Плакса

      Кофе был куплен. Игорю пришлось приложить немало умственных усилий, чтобы разобраться в странных названиях. Самое страшное, что эти «раф» и «латте» что-то означали! И как Грому тут не проколоться? Он пьет обычный черный кофе без молока (тут это зовется эспрессо вроде), а что пьет Петя? Явно не то, что Гром. Как итог Игорь плелся в участок с непонятым рафом, молясь всем Богам, чтобы Петя не одарил его хмурым взглядом и чем-то вроде «дядь, я эти ваши кофейные коктейли не пью». Игорь тогда точно со стыда умрет. Он вообще со стыда умирает каждый раз, когда с Петей говорит. Я не хочу выглядеть глупым, — стенает он про себя, и знает, что именно так и выглядит.       Петя нашелся на их этаже громко что-то орущий и машущий папкой перед белым лицом полицейского. Гром замер. Ну ладно, шугающийся Петя — какая-никакая, но норма. Смеющийся Петя — норма. Петя, который неловко взгляд отводит — тоже. Но Петя, орущий так, что его крики стоят у Грома в глотке вибрацией!.. Гром так и замер с раскрытым ртом. Да уж, точно не в куклы он там играл…       — И чтоб вместо этой туалетной бумаги через полчаса у меня на столе лежал нормальный отчет!       Папка полетела на пол, листы посыпались, Хазин, бешеный и громко топающий ногами и хлопающий дверьми, скрылся. Игорь постоял, послушал шепотки смешивающие в себе что-то вроде «ебнутый» и «истеричка», и пошел вслед за Хазиным. Грустно посмотрел на кофе, который, понадеялся, ему в лицо не плеснут, и зашел к Пете.       — Вас, блять, стучать не учили? А, это ты…       Хазин тяжело выдохнул и потер ладонью лицо. Гром так и замер — глупый со своим этим глупым кофе.       — Эээ… Петь, я тебе кофе принес…       — Какой еще кофе?       — Раф…       Петя посмотрел на него и медленно моргнул. Тряхнул головой, будто решил, что ему послышалось, потом посмотрел на стаканчик в его руке и уточнил сипло:       — Мне?       — Ну да… Так вроде люди иногда делают. Не знаю, просто решил купить тебе кофе. Ты не пьешь раф?       — Пью… спасибо.       Петя, хлопая глазами, неловко принял кофе и повертел зеленый стаканчик, придирчиво его оглядывая. Поставил его на стол, поднял взгляд на Грома и спросил:       — Это ты так мое доверие завоевываешь?       — Нет конечно, — насупился Игорь. — Кто доверие завоевывает стаканом кофе?       Петя снова посмотрел ничего не понимающим взглядом на кофе. На Игоря. Поморгал. И сказал:       — Ладно… спасибо.       — Ага. Ты всегда так орешь?       — Нет, — фыркнул Петя. — Я не виноват, что у вас тут одни клоуны. Да ладно клоуны, я бы это перенес, но то, что они ещё и идиоты!       — Твоя правда. Воспитывать их не получится.       — Это мы еще посмотрим, — сказал Петя, многообещающе посмотрев на Игоря. — Мне кажется, вы их строить и не пытались.       — Ну, Петь… так ведь дело тоже не пойдет. Ты тогда это… в коллектив не вольешься. Не сдружишься.       — А ты тут смотрю со всеми аж сдружился? Гром, я сюда не дружить приехал, а работу работать, и работать в таком свинарнике, где документы заполняют жопой — я не намерен. Я знаю, что у нас тут большинство терпил, которые грустно садятся и начинают ныть, как им все не нравится, но ничего с этим делать они не будут. Я не из этих.       Игорь посмотрел на него с одобрением и пониманием. Игорю тоже многое тут не нравилось, не нравилось, что многим было наплевать на работу, что делали все абы-как, лишь бы слинять побыстрее, но никогда не пытался никого строить — знал, что бессмысленно. А еще знал, что он не умел так живописно, долго и громко орать, как это делал Петя. Может у него что и получится, порядок какой наведет… Прокопенко рад будет, что кто-то в самом деле толковый появился.       Петя ленивым, при этом каким-то изящным жестом наконец взял позабытый стакан кофе со стола и сделал глоток. Игорь смотрел на него, как зачарованый, и сам не понял, как спросил:       — Петь, что ты вечером делаешь?       Хазин вскинул бровь, внимательно посмотрев на Игоря, будто думая, стоит ли ему отвечать. Но все-таки ответил:       — В девять у меня рейд.       — Рейд? — изумился Игорь.       — А что? Не знал, как в наркоконтроле работают?       — Знал, но просто… Так скоро. Ты же новый тут… — пробурчал Гром, про себя удивляясь тому, что Петю, после ада, который он пережил, в принципе куда-то посылают, а тот так спокойно туда идет! Игорь одернул себя. Стоп, хватит. Хазин не хрустальная ваза, он хоть и бывший, но майор ГУНКа, и не падает в обморок от вида крови. А вот от вида всяких мужланов — очень даже… Ладно, потом об этом подумает.       — Игорек, я не первый день работаю. Ты че, думаешь, раз я омега, то должен сидеть и бумажки колупать?       — Да я вообще не про это, — насупился Гром. — Я вообще о твоем поле не думаю.       — Так уж не думаешь? — усмехнулся Петя, облизнув губы от кофе. Выглядел так, будто издевался.       — Не думаю, — уверенно повторил Игорь. Он и вправду не думал. Игорь не отрицал, что Петя ему очень понравился, но дело было не в том, что он омега и пах, как сладкие булочки (смешно, наверное, что Петя, имея такой характер, обладал настолько мягким запахом). Дело было совсем в другом. В том, что Петя был Петей, и никаких уточнений для Игоря не требовалось. — Ладно, я пойду.       — А ты чего спрашивал про дела?       — Да так…       — Что, провести снова хотел? — криво улыбнулся Петя, оперевшись бедром о стол.       — Нет, — нахмурился Гром. Потом сказал: — Да. Не знаю.       Петя удивленно на него посмотрел, а потом сказал:       — Мило, но после рейда допросы, протоколы, ну, ты понимаешь. Я к двенадцати хорошо если освобожусь.       Гром что-то неясно промычал и кивнул, отчего-то ощущая себя так, будто его отшили. Петя растерянно посмотрел на свой кофе, думая, что именно это он и сделал. Отшил. Правильно, вроде. Что ему с Громом-то делать? Петя его может только в щёчку чмокнуть да дать себя за коленку подержать.       