Плакса

      Петя долгое время задумывался: в чем же подвох? Ну не мог же Игорь быть таким идеальным? Доверял ему, не ревновал, не злился, понимал и поддерживал, не налегал, принимал таким, какой он есть. Такой хороший, что почти не настоящий. Петя думал, что у него шизофрения и на самом деле никакого Игоря Грома не существовало.       Петя уже даже как-то расслабился, решив, что Игорь вот такой. Идеальный. Его. Для него.              А потом подвох появился во весь свой рост.              Подвох, о котором наверняка заикнулась бы Юля, будь они с Петей знакомы. В отличие от него, она с проблемами с агрессией у Грома была очень хорошо знакома.       Но Петя нет.       Игорь сначала пропал из жизни Пети. И наблюдать его Петя мог только в участке. У Игоря нашлось очередное важное, громкое дело, в которое он упал с головой, и если в первые дни он не забывал о Пете, целовал его, обнимал, говорил, что сегодня занят и не сможет, то дальше… Петя тяжело выдохнул, потерев шею. У Игоря через день были ночные смены, а когда не было ночных — он не спал по доброй воле. Игорь просто пропал из жизни Пети. Ни звонков, ни сообщений, только на работе Игорь с ним говорил и, глядя в его глаза, Петя видел, что для Игоря он все еще самый важный, просто… ну, работа. Игорь был в ней с головой и едва замечал жизнь рядом. Но с Петей он все равно разговаривал, сжимал его руку или целовал пальцы. Петя просто говорил, что соскучился. Игорь обещал, что уже вот-вот. Вот-вот так и не случалось. Шла вторая неделя.       Петя встал со своего места, взяв пакет. Зато у него появилось больше свободного времени и он наконец выбрал для Игоря шарф, решил, что подарит сейчас. Игорь много бегал по улицам, и Петя опасался за его горло. К тому же недавно выпал первый снег. Пете из-за него было очень грустно. Сидя в участке и глядя, как большие хлопья падали на асфальт, он думал о том, как бы они могли идти с Игорем по улицам Питера под первый снег, как бы все было красиво и атмосферно. Но Игоря тогда не было в участке и, когда он вернется, засядет до поздней ночи. Так что Петя выдохнул и отвернулся, заказав для Игоря шарф. Ему хотелось, чтобы Игорю что-то напоминало о нем, о Пете, в эти сложные дни, чтобы что-то его грело. Петя, конечно, сам принимал попытки позаботиться об Игоре, но… ну, это было просто бесполезно.       Петя схватил пакет, налил себе горячего кофе из этих ужасных автоматов и спустился к Грому на этаж ниже. Тот сидел, погрузившись в бумажки. Подойдя ближе, Петя заметил пару набросков. Рядом сидел Дима, что-то показывая.       — Так что я уверен, у него был такой нос, именно такой, что я нарисовал! — говорил Дима.       Петя заглянул еще раз в эти бумажки. Хмыкнул. Красиво.       — Привет, — сказал он наконец.       Игорь вскинул голову и уставился на Петю взглядом человека, который не спал уже две ночи кряду. Петя грустно улыбнулся. Он мечтал о дне, когда Игорь закроет дело. Он утащит Игоря к себе, закутает его в одеяло и заставит его спать неделю. Потом отведет его в ресторан отпраздновать завершение дела. А потом… Ну, Петя хотел предложить ему попробовать что-то новое в их неловких сексуальных игрищах. Петя давно хотел это обговорить, но, очевидно, Игорю с этой работой было не до близости.       — Петь! — возбужденно крякнул Игорь, глядя в его глаза. — Ты не представляешь, как мне повезло.       — Ты выспался? — уточнил Петя без надежды.       — Нет. Круче, — и ткнул в рядом лежавший телефон.       — Ну и? Старый и побитый жизнью.       — Вещдок! Вырвал у одного из подозреваемых, номера, звонки, телефоны, все!       Игорь маньячно улыбнулся, и Пете аж стремно стало от этой улыбки.       — Круто, — улыбнулся ему Петя. — Надеюсь, это сдвинет дело и ты скоро с этим закончишь. Я вот… тебе принес кое-что. Давно подарить хотел.       