не заметила встревоженного вида соседки и поджала губы, размазывая заживляющую мазь. — Потом по кусочкам собирали. Зато теперь у меня Эдгар есть, — прибавила она и попыталась игриво придвинуться к парню. — Я бы советовал тебе в будущем использовать не столь радикальные способы флиртовать, — буркнул тот и укрыл девушку одеялом. Ребекка молчала — вниманием её завладел уродливый, едва заживший шрам на переносице Эдгара, который мешал нормально надвинуть очки. Что-то в его внешности выбивалось из облика мирного, безобидного гика — то ли этот шрам, то ли тяжёлый, пронзительный взгляд. Губы его улыбались, а глаза и тонкие брови оставались мрачными — и при виде этого сочетания Ребекка вспомнила леденящее чувство, которое называется «не по себе». Вдруг её сейчас узнают? Неважно, что в палате было темно, неважно, что Ребекка за время болезни стала напоминать бледный призрак самой себя. Девушка успела достаточно покрутиться в телевизоре, чтобы на неё оборачивались посетители товаров для дома, куда она ездила с Нэйтаном. Но Эдгар продолжал развлекать её, как ни в чём ни бывало. А Железное лицо скромно пристроился на краешке кровати. Он больше помалкивал, но Ребекка обмирала и улыбалась, когда светлые глаза в прорезях маски устремлялись на неё. С таким интересом парни смотрели на неё в какой-то другой, прошлой жизни. В компании, пусть и такой, было весело. Больше всех трещала Лавона, стараясь разогнать взаимную неловкость, и постоянно вздыхала о том, как сильно хочет домой. За несколько часов Ребекка успела прикипеть к этим людям — но выразить свою симпатию не могла ничем, кроме улыбок и громкого нетерпеливого мычания. Сладкая, сытная еда вселила в неё бодрость. Чёрный прямоугольник неба за окном начал светлеть, но девушке не хотелось спать. Ребекке было весело, и это забытое и оттого чувство почти незнакомое немного пугало. Напоследок, когда в сером небе показался алеющий шар, Железное лицо взял её бесчувственную холодную руку в свою и подержал. Ребекка не стала возражать. — Ты такая хрупкая и нежная, — проурчал он. Девушка в который раз за эту прекрасную ночь улыбнулась в ответ, и гримаса радости выглядела уже не такой вымученной на её прозрачном лице. Увы, приближался час утреннего обхода, и парни заторопились. Железное лицо явно привычным жестом подхватил Эдгара на руки и вылез на пожарную лестницу, озираясь, как застигнутый охотниками хищник. Но он всё же успел поглядеть на Ребекку на прощание. Та мечтательно посмотрела ему вслед — кто знает, вдруг этот сильный парень сможет вызволить её отсюда. Эдгар пообещал прийти на следующую ночь, и ожидание показалось девушкам вполне терпимым. За единственным окном стремительно разгоралось утро, но засыпать они не видели смысла. Лавона долго смотрела в потолок, пытаясь научиться от подруги молчанию, но не выдержала и хитро заметила: — Кажется, ты понравилась Железному лицу. Он обожает о ком-нибудь заботиться! Ты бы знала! Выхаживал Эдди, когда тот чуть не утонул, и они с тех пор дружат. Железное лицо собирался помочь и со мной, но до выписки ещё долго… Ответное «ммм» относилось ко всему и ни к чему — для одного дня Ребекка испытала слишком много. Новые впечатления расшатали её, выдернули, как свихнувшегося хомячка, из колеса одиночества, тишины и молчания. Эдгар со своим бледным приятелем приходил каждый день, когда больница погружалась в ночную темноту, и Ребекка окончательно убедилась в том, что он хороший парень. Не каждый согласится лелеять прикованную к постели возлюбленную. Но Лавоне повезло. Пока медсёстры занимались своими делами, он ухаживал за ней ничуть не хуже — хотя себя наверняка с трудом