Плакса

      Петя выскочил на улицу. В участке оставаться было нельзя. В квартиру тоже не пойдешь. Дмитрий Александрович сначала очень любезно назвал адрес участка, а после — адрес квартиры. Даже фото квартиры! С сайта, где Петя ее нашел. Петю трясло. Мысли, хаотичные, одна за одной появлялись и исчезали в голове. Присев на холодную скамью, игнорируя возможный цистит, Петя дрожащими пальцами набрал сообщение.       Петя.       Что вам надо?       Хотелось бы нагрубить, конечно, в своей манере привычной, но Петя не грубил ему и в лучшие времена, куда уж сейчас? Он был уверен, что все со всеми решил, со всеми договорился. Было… тяжело, но Петя точно уезжал из Москвы с чистой биографией!       Д.А.       Знакомые лица?       На фотографии были дилеры, которых они с Игорем усадили два месяца назад. Петя непонимающе моргнул. И что?       Петя.       И?       Д.А.       Ты хули лезешь, куда не просят? Съебал в Питер — пожалуйста, что еще ожидать от ссыкуна-омеги? Простил уж за круглую жопу. Но ты смотрю вообще охуевший, берегов не видишь, решил наших в Питере чистить?       Петя побледнел. Если это были наемные люди… Ох, блять.       Петя принялся набирать, что не знал, хоть понятия не имел, зачем. «Не знал» — не оправдание. Все ты должен знать заранее, все должен объяснить, Петя выучил основы этого бизнеса уже давно. И то, что ему на правах майора ГУНКа давали поблажки еще год назад, сейчас-то он кто? Батя собой не закроет, статусом не повыебываешься.       Д. А.       Короче, готовь жопу, сучара. Я тебя из-под земли достану.       Петя поджал губы, сглотнул. Сердце снова зашлось в бешеном ритме, перед глазами все поплыло. Петя тряхнул головой, пытаясь прийти в себя, полез за таблетками — выписанными недавно врачом — и проглотил вот так, сразу две. Прикрыл глаза. Истерить было нельзя. Впадать в панику — тоже. Ему давно не шестнадцать, так что сначала трезвый разум, потом — истерика.       Рука сама потянулась к Игорю — позвонить, рассказать — но тут же замерла. А как Игорю-то звонить? Да и зачем? У Игоря своих проблем выше крыши, он из дела не вылазит, если Петя ему новый сюрприз в виде своих свеженьких проблем подсунет, то у Игоря, наверное, крыша засвистит, а Петя будет послан в свободное плаванье. Последняя мысль так напугала Петю, что он едва на месте не подскочил. Нет! Игорю звонить нельзя. Игорь снова будет злиться. Да и по-человечески не до Пети ему. Но и один Петя плохо понимал, что делать. В Москве он вырулил бы за счет кучи связей, которые, как муравейник, по всей Москве. Куда не ткни пальцем — есть кто-то, кто подстрахует. На шахматной доске жизни Пети Хазина в Москве всегда была фигура, которая крыла другую. Долгое время это был его отец, потом — Денис Сергеевич, но у последнего едва не в ногах пришлось валяться, чтобы его отпустили, да и тот повелся, казалось, только на справки с лечебниц и красивые глазки. Петя не готов был так унижаться, чтобы пытаться выскулить помощь у человека, которому он и без того должен был по гроб жизни.       Голова разболелась. Петя выпил обезбол.       Как же легко было в Москве! А тут… Кто у него тут вообще есть? Отряд свой из наркоконтроля, но кто они? Щенки. Чем крыть-то? Собой только если крыть, жопой своей, потом — головой.       Взгляд застыл на «Федоре Ивановиче». Петя поджал губы. Стыдно было просить о таком, он ведь к Пете как к собственному сыну только недавно стал относиться, с теплотой такой, а Петя ему как на все это отвечает? Кучей дерьма?       Шавкой он был. Шавкой и остался.       Но на кону же жизнь его стояла. Она-то ничего не стоила, но мама же расстроится. Плакать будет. Тут же в этом проблема, не то чтобы в самом Пете.       Он нажал на кнопку вызова, закусив губу и нервно оглядываясь по сторонам. По парку туда-сюда ходили люди, кутались в теплых куртках и шарфах. Петя сидел в пальто. Чувствовал, как холод колол кожу, но холодно не было.       На той стороне ответили, и Петя тут же начал... как Петя. Петру Юрьевичу, он был уверен, никто бы помогать не стал — взрослый мальчик. А тут… тут Петя. Букет же принес вшивый и недавно коньяк дорогущий, коллекционный Прокопенко принес, тот очень обрадовался.       — Здравствуйте, это Петя… Ну, вы поняли.       — Ага, — протянул Прокопенко — Понял. Что случилось?       — У вас часик свободного времени поговорить не найдется? Очень надо.       — Случилось что, Петь?       — Да как вам сказать… Наверное. Просто… Блин, мне стыдно очень, но помощь нужна, у меня ж тут в Питере и нет никого… Извините.       — Петь, да что ты извиняешься, не чужие ж люди, ей-Богу! У нас тут собрание, через часа два освобожусь. Все решим, золотце, не нервничай.       Да Петя не нервничал. Пете реветь только захотелось.       Он ведь ничем эту доброту к себе не заслужил.       — Спасибо, — совсем тихо поблагодарил Петя. — Я в долгу не останусь.       — Петь, оставь свои эти «долги» кому-нибудь другому, ладно? Все хорошо. Скоро освобожусь, позвоню тебе. В участке встретимся?       — Честно говоря… лучше было бы где-нибудь в другом месте.       — Ага, понял… Значит настолько. Хорошо.       — Еще раз спасибо, — искренне поблагодарил Петя. Даже не верилось, что кто-то с ним так тепло говорил. Так к нему относился. Да было бы за что!       Подул холодный ветер. Петя ощутил, что начал замерзать. Два часа где-то сидеть надо… Дома не вариант, в участке тоже… Он огляделся и встал, идя на поиски какого-нибудь кафе. Там ему даже удалось расслабиться. Хотя, вероятно, это было действием обезболивающего и успокоительного. Он сделал заказ — как слез с наркотиков, к нему тут же вернулся хороший аппетит. Он даже поправился. Немного, правда, так-то он все еще был тощим, особенно для своего роста.       После ужина захотелось выпить, но Петя был хорошим пациентом, поэтому не запивал обезболивающее и успокоительное алкоголем, обошелся безалкогольным коктейлем.       