Петя показал пакетик, и Игорь, глянув на него, только кивнул, не обратив никакого внимания. Петю это, конечно, кольнуло, но он был готов к такой реакции, просто… ну, это все равно было неприятно. Но он знал, на что шел, и купил его просто чтобы Игорь наконец закрыл свою шею.       Игорь продолжал что-то рассказывать по поводу дела и Петя внимательно его слушал. Он на самом деле это очень ценил в Игоре. Петя знал, что Гром редко бывает таким возбужденным, никому с таким блеском в глазах о деле не рассказывает, а Пете вот рассказывал, делился с Петей, потому что для него это было важно. И Петя слушал, грея пальцы о кофе.       Как оказалось, очень злополучном кофе.       Позади заорал Цветков:       — Гром, по твоему делу нашел кое-что!       Цветков влетел в Петю и ойкнул, тут же отскочив. Петя слабо крикнул, когда из его чашки в его руках линулся горячий кофе на стол. На телефон. Все замерли, в ужасе глядя на телефон в луже кофе, от которой шёл пар. Петя уставился на него. Тот самый телефон, который Игорь гордо ему показывал. Важный вещдок. Который дело хорошо сдвинет. От телефона медленно поднимался пар от кофе. Пахло почему-то влажной резиной. Петя поднял охуевший взгляд сначала на Грома, который крайне спокойно смотрел на некогда вещдок, потом на Цветкова, который, знавший, что в гневе Игорь страшен, уже, вероятно, продумывал ходы к отступлению, но, встретившись с потемневшим взглядом Пети, замер. Петя только и рот успел открыть, как Игорь спросил, так спокойно и четко, что Петя понял: все совсем, нахрен, не так:       — Петь… ты нормальный вообще?       Петя медленно перевел взгляд с Цветкова на Игоря. Жаренным для него еще не пахло. Только мокрой резиной. Краем глаза заметил, как будто бы пригнулся Дима, будто собирался лезть под стол. Цветков чуть отошел, глядя на Игоря, губы поджав, чуть брови вскинул. Лицо человека, который и боится получится пиздюлей, но и от зрелища далеко уходить не хочет.       Петя опешил от наглости Игоря. Его тут пнули, он тоже испугался, а Игорь на него начал быковать!       — Я-то тут при чем? Цветкову своему скажи спасибо, — кинул раздраженно Петя. Хотел было сказать, что сейчас отправит Цветкова на чистку телефона, но не успел. Ни под стол спрятаться, ни отойти.       — Цветков, да? — спокойно спросил Игорь, прикрыв глаза и шумно выдохнув. Выглядел и спокойным, и в бешенстве одновременно. Пете тоже захотелось отойти. — Как у тебя все всегда хорошо складывается. Вечно у тебя кто-то виноват. Вчера одни, сегодня вон, Цветков. Завтра кто? Господь Бог, что в жопу тебя не поцеловал, да? Поразительно просто. Каждый раз новые лица в цирке под названием жизнь Пети Хазина. Невероятно просто!       Петя с ответом не нашелся, только сжался невольно, тоже под стол залезть захотел. Не хотелось в ответ наехать, наорать не хотелось, только спросить — зачем ты это говоришь? Но ведь Петя ответ знал заранее. Игорь специально такое не стал говорить, значит просто накипело. Пете совсем неуютно сделалось, как будто лезвием по беззащитной шее прошлись, по свежей мозоли наждачкой проехались. Будто Игорь, как и его отец, знал, куда бить.       Отец всегда знал, что Петя — совсем не беззащитная овечка, такой же волк в шкуре овцы, тоже хищник, только строит из себя жертву.       И Игорь тоже прекрасно понимает, что всегда виноват был только Петя. И сам Петя это знал. Знал, что если бы вел себя по-другому, говорил бы другие вещи, то ничего бы с ним никогда не случалось.       Он знал, что сам виноват во всем, что с ним делали, но только…       зачем ты это говоришь?       Вот так, при всех? Зачем?       Петя не спросил. Не успел, да и не хотел, наверное, ответ слышать.       