Воспоминание о пережитом счастье — уже не счастье, воспоминание о пережитой боли — это все еще боль.
«Джордж Гордон Байрон»
***
«Великая Империя. 3 день месяца пробуждения природы, 1024 год»
«Столица мира и спокойствия». Так когда-то назывался великий город при третьем императоре Тхэвоне-миротворце, что являлся старшим сыном императора Такао и внуком первого верховного правителя Гельхарта фон Граннцрайха. Его полувековое правление вошло в историю как период небывалого мира и процветания, в чём не последнюю роль сыграли императрица и министр-дядя императора. Тхэвон правил так долго, что его сыновья-наследники умерли один за другим ещё до смерти отца: старший сын Такуми утонул в возрасте 30 лет, второй сын Масахару погиб на охоте, младший Хироаки умер от неизвестной болезни. Таким образом, к моменту смерти Тхэвона у него не осталось прямых наследников, поэтому позднее трон был передан его племяннику Териону. При жизни миротворца главное место Империи развивалось и увеличивалось в масштабах. Дороги, прилегающие с севера на юг, и линии, огибавшие Столицу в западно-восточном направлении, образовывали в пересечении равные по площади кварталы. Усадьбы элиты занимали один такой микрорайон, простолюдины получили право на одну тридцать вторую его часть, конечно, уже при сыне Териона Такао II площади были увеличены. Это позволило городу расширяться и принимать больше людей, что в свою очередь привело к развитию коммерческих и культурных центров в каждом квартале. В результате каждый микрорайон имел свою уникальную атмосферу, которая отражала его жителей и их национальные традиции. Императоры менялись на троне и со временем от Столицы «мира» и «спокойствия» осталось только название. Происходили всевозможные перестройки и перемещения. Что-то строили новое, а что-то разламывали или переносили. Всякий раз, когда четверть века спустя на троне восседал новый император, он начинал новые строительные проекты и изменения, которые никто из предыдущих правителей не рискнул осуществить. И в итоге Столица стала такой, какой сейчас видел ее принц Тацуми: вокруг города проходил большой канал — один из немногих, окружающих Столицу, он был искусственно вырыт при императоре Нуириме. Был наиболее большим и часто используемым; Городской вал состоял из двух стен: вертикальной внешней и внутренней, слегка наклонной; промежуток между этими стенами из тщательно подогнанных камней был засыпан щебенкой и залит известью. Ширина вала составляла три метра у основания и четыре метра у верхнего края. Сверху проходил дозорный путь, вымощенный каменными плитами и огороженный парапетом с бойницами. С внешней стороны над валом возвышались башни, отстоящие друг от друга примерно на шестьдесят метров (расстояние полета стрелы), что повышало его защитные свойства. Башни были круглые, диаметром примерно в три метра, из города туда можно было попасть по небольшому коридору в метр шириной, проделанному в стене. Проход через ворота днем был свободным, а по ночам их запирали в целях безопасности. По словам главы охраны дворца наследного принца — Карлоса, стражники-дозорные, что несли караул, видели людей, ходивших внизу, маленькими букашками, которых можно было прихлопнуть, уронив что-то небольшое сверху. Он также рассказал о том, что слышал много разных историй, связанных с городскими стенами. Одна из историй была о том, как двое стражников по дурости своей или же из любопытства решили проверить пробьёт ли пушечное ядро железную бочку, стоявшую внизу. Пробить бочку не получилось, но из-за того, что они устроили беспорядок, воспользовались военно-городским имуществом без спросу и не несли караул их наказали. Конец сей истории был таков: пушечное ядро не пробило бочку, но ее помяла другая такая же железная бочка. Всё столичное пространство было покрыто сетью улиц, имеющих названия, разделено на приходы, которые либо совпадали с цензивой, то есть оброчным округом, либо были отделены от нее, что образовывало довольно сложную географию: беспорядочное скопление не слишком широких приходов в центре города и огромных — на периферии. Обширную территорию к центру города, на самом верху, на возвышенности, будто на отдельном холме, созданным божеством, располагался экстравагантный, большой и высокий Императорский дворец. Казалось, что его цвета зелени крыша достигала самих небес, а флагшток разрывал серо-голубое небесное пространство. Это здание, принадлежащее высшей знати и Императору, было окружено своими собственными стенами, вот только из-за того, что дворец находился на возвышенности, стены были гораздо выше внешних. Вокруг располагались госучреждения (их было больше семидесяти), среди которых основным был комплекс восьми ведомств, которые включали в себя канцелярию, войсковую комиссию, министерство финансов, министерство внутренних дел, министерство иностранных дел, министерство народного образования, министерство юстиции и министерство хлебной промышленности. Именно здесь, в восточной части находились покои императорской семьи. Обитель же наследного принца располагался рядом с Большим Императорским дворцом и по красоте ничем не уступал главному сооружению Империи.***