В этой ситуации определенно был плюс. Он совсем не думал об Игоре! В другом случае он бы давно на стену полез от всех сценариев, которые бы породилось в его голове от столь прекрасной речи. И что Игорь его бросит, и что он ему больше не нужен, что он его ненавидит, ну и дальше по списку самых плохих и самых тревожных сценариев. А тут вот… теперь не до Игоря, теперь думаешь только о том, как бы самому не сдохнуть. Мысли об Игоре скорее фонили на заднем фоне, гуляли неприятным страхом по коже, как мурашки.       Но это потом. Сейчас было главное до ночи не сдохнуть.       Телефон звякнул. Петя потянулся к нему.       Д. А.       Че, спрятаться хотел, уебок? Думаешь, постесняемся тебя за волосы вытянуть при людях?       И скрин экрана с его геолокацией. Петя ощутил, как кровь отлила от лица, рук… да от всего! Он сглотнул, настоколько пораженный, что даже двигаться не мог. Как он сразу об этом не подумал? Двери шумно раскрылись. Петя поднял голову, выругавшись, глядя на бугаев в кожаных куртках. Все по заветам девяностых.       Петя выдохнул. Отставить истерики. Слезы потом. Таблетки тут здорово выручали, в ином случае давно бы в панической атаке лёг.       Прятаться в туалетах не вариант, туда сразу же пойдут. Петя глянул в сторону — он сидел недалеко от кухни, так что тут же вскочил, забыв про пальто, и грубо, не реагируя на поднявшийся шум в зале, сунулся в комнату «для персонала». Повара удивленно на него уставились, а Петя рысью выбежал на улицу. Холодный воздух ужалил кожу. Петя кинулся в сторону, из заднего двора к оживленной улице.       Бежать пришлось недолго. Секунд пять, потом его схватили за плечо и так сильно приложили головой о стену, что мир как-то сразу померк. Петя болезненно простонал, сползая на мокрый асфальт.       Игорь, хмурый, вернулся в участок. Уже стемнело, а у него дел, казалось, еще до глубокой ночи. Нашел взглядом сгорбившимся за столом Диму и подавил улыбку — он еще не был готов себе признаться, что с напарником работать было многим легче, по крайней мере, когда дело касалось таких сложных случаев. Так хоть есть на кого бумажки спихнуть, а еще вид Димы немного разогнал его мысли о Пете. До Игоря не сразу дошло ни то, что он сделал, ни то, что говорил. Мозг будто бы смело стер все его слова, все то, что он говорил, но зато не стер лицо Пети — потерянное, сбитое с толку, взгляд его этот непонимающий, губы поджатые.       Зачем он это говорил?              Игорь сам не знал. Когда агрессия брала свое, ему думать вообще не получалось. Поэтому и табельного не носил. Знал, чем все это однажды может кончиться.       Хмурый, он пошел к своему месту. О Пете было тяжело думать, но и не думать — стыдно. Позвонить бы, да сказать нечего… Тут не по телефону надо, тут прямо в глаза надо говорить. Стоя на коленях. Руки целуя.       — О, Гром, — Дима вскинул голову, посмотрев на Игоря уставшими и красными от постоянного смотрения в экран компьютера глазами. — Вот, Петя принес. Все тут, все звонки, сообщения — все. Хрен знает, как он это все достал…       Игорь не ответил, только сильнее сжал челюсти и выхватил флешку, вставляя в системник. Стало еще дерьмовее. Это же не Петя должен был делать, а Цветков. До Игоря с опозданием дошла та маленькая деталь. Петя не был виноват. Ни разу. Петя пришел, кофе ему принес… в пакете еще что-то было… Игорь растерянно огляделся. Никакого пакета и в помине не было.       — А где это… пакет? — хрипло спросил Игорь, щелкая мышкой.       — Петя забрал обратно.       — Блять, — под нос выругался Игорь, хмурясь. Обиделся. Да как тут не обидеться-то? Любой нормальный человек бы обиделся.       — А еще сказал, что телефон не от кофе приказал долго жить… — неуверенно сказал Дима, но поглядывая на Игоря таким взглядом, будто тот у него был подопытном кроликом на столе с выпотрошенным животом.       — Как? — не понял Игорь, посмотрев на Диму, медленно моргнул.       — Ну вот так, — пожал плечами Дима. — От падения там что-то сломалось.       Игорь прикрыл глаза и потер переносицу. Час от часу не легче. Как ему теперь Пете в глаза смотреть? Если тот его на хер не пошлет с порога — Игорь уже за это обязан будет расцеловать ему руки.       — Что-то… что-то еще говорил? — уточнил Игорь без желания.       — Нет, — хмыкнул Дима. — Только… Ну, я к нему заходил и…       — Зачем?       — Неважно, — отмахнулся Дима, догадываясь, что за его приколы с пакетом Игорь ему спасибо не скажет. — Он как-то выглядел, ну… Странно. Будто собрался в окно выходить, да не вышел только потому, что второй этаж.       — Сука, — зашипел Игорь. Настолько плохо?! Рука потянулась к телефону. Нет, надо позвонить. Петя там, наверное, напридумывал уже черт знает что!       — Но мне показалось… что он не из-за тебя.       — В смысле? — Игорь спросил спокойно, а сам вгрызся в Диму таким взглядом, будто был умирающим, а у Димы секрет для его спасения.       — Да блин… Он из-за тебя просто злился, психовал, но там… Не знаю. Будто что-то еще у него случилось. Так показалось.       У этого может, — подумал Игорь и взял телефон, набирая Петю. Спустя долгое ожидание трубку никто не поднял. Игорь выругался и снова набрал. Ничего. Вот блять!       — Обиделся, наверное…       — Обиделся-то обиделся, — не спорил Игорь. — Но… Ладно, ща посмотрим, че тут нового есть, а потом к нему домой поеду, — и уставил в экран, только про себя поразившись: он что, отвлекся? В самом деле? От дела? У него на экране компьютера важные доказательства, столько информации, и он не сразу в это нырнул? Сначала он подумал о Пете?       Подождите.       Игорь медленно моргнул.       Вот блять.       Петя вздрогнул и широко раскрыл глаза. С носа капала холодная вода. Он мелко дрожал всем телом.       — О, в себя пришел! Два ведра холодный воды пришлось потратить! Два! Что ж ты слабенький такой?!       Петя медленно моргнул — еще не до конца осознавая ситуацию — и поднял голову, глядя на мужика в метре от него. Высоченного, в плечах — как три Пети. Петя сглотнул, мелко дрожа всем телом от холода. В помещении и без того зябко было — сквозняк был, а облитый холодный водой — невыносимо почти. Зуб на зуб не попадал.       — Че ты трясешь так, а? Рано! — расхохотался мужик и похлопал его по щеке.       