Беки-беби уси-пуси Беки-беби муси-пуси

Глава 6. Няня уложила меня в колясочку, накрыла ее специальной крышкой, которая запиралась большими молниями, а затем опустила белую полупрозрачную занавеску и еще вдобавок накрыла ее белым полупрозрачным пологом с вышитыми на нем кружевными цветочками. Мир сразу погрузился в белый полумрак. Вскоре няня оделась и выкатила большую коляску с младенцем переростком на улицу. На улице было по-весеннему прохладно и в воздухе чувствовался приморозок, но я был очень тепло одет. Светило яркое солнце, но ко мне в коляску яркий солнечный свет не проникал. От покачивания коляски я начал засыпать, сквозь наступающий сон вскоре почувствовал, что писаю в свой подгузник. Я думал, что пробуду в детском состоянии всего несколько дней, но как оказалось я безнадежно провалился в детство на несколько недель. Я полностью обратился в состояние младенца и совершенно ничего не мог поделать с этим. Транс был очень глубоким поэтому выбраться из того состояния, на которое меня обрекли не было ни малейшего шанса. Теперь я был не только всегда туго спеленатый и перевязанный атласной лентой с вывязанным красивым бантом спереди, но и осознавал себя полностью младенцем. Когда нянечка шла со мною гулять она прежде чем положить меня в коляску полностью спеленатого во все полагающееся пеленки и перевязанного, обязательно еще заворачивала меня в мягкое одеяло, которое тоже перевязывала атласной лентой никогда не забывая вывязать из ее концов красивый бант. Поверх мягкого ватного атласного одеяла в атласном пододеяльнике обязательно натягивала специальный атласный чехол с мягким наполнением. Как только я полностью коконированный оказывался в коляске слышалось жужжание запираемых молний крышки коляски, которая надежно прижимала к такому же мягкому дну коляски мягкий кокон, который я теперь из себя представлял. Коляска становилась как бы продолжением моего кокона. Я был очень надежной упакован, но умом беспомощного младенца мне никогда не понять, что мне уже никогда не выбраться самому из этой мягкой, тугой, блестящей упаковки, я просто как младенец испытывал телесный комфорт от своего состояния в которое меня обратила нянечка, мне просто казалось, что я нахожусь в утробе матери. Пару раз на неделю она возила меня на сеанс к доктору Фаучи. Она доставала меня с коляски, снимала чехол и одеяло поскольку в помещении было жарко, но при этом я по-прежнему оставался в пеленках. Как я говорил выше пеленки были днем и ночью, везде и всегда, поэтому я быстро к ним привык и уже без них чувствовал дискомфорт. Нянечка все это время очень была заботливой и ласковой со мной. Она меня купала, меняла мне подгузники и снова туго пеленала, брала на руки, кормила с бутылочки с соской и из ложечки. Няня больше не разговаривала, точнее она больше не разговаривала со мною взрослыми словами, вместо этого она ласково со мною ворковала, произнося всякие милые и приятные вещи для такой маленькой девочки как я. Это ее сюсюканье было наполнено безграничной лаской и нежностью, от которой я просто таял как шоколад в ее теплых объятиях, и моя душа от этого на уровне подсознания становилась еще больше изнеженной. Теперь она называла меня только ляля и все реже Беки-беби. В тот момент я даже и ни капельки не мог догадаться что за всем этим ласковым сюсюканьем стоит всего лишь контроль над моим состоянием, точнее не дать мне выйти из этого состояния как можно дольше чтобы изменения в моем сознании полностью закрепились и стали полностью необратимы. Чтобы, пройдя через длительное состояние младенца я стал навсегда неженкой на уровне глубокого подсознания, и чтобы в любой момент от произнесенной ключевой гипнотической фразы я мгновенно впадал в транс и превращался через несколько мгновений в обычного младенца. Когда же наступали те короткие моменты прозрения, я понимал, что здесь что-то не так и все происходящее со мною какое-то неправильное, но удержать эти мысли слишком долго в голове разумом младенца я просто не мог. Я не то что не мог что-то поделать в своем состоянии, но даже сказать об этом, во всех смыслах этого слова, поскольку теперь всего лишь мог агугать