Гром сказал:       — Ладно.       И вышел. Петя остался стоять, смотря на кофе и глупо моргая. Ну вот, наверное, все. Игорь получил от ворот поворот. И все. Пете же тут не нужны ни друзья, ни, Боже упаси, любовники. Петя, конечно, никому не скажет, что ещё минуту тоскливо смотрел на закрытую дверь и пытался понять, почему же его так ранило, что Игорь так просто ушёл. А что он ещё должен был делать? Стать в позу Супермена и заявить: «ниче, Петь, я гордо буду ждать тебя до полуночи, чтобы провести тебя до хаты, мне ж заняться больше нечем»? Никому Петя об этом не скажет, и о том, какой Гром красивый, какой взгляд у него глубокий тоже не скажет. Что Петя под его взглядом себя раздетым ощущает, что не то прикрыться хочется, не то полностью себя показать, какой есть.       А ещё Петя никому не скажет, что на радостях чуть кофе не выронил, когда Гром снова раскрыл с грохотом дверь и неловко спросил:       — Петь, а на обеде ты че делаешь?       Петя собрал все свои силы и спрятал идиотскую улыбку за тем, что усердно глотал кофе. Облизнув губы, он сказал:       — На обеде я ем. А что?       — Да ниче… Это… Может вместе пообедаем?..       Нужно ли кому-то знать, что Петя едва себя сдержал, чтобы не закивать, как возбужденный щенок? Совсем нет. Это его маленький секрет.       — Давай, — хмыкнул Петя.       — Я тогда это… Зайду за тобой… Ага?       — Ага.       Гром, серьёзно на него посмотрев, будто только что принял важное стратегическое решение, кивнул ему и, с крайней озабоченный и крайне уверенным видом, захлопнул дверь. Петя вздрогнул. Грому что, обязательно всем хлопать и топать? Да уж, вот тебе и говорящая фамилия.       Петя постоял немного, а потом широко улыбнулся и потёр красные щеки руками, отставив кофе. Хотел бы себя одернуть, мол, че радуешься? Обед это просто обед, он ничего не значит, и вообще, тебя не тринадцать, чтобы пищать от того, что красивый мальчик на тебя посмотрел.       Но кого обманывал Петя? Игорь — не просто красивый мальчик.       Ну, как минимум он очень красивый мальчик.       А как максимум у него взгляд этот дурацкий, глубокий, от которого у Пети живот поджимается и сердце екает, щеки тут же гореть начинают, а Петя пялиться начинает на все подряд, лишь бы на Игоря в ответ не смотреть, а сам не знает, куда себя деть. Петя все-таки не дурак (во всяком случае, не совсем) и сейчас он крайне чётко осознал — ощутил — что рядом с Игорем Петя почему-то ощущал себя новым, вдохновленным и слишком перевозбужденным. На Грома хотелось смотреть снизу вверх большими глазками, хихикать с каждой глупой шутки и улыбаться.       Петя схватил стакан и допил кофе. Глупости. Это все абсолютные глупости. От этого надо срочно избавляться! Ну что ему делать, если Гром… если Гром ему в самом деле понравится? Если ещё не понравился. Что тогда делать? Пете придётся признаться, рассказать о своём прошлом… Да хер с ним, с рассказать, до этого не дойдёт ещё может. Игорь, вероятно, на фразе «у нас не будет секса, понимаешь?» помашет ему ручкой и пойдёт завоёвывать менее геморройных героев своего романа. А секса быть у них не могло. Пете он едва не в кошмарах снился. Даже несмотря на то, что как хорош был Игорь, какой восторг он вызывал в Пете, мысль о том, что Игорь мог коснуться его так в ужас вводила, и Петя так и замирал, как по струнке, чувствуя болезненный спазм меж бедер.       Обед Петя взял в свои руки, боясь, что Гром попытается накормить его столовскими шедеврами кулинарии, так что, не дав Игорю и слова сказать, сразу потащил его в кафе недалеко от участка. Хотелось, конечно, просто доставкой заказать, но он не знал, что тот предпочитает. Игорь на кафе смотрел недоверчиво, хмуро, все оглядывая так, будто здесь ему обязательно кто-то попытается плюнуть если не в лицо, то в еду так точно. Петя дернул его за край куртки, привлекая его внимания, и… ну, Гром сделал эту странную штуку, которую Петя бы наблюдать не хотел. Когда Игорь посмотрел на него — его взгляд смягчился, морщинки разгладились, уголки губ слабо дрогнули. Петя аж растерялся. Не хотел он этого видеть — чужую нежность к нему обращенную. Не хотел смотреть ей в глаза, боялся почувствовать все то же самое. Однако он снова нервно потёр место у груди. Оно снова ныло.       — Ну, чего встал? Садись давай, — и дернул его за столик. Гром послушно сел и снова недовольно все оглядел.       — Не нравится место? — уточнил Петя, подталкивая ему меню. Цены тут вроде были крайне терпимые, а Гром, со званием майора, вряд ли был стеснен материально, однако на меню он тоже смотрел недовольно.       — Не знаю. Я не привык на работе по кафехам шляться, — фыркнул Игорь.       Петя изумленно на него посмотрел. Нет, если честно, Игорь не умел располагать к себе. В смысле, у него это получалось как-то само собой, очень естественно и просто, в то время как все эти хмурые взгляды и недовольный бубнеж пенсионера явно не располагали к ответной симпатии, но, Боги, Петя же пялился на него, как на свой долгожданный подарок, едва не облизываясь. Кого Петя обманывал? Ему Гром понравился вот таким вот, без красивой обертки и блесток. И это, по правде говоря, было ещё хуже.       Петя тяжело выдохнул.       — А я не привык на обеде пить кофе в прикуску с протеиновым баточником, а потом, с горящей жопой, бежать кого-то спасать.              Игорь что-то пробубнил, а потом поднял на Петю восторженный взгляд.       — Что?       — Откуда ты знаешь, чем я обедаю?       — Да так… заметил просто… — рассеяно дернул плечом Петя.       Игорь почему-то показался крайне довольным и с куда более хорошим настроением принялся разглядывать меню. Петя искренне нихера не понял. Чему Игорь так обрадовался? Конечно сложно было догадаться, что Игорь радовался, что Петя вообще его замечал, видел, знал о его существовании! Для Игоря, вообще-то, это было очень много! Глупый Петя ничего не понимал.       