Игорь уже вскипал:       — Петь, ты нахуй вообще приперся сегодня? Помочь захотел? Спасибо, охуенно помог. Низкий поклон тебе. Ты иди, другим помоги, чтобы наверняка, чтобы у нас сразу раскрываемость до небес подскочила, с такой-то помощью. Вот Прокопенко рад будет! — гаркнул внезапно Игорь. Петя аж вздрогнул и отшатнулся, смотря на Игоря во все глаза. Слова из рта не лезли. Вместо слов — спазм в глотке. Игорь будто бы снова успокоился, телефон весь мокрый в руку взял, тряхнул им, сбрасывая капли. — Я за ним трое суток гонялся. В таких притонах ночевал, в каких даже тебе бывать не приходилось. Три дня, за которые появилась новая жертва. Представляешь? Человек умер, чтобы я телефон этот достал. Ты, блять, понимаешь, что человек умер?! Понимаешь?!       Игорь резко вскочил, одним движением все со стола смахнув. С громким звуком на пол посыпались бумаги, ручки, кружки. И пакет. С этим дурацким шарфиком. Петя уставился на него как безумный. Будто бы до этого все хорошо было, а вот теперь — все. Теперь все неправильно, все не так, по-другому быть должно. Петя совсем сжался, захотелось гордым шагом выйти в окно, потому что он — ошибка. Все не так, все криво, он — ничтожество. Все ровно так, как его отец говорил.       Игорь срывался, вскипал, будто с цепи сорвался. Дима отполз на самый край стула, глядя на Игоря во все глаза. Были бы собачьи уши — так к голове бы давно прижал. Игорь внезапно взревел, привлекая внимания вообще всех, даже самых ленивых. Все на них пялились, как на интересное цирковое шоу.       Игорь рявкнул, громко, хрипло, и, вместе с тем, низко:       — И все это ради того, чтобы приперся Хазин из своей Москвы в этом своем дорогущем пальто и все, нахрен, испортил! Правильно! Похуй! Да, Петь? Поебать кто там, что там, насрать! Я не понимаю, для тебя это шутки все? Мы тут в куклы, что ли, играем? Ну так давай, пиздуй ты сегодня к родителям жертвы, расскажи им анекдот. Посмеются, блять! Расскажи, как Петя Хазин приперся и на жертву дочери пролил свой ебучий кофе! Петь, — позвал он внезапно тихо, и Петя поднял на него затравленный взгляд. Игорь спросил тихо, хрипло, серьезно: — Тебе хоть до кого-то, кроме себя, дело есть?       Петя сглотнул. Сглотнул и спазм в горле, и рыдания, и истеричные оправдания, чтобы сказать белыми губами:       — Я на чистку отнесу.       Спокойно, издалека всем и не покажется, что стоял он ни живой, ни мертвый. Белый, с дрожащими губами, ошалелыми глазами. Никому не видно, кроме Цветкова и Димы. Даже Игорю не видно. Потому что он-то думает о других. Он и о Пете думал, хотя Петя не заслужил.       Игорь перевел дыхание и сказал холодно, низко:       — Соизволь, блять. Иначе сам попрешься к родителям жертвы, хоть как-то время мне сэкономишь.       Бросил телефон раздраженно, схватил висящую на стуле кепку, нацепил на себя и спешно ушел. В участке воцарилась мертвая тишина, все взгляды, казалось, были направлены Игорю в спину, а как только тот вышел, все уставились на Петю. Мол, продолжай. Заплачь. Посмотри на себя. Поунижайся еще, покажи нам, кто ты есть на самом деле. Ничтожество, которое все портит, влипает в неприятности и громко плачет.       Давай.       Потанцуй на задних лапках.       Цветков внезапно гаркнул:       — Хули вы все пялитесь?! За работу давайте, раз-два, раз-два!       Голос привел в чувства. Петя моргнул и растерянно посмотрел сначала на пакет с шарфом на полу, потом на телефон. Это всего лишь кофе… телефону ничего не сделается, наверное… Да и не он его пролил. Его Цветков пихнул. Он же не специально. Он же...       — Петр Юрьевич, — в поле зрения осторожно влез Дима, пытаясь вглядеться в его лицо. Белое, без единой эмоции, будто бы Петя даже не слушал, что ему говорят. — Вы не злитесь. Он… ну, на нервах. Дело сложное, морально тяжелое, я даже не на все фотки смотрел, чтобы с завтраком не попрощаться. Он не со зла. Не расстраивайтесь.       Петя посмотрел на Дубина — спокойно. Повел бровью, дернул уголком губ и схватил телефон. Развернулся, врезался в Цветкова, который тут же сказал:       — Я ему объясняю, что я толкнул вас. Я реально виноват. Не знаю, чего он завелся так и во всех грехах мира вас обвинил.       