Тяжёлые шаги эхом отзывались в просторной комнате, когда сапоги соприкасались с тёмным паркетом. Комната, по которой бродил молодой человек, была уютная и светлая, сделанная на славу. Около окна стоял широкий стол, на котором было размещено маленькое лимонное дерево и лежали какие-то книги, открытые на страницах со знаками самых разнообразных языков, в дальнем углу — книжный шкаф, а около него сундуки со всякой всячиной, в том числе золотыми монетами и ценными драгоценностями; Комод располагался рядом с двуспальной кроватью со стойкими колоннами из массивного дерева, покрытого золотом, которая привлекала взгляд своей изящностью и изысканностью. На ней располагались мягкие подушки и теплые одеяла, приглашающие окунуться в глубокий сон. Рядом с местом для сна стоял миниатюрный пуфик, а также кресла и стулья красной расцветки и округлой формы. С левой стороны книжного шкафа располагалась дубовая дверь, ведущая в небольшое помещение, представляющее собой гардеробную. Центральное место в интерьере занимал колоссальный камин, украшенный каменными карнизами и фресками с изображением мифологических существ. Он позволял создать уютную атмосферу и подарить тепло и комфорт в прохладные зимние вечера. Кроме того, по всей комнате разбросаны были экзотические сувениры, полученные из разных стран и континентов, когда наследный принц путешествовал. В углу стояли крупные пальмы и тропические растения в огромных горшках. Также здесь был небольшой порог, поднявшись по которому можно было добраться до кушеток с подушками и стеклянного столика, на котором в данный момент располагались свежие фрукты и золотой кувшин с кубками на подносе. Это место служило для отдыха и личного приёма гостей. Большое значение в интерьере комнаты принца придавалось ширмам, занавесям, экранам. Их расписали лучшие художники Столицы. Изображения сопровождались каллиграфическими надписями. — Вы сегодня выглядите довольно беспокойно. Точно, как ваш отец, когда возвращался после походов в город в качестве простого наблюдателя. — Голос миловидной красноглазой девочки с тёмными, похожими на цвет горького шоколада, волосами пронесся по всей комнате и вонзился в юношу с глазами янтарного цвета. Она удобно расположилась за письменным столом, болтая ножками. — Что же такого вы услышали, что не можете привести мысли в порядок? Или же может быть вас гложет что-то иное? Беспокойный сон… или может у вас появилась дама сердца? — Звонко хихикнула она, заставляя принца закатить глаза. У девочки была кукольная внешность. Она имела стройное телосложение среднего роста и светлую кожу; ее лицо было немного узкое и удлиненное, с большими густыми темными ресницами. — Если у меня появится дама сердца, ты первая об этом узнаешь, Шия. — Отозвался он, ибо эта маленькая девочка всегда была подле него, даже если ее рядом было и не видно. — Тогда в чем же причина вашего состояния? — Чуть склонила она голову набок, захлопав ресничками. — Я не могу прочесть ваши мысли, если вы не позволите мне. Однако я могу спросить вас, что с вами. Вы знаете, что можете доверять мне, хозяин. — Я просил так не называть меня. — Раздражённо пробормотал он, чуть взъерошив собственные волосы. — Но вы мой хозяин. — Сложила девочка руки перед собой. — Это неизменный факт. — Люди могут неправильно все понять. — Нахмурил брови и отрывисто вздохнул. Шия на мгновение заметила в его взгляде короткую сочувственную напряжённость, которая в ту же минуту превратилась во что-то более раздражительное. — Не хватало ещё добавить к моему имени слово «педофил» или «рабовладелец». — Добавил, проводя рукой по лицу. — Люди всегда все неправильно понимают… — стиснул он зубы, — а потом кому хорошо от того, что неправильно понято? Тому, кого не поняли или тем, кто не правильно понял? — Поэтому вы держите меня на расстоянии от себя. — Произнесла она. — Господин, вы же знаете, что можете отдать один приказ и все те, кто разносят гнусные слухи о вас, больше не будут раскрывать свои рты. — Ее красного цвета глаза блеснули недоброй искоркой, когда она произносила это. — Однажды наследный принц Калисто, брат принца Майлоса, и мой бывший хозяин устроил целую резню во дворце, так как ему показалось, что слуги плохо отзывались о нем и императорской семье. Он был довольно жесток. И во время его припадков я находилась подле него. Иногда он отдавал мне приказы, но обычно предпочитал делать всю работу сам… — И поэтому его прозвали безумцем. — Сказал Тацуми. Он знал историю о безумном принце Калисто, который умер в собственной постели так и не взойдя на престол. Говорили, что Создатель наказал его за жестокость. — Я не тот человек, который будет марать руки в крови невинных людей. — В этом мире нет