С горем пополам они что-то заказали, Игорь, кажется, ткнул едва не наугад, будто не понимал половину названий. Игорь нервно потер руки и спросил:       — Как тебе пока у нас?       — Нормально, — пожал Петя плечами. — Я, правда, не понял, как ко мне отряд относится… Ну, знаешь, я же омега. Омега должен родить борщ и варить детей…       Уголки губ у Игоря дернулись. А у Пети вслед за ними — сердце. Ему казалось, что хмурый Игорь улыбается редко, а если улыбается, то давит из себя кривые усмешки, а теперь вот, сидел перед Петей, слушал внимательно, улыбался с любой глупости. Игорь казался ему влюбленным. Пете не то хотелось с криком убежать от него, не то сесть к нему на колени.       — И с вашими непонятно. Не то хотят отправить домой детей варить, не то подкатить хотят… Ну, некоторые уже пытаются, конечно, но это так тупо и неловко, что я пытаюсь не замечать.       Игорь тут же помрачнел. Нахмурился, губы поджал, напрягся. Игорь прям-таки со страниц романов сошел, где чуткие альфы на все реагируют сразу с кучей эмоций, и относятся как-то романтично ревностно и собственнически. При чем умудряясь балансировать на какой-то периферии с нормальностью, а не болезненностью. Игорь казался именно таким. Будто бы он и мог ревновать, мог смотреть жадно и гаркать на всех подряд, но не стал бы этим мешать Пете, давить на него. Петя рассеяно моргнул. Так. Стоп. Хватит. Нечего тут замки воздушные строить, это еще трижды раз не оправдается, а Игорь из книжного милого героя превратится в обычного абьюзера. Так что проще просто не подпускать.       Ага.       Как же.       Не подпустишь его, когда Игорь чуть подался вперёд и спросил:       — Палку не перегибают?       — Да нет… — рассеянно сказал Петя. — Я ж не тонкая нежная девственница. Майор, вроде, я когда на них ору — все голову в плечи вжимают. Будут они тут меня за жопу хватать из-за углов, — хмыкнул Петя. — А что, морду собрался им уже бить?       Игорь нахмурился и кинул на него взгляд исподлобья. Забавный такой. Как мальчуган хулиганистый из соседнего двора, который вместо ухаживаний бьет морду всем, кто тебе не нравится. Петя на двадцать шестом году жизни узнал, что это — его любимый тип.       — Морду бить бы не стал, коллеги все-таки. Но поговорить мог бы.       — Поговорить я и сам могу, — фыркнул Петя.       — Будто ты не знаешь, как некоторые экземпляры не слушают омег, и слушают альф.       Петя недовольно сморщился.       — Да это вообще пиздец. Я как-то ремонт в хате делал, работники каждый раз пытались вынюхать следы мужа, чтобы он им сказал, что куда класть. Последний раз мне вообще доставило. Ко мне батя тогда заехал, ну… неприятное дело одно было, — сморщился Петя, скрывая под неприятным делом его аварию, когда он был вмазан вдрызг, и отец с него не слезал, пока тот сам к Борису Павловичу за помощью не пополз. — Ну так вот, рабочий спрашивал, куда плитку нести. Я ему говорю — в конец гостиной. Он не слушает. Я повторяю. Он смотрит на моего батю, батя повторяет все то же самое и, вуа-ля, он услышал!       — Мне кажется, они очень тупые, — абсолютно искренне сказал Игорь будто бы он сам был крайне далеко от этого. Может, и вправду был. Пете это все равно льстило. Он не слишком часто встречался с альфами, у которых мозг так явно покрыт патриархальной пылью, но куда чаще с теми, кто начинал красиво с «конечно омеги то же самое, что и альфы», а потом говорили чудесное «но» и после этого «но» все летело в пизду. У Игоря никакого «но» не случилось. Может это от того, что ему принесли еду и тот хмуро уставился на нее с таким лицом, будто она заставила его задуматься о чем-то крайне серьезным. Петя хмыкнул. Улыбнулся. Убрал улыбку. Игорь посмотрел на него — все еще по-забавному хмурый — Петя снова улыбнулся.       Вот блять.       Петя думал, что диалог будет вести он, потому что Игорь производил впечатление закрытого интроверта, который полагается на дело, а не слово во всех отношениях, но то ли тепло кафе его расслабило, то ли то, как Петя на него смотрел (о, Петя просто не знал, как он на него смотрел), но Игорь много говорил, шутил, усмехался так невозможно-нагло, что у Пети глаза темнели.       Пете не хотелось доедать, не хотелось, чтобы обед заканчивался, не хотелось, чтобы Игорь вставал и…       …Петя глупо уставился на пальто, которое Игорь ему галантно подал — точнее в лицо ткнул, но все-таки. Рассеянно принял его и глупо кивнул. Вообще-то, если бы Игорь его так с толку не сбил, он бы кинул раздраженное: «дядь, я тебе не сладкая принцесса, чтобы пытаться за мной ухаживать, понял?». Но Петя же не мог себе врать. Ему хотелось, чтобы Игорь за ним ухаживал. Вот именно так — неловко, глупо.       Игорь еще три дня неловко и глупо звал его на обед, а Петя неловко и глупо соглашался. Оба они вели себя как два школьника, которые впервые топтались рядом с понравившимся мальчиком. Но, в конце концов, у Игоря опыт в охмурении где-то минус пять, а Петя зарекся искать себе альфу, боялся подпускать кого-то, боялся захотеть во всех смыслах, и вот… теперь, неловкий и глупый, мог только сидеть с Громом на обеде и пялиться в его глаза, про себя едва не моля, чтобы Игорю все это надоело, чтобы он бросил и Петю, и эту затею.       Но Грому не надоело.       Ему, казалось, очень даже нравились их неловкие посиделки, где обоих тянуло к другу другу так явно, и то, как явно они от этого отворачивались. По своим мотивам.       Игорь упорно не видел в Пете ответной симпатии — по тому, как он смотрел на него, по плотно сжатым губам, когда Игорь случайно его касался, по тому, как он вздрагивал, если Игорь близко подходил. Все тело Пети кричало о том, что ему не нравится быть рядом с Громом. Что ж, телу Пети в самом деле не нравилось, но сам Петя… В любом случае, Игорь никогда не замечал молящего взгляда.       