Петя поднял на него пустой взгляд. Моргнул. Сказал:       — Все норм.       И пошел вперед. Спокойный, губы в одну линию сжаты — будто бы след раздражения и злости, на деле — сдерживаемой истерики. Осанка прямая, плечи расправлены, его и не так батя унижал, и не такое ему говорили. Ничего страшного.       Совсем ничего страшного, если не думать о том, что вот оно — подтверждение того, что его отец всегда был прав.       Петя — всего лишь шавка, ссыкун и ничтожество. Вот и все. И вся его бравада, и спесь — все напускное.       Громко хлопнув дверью, Петя вышел на холодную улицу, не запахивая пальто. Холодно больше не было.       Петя нашел хороший салон, отнес телефон и сел, принявшись ждать. Начать мыслить он смог только в тепле, до этого будто бы мозг отключился, не хотел обрабатывать все то, что услышал, не хотел это все куда-то раскладывать, не хотел просто думать об этом. Но, присев, Петя ощутил, как болезненно что-то сжалось в груди. Он потер это место ладонью. Ну не мог Игорь вот так говорить… не мог. Игорь, такой весь добрый и хороший, который слова ему кривого не сказал… Игорь, который по голове его гладил, целовал, боясь больно сделать… Игорь, который держал у себя все это в голове. Что Петя задрал, Петя надоел. Петя чемпион по нытью. Пете следует для начала просто завалить ебальник и наблюдать, как после этого половина его проблем решаются.       Петя вдруг почувствовал, как все вернулось на месяцы назад. Хотя нет, тогда было лучше, тогда он знал, кто он, принял это и жил себе дальше. А теперь… теперь же он верить начал, что нормальный, что заслуживает всякой там любви, что можно доверять, что не нужно искать подвох. Петя криво улыбнулся. А хули ты ноешь-то? Не этого ли ты хотел? Не чтобы Игорь все-таки оказался мудаком? Вот, держи, бантиком осталось повязать, и подарок под елку готов!       — Так… телефону хана, но не от кофе.       — Как не от кофе?! — Петя вскочил, уставился на мастера во все глаза.       — Тут внутренности повреждены. От падения скорее всего, но ничего смертельного, достать инфу можно любую. Вам надо?       Петя закивал головой и полез за телефоном.       — Секунду, уточню, что именно нужно.       Петя ощутил даже какой-то трепет. Он объяснит Игорю, что, во-первых, Цветков его пнул, во-вторых, телефон и до него был дохлым! Он не виноват! Но услышав на том конце холодный, все еще раздраженный голос Игоря вся спесь пропала, и Петя только снова ощутил себя маленьким мальчиком, беззащитным, глупым, который должен только подставлять лицо под отцовские удары и говорить: «спасибо, я заслужил». И не задавать, никогда не задавать вопроса: «за что?».       — Я… Игорь, что именно тебе нужно с телефона? Какая информация?       — В смысле какая? Бля, откуда я знаю? Любая!       — Ясно.       И сбросил. Поджал губы, потер переносицу.       — Все, что можно достать — доставайте.       — Прям все? — удивился мастер. — Ну ладно. Вам на почту все скинуть? Не очень удобно будет.       — Давай на флешку. Сколько там памяти нужно?       — Ща глянем.       Петя кивнул и снова присел на стул, глядя на стенд с флешками. Очевидно, этот день стать хуже еще не мог. Петя думал, что хотел бы сдохнуть. Вот бы его тогда убили. В окно выкинули, например. Или в канализацию. Как мусор. И все, никаких бы тебе проблем. Не сидел бы сейчас униженным щенком, дожидаясь, пока хозяин будет в хорошем настроении, чтобы вылизать руки, вымолить прощения, объясниться.       Петя прикрыл глаза.       Блять.       Какое же дерьмо. И шарф этот тупой… Наверное, так и валяется там. Нахуй Игорю не нужен этот шарф. Петля на шею идиотская. Как и Петя. Хотел бы он себе шарф — давно бы сам купил. Не дурак.              