Петя отпрянул от руки и огляделся. Помещение не сильно маленькое, но потолки низкие. Подвал, что ли? Подвала ему только и не хватало. Рядом стоял еще один мужик, точно те, которые ворвались в кафе. Всего двое? Почему так мало?       — А остальные где? Где Дмитрий Александрович? — спросил Петя дрожащим от холода голосом. Даже самому было противно слышать, как он звучал.       — Как же я забыл, ты ж любишь, когда побольше, да? — расхохотаться мужик, хлопая Петю по плечу. Петя сморщился. Неужели… неужели и вправду все теперь знали о том, что с ним делали? — Ну что ж ты расстроился так, а? Губки не дуй, — ладонь погладила-похлопала по щеке. Петя сморщился и отвернулся от ладони. Мужик хмыкнул. Отвесил несильную пощечину. Петя даже не дернулся. Звука не издал. — Нас попросили тебя подготовить. Ты вон, какой строптивый, Дмитрий Александрович об этом знает. Так что сначала мы тебя расчехлим и в хвост, и в гриву, а дальше поглядим.       — А что ж двое всего? — зарычал Петя. — Че, мельчает? На больше денег не хватило? Снюхал все?!       Мужик усмехнулся. Снова отвесил пощечину — на этот раз сильнее предыдущей. Петя все равно смолчал, только губы поджал.       — А зачем больше? Дырки-то у тебя всего две, — расхохотался он. Петя побледнел. Они ведь шутили? Никто ведь с ним не собирался снова это проделывать, да?..       — Да ты че, Михалыч, он и шестерых обслужить может, — улыбнулся другой мужик, разглядывая Петю таким маслянистым взглядом, что Пете захотелось прикрыться. Да руки связаны. — Нахер сюда больше, а? Ты ж омега, всю жизнь за батей прятался, кто от тебя что ждет?       Петя смотрел на них снизу вверх, с вызовом, сжав губы. Насрать. Все примет, все стерпит и вытерпит. И убьет их на хуй. Петя не самый удачливый персонаж, но из задницы каждый раз выбирался. Значит, и в этот раз выберется.       — Погляди, а, — обратился один к другому, — смотрит-то как, будто въебать нам может, будто бы мы тут шутки шутим. Петь, тут ты не майор ГУНКа или какой там еще дыры, ты тут Петя. Просто Петя. Омега. Ты лучше глазки в пол и мычи извинения, и мы тогда подумаем и может не порвем тебе все, понял?       — Пошел ты на хуй, унижаться еще буду, — прорычал Петя, пытаясь держаться из последних сил. И ситуация, и слова, и взгляды — все возвращало его в тогда, на год назад. Когда он лежал, беспомощный, и мог только скулить от боли — потому что кричать сил уже не было. Петя старался не думать о том, что именно с ним соберутся делать. И как. Даже если просто член в него засунут — больно будет пиздец. Тут надо будет молиться, чтобы член потом из него смогли высунуть.       Мужик нахмурился и схватил его за волосы на затылке, заставив запрокинуть голову назад. Посмотрел с вызовом в глаза и сказал:       — Рот открой.       Петя наоборот сжал губы сильнее.       — Открой. Рот.       Петя упрямо смотрел на него, сжимая губы.       — Сука, — захрипел мужик и отвесил мощную пощечину. Петя заскулил, голова сама повернулась направо, в ушах зашумело. Во рту стало тепло. Петя сглотнул кровь. Волосы снова сжали на затылке, заставив посмотреть в глаза. — Послушай меня, сученыш, ты тут не выебывайся, нам сказали тебя просто живым довезти, в каком состоянии — похуй. Мы сначала тебе обе дырки разъебем до того, что рука влезет, потом отхуярим чем-нить пожестче, вон, попрошу Серегу за кнутом сгонять, есть у нас тут, да я тебя, блять, стекло жрать заставлю. Я и такое делал.       — У меня видос остался, — заржал Серега.       — Ты мне тут шутки не шути со мной, понял? — низко басил мужик, да так, что Петя испугался уже одних угроз, представлять их вообще не хотелось. — Поверь, я тебе такой пиздец устрою, что тот аттракцион с хуями, бутылками и дубинками тебе покажется каникулами, понял? Кивни, сука.       Петя рвано кивнул, судорожно дыша, сердце в глотке билось, сам он весь дрожал — от холода, от страха.       — Молодец. Я тебе напомню, что ты — шавка ебучая, у тебя никого нет и сделать ты нихуя не можешь. Омеги вообще должны сидеть на коленях и рот открывать только для того, чтобы хуи сосать. Кивни.       Петя не хотел кивать.       — Сука, ща я тебе покажу, блять.       Удар по челюсти прошелся уже не пощечиной, а кулаком. Петя прямо вот так и свалился со стула, тихо проскулив от боли. Жгло нереально, кажется, зуб сломался. В голове зазвенело. Он повалился на холодной пол.       — Ты хоть знаешь, на кого выебываешься, сука ты конченная? — взревел мужик, ударив по ребрам. Петя глубоко вдохнул, подавившись криком, перевернувшись на спину, подняв ошалелый взгляд на мужика, который потянулся руками к своей ширинке. — Серег, принеси-ка волшебный чемоданчик, — разулыбался он. — Ща мы тебя развлечем, потаскуха.       Петя смотрел ему в глаза, а сам думал: никаких слез, никаких истерик, слезы — потом.       Сейчас — нож.       В руку лег хорошо, впился в веревку. Хороший нож. Игорь старался, когда выбирал — сразу видно, беспокоился.       — Ты погляди, даже сейчас смотришь, как наглая сучка, я хуею. Теперь это просто мой долг тебя довести до скулежа и соплей, — рассмеялся гаденько. Петя спрятал оскал, когда первая верёвка разорвалась. Следом — еще одна. Плечи ломило. — Ща я тебя научу жизни, подонок. На колени, блять! Живо!       Петя, конечно, не встал на колени.       Третья вот-вот…       — Серег, шокер подай-ка, а? Ща жизни научим.              Руки свободны. В плечо стрельнуло от боли. Петя быстро вскочил.       «Ножом бей под колено. Больно пиздец», — говорил Игорь. «Вот сюда», — стучал он по месту под коленом. И просил: «ткни пальцем, чтобы понять». Сказал: «хочешь, потренируйся».       Петя здорово потренировался. Засунул одним движением руки. Раздался надтошный крик. Петя вскочил на ноги, коленом вмазал под дых, перехватил за шею, вынул из кобуры чужой пистолет, оттолкнул, повалив на пол, наставив на второго, который с шокером стоял. В руке Петя сжимал кровавый ножик.       — Сука, только двинься, обоих нахуй пристрелю, — прохрипел Петя. Мужик вздрогнул, рукой дернул. — Не двигаться, сука! Ящик на пол, руки за голову, на пол!       Мужик, что странно, послушался. Правильно, поебать тут же стало — омега он, не омега, сейчас он мент, к тому же с пистолетом.       — Оружие на пол! — рявкнул Петя. — Без лишних движений!       Истерика — потом. Слезы — потом.       Сейчас — оружие.       Его послушались. Оба. Петя перевел дух, осмотрелся. Подошел ближе ко второму и отпихнул пистолет ногой. Держа на прицеле, бросился к двери. Замок прострелил быстро — может и не было там никакого замка — и бросился наружу. Здание какое-то было, непонято, что за оно — полузаброшенное, что ли, Пете было не до этого. Бежал он не разбирая дороги, весь дрожавший от холода. Щека ныла. Кровь из носа запачкал его рот, подбородок и водолазку.       Выскочил на улицу, сжался, весь продрог. Его передернуло, когда подул холодный ветер. Куда ехать? В участок? Нет, нельзя… Опасно. На такси тоже не поедешь, хвост может за собой увлечь.       Петя перевел дыхание, пряча пистолет в кобуру. Ксивы нет разве что, хоть бы и не понадобилась. Снова подул ветер, Петя едва не взвыл от холода — вся одежда была насквозь мокрая от холодной воды его всего трясло.       И, замерзший, продрогший, он пошел в сторону метро, чтобы уехать лишь в единственное ему известное безопасное место.       Пальцы не слушались. Синие все, дубовые, не гнулись уже. Петю уже не трясло. Кожа колола от холода, горло болело, кашлял сухо. Кое-как нажал на цифры. Сжался в плечах, едва к холодной двери не привалился — ноги не держали. Чтоб их всех… будь они все прокляты.       — Да? — раздался женский голос.       — Теть Лен… — начал Петя хрипло. — Эт я. Извините, что без приглашения…       — Господи! Петя, заходи, обыскались тебя!              Обыскались? Сколько времени-то?       Домофон пискнул. Петя полез за телефон. Опа… Не было никакого телефона. Выругался бы, да сил не было. Петя просто завалился в подъезд и хотел было там и сесть. Теплее, все-таки, чем на улице, но силой заставил себя подняться. Нажал на кнопку лифта. В лифте еще сильнее захотелось сесть и заснуть. Промерз до костей, холодно-то как… спать еще хотелось и плохо было во всем теле. Кости ломило адски, будто бы резко постарел лет на сорок.       Дверь уже была открыта, на звонок жать не пришлось. Петя аккуратно заглянул в дом и тело тут же закололо от тепла. А вот тут можно и лечь… Вот, прямо на коврик. Его пошатнуло.       — Петя! — взволнованная тетя Лена едва не вбежала в коридор и рот прикрыла. — Петь… что ж с тобой делали? Давай быстрее, снимай обувь, я тебе отогрею! Давай-давай.       Она сама подскочила к нему, дверь закрыла за ним. Петя неуверенно стал снимать обувь. В тепле его снова затрясло — на этот раз в ознобе. Все равно холодно… Пете казалось, что он уже не согреется.       Тетя Лена едва не под руку его в ванную завела и сама даже принялась раздевать. Пете хотелось сесть на пол, свернуться калачиком и чтобы его никто не трогал.       — Петь, ты как? Совсем плохо? У тебя все лицо в крови. Где-то еще раны есть?       Петя не ответил. Не мог. Холодно-то как, Господи!       Тетя Лена его раздела, в ванную запихнула, воду включила — вначале еле теплую, потом теплее, и еще теплее. Петя начал отогреваться, трястись перестало. Тело кололо-кололо, но не болезненно, приятно. Петя согнул и разогнул пальцы.       — Тш-ш-ш-ш, все хорошо, — шептала тетя Лена, проведя пальцами по волосам. — Все хорошо. Я тебе ванну наполню, посиди немного. Выйдешь, как в себя придешь, хорошо? Вода нормальная?       Петя закивал головой, поджав колени к груди и обняв их руками.       Тетя Лена покачала головой, по волосам мокрым провела.       — Бедный… Все хорошо, теперь все хорошо.       Вода набралась, приятная такая, тело колоть не перестало, но Петя совсем-совсем согрелся, даже хорошо стало как-то. Наконец мысли в голове перестали быть такими костяными, что-то там вертеться начало, в голове этой.       — Пять минуточек буквально посиди. Скоро вернусь, — ворковала тетя Лена.       Дверь прикрыла, стало совсем тихо. Петя сидел, прижав ноги к груди, и сжав зубы. Оружие — было. Ножи — были.              Истерика — сейчас.       Таз болел… Болел адски, сидеть — невыносимо. Он попытался поменять позу, но смог только сдавленно простонать сквозь зубы от боли. Глаза заслезились.       Раздался голос тети Лены:       — Федь, он сам пришел. Езжай домой… Да, вроде нормально, только нос разбили, наверное, но на теле ничего не было… Весь мокрый, ужас какой… Заболеет, по-любому. Все, не могу говорить, мне ребенка отогревать надо, чтобы воспаление не подцепил.       Петя дальше и не мог слушать. Зажмурился, губы плотно сжал, но в уголках глаз все равно слезы появились. Болело адски, как ты не ерзай, как удобнее не устраивайся, все равно больно. Сидеть — пытка какая-то, невыносимо. Петя поерзал. Боль стрельнула в бедра, в поясницу. Петя заскулил и закусил руку. Сука!       Как вообще может болеть то, что болеть не может?! Петя, сцепив зубы, стал неловко выбираться из ванной. Вроде, согрелся. По крайней мере, ему так казалось, нечего сидеть и себя мучить. Боль, правда, никуда не ушла. Вставая, снова стрельнула в низ поясницы, перекидывая ногу через ванну — вдоль позвонка аж прошлась. А внизу все будто горело, тянуло, ныло. Петя, сжимая зубы, кое-как вылез из ванной, схватил полотенце и неловко замотался в него. Оперся одной рукой о раковину, зажмурившись от боли. Со щек на раковину капнуло две соленые капельки. Петя криво усмехнулся. Дрожь вернулась — но он так и не понял, от боли или это так, истерика подкатила к самому горлу. Петя открыл глаза, судорожно выдыхая. Успокоиться надо, успокоиться.       Петя уставился в свое отражение. Белое, напуганное, с красными, воспаленными глазами.       Жалкий такой. Униженный.       ничтожество.       Ему захотелось разбить зеркало на куски и изрезать ими свое лицо. И все, что его от этого остановило — понимание, что это не его зеркало. Он в чужом доме. Нечего заставлять тетю Лену еще и разбираться с его изрезанным лицом. Петя отшатнулся. Меж бедер прошлась болезненная судорога, свело, и он схватился за стену, чуть не упав.       Плакать хотелось — но непонятно, то ли от ужаса, то ли от боли.       То ли от того, кого он увидел в отражении.       