А Петя просто был Петей. Отрицал ноющее сердце, мягкие колени, глупые улыбки, румянец на щеках. Говорил себе: «нет секса — нет отношений». Повторял: «Игорю будет противно, если он узнает».       И все-таки он все еще смотрел на Игоря так, будто просил его сделать хоть что-нибудь.       Но когда Игорь случайно касался его, на пробу, как дикого котенка, Петя только вздрагивал и убирал руки под стол.              Игорь кривил губы в вымученной улыбке, скрывая за ней страх, что Пете он противен.              Сказать, что Игорю было сложно — нихера не сказать. Он хотел на стену лезть, выйти в лес поорать, побиться головой о стол. Все в Пете орало отстать от него, не трогать, «ты не в моем вкусе», но Игорь не мог отпустить. Не потому что просто не хотел, а потому что… Потому что что-то, нахрен, не так. От Пети такое ассорти запахов было за час, что у Грома голова болела. То он пах пряно — ожиданием, восторгом, легким возбуждением, то запах затихал — запах страха, неуверенности, то пах почти невозможно, до головокружения, тягуче-сладко — от желания.       Петя будто и испытывал отвращение к Игорю, и хотел его одновременно.       И что Игорю нужно было думать?       Возможно, надо не думать, а делать. Делать, блять, что? Стоило к Пете подвинуться, тот шарахался, как ошпаренный.              Игорь задумчиво пялился в экран компьютера. Шестеренки у него в голове скрипели как надо, но не над делом, а над Петей. Если бы Петя не хотел проводить с ним время — он бы не перся с ним на обед, не сидел бы на перекурах за стаканом кофе, не улыбался бы ему… вот так. Ну, как только омеги и могут улыбаться — этот взгляд снизу вверх, лисий, улыбка лукавая, глаза блестящие. Но шарахался… Запах не врал — Петя боялся его. И хотел быть рядом. Однако, дело было не в Игоре, значит…       Игорь потер глаза.       Думай, думай, думай…       Над чем ему, блять, думать?       Петя как сломанный кубик Рубика, крути-перекрути, в итоге только на хуй пойдешь. Вот если разобрать его и заново собрать…       Игорь посмотрел на время. Время нести Пете кофе и узнать, что он делает после работы. Игорь все думал его на свидание позвать, но каждый раз язык в глотке застревал. Что он с ним на свидании делать-то будет, если Петя его шарахался? Да и явно пока что Петя ни на какое свидание с ним не пойдет.       Игорь выдохнул и встал. Сходил Пете за кофе — мокко какой-то, как оказалось, его любимый, и понес Пете. Тот с кем-то живописно срался по телефону — Петя вообще сраться любил, но не из любви к работе, а из желания посраться. Такой вот Петя. Странный.       Петя поднял взгляд, заметив его и кивнул, мол, сейчас. И продолжил сраться, рукой махая. Игорь в него всмотрелся. Петя — чистый парадокс. Тощий, вечно кутается в свое пальто, на улице ему холодно, так что там он постоянно стоит в позе вопросительного знака — от холода сжимается. Такой активный, что аж дерганый, взгляд резкий, голос звонкий. В нем же от томного омеги — с хер. А на него пол отдела облизываются. Удивительно просто. Игорь хоть и сам стал жертвой неясного Петиного обаяния, в упор не понимал, в чем дело.       — Спасибо, дядь, — Петя облизал губы и сам забрал у него кофе, глотая. — В горле пересохло — жуть. Не наорешься тут на вас.       — Ага, — глупо отозвался Игорь, не уточняя, что орать вовсе не обязательно, но кто он такой, чтобы осуждать Петино хобби? Пускай себе орет. — Петь, ты сегодня во сколько заканчиваешь?       — Не знаю, где-то к десяти. А что?       Игорь поджал губы. Нет, никуда с ним Петя, наверное, не пойдет, поэтому он только глупо сказал:       — Да так… Прогуляемся, может?       — Любишь же ты людей провожать, а? Ну ладно, если дождешься, то может и сообразим, что на двоих.       Игорь внезапно весь ожил и быстро кивнул.       — Дождусь.       Петя глупо, совершенно неловко улыбался, и с этой улыбкой он был таким очаровательным, таким… Петей, что что-то в груди у Игоря снова защемило.       Но Хазин тут же пришел в себя, убрал с лица улыбку и только нервным движением поправил челку, сказав:       — Ну жди.       — Ну и подожду.              И, по-забавному насупившись, вышел. Петя, растерянный, остался сидеть. Глупо улыбнулся. Посмотрел на кофе, улыбнулся еще глупее, а потом вздрогнул, втянул воздух, витавший в комнате — бумага да запах Грома, орехи, какие-то, что ли, и прошептал себе под нос:       — Вот пиздец…       Да. Пиздец.       Игорь бы с ним согласился, если бы слышал, а не шел по коридору с идиотской улыбкой. Дождется.       Петя потер покрасневшее лицо ладонью. Ну что ему с этим Игорем сделать? Наверное, надо бы прямо сказать: нам не по пути, дядь. Могу дружить и ржать с твоих шуточек, даже бухать в баре можем, но коленку я тебе потрогать не дам.       Да, наверное, так и надо сказать… Петя же не дурак. Он видел все эти голодные взгляды Игоря, видел напряженную челюсть, то, как шумно Игорь рядом с ним втягивал воздух — принюхивался почти нагло, смущая Петю. А Петя же подыгрывал. Улыбался ему, специально касался — то плеча, то руки. Волосы свои постоянно ерошил, шею мог игриво погладить, словить тут же взгляд Игоря на траектории своих пальцев, скользящих от острого уголка челюсти ниже. Как Игорь сглатывает напряженно, будто только и мечтал в его шею вцепиться.       Петя судорожно выдохнул.              Меж бедер пришел приятный импульс, тут же заменившийся болью. Петя зашипел и тихо выругался, опуская взгляд в бумаги. Ему сегодня еще нариков паковать. Не все ж томно об Игоре мечтать…       Игорь нервно ждал вечера. Петя его скоро доведет, Гром впервые с кем-то ощущал себя настолько неуверенно, впервые был таким сомневающимся. Просить не бояться — глупо. Петя боялся. Может, из-за прошлого. Может, потому что Петю просто что-то не устраивало в Игоре.       