и щебетать как обычный младенец. Мало того, что без своей соски и подгузника я уже не мог обходиться так еще теперь начал чувствовать странную непреодолимую потребность в пеленках. Через неделю пребывания в спеленатом состоянии я как настоящий младенец просто не мог уснуть без пеленок. Поэтому мое пеленание стало особым ритуалом, няня пеленала меня с упоением и очень тешилась тем что я теперь их себя представлял — куклу-младенца. Но раз в пару дней я на пару часов оставался без пеленок. Обычно это случалось после купания, когда я принимал воздушные ванны. Няня насухо вытирала меня мазала меня кремами и обрабатывала детскими присыпками мою кожу. Я лежал голеньким на кровати и смотрел мультики. На мне был лишь детский подгузник и больше никакой одежды. Правда тут без детских аксессуаров не обходилось кроме подгузника и соски пустышки, на голове всегда был плотный детский розовый чепчик из атласа и кружевных рюш, мягкие розовые носочки на ногах с белыми кружевными оборками и на руках мягкие варежки в виде розовых блестящих мячиков, которые делали мои руки совершенно бесполезными. Няня даже не натягивала поверх подгузника пластиковые трусики, поскольку под застланными подо мною пеленками на кровати еще имелась виниловая простынь. Впрочем, подгузник и так надежно защищал меня от «текущего конфуза» поскольку этот памперс хоть на вид был не очень толстым, как мои ночные подгузники, но мог впитывать в себя большое количество влаги и еще имел повышенной надежности резинки на давая ни малейшего шанса для протекания. Когда меня укладывали на живот мне приходилось задирать сильно голову чтобы смотреть телевизор, затем няня помогала мне перевернуться на спину и подкладывала под меня подушки. Раньше в детстве я ненавидел мультики про телепузиков, теперь же они стали моими самыми любимыми. Мало того нянечка мне даже сшила из розового и белого плюша такой цельный комбинезон телепузика, в котором ползунки, рукавички и капюшон было единым целым. В нем даже была на голове такая штучка как в настоящих телепузиков. Няня просто приходила в умиление, когда я ползал по комнате в этом наряде для младенцев и пытался вымолвить пузи-крем. Правда, когда она меня наряжала в телепузика всегда поверх подгузника давала пластиковые трусики, которые громко трещали, когда я двигался. И никогда не давала пластиковых трусиков, когда я был в пеленках. Когда время воздушных ванн заканчивалось на меня сразу падала атласная ночная рубашка с кружевным шлейфом, которая по сути была свивальной рубашкой младенца. После нее я сразу оказывался в мягком и нежном плену пеленок. После того как нянечка припеленает мне руки к телу я сразу начинаю вращаться, одеваясь постепенно в слои мягкой ткани. После серии переворачиваний и оглаживаний вдоль моего тела моя голова всегда оказывалась надежно припеленутой к туловищу, и я уже совершенно не мог ее повернуть. Но это была лишь середина волшебства пеленания. Когда все пеленки оказывались на мне мое превращение в неподвижный совершенно беспомощный кокон близилось к концу и вишенкой на торте был вывязанный на мне красивый бант, когда тугой мягкий куль постельных принадлежностей, который я теперь из себя представлял перетягивался креста накрест аккуратными витками от верха до низа голубой атласной лентой. В таком виде меня оставляли засыпать после кормления из бутылочки с соской или же паковали в атласное одеяло и чехол, затем положив в детскую коляску везли на прогулку. Не знаю почему, но мне стало нравиться одеваться в пеленки буквально с первого дня моего младенчества. Одевшись полностью в них, став полностью неподвижным коконом и подобно надежно коконированной гусенице могучими силами природы я был совершенно беспомощный и одновременно полностью защищенный в этих слоях из постельных принадлежностей. Я никогда ранее в своей жизни не испытывал такого телесного комфорта и умиротворения. Я полностью потерял счет времени находясь в состоянии младенца. Да и оно особого значения для меня не имело, когда я полностью провалился в детство. Подгузники, моя соска, мягкие пеленки, вкусная молочная смесь из бутылочки, забота, ласка и нежность