Дверь тихо скрипнула.       — Петь… — начала тетя Лена, посмотрев на него с искренним сочувствием, сопереживанием. — Держи, я тебе вещей Федькиных принесла, он давно их не носит, живот себе отрастил, не влезает теперь, — улыбнулась ласково, нежно, будто пыталась Петю успокоить. Будто бы этими словами говорила: «я не замечаю то, как ты выглядишь, мне нет дела до того, кто ты, я просто хочу, чтобы тебе было хорошо и тепло». И разве имел право от этого Петя нос ворочать?       — С-спасибо, — дрожащим голосом проговорил Петя, принимая вещи.       — Одевайся-одевайся, я пока теплого чая сделаю с медом, не спеши.       Тетя Лена аккуратно прикрыла дверь — но не закрывала, будто бы хотела слышать все звуки, будто бы боялась, что Петя мог бы вот так и свалиться. Или разбить своим лицом зеркало… Петя принялся неловко одеваться дрожащими руками. Потряхивало слабо, но уже не от холода. Била паника, била истерика, били невыплаканные слезы. Петя только утер глаза. Не будет он рыдать, ни за что он не будет рыдать. Потом. Как-нибудь потом…       Стрельнуло в правое бедро, когда он поднял ногу. Петя замер, сожмурился, зашипел, но аккуратно продел ногу в первую штанину, затем — вторая. Треники ему все равно большеватые оказались, даже завязки не помогли. Свитер казался на нем карикатурным, свисая, как на кукле, но Пете не было неловко. Ему было очень уютно и тепло. На самом деле, замотавшись в вещи, которые только и пахли, что чужим домом и порошком, он вдруг ощутил внезапный прилив тепла в его груди. Немного попустило.       Выглянув из ванной, он прошёл, почти вслепую, в гостиную, присев на диван и обняв себя за колени. Сидеть все еще больно, боль не проходила, наоборот, делалась острее, сильнее, будто издевалась. Петя сожмурился, чувствуя, как лицо намокло от пота. По виску соскользнула капелька пота.       — Петь, ты как?       Петя открыл глаза. Запахло каким-то там чаем… Ягодный, что ли.       — Я успокоительное вот еще принесла, сейчас накапаю…       — Обезболивающее есть? — хрипло спросил Петя. — Любое…       Тетя Лена лишь на секунду замерла, поджав губы, и неуверенно уточнила:       — Разное есть. Какое тебе?       — Посильнее, — едва не взмолил Петя.       Тетя Лена спокойно кивнула, с какой-то будто бы врачебной холодностью принесла ему таблетку и стакан воды. Петя проглотил ее, как долгожданный глоток воздуха, закрыл глаза и спрятал лицо в коленях, дожидаясь, пока боль пройдет. Это самый прекрасный момент — с той секунды, когда ты глотаешь обезболивающее. Знаешь, что еще чуть-чуть и отпустит. Станет проще. Самые сладкие мгновения, хоть и проводимые в угасающей боли. Время, пока действует обезболивающее — самое лучшее. Даже лучше, чем когда сама боль тухнет. Для Пети это почти замена наркотиков.       Тетя Лена аккуратно присела рядом, погладив по мокрым волосам. Движение было нежным, по-матерински ласковым. Петя сильнее сжался. От ласки хотелось спрятаться, уйти, с ней не хотелось встречаться лицом к лицу. Тетя Лена это как-то прочла, так что молча встала, укрыла Петю пледом, попросила прилечь и оставила рядом чашку чая и открытую баночку меда в сотах.       Петя шумно выдохнул, удобнее устраиваясь на диване и выпив успокоительное. Глаза налились свинцом.       Петя разлепил сонные, все еще влажные глаза — будто бы плакал сквозь дрему — и прислушался. Что-то шуршало, шумело, слышал тихие голоса. И вот — мужской. Петя усилием воли заставил себя встать. Странно, боль прошла, но ломило все тело, вернулась мелкая дрожь. До него не сразу, но все же дошло — лихорадка. К черту. У Пети есть дела поважнее. На не держащих ногах он встал, поправив съехавшие треники и, придерживаясь за стену, пошел на голоса.       — Здравствуйте, — хрипло сказал он, глядя на Федора Ивановича. — Простите за… за это. И за то что беспокоиться заставил. Я…       — Хватит, — спокойно сказал Федор Иванович. — Нам, вероятно, проблему надо решать.       — Да какие проблемы, Федь? Он же на ногах еле стоит!       — Извините, но правда… надо, иначе непонятно, чем кончится… — проговорил Петя еле-еле и с трудом сел на стул, потерев лицо.              Тетя Лена обеспокоенно коснулась его лба и руку резко одернула так, будто ошпарилась.       — Да у тебя жар!       Петя вымученно улыбнулся.       — Все в порядке. Спасибо. Поговорить бы… надо.       Тетя Лена хмуро глянула на Прокопенко.       — Ну и? Снова тайны?       — Лен, ты не дура и никогда ей не была. Если хочешь послушать — оставайся. Я ведь никогда ничего от тебя не скрывал. Ты это сама выбирала.       Тетя Лена посмотрела на него, поджав губы, потом на Петю и только сказала:       — Как закончите — живо спать. Я разберу и застелю тебе диван.              Петя рассеянно кивнул. Тетя Лена резко вышла. Где-то хлопнули дверцы шкафа. Петя неуверенно поднял подернутый поволокой болезни взгляд на Прокопенко, больше всего боясь увидеть на нем разочарование, усталость от Пети, отвращение. Но тот смотрел с едва прикрытым волнением, будто сам хотел поскорее отправить Петю в постель, но понимал — не мог.       Петя опустил взгляд, поджав губы, сжавшись в плечах. И, весь неловкий, зачем-то сказал:       — Мне тут ваши вещи дали…       Федор Иванович усмехнулся.       — Вижу. На тебе и мои вещи с молодости висят, как на вешалке. Совсем ты тощий смотрю…       Петя вымученно улыбнулся. Он это так часто слышал, что порой его это злило. Если ему приходилось иметь дело с врачом не из частной клиники, то каждый (даже терапевт!) считал своим долгом сообщить, как бедному Пете тяжело будет вынашивать и рожать. Поэтому от этих замечаний Петю всегда коробило, будто бы все заранее видели в нем набор из матки и яичников. Но от слов Федора Ивановича противно не было. Беззлобных таких, спокойных, без всяких двойных смыслов. Простые слова.       — Есть такое… — качнул Петя головой. Затошнило, он прикрыл рот рукой.       — Тошнит? — помрачнел Прокопенко. Петя кивнул. — Сотрясение?       — Кажется, — проморгался Петя. — Мне, честно говоря, так херово, что я не понимаю, что болит больше. Да хрен с этим, вылечусь, а тут… ситуация похуже.       — Я уж понял. Рассказывай.       Пете почему-то снова извиниться захотелось. За то, что приперся, за шмотки эти, за лишние проблемы, за лихорадку свою, но только сглотнул. Неуместно это все, никто тут ни в чем его не обвиняет — осознать эту мысль оказалась сложнее всего.       Петя все рассказал так подробно, как смог. Прокопенко покачал головой, посмотрев на свои руки, сжатые в замок, исподлобья, губы поджав, но в итоге только сказал:       — Будем решать. Контакты есть твоего Дмитрия?       — Я… кажется, у меня телефон забрали, а номера наизусть не помню.       — Ну, это даже хорошо, найдем по геолакции. Не такая это уже и проблема, — пожал плечами Прокопенко. — А теперь давай, иди-иди, тебе поспать нужно.       Петя противиться не стал. У него адски болела голова, тошнило, лихорадило, ломило кости, глаза слезились… кошмар какой-то был, даже думать не выходило толком — будто бы мысли в его же голове и плавились. Петя неуверенно встал.       — Давай помогу.       Петя хотел отказаться, мотнул головой, но, едва потеряв опору, тут же пошатнулся. Голова закружилась. Федор Иванович его поддержал и Пете пришлось идти едва не на него опираясь.       Постельное белье было чистое, едва не хрустящее, и Петя сам не заметил, как укутался одеялом по самый нос, улегшись на бок и подобрав к груди колени, сворачиваясь в клубок. Тетя Лена что-то дала ему выпить, по волосам погладила и сказала спать, а не то она будет ругаться. Петя слабо усмехнулся в одеяло и закрыл глаза. Температура выматывала адски, голова кружилась, кости ломило, тошнило… Лучше бы ребра сломали, ей-Богу.       Прокопенко едва не на цыпочках вошел в гостиную, забрав очки, и обернулся, посмотрев на Петю. Покачал головой, ощутив неприятное жжение в груди. Пацана было по-человечески жаль. И так судьба не сахар, через такой ад пройти, и вот, снова… Он, конечно, не спрашивал подробностей, но догадывался, что приятного от такой встречи было мало. И то, каким больным выглядел Петя… Лицо это белое, болезненно-красные щеки и глаза, сухие губы, голос тихий, даже идти нормально не мог! И вот, лежал, в тревожном сне, хмурясь и сжимая руки в кулаки даже во сне. Пряди липли к мокрому лбу, губы сжаты в одну полосу. Маленький такой по-забавному, даже рост его больше не делал.       Прокопенко покачал головой. Жалко ему было Петю. За прошлое, за настоящее, жалко было за эти «извините, что беспокою». Петя бы это, сказал, наверное даже с пулей в сердце. Как и Игорь…       Федор Иванович вернулся в кухню и спросил шепотом:       — Лен… у него там лоб весь мокрый, так и надо?..       Она подняла голову, посмотрела на него встревоженно и тут же вскочила. Зашелестели упаковки с лекарствами. Волновалась вся, успокоиться не могла. Петя всего полчаса спал, и все это время она места себе не находила, нервно шагая по кухне. Она такая всегда была. Каждый раз его выхаживала как в первый. Федор Иванович уже злился даже. Ну вот что ты так нервничаешь, что плачешь? Не в первый раз подстрелили. А потом понял: просто она, в отличии от него, человечности не растеряла, чувства не сточились. Она все еще такая, какой он ее всегда помнил — как в двадцать. Чувствующая, живая. Эмпатичная. И за Петю волновалась так, потому что он для нее уже родной, потому что видела, что Петю за всю его жизнь так никто и не смог по-настоящему полюбить и он, потерянный такой, даже и не знал, куда приткнуться. Теперь вот боялась его спугнуть, волновалась о нем, заботилась, как о собственном сыне.       Телефон в кармане зазвонил и Прокопенко, сам перепугавшись, что звонком разбудит Петю, быстро его поднял. Звонил Игорь.       — Здравствуйте, — поздоровался Игорь. — Я узнать хотел, у Пети там случайно никакого крутого задания секретного нет? Я звоню — не поднимает. В квартиру стучусь — тишина. Уже есть желание дверь выбить.       Прокопенко потер усы, вскинув брови. Игорь не знает? Странно как. Казалось, Петя должен был первым ему позвонить, рассказать.       — Петя у нас, — сказал он, растерянный.       — О, — протянул Игорь, будто бы замявшийся. — На ужине?       — На каком ужине, Игорь? Ты что, в самом деле не знаешь?       — Да что я знать-то должен?       — Ладно, приходи давай, на месте объясню. Не телефонный разговор.       Прокопенко скинул. Игорь у чужой двери побледнел и все-таки захотел выбить дверь. Чтобы как-то избавиться от комка, который заполнил всю его грудь, давил на ребра, на самое горло. Игорь сглотнул, засунул телефон в карман и спешно направился на улицу, решив даже вызвать такси, лишь бы быстрее добраться, Петю увидеть, себя успокоить.       Когда ему открыли, первым делом спросил сразу с порога, не раздеваясь:       — Что с Петей?!       Тетя Лена на него шикнула:       — Тише, разбудишь мне его еще. У него и так сон тревожный, температура подскочила…       — А… так у него температура просто? — облегченно выдохнул Игорь, даже плечи расслабились. У него и без того голова гудела, по делу в итоге много информации нашлось, рано утром должен быть выезд и, вместо того, чтобы выспаться, вот, Игорь здесь. Не то чтобы Игорю было важно выспаться, но иногда из-за недосыпа он терял бдительность, а на важных делах такое лучше не устраивать.       — Не совсем, — качнула головой тетя Лена и добавила: — Проходи.       Игорь посмотрел на нее напряженным взглядом и кивнул, стаскивая обувь и куртку. Потер шею. Мерзнет, блин, шарф нужен… В гостиной свет был выключен, однако Игорь заметил неясный комочек из одеяла. Сердце почему-то сжалось. Игорь прошел на кухню, посмотрев на Федора Ивановича.       — Оккупировал нам твой супруг гостиную, — по-доброму улыбнулся Федор Иванович. — Вот, сижу, как наказанный школьник, без телевизора.       — Тебе лучше будет, хоть в тишине посидишь, расслабишься, — отмахнулась тетя Лена. — Ох, ладно… Ужин сами себе подогреете, а я Пете бульон сделаю.       — Да что случилось-то? — шепотом спросил Игорь, глядя на Федора Ивановича.       Тот усмехнулся и сделал жест, чтоб Игорь к нему поближе сел, и рассказал: про внезапную проблему, про то, как час Петю искали по всему Питеру, про то, как тот завалился в крови и весь мокрый, про лихорадку, и про Дмитрия Александровича.       