Нокиа тихо прокряхтела мелодией по умолчанию. Звонила Юля.       — Так, не отвертишься! Звонила Димке, сказал, ты сегодня без ночной, так что я ему приказала тебя запаковать и доставить в мою квартиру. Будем пить вино и обсуждать моих бывших! А то со своим Петей совсем ты про меня забыл!       Игорь выругался. Вечно Юле надо было Петю упоминать, а потом с довольный ухмылкой смотреть за тем, как Игорь тушевался, краснел, бубнил что-то себе под нос.       — Я приду, — пообещал он. — Но позже. У меня дела.       — А-а-а, — понятливо протянула Юля. — Дело зовут «Петей» и это дело окончательно тебя очаровало?       — Юль, — зашипел в динамик Гром. — Ты так много его упоминаешь, что мне начинает казаться, что ты сама в него втрескалась.       Юля фыркнула.       — Тут надо подумать. Я люблю омег, но не когда они брыкаются, а когда… знаешь, такие все нежные под тобой, мурчат, целоваться лезут, в спинке так красиво изгибаются… Или твой Петя именно такой? Расскажешь, а?       Игорь застыл взглядом на клавиатуре, чувствуя, как горели щеки и защекотало в паху. Только от фантазии, что Петя — его Петя — мог бы быть таким беззащитным под ним, что его можно было приласкать, услышать тихий стон, увидеть его во всей его откровенности… Ох, блять.       Блять-блять-блять.       — Ну ладно, а на деле я такое про Петьку узнала, закачаешься. Он точно под тобой мурлыкать не будет…       — Мне не интересно.       Повисла пауза.       — А? Чего? Не расслышала? Это что, звук Громовских принципов? Звук влюбленного Грома? Что именно? Повторите!       — Да я серьезно, хватит. И так некрасиво поступил, за спиной столько узнав…       — Ну не знаю, — протянула Юля. — Тут-то такой фактик интересный…       — Это бы меня расстроило? — спросил Игорь так просто, чудесно зная, что Юля почему-то всегда понимала, что для Игоря в самом деле имеет значение. Вон, про Петю сразу поняла, Игорь даже моргнуть не успел!       Юля немного подумала.       — Ты бы не удивился. Немного разозлился. Побесился бы минут пять, а потом выдохнул и заявил бы мне, что Петя исправился. Как-то так.       — Хм… исчерпывающие описание. Что ж, а тебя это вывело?       — Гром, я столько грязи читаю, что уже ни на что не реагирую. Эх, ладно, ты подумай. Ты же знаешь, я за вино тебе душу раскрою!       — Юль, свежие сплетни — это не душа.       — Эй! Чем богата, тому и рада!       И довольно рассмеялась. Игорь улыбнулся.       — Ладно, тогда будем тебя ждать и попытаемся не выпить все вино. Жду тебя, Дон Жуан!       Игорь тяжело выдохнул и покачал головой.       Все остальное время Игорь провел где-то между волнением перед встречей с Петей и фантазией о том, прятал ли бы в моменты близости Петя свои иголки или и там бы вел до последнего.       Игорь дождался положенного времени. Освободился к десяти и уселся за пустой стол, смотря на двери, нервно стуча пальцами. Он догадывался, что вел себя так, будто поведением орал: «привет, я Игорь Гром и втрескался в тебя по уши. Пососемся?», и что Петя, наверное, все понял, и что ему наверняка смешно с Игоря. Может поэтому и дергался он его касаний. Петя богатенький сынок, и в бывших у него наверное одни крутые мальчики на роллс-ройсах всяких. А Игорю-то что теперь делать? Не попытаться что ли? Петя же шедевр, просто искусство, а Игорь, как оказалось, большой ценитель искусства. Он тяжело выдохнул, посмотрел на свою обувь со сбитыми носами и спрятал их под стол. Качнул головой. На что он надеется вообще? Его так выбесило то, насколько жалким он казался сам себе, что резко встал, думая: пойду-ка я домой, не буду страдать хуйней. Но двери распахнулись. Вошла черная толпа. Застучали ботинки, шлемы, послышался смех. Петя вошел так легко, будто от экипировки ему совсем не тяжело, шлем держал подмышкой и улыбался так, что вся комната светлела. Игорь, внезапно ослабевший, сел обратно. Петя посмотрел на него, кивнул, будто показывая, что увидел его, и пошел дальше.       Гром потер щетину и тяжело выдохнул. Надо только о Пете думать, а не о его ухажерах. Наверное, хорошо одетых, с прической уложенной, с часами такими же дорогими, как у Пети. Игорь осмотрел свои часы, куртку, свитер и джинсы, и впервые почувствовал себя как-то неловко, не в тему как-то, особенно на фоне Пети. Игорь тряхнул головой и нахмурился. Что это он о глупостях таких вообще думает? Если Пете что-то в нем не нравится, или, если не нравится он в целом, то пусть прямо и скажет, а Гром таким заниматься не будет.              — Что у тебя с лицом, дядь?       Гром вскинул голову и посмотрел на Петю, который стоял, сложив руки на груди, в своем этом чёрном бадлоне и бежевом пальто. Такой весь красивый, как с картины сошел. Игорь едва успел рот закрыть, чтобы штаны слюнями не закапать.       — Да так, задумался. Как рейд? — Игорь резко встал, смотря на Петю сверху вниз. Маленький такой… Спина эта его узкая, ладошки небольшие и ноги длиннющие. Такой весь идеальный, что Игорь рядом с ним себя таким глупым ощущает, будто бы беспомощным от того, что даже в руки себя взять не может.       — Двое барыг, пять клиентов, два из которых — посредники. Нормально в общем, — Петя махнул рукой. — Из наркоконтроля у вас на удивление неплохие ребята. Я ожидал худшего. На меня знаешь, как весь отдел фыркал, когда я только пришел? — начал Петя, сам развернувшись и идя к выходу. Игорь поспешил за ним. — Год мне в уши лили, что я омега, значит им мешаю, значит должен сидеть бумажки заполнять, а не мешать серьезным дядям делать их серьезные дела. Год! На вопрос, где я им мешаю, только мычание, но это я просто молодым был еще, думал, что с ними говорить по-нормальному можно. Рвался еще впереди всех на всех внедрениях, рейдах, задержаниях, лишь бы показать, какой я весь такой молодец. Блять, как вспомню… Экипировка двадцать кило и я столько же, — и рассмеялся внезапно, заливисто так, что Игорь заслушался.       — А потом?       — А потом я их на хуй просто стал слать, заебали уже. И — надо же — помогло. Так я и узнал, что чтобы тебя уважали нужно не работу хорошо работать, а громко и красиво орать благим матом на весь отдел. Все по струнке тут же начали ходить.       Игорь улыбнулся ему.       — Так вот откуда у тебя такие методы.       — Главное, что рабочие, — усмехнулся Петя. — Знаешь, надо орать так, чтобы они вообще забыли о твоем поле, иначе не работает. Двадцать первый век, блять, а во мне видят хрупкую снежинку только от того, что у меня в паспорте пол какой-то не такой написан! Так смешно, блять. Стоишь, сверху вниз на это недоразумение смотришь, а оно орет че-то про слабый пол…       Игорь улыбнулся. Да, Петя был высокий, и все равно его на голову ниже. А еще, как оказалось, в хорошем настроении крайне болтливый. Это Игорю особенно нравилось. Нравилось его слушать, смотреть на него, любоваться.       — Не знаю, наверное, это комплексы какие-то из-за роста у них… — протянул Петя. — Что ты так улыбаешься вообще?       — Не знаю. Ты просто интересно рассказываешь. Я же о тебе ничего не знаю почти.       — О, еще узнаешь. Не ручаюсь, правда, что ты будешь рад этому близкому знакомству.       — Буду, — заверил его Игорь.              Петя бросил в его сторону быстрый взгляд и тут же смущенно отвел. Игорь заметил, как щеки у него порозовели. Игорь улыбнулся еще шире. Даже если Петя в итоге его брезгливо оттолкнет, Игорю неважно. Он будет просто любоваться — ему хватит. Никогда настолько красивых и гармоничных людей не встречал.              — Ох, ну ладно, все равно не отцепишься.       — А хочешь, чтобы отцепился?       — Гром, тебе как-то больше идет молчать.       Игорь довольно улыбнулся. Может не такой он уже и смешной рядом с Петей? Может, и Петю самого не смущают сбитые носки у Игоревой обуви, и куртка эта, жизнью побитая, и даже кепка его из девяностых? Может быть, Петю все устраивает.       — Петь, а чего ты переехал из Москвы?       — С отцом не заладилось, — снова соврал Петя. Игорь едва не по лицу читал, когда тот врал, но обвинять в этом его не мог. Петя не обязан ему с порога открыть всего себя на распашку, на, мол, проходи. — Неважно, в общем, долгая история. А ты за всеми новенькими так носишься? Или тебя Прокопенко поставил за мной ходить?       — Нет. Я просто… Ну… Провожаю… Мало ли.       — Ага, ко мне же явно кто-то пристает. Ты сам-то хоть в это веришь, а?       — Недавно еще верил. Сейчас — нет.       — Ну вот. Если у тебя какой-то гипер опекающий синдром, то ты не того нашел. Я не дама в беде.       — Да знаю я, Петь, что ты оправдываешься?       — Я не оправдываюсь! — крякнул Петя. — Просто пытаюсь понять, с чего тебе так стало нужно меня провожать.       — Будто сам не понимаешь, — буркнул Игорь себе под нос.       — Мне начинает казаться, что ты сам-то и не понимаешь, — закатил глаза Петя. — Пойдем через подземку, короче будет.       Игорь хотел сказать, что он, может, короче и не хочет, но решил не возражать. Ему начало казаться, что Пете просто холодно в своем этом пальто нараспашку — шел быстро, пальцами в полы пальто вцепился, кутался. Пальцы белые, нос по-забавному красный. Петю хотелось обнять, к себе прижать, собой согреть, но Игорь знал: брыкаться будет. Игорь тяжело выдохнул. Тут главное помнить, что если Петя захочет роман, то заведет его явно не в участке, а с кем-нибудь поприличнее.       — Ну и дубак у вас тут в этом Питере, — проклацал едва не одними зубами Петя. — Ты что, в своей этой кожанке не мерзнешь?       — Под ней свитер.       — Это не свитер, дядь, это пуловер, и он наверняка тонкий. Дай-ка сюда, — он резко схватил Игоря за руку, тот аж подскочил от неожиданности. — Да ты ж печка! — искренне возмутился Петя, отпустив его руку. Игорь смущенно уставился на свою руку.       — Или ты мерзляк, — хмыкнул Игорь.       — Ага, в Москве что-то не мерз! — брякнул он недовольно, снова кутаясь в пальто, и от этого делался еще меньше, еще тоньше. Игорь сглотнул. Петя в нем вызывал почти животное желание что-то срочно с этим Петей сделать. Сжать его в своих руках, прижать… защитить. Но от чего? От призраков прошлого? Тут Игорь был бессилен. Но Петя рядом с ним больше не вздрагивал (по крайней мере, если его не трогать), так что, может, не все так уж и плохо. — А у вас тут ветер северный!       — Ну так может надо что-то потеплее пальто надевать?       — У меня нет ничего теплее! — крякнул Петя, махнув руками, и Игорь рассмеялся.       Они спустились вниз, идя по полупустому проходу, впереди замаячила бабушка в платке и с корзиной. Завидев их, тут же сказала:       — Молодые люди, цветы, берите, дешево…       Петя прошел мимо, даже взгляд не задержав, а Игорь остановился, глядя на последние скромные букеты. Подумал с грустью, какими жалкими эти цветы покажутся Пете, но Гром решил, что сделает как минимум одно доброе дело. Хазин резко повернулся и бросил:       — Че замер?       Бабушка ворковала:       — Берите, берите, свежие…       — Они свежими были хорошо, если вчера вечером, — фыркнул Петя, запахнув пальто и хмуро поглядев на Игоря.       Игорь в ответ недовольно посмотрел на него, а после сказал:       — Давайте лилии.       Бабушка тут же ожила, довольная улыбнулась и протянула Игорю скромный букет из красных и белых лилий. Контрастом они почему-то напомнили Грому Петю. Игорь расплатился и взял неловко цветы. Да, маленький и скромный, но все-таки свежий — зря на них Петя быковал. Петя закатил глаза от этой сентиментальности, и Гром пошел к нему, сказав:       — Давай, вперед, чего встал? Отморозишь себе что.       