нянечки — это то что теперь лишь имело для меня значение. Это теперь был мой мир, мир нежности и ласки. Когда наступали моменты прозрения мне все меньше и меньше хотелось думать, что все это как-то неправильно, мне теперь все больше и больше хотелось быть младенцем, маленькой девочкой, которую всегда будут любить и заботится о ней. Поэтому не удивительно что я совершенно не заметил, как истекло полтора месяца моего детства в пеленках. Когда появилась Ванесса в доме нянечки на мне был мой любимый розовый плюшевый комбинезон телепузика из которого из-за розового щитка соски были видны лишь мои глаза. Моя жена была одета в точности как нянечка в блестящий переливающийся атлас. На ней была такая же длинная в пол пышная блестящая черная юбка, но блузка была не белой, а розовой. — Беки —беби уси- пуси, Беки- беби муси-пуси моя девочка, я пришла за тобой моя хорошая. — Агу, агу. — Мы идем гулять моя милая-сказала ласково Ванесса и нежно улыбнулась, а затем добавила: ляля пузи-пуси я тебя люблю. — Ляля агу…агу –ответил я и тоже в ответ нежно улыбнулся, улыбкой младенца, коим я по-прежнему все еще оставался. Няня раздела меня и вымыла, а затем засунула палец в мою задницу, чтобы убедиться, что я действительно чист до скрипа, потом насухо вытерла и высушила мне голову феном. После посещения так называемого «горшка для больших» старательно меня подмыла и совершенно голого легко подхватила и отнесла в спальню, где уже начала меня готовить к дороге домой. Меня тогда удивило отсутствие на другой кровати привычной горки постельных принадлежностей в которые меня обычно одевала нянечка, поэтому мне стало ясно что пеленать меня в ближайшее время пока что никто не собирается, хоть и мне очень хотелось, как можно скорее оказаться в пеленках. После того как подгузник надежно обволок мой живот, бока, всю задницу и низ спины, поверх памперса я сразу получил пластиковые розовые полупрозрачные трусики. Подгузник в этот раз был очень толстым намного толще моих ночных памперсов, которые обычно нянечка давала мне под пеленки. Но кроме очень толстого памперса и пластиковых трусиков няня начала натягивать мне на ноги и на сильно округлившийся зад колготки и это было что-то новое, которое сразу меня насторожило. Нет это не были нейлоновые или капроновые полупрозрачные женские колготки, которые хорошо тянутся во все стороны. Это были обычные детские теплые колготки белого цвета из хлопка с вязкой в мелкий рядочек с плотной резинкой наверху. Они хорошо тянутся в ширину, но в длину совсем плохо. Поэтому в раннем детстве, я не любил такие колготки, которые норовили постоянно сползти. Но эти детские колготки были такие же большие, как и мой подгузник и соска-пустышка, а еще удобно вместительные. Поэтому в них легко утонул полностью мой зад и живот в памперсе. Когда белые детские колготки обтянули мой зад в подгузнике и пластиковых трусиках он стал казаться каким-то широким. Но он стал казаться просто огромным, когда поверх детских колготок дали мне еще один очень толстый тканевый подгузник. Он был из атласа и набитый внутри толстым слоем мягкой ваты, словно был сшит из толстого ватного одеяла. Этот толстый тканевый подгузник, как и обычный памперс заклеивался липучками и еще фиксировался маленькими потайными пуговичками. После того как этот странный подгузник плотными, но очень мягкими объятиями обволок мой живот, бока и задницу мои ноги сразу раздвинулись, и я уже не мог их свести вместе. Сразу стало казаться что мою живот и попу заточили в мягкий атласный розовый шар, или же если посмотреть на это со стороны, то казалось, что моя задница вместе с животом сильно раздулась. Но тканевый дутый мягкий подгузник не был просто гладким, его блестящую розовую атласных поверхность сплошь покрывали ярусы розовых атласных оборок, которые находились друг над другом. Конец каждой оборки был подшит белым кружевом. Видимо эти странные вычурные раздутые трусики-подгузник были одним из предметов в комплекте таких же странных и вычурных вещей. В этом я убедился буквально через минуту, когда мне через голову скользнуло короткое платье с завышенной талией из розового атласа. Короткая