Петя промаялся с телефоном несколько часов, потому что мастер очень растерялся, когда услышал, что нужны и номера телефонов, и звонки, и сообщения. С такими требованиями его направили в другое место, и там он сидел до самого вечера. Но он-то никуда не спешил. Все время он сидел и слушал в своей голове на повторе слова Игоря, находя там для себя новые смыслы и значения. Психеру наверное надо звонить… а зачем? Зачем вообще что-то делать? Пете и до него хорошо жилось.       В Москве хорошо было, на самом деле. Да, Пете было больно с Женей, но наркотики все облегчали. Вот бы и сейчас обдолбаться. Вдохнуть в себя белое с облегчением и посмотреть на мир новыми глазами, на новый мир, в котором все снова прекрасно и быстро решаемо.       — Ну вот и все, — выдохнул мужчина. — Тяжко, конечно… Наличка, карта?       — Карта, — слабо отозвался Петя и достал телефон, ткнув экран в сканер. Тот жалостливо пиликнул.       Мастер передал ему флешку, дал чек и спросил настороженно:       — Вам нехорошо? Может воды?       Петя тряхнул головой.       — Я в порядке, спасибо.       — Вы белый.       — Это мой природный цвет кожи, — и, вырвав флешку, забрав чек, быстро вышел, пряча руки и флешку в кармане. Холодно. На хер это все.       Петя считал, что он хорошо справлялся. Даже о самоубийстве не подумал. Ну, подумал, точнее, но так, в прошлом. Он же не подумал, чтобы самому сдохнуть. Только о том, чтобы его убили. Это другое. Не считается.       Его психиатр хвалил. Ему нельзя.       Он все Игорю объяснит. Ничего же не разрушено. Ничего же?       Ничего.       Из такси быстро соскользнул в участок, никто косого взгляда на него не кинул. Ну и нехуй пялиться, правильно. Репутация все-таки работала на Хазина. То, что на него наорал майор Гром — ни о чем ровным счетом не говорило. Кроме того, насколько унизительно это было. Они же все знали — все — что у них великая любовь. Вот смешно, наверное, было глядеть на то, как на Хазина орали, как на шавку, которая мимо лотка сходила. Придумали уже, наверное, что это только тут Хазин весь такой командир, а перед Игорем стелится.       Похуй. Петя им завтра устроит. Да так, чтобы думать больше вообще никогда не смогли.       За столом Игоря все еще не было. Зато был Дубин с Цветковым, говорили о чем-то. Пете захотелось сквозь землю провалиться, но он это проглотил. Ну уж нет. Он Петр Хазин, ему в Москве себе положение зубами выгрызать приходилось, и тут он выгрызет. Похуй, кто что думает.       — Грома не было? — спросил он спокойно. — Как придет, флешку ему передайте. Тут все есть. И передайте этому истероиду, что телефон еще до кофе был не жилец. От падения что-то там сломалось.       Дима поднял на Хазина сочувствующий взгляд. Петю от него затошнило. Жалости ему не нужно было. Ничей.       — Петр Юрьевич, — неуверенно сказал Дубин, забирая флешку. — Все хорошо? Поверьте, Игорю самому жаль, что он так себя повел и…       — Не скули, а? — сморщился Петя.       Мне твоя жалость нужна, как собаке пятая нога.       Дубин удивленно на него посмотрел, но смолчал. Зато не смолчал Цветков.       — А че ты огрызаешься, а? Мы с тобой по-людски, а ты как?       — И ты не скули, — поднял на него взгляд Хазин, тяжелый такой.       Цветков цокнул и сказал себе под нос:       — Может и правильно, что он так с тобой говорит, по-другому же не понимаешь.       Петя замер. Он уже уходить собирался, но медленно повернулся и уставился на Костю нечитаемым взглядом.       — Че ты там спизданул, а? Ну-ка, блять, повтори?       Цветков замер. Видимо, уже тоже придумал, что Хазин нежная ромашка и сдачи теперь никому не даст.       — Ну, че замолчал? Вперед, погавкай, — Петя подошел ближе. — Осмелел смотрю? Ты че, решил, если Грому можно повыебываться, то и тебе тоже? Ты, блять, может думаешь, что я не знаю, как ты недавнее дело по изнасилованию «закрыл»? А? — Цветков аж побелел, вздрогнув. Петя всю хуйню о многих узнавал, пока порядки наводил. — Сука, ты на меня еще раз хлебало свое раскрой, завтра тебя не то что Прокопенко на ковер вызовет, ты, блять, в Москву полетишь под суд, решала ты хуев. Я тебе такой аттракцион устрою, что ты до конца жизни будешь по имени-отчеству ко мне, понял?!       Петя глянул на него последний раз, и, развернувшись, быстро вышел. Дима выдохнул и перекрестился. Слава Богу, он так и не решился ответить…       Цветков прошипел сквозь зубы: — Вот ебанутый… Друг друга стоят.       И, выдернув чашку с кофе из рук Димы, сделал большой глоток.       Петя, громко топая и хлопая дверьми, залетел на свой этаж, захлопнул дверь и залез на стул едва не с ногами, тяжело выдохнул и потёр лицо руками. И чего он добился? Только пугать и может. Его боятся, но не как Грома. Грома боятся из-за уважения. А Петю — потому что он шавка. Шума много, толка мало.       Лучше бы сдох. Лучше бы сдох, — думал Петя хаотично, и только за эту мысль и цеплялся, только в ней видел утешение, лишь бы не думать о словах Грома, о косых взглядах и кривых усмешках. Хотелось залезть в угол, спрятаться, чтобы никто его не видел, никто не замечал. Чтобы он исчез. Чтобы никто и не знал ни о каком Пете Хазине.       Петя вот так и сидел, закрыв лицо руками и глубоко дыша. Давно так дерьмово не было. Руки аж тряслись, холодные все, сердце в ушах шумит. Петя плотно сжал губы. Надо психеру позвонить… Как-то не нормально уже, аж трясло всего. И с Игорем поговорить… Да когда с ним поговорить? Весь в работе, ему не до Пети.       Телефон слабо звякнул. Петя оживился. Игорь? Наверное Игорь! Даже если он просто написал «прости» Петя будет рад. Ему хватит!       Он резко схватил телефон, посмотрев на оповещение, и тут же ощутил, как в нем все опустилось. Дыхание перехватило.       «Гнида, думал спрятаться?»       Петя сглотнул. Нет, быть не может! Он решил все свои проблемы в Москве, со всеми отговорился, от всех откупился! Что ему могло быть нужно? Петя все давно сделал, все решил!       Сердце забилось еще сильнее, дышать стало сложно и тяжело. Ему казалось, что сердце билось у него прямо в глотке. Перед глазами все поплыло.       В дверь аккуратно постучали и Петя резко спрятал телефон.       — Да?       В кабинет заглянула белая макушка. Петя уставился на Диму во все глаза. Тот заискивающе на него посмотрел, закрыл дверь, в руках пакет держал. Тот самый, с этим тупым шарфом.       — Чего надо? — спросил Петя спокойно, но лишь от того, что мысли теперь были заняты только Дмитрием Александровичем. Там шутки уже не пошутишь, на хуй не пошлешь… Хуже только Денис Сергеевич.       — Вы… Ты. Ты Игорю это принес, тут шарф… Это, наверное, подарок ему был? Я просто подумал… Что… Что Игорь таким поведением шарф пока не заслужил. Может потом подаришь? Когда помиритесь?       Петя пялился на пакет слепым взглядом. Какой тут шарф, когда ему пиздец в шею дышит?!       Он только тупо кивнул. Ладно. Потом. Наверное. Если его не убьют. Может это даже и хорошо, если его убьют. Все по заказу. Может, ему вовсе и не нужно решать никакие проблемы. Подставить горло и дело с концом. Маму только жалко. Мама будет плакать… Как бы Пете не хотелось, чтобы мама снова из-за него плакала.       Дима аккуратно поставил пакет на стол и снова сказал:       — Петр Юрьевич… Никто вам зла не желает. Выдохните, что ли.       Петя просто смотрел на него. В другом состояние спросил, не осмелел ли Дима? Или просто охуел? Но теперь было не до вопросов. Петя теперь думал о том, стоило ли что-то делать или можно просто умереть?       Но мама расстроится.       Дима, не дождавшись ответа, решил, что, раз его вместе с говном не сожрали, надо уходить. Поэтому только кивнул Пете, мол, все ок, и спешно ушел. Как-то странно Петя выглядел… Будто собирался убить сначала Диму, а потом себя.