обслуживал. Похоже, это было для него способом доказать любовь — отличным способом. Железное лицо считал так же. На Ребекку общество огромного парня, почти такого же молчаливого, как она, действовало благотворно — девушка научилась мычать на разные лады, а её улыбки перестали походить на уродливые судороги. Самый настоящий прорыв впервые за безмолвную бесконечность. У неё больше не было причины молчать — с ней разговаривали, ждали ответа и разбирали мычание, доносившееся из-за сжатых губ. Лавона даже научилась говорить так, чтобы Ребекка могла ответить «да» или «нет». Железное лицо предпочитал общаться без слов — наверное, боялся сломать своим голосом древнее больничное оборудование. Вместо этого он на каждом свидании держал Ребекку за руку, будто не знал, чем показать свою нежность. Возможно, ему нравилась перспектива иметь молчаливую неподвижную девушку, которая никогда не накричит на тебя за то, что ты не поехал с ней покупать занавески. Почти счастливая, Ребекка жалела только об одном — что не может сказать этим людям о своей любви, о переполняющей сердце благодарности. Какие слова, если она не могла сжать руку альбиноса в ответ, так, для начала? Моргать, мычать, да корчить лицо — вот её потолок. Счастье закончится, когда Лавону выпишут — и Ребекка с ужасом думала о предстоящем и неизбежном одиночестве. В один из дней, похожих друг на друга больше родных братьев, с Лавоны наконец-то сняли бинты. Она всё ещё не могла двигаться, но теперь Ребекка наконец увидела грубый шов на неровно выбритом черепе. Красивая голова в скудном больничном освещении казалась синего цвета — похоже, до катастрофы девушка была брюнеткой. — У меня раньше были волосы почти до жопы, — поделилась Лавона, проводя торчавшими из гипса кончиками пальцев по пенькам щетины. — Блин, почему тут нет зеркала? Может… Как думаешь, мне идёт? Ребекка не сразу дала ей услышать своё «угу». Она привыкла видеть подругу замотанной в бинты, и теперь с интересом разглядывала её лицо — совсем незнакомое, не считая больших серых глаз. Если сравнивать с пластиковыми идеалами из глянцевых журналов, для которых Ребекка порой снималась, Лавону не получалось назвать красавицей. Волосы на лбу выдавались мыском, делая её лицо похожим на сердечко, глаза слишком раскосые, нос крупный, а не кукольный, нижняя губа толще верхней… Но Ребекке она понравилась. Лавона не заметила, что ей любуются — распласталась на кровати и со стоном воззрилась в потолок. Она уже немного шевелилась, двигала руками, и теперь не могла перестать почёсывать бритую голову. Ребекка с завистью наблюдала за этим жестом, таким простым и всё же недоступным ей. — Чёрт, мне так жаль, что ты не можешь говорить. Я же прямо чувствую, как ты хочешь поговорить, у тебя глаза такие… говорящие! Слушай, я должна спросить у Эдди. Он обязательно что-нибудь придумает! Знаешь, какой он умный! Потрясённая, Ребекка не ответила, но весь день думала об этом щедром порыве. Внимание врача и медсестёр давно стало казаться ей дежурным и неприятным, а в поведении Лавоны и её мужчин девушка наконец видела поддержку. Да, они ничем не могли помочь, но искренне интересовались её самочувствием и старались развлекать. Когда о ней кто-то заботился вот так, по-настоящему? Нэйтан, если верить медсёстрам, исправно платил за содержание Ребекки в больнице, но с таким же успехом мог бросить её издыхать на лестнице в родительском доме. Девушка была готова лежать здесь, пока не умрёт от какой-нибудь ерунды, о которой не сможет сказать. А теперь что же — она вновь обретёт способность говорить? Лавону увезли на физиотерапию, и Ребекка в её отсутствие горько расплакалась