Игорь молчал, сжав губы и руки в кулаки, плечи были напряжены, брови к переносице сведены.       — Я не понимаю… чего ж ты об этом не знал? Вы ж вроде… в отношениях, намерения там у тебя серьезные…       — Я… Он мне ничего не сказал, — сквозь зубы проговорил Игорь, понимая, почему Петя не сказал.       И от этого понимания ему сделалось еще хуже. Он ведь радовался тому, как Петя ему доверился. Так много рассказывал, обнажался перед ним. Доверял. И вот… вот чем его Игорь отблагодарил за доверие. Петя не звонил ему, ничего не сказал, просто решил, что Игорь ему не поможет. Только от мысли, что Петя… что Петя допустил для себя мысль о том, что Игорь ему не поможет, Игорю сделалось совсем паршиво. Он ведь… он ведь говорил ему, что, какие бы у них отношения ни были, он всегда поможет! Он будет рядом, не уйдет!       А Петя все равно решил, что он не может попросить Игоря, не может довериться.       Игорь не мог винить в этом Петю. Петя и так много делал для их отношений. То, что Петя вообще давался в его руки — уже много. То, как запускал к себе домой, как шею подставлял для поцелуев, как доверчиво к нему жался — это уже было много. А все, что смог сделать Игорь — это наорать на Петю на весь отдел.       А если бы не выкарабкался? Если бы не вышло?       Если бы… если бы с ним случилось что-то намного хуже, чем лихорадка?       Как бы потом Игорь жил?       Нет.       Как бы потом жил Петя?       — Игорь, — позвал его Федор Иванович. — Разожми челюсти. Ты вот этим вот ничего не решишь, ни себе легче не сделаешь, ни ему. Что бы между вами не произошло.       Игорь кивнул.       — План есть? Могу помочь?       — Есть. Для начала ублюдков тех надо найти, по ним будешь дело вести. С лицами повыше сам разберусь… Надо бы отцу Петиному позвонить, но, боюсь, Петя не одобрит… Да и с самим Петей поговорить надо. Чем больше думаю, тем больше вопросов. Паршиво ему, — сказал Прокопенко внезапно. — Пока говорил с ним, мне казалось, что он на стену лезть готов. Не привык, что к нему по-человечески могут относиться. Я ему и говорю, мол, Петь, ты ж как минимум работник хороший. Два отдела мне тут по струнке поставил, все бумажки теперь в образцы можно ставить, раскрываемость поднял. А как максимум ты вроде как пара Игоря, отношения, а если нам для Игоря ничего не жалко, то и для тебя тоже. И все равно — взгляд в пол, губы сжал.       Игорь только кивнул. Что говорить-то? Петю никто не любил, никто с ним по-человечески себя не вел, как и сам Петя. Он просто не знал, как себя вести и что говорить. Он никогда не видел ни счастья, ни доброты, ни бескорыстной помощи. Петя, может, и хотел бы ответить тем же, но просто не знал, как.       Игорь вздрогнул, когда услышал скрип дивана. Напрягся, вслушался в тишину — ему так хотелось поговорить с Петей, сжать его руку в своей, расцеловать красное от жара лицо, хоть как-то показать, что он здесь, рядом. Скрип повторился. Игорь резко встал и пошел к гостиной. Тетя Лена дернулась, но Прокопенко качнул головой — ну в самом деле, пусть молодые сами разберутся. А сам встал ужин все-таки греть. Как-то не до еды стало, как Петю увидел.       Игорь скользнул в гостиную, где света не горело, но проникал мягкий желтый свет с кухни. Игорь аккуратно присел на самый край дивана, вглядываясь в белое, мокрое лицо Пети, в красные щеки и сухие губы. Петя поерзал, вынырнул из-под одеяла, скинув с себя, и с трудом раскрыл глаза. Жарко совсем стало. Игоря он не разглядел, зато принялся стаскивать с себя чужой свитер. Игорь замер. Он-то Петю голым не видел вживую ни разу! Фото видел, да, но это совсем другое, тем более без согласия самого Пети. Он нервно забегал взглядом, не зная, куда им уткнуться, и заметил лежавший свежий комплект одежды. Майка легкая, тонкие спортивки. Игорь слепо всунул ему под нос майку. Петя замер.       Снова повисла тишина, и Петя неловко принял майку. Натянул на себя и снова откинулся на диван, прикрыв глаза и дыша через рот. Игорь перевел на него взгляд. Петя казался совсем изнеможенным, уставшим, будто бы в бреду. Игорь неловко подсел ближе и тихо позвал его:       — Петенька…       Петя медленно моргнул и перевел на него взгляд. По глазам его Игорю казалось, что Петя нихрена не понимал. Будто в бреду был. Взгляд мутный, расфокусированный, ничего не выражающий.       Игорь подвинулся к нему еще ближе.       — Петь, это я… как ты?       — Хорошо… — хрипло ответил Петя с задержкой. Хорошо, надо же! Игорь видел, как ему хорошо. Он нервно заерзал по дивану, не зная, куда себя деть и что сказать. — Что ты здесь делаешь?..       — В смысле? — удивился Игорь. А как он мог быть не здесь? Не рядом с Петей?       — Ты… ты не должен был… не должен был знать… — с придыханием прошептал Петя. Даже говорить ему было сложно — говорил медленно, с запинками, тяжело дыша.       — Почему? — сбился с толку Игорь, хотя и окончательно понял: Петя бредит. Надо бы тетю Лену позвать, ненормально это как-то.       Петя не ответил. Только смотрел на него, сжав губы. Волосы липли ко лбу, глаза, красные и воспаленные, блестели. Белый такой весь, в таком положении он казался еще меньше, еще более хрупким и тонким.       — Петь, — позвал его Игорь.       Петя отозвался не сразу, а в итоге только и сказал:       — Прости… это я виноват.       — В чем? — заморгал Игорь, совсем растерянный. Он-то догадывался, что с человеком в бреду хорошего диалога не слепишь, но крайне старался. Он весь вечер думал о Пете, какие слова скажет, как извинится, а теперь… вот.       — В этом… не хотел тебе говорить… не хотел… чтобы ты снова кричал…       Игорь замер. Он сам не понял, почему, но эти слова что-то задели в нем, будто бы резанули по чему-то живому, болезненно пульсирующему. Игорь рассеяно моргнул.       — Я… я бы не стал кричать, Петь. Какие глупости…       — Нет… неправда… ты бы кричал… снова ругался… — Петя глубоко выдохнул, будто задыхался. Игорь испуганно дернулся. — Снова кричал бы… что я виноват… а я знаю… знаю… я стараюсь… но у меня совсем ничего… не получается…       — Петь, ну ты чего? — ласково сказал Игорь, не зная ни куда себя деть, ни что сказать. — У тебя все чудесно получается.       — Нет! — внезапно крикнул Петя, подскочив на диване. Голос у того едва не сорвался, и тот закашлялся. Игорь снова испуганно дернулся. — Ты кричал! И говорил, что я виноват! Зачем ты пришел?! Чтобы снова унизить меня?! Я понял, все прекрасно понял!.. Понял и знаю, что я тебя не заслужил! Ну и что?!.. Это же не повод! Зачем ты так говорил?!.. Зачем?!.. Ты ведь знал… все знал!       — Петь, пожалуйста, не кричи, успокойся, — попросил Игорь, подняв на него умоляющий взгляд. — Ты ни в чем не вино…       — Нет!.. Ты… ты сам говорил! Сам так сказал, что я во всем виноват! И что я все порчу! А я… — губы у Пети задрожали, по щекам линулись слезы. Игорь, испуганный, замер, — а я это это и так знаю… знаю, что я ничтожество и что тебя не заслужил… я просто не хочу… не хочу, чтобы ты ругался… хочу… — Петя сглотнул слезы, громко всхлипнув, — хочу сделать тебя счастливым… но не могу… не знаю, как…       Игорь сидел, растерянный и сбитый с толку, напуганный. У Пети жар, у Пети бред, Пете плохо… Петя сам не понимал, что говорил, но то, что говорил — это ведь просто его чувства, которые в нормальном состоянии так сложно обличить в слова. И его страх, что его будут «ругать» — как маленького ребенка, будто бы и ни за что — и его чувство вины, и его страх, что Игорю он все портил.       Игорь крепко сжал его руку, придвинулся к нему вплотную. Петя всхлипнул и испуганно отстранился от него, отполз. Игорь не дал ему это сделать. Схватив за плечи, притянул к себе, и Петя испуганно вскрикнул, но крик потонул в надрывном всхлипе.       — Дебил, я из-за тебя улыбаюсь, только с тобой мне весело, мне больше никого не надо, понимаешь? — Игорь сказал это так отчаянно, с такой искренностью, что сам ее испугался.       Петя, однако, не поверил. Он только сказал дрожащим голосом, смотря красными, опухшими от слез глазами на его лицо:       — Ты врешь… Но я… я все равно тебя люблю…       Игорь едва не отшатнулся. Мог ли он верить словам Пети? Петя все еще в бреду, не соображает. Но эти слова Игорь принял так же близко, как и все то, что Петя говорил до этого.       — Петь… и я тебя. Ты же это знаешь…       Петя отчаянно закачал головой.       — Петь… Ну ты чего?.. — ласково спросил Игорь, сцеловывая слезы с красных щек. — Я бы не был тут, если бы не любил. Да я умру за тебя, Петь.       — Не надо… — испуганно пролепетал Петя, решивший, что Игорь говорил всерьез. — Просто… не отпускай меня… никогда не отпускай… мне все равно… все равно, каким ты со мной будешь… я все равно буду тебя любить… и все стерплю…       Игорь от отчаяния тихо зарычал.       — Я тебя не отпущу, даже если ты будешь об этом молить, — прохрипел Игорь уверенно, тихо, едва не в его губы. Петя тихо охнул в его рот. Поцеловать бы его сейчас, лишь бы бред этот весь не говорил. Ни про то, что Игорю не верит, ни про то, что будет терпеть, лишь бы Игорь не ушел. Сколько ж дерьма в этой милой голове?       Петя тихо, жалостливо всхлипнул. Дрожал всем телом, глаза ничего не понимающие, щеки красные и мокрые. Игорю на него даже смотреть больно было, особенно на контрасте с тем, каким Петя был утром. Таким довольным, ярким, за километр воняющим уверенностью в себе и счастьем, и вот… вот то, как он себя чувствовал сейчас.       Игорь поцеловал его в горячий лоб, прошептав:       — Горе ты мое… Горе.       Петя тихо всхлипнул и уткнулся носом в его шею, дрожа. Игорь обнял его, гладя по узкой спине. В его руках Петя всегда по-особенному хрупким казался, а сейчас эта хрупкость казалась болезненной, какой-то неправильной. Игорь прижимал его к себе, укачивая в своих руках, убаюкивая. Нормального диалога у них сегодня определенно выйти не могло, Петя едва понимал, что ему говорили, и что сам говорил, так что лучшее, что мог делать Игорь — просто быть рядом. Обнимать его, убаюкивать в своих руках, целуя непослушные волосы и горячий лоб, шептать что-то тихо, неразборчиво, но едва ли Петя пытался вслушиваться. Обнимать его и не думать о том, что какую-то часть диалога их слышали, размышляя о том, что же натворил Игорь, чтобы Петя кричал такие вещи и умолял его не отпускать.       Петя вскоре тихо засопел в его шею, дыша тяжело и часто. Игорь обеспокоенно потрогал его лоб — все еще горячий, влажный. Обеспокоенно на него посмотрел и, выпустив из своих объятий, аккуратно уложил на диван, поправив подушку. Укладывая его голову, ощутил, что затылок у него был весь влажный и мокрый. Игорь спешно встал, вернулся на кухню, стараясь игнорировать ничего непонимающие и откровенно удивленные взгляды, и сказал:       — У него, кажется, бред был… и он весь мокрый… но он заснул и…       Тетя Лена устало застонала:       — Серьезно? Ты сам не додумался ему жаропонижающие дать? Богу слава, что я хотя бы тут есть, а то угробили бы мне ребенка!       Игорь смущенно опустил взгляд в пол, пожав плечами. Ему как-то не до таблеток было. Все, о чем он думал, так о том, что ему с Петей-то делать. Что делать с Петиной уверенностью, что Игорь его не любит, что он ничтожество. Тут одной лопаты мало будет, трактор нужен сразу…       Тетя Лена, причитая, удалилась в гостиную. Снова разбудила Петю, и Игорь следил за этим с искренним сочувствием. Петя, кажется, снова начал что-то говорить, но Игорь решил не прислушиваться. У него и без того сердце болело за Петю, слышать что-то новое ему не хотелось. Тетя Лена дала ему таблетку, погладила по голове. Игорь посмотрел на Прокопенко, который все это время взгляда с Игоря не сводил, будто хотел спросить, но не знал, как.       Игорь тихо буркнул:       — Что?       — Да это я спросить хотел, — растеряно сказал Прокопенко. — Вы с ним поссорились?       — Ага… типа…       Федор Иванович только кивнул. Понимал, что им не по пять лет и лезть в отношения двух взрослых людей как минимум некрасиво, как максимум — бесполезно. Все, что он мог делать — надеяться на то, что они оба смогут решить все свои проблемы, а не довести их до конца света. Эти-то могут…