торчащая как пачка балерины юбка этого платья состояла из ярусов таких атласных оборок, которые были подшиты такими кружевами как оборки на подгузнике. Верх платья был тоже украшен ярусами оборок и рюш. Это вычурное детское платье из розового атласа и белых кружев было на очень маленькую девочку годика полтора. Поэтому оно было очень коротким и не прикрыло даже и половины моей раздутой задницы, поэтому из-под очень короткой юбки были хорошо видны оборки атласного тканевого подгузника. Затем мне на голову надели розовый плотный детский чепчик и такую атласно кружевную оборчатую детскую шапочку, которая своими формами напоминала огромный дамский капор викторианских женщин. Шапочка была как все детские шапочки глубокой и мягкой. Моя голова в ней утонула полностью до самых бровей включая и половину щек. Когда ее завязки были завязаны под моим подбородком мое лицо оказалось в обрамлении кружева. Хоть рукав моего платья были зашиты полностью, точнее заканчивались детской варежкой, в которой четыре пальца вместе и один отдельно, няня на них натянула еще одну пару розовых атласных варежек в форме шаров, которые все пять пальцев собирали вместе и делали ладонь совершенно неподвижной и совершенно бесполезными руки. После того как завязки варежек были стянуты руки стали совершенно неподвижными. Затем меня обули в белые детские сандалики и взяв меня за руку няня попробовала меня пройтись с ней по комнате. Походка моя была очень неуклюжая словно у младенца, который совсем недавно научился ходить. Как я не старался идти ровно я ступал словно утка, поскольку из-за толстого подгузника не мог свести вместе ноги. Мало того моя жопа почему-то казалась мне теперь слишком тяжелой. Меня так и тянуло шлепнуться пятой точкой на пол как это делают совсем маленькие детки. Мне казалось, что я совсем не ходил и научился ходить совсем недавно. Едва ступив два шага, я падал на попу, а потом пытался ползти. Мало того кружилась голова и все мои движения были какие-то неуверенные и хаотичные. Видимо я слишком долго был в состоянии очень маленького ребенка, и нянечка меня почти не выпускала из пеленок. И когда я покидал эту комнату то всегда был одет в свежие пеленки и в колясочке. Теперь же когда меня хотят забрать на прогулку, я не мог понять почему меня не спеленали. А потом, когда белый туман в моем сознании немного рассеялся, я вдруг вспомнил что Ванесса что-то такое говорила, что я пойду гулять своими ногами как чувак. Когда я напрягся чтобы об этом подумать то сразу описался в свой подгузник и все сразу забыл, о чем хотел вспомнить. Наконец меня усадили на кресло чтобы я немного отдохнул. Ванесса сказала что это бесполезно, нужно время чтобы вернулась мышечная память… Спустя полчаса я снова попытался пройтись по комнате теперь я уже намного увереннее сделал несколько шагов и шлепнулся на задницу но уже не смог ее поднять. И когда попытался в третий раз пройтись, то сделал только два шага и упал. Меня подняли и усадили на кресло и тут же вокруг моей талии сомкнулся широкий розовый ремень, а затем руки завели за спину и застегнули их мягкими оковами. Я сразу закапризничал и захныкал как обычный маленький ребенок от такого обращения со мной и еще мне было обидно что я не мог понять, что это за игра такая…. Внезапно Ванесса воскликнула: «Джек Эрик Джонсон!». Меня словно током ударило. Яркая вспышка озарила мой разум, и сразу перед глазами замелькали кадры. Я вспомнил все, в уме появилась до боли знакомая ясность мышления, которую больше не ограничивали никакие барьеры, но прежде чем я успел произнести хоть слово моя жена наклонилась ко мне, пристально посмотрела мне в глаза и сказала: «С возвращением мой милый. А тебе между прочим очень идет быть младенцем. У тебя кожа стала такая мягкая и нежная. Младенчество тебе пошло на пользу, щечки твои стали пухленькие, ты, наверное, набрал несколько килограмм. Думаю, что больше не будешь жаловаться, что такой тощий…» Я попытался что-то сказать, но из уст моих послышалось лишь детский лепет похожий на щебет. А женщина продолжила дальше: «Милый не говори больше ни слова иначе младенцем ты останешься навсегда» Я сразу