от благодарности. Она всегда помнила себя чёрствой и жестокой — слишком много внимания ей доставалось раньше. Но это обещание пробудило какую-то чувствительную струнку в сердце Ребекки, отчего она долго рыдала и хлюпала носом, не в силах утереть слёзы. Громкие стоны вырывались из её тощей груди, и в них девушка с отдохновением слышала живые, человеческие эмоции, а не безразличное мычание растения. Ночью Эдгар осмотрел её и задумчиво прикусил губу. Ребекка не сводила полных надежды глаз с его некрасивого лица, и мужчина наконец протянул: — В принципе, у меня была задумка машины, которая считывает сигналы мозга и переводит их в текст, просто не было повода её создать. Свой проект я почти закончил… У меня были чертежи на старом компьютере, я попробую их восстановить. — А ты успеешь? — внезапно подал голос Железное лицо. — У нас на счету каждый день. Ты не должен отвлекаться от главного проекта. Эдгар заколебался — даже в темноте было видно, как растерянно забегали его глаза. — Ты должен помочь Ребекке, — потребовала Лавона и ткнула его в плечо заживающей рукой. — Она мой друг, и она может быть нам полезной! Девушка в недоумении воззрилась на них, а Железное лицо уставился на неё с преувеличенным вниманием. — Лавона, я не понимаю, — Эдгар заставил подругу улечься обратно и взял за плечи, чтобы она не вздумала подскочить на кровати, распалённая кипящей на губах идеей. — Да, я помогу ей, это даже не обсуждается. Но зачем она нам? Мы не можем просто так забрать Ребекку отсюда, моя милая. Бекки, — обернулся он и произнёс извиняющимся тоном, — мы не знаем, может, у вас есть родные, которые ждут вас дома? Не успевшие высохнуть глаза девушки снова увлажнились. — У-у. Врач говорил, что Ребекка идёт на поправку. Но забирать её из больницы никто не собирался. Девушка была бы счастлива, если бы друзья Лавоны увели её подальше от здешних серых стен. Куда угодно, хоть в беспросветную ночь, откуда они приходили. — Если что, Ребекка, я смогу о тебе позаботиться, — словно угадав мысли девушки, сказал Железное лицо твёрдым голосом. Она вновь пожалела, что не может его обнять, но посмотрела на альбиноса со всей лаской, на которую был способен взгляд, медленно обретавший прежнюю выразительность. А Лавона тем временем тряхнула Эдгара за локоть: — Ты слепой? — зашипела она. — Это Ребекка Найтрод, девушка Нэйтана! Она была в Мордхаусе и может рассказать, как туда пройти! Ты же расскажешь? — обратилась она к блондинке далёким от дружеской теплоты резким тоном, и Ребекка почувствовала, как больничные стены тонут в сплошном мраке, а кровать уплывает из-под спины. — Откуда я мог знать? — яростный шёпот Эдгара донёсся до неё как сквозь вату. — Я сидел в тюрьме, когда они начали встречаться! Ребекка слышала, но смысл слов не проникал в оцепеневший от ужаса мозг. Будь у неё дар речи, она бы его лишилась. За время болезни девушка не допускала даже мысли, что её кто-то узнает — хотя раньше круглое личико с вздёрнутым носом и сердитыми льдинками голубых глаз светилось по каждому каналу. Модель, актриса, теннисистка — Ребекка с юности приковывала к себе взгляды и даже не потерялась в огромной тени Нэйтана. Теперь же, оказавшись узнанной, когда от той сияющей красоты осталась высушенная, изуродованная оболочка, Ребекка не испытала ничего, кроме бесконечного страха. Вот, значит, для чего люди, которых она в мыслях смела называть друзьями, заботились о ней. Чтобы использовать в каких-то своих, непонятных и от этого ещё более ужасающих целях. В глухой тишине глубокой ночи было слышно, как прошла по коридору медсестра. Только после этого Ребекка очнулась от собственного перепуганного