Петя цокнул и, ускорив шаг, спросил:       — Ну и что ты с этим веником делать будешь? Дал бы просто денег.       Игорь посмотрел на лилии, нахмурившись. Ну да, как он ожидал — для Пети во многих аспектах он жалкий. Не такой, во всяком случае, к кому он привык. Ну да, Пете, наверное, букеты за тысяч двадцать дарят, а не скромные лилии за двести рублей. Игорю совсем неловко сделалась, глупым таким себя чувствовал, и подумал: ну не ему же мне их дарить, только засмеет. И, быстрее, чем эта мысль успела в его голове оформиться, он сказал:       — Хотел тебе подарить, но ты выбросишь их в первый же мусорный бак. Некрасиво, вдруг бабушка заметит…       Петя обомлел и аж замер на выходе из подземки. Уставился на Игоря, на скромный букет, снова на Игоря. Медленно моргнул, и Игорь подготовился к тому, что Петя в лучшем случае проигнорирует его неловкое переложение, а в худшем — рассмеется. Но Петя, кажется, тоже не успел мысли оформить, потому что бросил только:       — Давай сюда свой веник.       И едва не сам вырвал этот букет, посмотрев на него как на побитого жизнью котенка. Повертел его в руках, выдохнул и сказал:       — Спасибо. Люблю лилии.       А Игорь стоял, рот раскрыв. Пете понравилось! Пете понравился этот сраный веник, за который Грому должно быть стыдно! Но стыдно не было, было только очень хорошо от того, как румянец коснулся высоких Петиных скул. Игорь засмотрелся им и только неловко смог пробубнить:       — Пожалуйста. Идем уже… Замерз?       Петя что-то тихо промычал и, уткнув взгляд в асфальт, спешно пошел рядом с Игорем, смотря в упор на букетик, вертя его в руках. Они не говорили, но Игорь не чувствовал неловкости, он только шел рядом с Петей и довольно улыбался. Может, и не нужны Пете букеты за двадцать тысяч? Нет, наверное, все-таки нужны, но Петя вполне любовно прижимал к груди лилии, защищая их другой рукой от порывов ветров. Гром нахмурился. Руки совсем у него покраснели.       — Перчатки у тебя хоть есть, горе?       — Сам ты горе, — буркнул Петя. — Есть. Не думал брать просто.       — В такую-то погоду и перчатки не брать? Давай цветы уже, руки в карманы засунешь, пока не отвалились.       — Только ты сам его не выброси. А то по глазам твоим вижу, что ты уже придумал, как я его все-таки в урну выкину.       — Не выкину. Он твой теперь. Давай сюда.       Петя бубнить не стал, руки спрятал в карманы и шумно выдохнул.       — Перчатки не беру, потому что на такси езжу.       — Но ты же пешком сейчас…       Петя посмотрел на него и тяжело выдохнул, покачав головой. Игорь нахмурился, ничего не понимая, и посмотрел на цветы в своих руках. Не такие они уже и глупые, в самом деле…       — Ага. Пешком. Потому что и ты пешком.       — Я не понял, мне тебе такси нужно было вызвать?       Петя мягко улыбнулся.              — Нет. Мне нравится по ночному Питеру гулять. Красиво. Так что спасибо. Я бы сам, наверное, не стал после работы шляться, да и одному к тому же… непривычно как-то.       Игорь шмыгнул и пожал плечами. Он ничего не понял, что имел в виду Петя, но понял, что сам он все делал правильно. Что Петя, может, злой и недовольный, и в режим цепной псины у него разгон небольшой, но все-таки это был Петя. Петя с красным носом и блестящими, темными глазами, со спутанными от ветра волосами, улыбкой неясной и прищуром хитрым. Петя. Просто Петя.       Игорь снова улыбнулся, не совсем понимая, чем же так сильно его радовал этот Петя, но радовал. Игорь это принимал и ощущал незнакомую до этого момента эйфорию.       У парадной остановился и на Петю уставился невольно, любуясь. Петя засмущался его взгляда, нахмурился и забрал у него цветы, спрятав в них взгляд.       — Ну вот, дошли. В этот раз же до двери не будешь провожать?       — Не буду, — улыбнулся Игорь, смотря на Петю. Такой светлый, глаза у него такие… и губы, весь он как будто из нежности сшит какой-то. Игорь подумал краем сознания, что не так давно эта нежность сидела на наркотиках, но ведь это в прошлом, сейчас Петя другой, будто бы новый. Ершится с ним постоянно, иголки скорее для вида выпускает, и взгляд смущенно прячет. Блять. Петя ему очень нравится.       — Чего смотришь так? Ждешь, пока я тебя в щечку чмокну?       — Не дотянешься, — усмехнулся Игорь.       — Шутки про рост низко.       Игорь рассмеялся.       — Никаких шуток, Петь. Это выше моего достоинства.       — Ах ты! — Петя весь насупился, нахмурился, и Игорю показалось, что ему сейчас цветами этими и вмажут.              Но Петя внезапно сделал быстрый шаг вперед, встал на носочки, схватил Грома за волосы, наклоняя, и мазанул его своими губами по щеке. Игоря как током ударило — он даже не мечтал, а тут! Петя, целиком, его губы, его тепло, его запах. Игорь крепко обнял его за талию, притянув к себе ближе, хотел накрыть его губы своими, но Петя так резко дернулся, назад подался, казалось, что едва не закричал. Игорь сам испугался до усрачки и выпустил его из своих объятий. Глядя в напуганные глаза Пети, который тут же отскочил от него, Игорь ощутил, как с небес упал куда-то под землю. Он испугался — испугался того, что так напугал Петю, своей наглости, того, что все испортил. Дурак! Петя ведь всегда вздрагивал от его касаний, пошутить, наверное, просто решил... Все смешалось и Игорь видел только напуганное лицо Пети. Значит, это шутка такая была.       Игорь сделал шаг назад, не зная, что ему делать. Хотелось закричать и убежать. Он сказал:       — Петь, прости, я не хотел тебя напугать. Я просто подумал…       — Ты все правильно подумал, — сказал Петя, смотря на упавший на землю лепесток лилии. — Это я… все испортил. Прости.       — Петь, что ты говоришь такое? Это я шутки не понял…       — Какая еще шутка?! — крякнул Петя. Потом качнул головой. — Все, ладно, я пошел. Пока.       