закрыл рот и с испугом смотрел на свою жену, ожидая что она дальше скажет. Женщина громко рассмеялась и сказала: «Да шучу я Джек! С тобой уже не может произойти то что уже произошло. Ты теперь мой ребенок и это теперь не изменить, как и не отменить твое состояние куклы-куколда. Но ты не переживай я о тебе позабочусь мой милый. Я, ты и Адель мы будем жить одной семьей в нашем доме как ты хотел и раньше. Но путь к другим женщинам тебе теперь навсегда закрыт. Раньше ты превращался в покорного и послушного ребенка, когда я произносила ключевую триггерную фразу. Теперь же этого не нужно мне делать ты теперь будешь постоянно находится в этом состоянии, я лишь с помощью этих ключевых фраз буду контролировать степень погружения тебя в детство. Кстати дорогой ты и сейчас находишься в состоянии младенца. Но чтобы ты полностью в него не сползал нужно через определенное время произносить триггерные фразы, если этого не делать ты по истечению определенного времени сразу будешь проваливаться в крайнее детство. Короче милый ты уже не сможешь обходится без моей заботы и внимания. И если ты попробуешь от меня сбежать, то буквально через несколько часов ты полностью превратишься в беспомощного слюнявого писающего в штаны младенца, который не сможет ни чего объяснить посторонним. На счет твоего языкового барьера, то это всего лишь временный незначительный побочный эффект, вызванный экспериментальными препаратами, буквально после шести следующих сеансов у доктора Фаучи ты снова сможешь говорить, как взрослые, но сначала тебе придется провести еще дополнительных две недели в пеленках. Раньше не получится поскольку твое «лечение» будет не полное… И тут в моей голове туман еще больше рассеялся, ко мне вдруг пришло очередное прозрение, и я вдруг понял почему я стал таким беспомощный. Постоянное нахождение в сильном гипнотическом трансе вместе с сильными психотропными веществами, гормонами и прочей дрянью которой была напичкана каждая капля той молочной смеси которую мне скармливала нянечка, когда держала меня в пеленках все это сделало свое дело. Будучи в состоянии беспомощного младенца, я по сути был мягкой пластичной глиной, из которой они вылепили все что захотели. А Ванесса тем временем продолжила: А теперь Джек я предоставлю тебе выбор: пойти домой своими ногами будучи при памяти взрослого мужчины или обратно провалиться в глубокое детство и стать как обычный очень маленький ребенок. Если ты выбираешь второе тогда тебя ждут пеленки, ты сразу полностью превращаешься в младенца, и ты полностью забываешь об этом разговоре словно его и не было. Мы можем отправиться в путь прямо через час. Если брать первое, то придется подождать до вечера, пока ты не отойдешь хоть немного от своего прежнего состояния. Поверь мне второй вариант — это вполне нормальный компромисс, ты остаешься при трезвом и ясном уме взрослого мужчины, хоть и будешь одет в то что пошло бы в качестве белья для твоей жены. Но поверь мне дорогой, ты сейчас одет как очень милый малыш, как очень нежная лялечка. Видишь ли, милый я хочу, чтобы ты в полной мере испытал унижение и безграничный стыд — это тоже часть твоего лечения и превращение тебя в самую идеальную сисси. От тебя ничего сложного не требуется, просто пройтись через парк и по улице, няня просто проведет тебя через этих три квартала и этот парк. Ты главное не бойся я тоже буду рядом. Мой тебе совет веди себя тихо и спокойно, будь послушным и просто выполняй все что от тебя требуется. Запомни, если поднимешь шум это еще больше привлечет внимание к твоей персоне. Если же не дай бог закатишь истерику няня переломит тебя через колено, снимет с тебя колготки и все подгузники и отшлепает тебя на людях, а придешь домой она еще тебе добавит…. Ты меня понял? Если понял и выбираешь первый вариант кивни раз… Если второй кивни два раза. Я кивнул раз, подтверждая, что выбираю первое, хоть более разумное было бы позволить себя спеленать и упаковать в коляску, но я почему-то теперь панически боялся снова провалиться в забытье, которое неизбежно наступит едва я окажусь в пеленках. Мне вдруг стало себя очень жаль, и я не удержался и пустил слезу. Мне