хрипа. Она бы закричала, если бы могла — но необъяснимый ужас перед сидевшими рядом людьми до боли сдавил ей грудь. Девушка лишь тяжело дышала и озиралась, и в лицах тех, кого успела полюбить, уже не находила поддержки. — Извини, мы напугали тебя, — вполголоса произнёс Эдгар и виновато поглядел на неё из-под бровей. — Нам не стоило заговаривать об этом так рано, — перебила его Лавона, и в её хриплом голосе звучало искреннее раскаяние. — Постой, милая, — Эдгар отставил руку в сторону, словно собирался зажать брюнетке рот. — Уже поздно отступать. Железное лицо накрыл руку Ребекки тяжёлой ладонью в знак поддержки, и она первый раз за их знакомство пожалела, что не может вырваться. — Ты хочешь знать, что нам нужно от Dethklok, — вернулся Эдгар к странной речи. — Так вот… — он вздохнул и сложил пальцы домиком. Слова явно давались ему с трудом, но он был твёрд. — Если кратко, я собираю тех, кто хочет отомстить Dethklok за всю боль, которую они причинили нам, их когда-то преданным фанатам. В этой комнате, — обвёл он рукой остальных, — от них пострадали все. Думаю, ты не будешь это отрицать. Я читал, чем закончились твои отношения с Нэйтаном. И таких, как ты, много — по всей стране, по всему миру. Да, мы все подписываем отказ от претензий, когда приходим на их концерты, но это не значит, что осадок не остаётся. Я тоже ставил свою подпись в этом чёртовом отказе, когда приехал с братом на фан-день — и лишился самого дорогого мне существа. Мой друг и его брат пытались справиться с этой проклятой шайкой в одиночку, но… потерпели поражение, — на этих словах альбинос опустил голову, словно подтверждая. — Ребекка, ты знаешь, что Dethklok сажают в тюрьму каждого, кто смеет нелестно отозваться о них? Не знаешь… — протянул Эдгар, и девушка поняла, отчего его внешность с первой встречи показалась ей столь зловещей. — Они бросили в камеру даже бедное дитя, которое я счастлив называть своим братом — вот до чего доходит их хвалёная жестокость! К счастью, Железное лицо вызволил нас оттуда. Мне повезло: в его лице я приобрёл друга и нашёл самую прекрасную девушку. Но если я не буду действовать — если мы все продолжим делать вид, что согласны с их безнаказанностью — то потеряем всё. Ребекка всхлипнула. Она боялась Эдгара, но была готова подписаться под каждым его словом. За время выздоровления она многое успела обдумать — и поменять отношение к Нэйтану. Она не была счастлива в этих отношениях — что бы ни говорили в глупых ток-шоу. Слишком уж строптивым характером отличался Нэйтан, слишком был привязан к своей группе — Ребекка не могла загнать его под каблук, сколько бы ни старалась. И в роковом падении с лестницы она винила именно Нэйтана, который даже не пошевелился ей помочь. Он мог сколько угодно сидеть у её кровати — Ребекка, висевшая между жизнью и смертью, не смогла и не захотела бы его простить. Да, она не отказалась бы отомстить — лишь бы остаться с теми, кто действительно любил её. А Эдгар тем временем сжал кулаки и произнёс: — Пусть они напоследок почувствуют хоть одну десятую нашего горя, этого я хочу. И я, нет, мы — сделаем всё, чтобы ты могла нам в этом помочь. Ребекка ответила решительным «угу». Страх отпустил её, сменившись нестерпимым любопытством. Ночные тени отступали, и те, кого девушка недавно считала безумными врагами, снова заботливо наклонились к ней. Даже уродливый шрам на переносице Эдгара показался Ребекке почти незаметным. — Для этого я и создавал то оружие, о котором говорил тебе, — в голосе Эдгара снова появились заботливые мягкие нотки. — И, будет тебе известно, мы называем себя «Отомстители». 2 ноября 2022 г. — 6 февраля 2023 г.