Игорь рот не успел раскрыть, как перед ним захлопнулась тяжелая дверь. Так Игорь и стоял, сбитый с толку и напуганный. Если бы он только знал… Он развернулся, идя обратно, смотря себе под ноги с опущенный головой. Петя был так близко! Так близко. А теперь — далеко.       — Блять! — выругался он, пнув столб.       — Сука-сука-сука! — кричал Петя, захлопнув дверь, едва не запустил цветы в стену, но глубоко выдохнул и остановился. Нет, цветы не виноваты, что Петя теперь недоделок вот такой.              Сначала он снял пальто, поставил цветы в большую чашку (вазы не нашлось), а потом сел на кресло, спрятал лицо в ладони и заорал, матерясь вперемешку на русском и английском. Потом снова выдохнул, выпрямился и заговорил сам с собой:       — Нет, блять, молодец. Нихуя не скажешь! Правильно, Петя, мы же не знали, чем это кончится, нам надо было лезть к взрослому мужику, а потом бежать от него! Охуенно! А то что это он обо мне хорошего мнения, пускай будет думать, что я долбаеб!       Злость немного отпустила и Петя с усталым стоном упал на диван, смотря на потолок. Перевел взгляд на цветы. Букет такой дурацкий… и такой милый. Как и весь Гром. Петя потер нос. Он не был дураком, и он сразу смекнул, что он понравился Грому. На самом деле, и ему Игорь почти тут же понравился, после того, как провел, смотрел такой неловкий на него, смущенный. Игорь. Петя себя, конечно, убеждал, что ему это не интересно, но стоило Игорю купить эти сраные цветы — все, Петя готов был смотреть на него влюбленными глазами и глупо улыбаться. И Петя с самого начала знал, как это тупо — лезть к нему. Знал, что испугается, не сдержит себя, не сможет сдержать, но нет, полез, видимо, решив, что их великая любовь исцелит его от всего говна в голове. Ну или что Игорь, будучи взрослым мужиком, ограничится неловким поцелуем. Не было вины Игоря в том, что он захотел его поцеловать.       Петя достал телефон, чтобы написать Грому. На удивление, его не было ни в телеграме, ни в вотс-апе. Петя хмыкнул и отправил только смс-ку: «прости». Других слов он не нашел, но он чувствовал, что должен хоть что-то сказать. Ему… да, ему было страшно от того, как крепко Игорь к себе прижал — страшно и одновременно хорошо — но Игорь в этом не виноват. Игорь не виноват, что ему понравился такой припизданутый омега, как Петя.       Петя глубоко вдохнул и спросил у лилий:       — Ну почему у меня хоть что-то не может по-нормальному, а не через жопу?       В ответ с цветка упал еще один лепесток. Петя цыкнул и отвернулся.       Игорь пялился в смс, будучи уже в парадной у Юли. Прости? Но за что? Это Игорь виноват… Или… Игорь ощутил острое сожаление. Бедный Петя! Наверное, его так воспитали, что если ты отказываешь альфе, даже если искренне не хочешь, то ты виноват. Но поднимаясь по ступенькам решил, что это какой-то идиотизм. Петя не из робких нежных омег. Если он не хочет — то скажет прямо и без всяких мук совести. Но за что он тогда извинялся? Игорь не знал.       Он нахмурился и спрятал телефон в карман.       Юля встретила его на пороге, как всегда красивая и сияющая, как пушечная бронза.       — Ну и что с лицом, товарищ майор? Петенька не дал проводить себя?       — Дал, — буркнул Игорь, проходя вперед, закрывая дверь.       — Хм… Только проводить?       — Юль, — хмуро бросил Игорь.       — Ну вот, я теперь не успокоюсь, пока не узнаю, в чем причина!       Игорь ничего не ответил, он не был намерен рассказывать такие моменты личной жизни, в которых, кроме того, сам не разобрался.       Из гостиной выглянул Дима, уже немного пьяный, и глупо улыбнулся.       — А мне доложили, что ты Петю какого-то провожал.       — Хм... Это что, сдача государственной тайны, а, Пчелкина? Тогда мне придётся вас задержать, — и, очень даже ласково перехватив руки смеющейся Юли за спиной, потащил её в гостиную.       И Юля, и Дима уже были пьяны, так что никто за Петю не зацепился, а Игорь старался хорошенько выпить, чтобы прогнать тоску за то, что напугал Петю.       Петя проснулся и первым делом потянулся к телефону. Криво улыбнулся, откинул телефон и уткнулся лицом в подушку. Игорь так и не ответил. Ничего. Даже смайлика! Петя вчера как идиот весь вечер ответа ждал, придумывая одну теорию за другой, в итоге он пришел к самой удобоваримой — Игорю просто стало не интересно. Плохо верилось, конечно, но, вероятно, Игорь хотел с ним просто переспать и, стоило Пете оттолкнуть, как тот решил, что ловить больше нечего… Ловить в самом деле больше ничего. Петя не мог много дать в принципе, а без возможности жопу подставить он, наверное, вообще переставал что-то значить в возможных отношениях.       Петя перевернулся на спину и посмотрел в потолок. Вот дебил. Сам придумал какие-то светлые чувства Грома к нему, а теперь расстроился, что его сахарная вата не оправдала его надежд. Ну не дебил ли? Как Грому теперь в глаза смотреть непонятно. Наверное, тот теперь уверен, что Петя мало того, что нежная девственница, так еще и придурок. Чего расстраиваться-то? Сам хотел его отшить. Вот, отшил. Петя поджал губы. Врать можно было кому угодно, но не себе. Конечно он верил в розовую сказку. Конечно же он считал, что Гром не такой. Конечно же он решил, что с Игорем все проблемы решатся, и вообще сам Игорь будет показательным партнёром и смело заявит, что секс ему не нужен, Петю он за глаза полюбил.       Петя криво улыбнулся.       Ага, — думал он, — Петя, на хуй бы тебе не сходить? Никто твои закидоны терпеть не будет. Я себя сам терпеть не могу, с хуя ли это должен делать Игорь?       С тяжелым выдохом он встал. Работу никто не отменял. Сегодня ему с Громом на обыск как раз надо, а потом допрос еще… и все это с Громом, который считал Петю за долбаеба. Не впервые, конечно, но Петя вроде новую жизнь хотел строить, где его за придурка всякие личности не держут.