было очень обидно что моя любимая жена относится ко мне, как всего лишь к игрушке, как к бездушной кукле. Но хуже всего было то что за малейшей попыткой самоутверждения или проявления характера сразу последует еще большая душевная боль и унижения, которые нельзя будет вынести. Итак, я кивнул всего лишь один раз. Я надеялся, что всю эту дорогу пройду тихо и незаметно, низко опустив голову и никто не сможет разглядеть меня и узнать под атласом оборок и кружевами глубокой детской шапочки, но самое главное я надеялся, что не попадусь на глаза людям, которые меня знают. Они не просто будут смеяться надо мною, но и издеваться надо мною до конца моих дней. Ближе к вечеру я уже не только стоял на негнущихся ногах, но и ходил, правда очень неуклюже, голова больше не кружилась. Но няня решила не рисковать поэтому вокруг моей талии сомкнулся ремень с поводком. Если я устану и начну клониться чтобы упасть няня меня сразу поддержит. Правда медленная дорога домой оказалась настолько ужасной что я даже не мог это себе представить, что это так может обернуться на самом деле. Такого позора и унижения я никогда в своей жизни не испытывал и вообще мне еще никогда так не было так стыдно. Казалось, что стыд просто сжигает меня изнутри. Няня вела меня на детском поводке, а Ванесса катила сзади огромную детскую коляску, и эта коляска была теперь моей. Несмотря на то что время было почти вечернее людей в парке было много. Увидев нас многие застывали с открытыми ртами от удивления, некоторые придя в себя сразу доставали телефоны, включали камеры и пытались снять странное и редкое зрелище. А самые смелые женщины не стеснялись и подходили ближе. По крайней мере добрая дюжина женщин остановила мою няню чтобы посмотреть на «чудного ребенка» и завести разговор. Некоторые из них истерически хихикали, некоторые хотели потрогать меня за щеки, другие дергали меня волосы и за колечко моей соски, третьи гладили и трогали меня везде словно милую экзотическую зверюшку. Няня же без тени смущения объяснила, что я на самом деле взрослая и предпочитаю носить атлас, кружево, а еще очень люблю писать в подгузники и пеленаться. Что без своей любимой соски я теперь не могу совсем обходиться и сплю только в пеленках. Одна женщина меня очень напугала, когда с безумным восхищением смотрела на меня и ее руки начали бесстыдно гулять по моему телу, покрытому атласом и кружевами. Она все расспрашивала Ванессу и нянечку как им удалось достигнуть такой высокой степени сиссификации мужчины. Она рассказала няне что теперь своего мужа держит в кружевных трусиках и комбинации. Он спит каждую ночь только в атласно-кружевных длинных ночных рубашках. Женщина выразила желание чтобы нянечка и моя жена помогли ей в сиссификации ее мужа, но для начала помогли приучить его мужа к ношению юбок. А еще она хвасталась что совсем недавно заперла птичку своего мужа в специальную клетку. Эта женщина предложила привезти к нам своего Сисси, чтобы я с ним мог познакомиться и повеселиться вместе. Так как она держала его в целомудрии долгое время, она будет рада подарить ему настоящий секс, пусть даже с другой неженкой! Тем более что это не только полезно, но и познавательно для обеих сисси. Но мне по-настоящему стало страшно, когда женщины перезнакомились и няня записала номер телефона той странной женщины, а еще пообещала, что моя жена обязательно перезвонит ей. Ах какое я испытал облегчение, когда эта позорная прогулка наконец закончилась для меня и как я был рад услышать, как за моей спиной послышался звук запираемой входной двери. Я был не менее рад, когда провели меня по коридору моего прекрасного дома и наконец я оказался в большой гостиной, в которой жена во время моего отсутствия сделала ремонт. Теперь здесь был вместо темно бордового нежно сиреневый приятный декор. Тяжелая мебель из темного дерева была заменена на более легкую из светлых пород, появились мягкий диван из светлой кожи цвета кофе с молоком, такие же мягкие кожаные кресла, пуфики и огромная плазменная панель на стене. В дальнем конце я заметил что-то большое накрытое нежно сиреневой атласной простыней с кружевными белыми краями.