невинных людей. Поверьте мне, мой господин. — Ответила она так, будто это была непримиримая истина, будто она знала об этом. Хотя, может быть, и знала. Этот ребёнок прожил больше всех живущих человекоподобных существ. — Даже если человек и не отнимал жизнь, это не значит, что он не обманывал или не совершал поступки, которые будили совесть. Невинные люди — лишь фигура речи. Однако грех не липнет к ребенку, как он липнет ко взрослому человеку. — Заявила она, вскинув палец вверх. — Так было написано в заповедях ещё при первом Императоре. Я лично видела! — Значит, ты безгрешна? Ведь ты ребёнок. — Подавил он улыбку, которая была готова появиться у него на губах. — А вы все так же продолжаете дразнить меня, мой господин. — Улыбнулась бы она, если бы была в полной мере человеком. А не была она им после того самого момента, как умерла. Её старший брат, что души в ней не чаял, отдал приказ вернуть свою любимую сестру к жизни. И она вернулась. В форме первого органического Тейгу. — В первую очередь я Тейгу. На меня не распространяются законы, заповеди и прочее. У меня нет сердца, нет души. — Разве перестаёт человек быть человеком, когда умирает? Душа остаётся, даже если бренное тело перестаёт исполнять свои функции. — Сказал принц Тацуми, вспоминая слова отца об этой девочке, что на самом деле являлась оружием его отца, когда тот ещё был жив. Руфелис отдавал ей приказ держаться подле Тацуми, будто тот был её хозяином, а не он сам. Дорожил своим сыном и пекся о его безопасности, да так сильно, что позабыл про свою собственную. И одни только мысли об этом заставляли юного принца чувствовать себя виноватым перед своим отцом. Нередко он задумывался о том, а был бы сейчас жив его отец, если не было бы его? Однако ответа так получить и не смог… — Ты можешь называть себя Тейгу, но для отца… и для меня ты больше, чем оружие. — Продолжил говорить, смотря в кровавого цвета глаза. — Ты член семьи Граннцрайх, моя семья… Девочка, сидевшая за столом, обратила внимание на то, как ее хозяин помрачнел после сказанного. Она не понимала чувства людей, так как была не человеком, и тем более не могла понять зачем люди привязываются к неживому. Однако в ее груди что-то все равно екало… в том месте, где при жизни у неё находилось сердце, живое, но такое слабое… она чувствовала это каждый раз, когда кто-то считал ее больше, чем орудием… когда кто-то считал ее семьёй, а ведь… ведь, если задуматься, Тацуми и вправду был ее семьёй. Она являлась его дальним предком. — Вы говорите почти как ваш отец. — На губах девушки появилась немного грустная улыбка. — Он говорил мне защищать вас так, будто вы мой брат. — Руфелис всегда знал, что говорить и как. В его приказах и разговорах нередко прослеживались упоминания о жизни, которую она жила, будучи человеком. Должно быть он хотел пробудить в ней ту человечность, которая жила глубоко внутри. — Зачем он отдал такой приказ? — Задавался вопросом юноша. — Потому что любил вас. — Просто ответила она. — Не похоже. — Буркнул он. — Если бы он делал это, то не оставил меня. — Всем было известно, что принц Руфелис фон Граннцрайх не был в близких отношениях со своим сыном. Да, они проводили время вместе, но не так часто. Поговаривали, что принц все ещё болезненно переживал смерть своей жены. Как было известно, долгое время принцесса Аюмилия не могла подарить своему мужу ребёнка. А когда забеременела, он увёз ее в свою резиденцию, где в одну из самых тёмных ночей, когда небеса потухли и лунный свет погас, на свет после долгих часов мучений матери появился мальчик, получивший имя Тацуми, что означало «Спящий Дракон». Астрологи предзнаменовали его рождение с несчастьем и через день, так и не придя в себя после родильной горячки принцесса Аюмилия скончалась. После этого дня принц впал в глубокую печаль. Он долгое время не выходил из комнаты, не ел и не пил, и казалось, что даже ребёнок ему был не нужен. Но в одно утро, после похорон жены, когда кормилицы прибыли в комнатку маленького принца, увидели Рефелиса, сидевшего около колыбели сына. Впервые за много дней он улыбался. Но улыбка его больше не была похожа на прошлые. В ней не было той искренней радости, которую он показывал, смотря на любимую, в нем осталась печаль и пустота, которую он решил заполнить единственным напоминаем о жене. И эта печаль преследовала его долгие годы после. Принц больше не женился. Он посвятил всего себя маленькому сыну. Пытался заменить ему мать, но знал, что никогда не сможет сделать этого… С отцом Тацуми после своего восьмилетия почти не виделся. Руфелис вёл себя немного отстраненно, на вопросы сына почему тот не проводит с ним время, всегда отвечал, что в скором времени все изменится. И пусть он всегда знает, что любит его и защищает. Только это он должен был помнить. И сейчас Тацуми думал о том, что, кажется, его отец прекрасно знал, что он не только понимал, что умрет, но и чувствовал, что смерть близко, что он уже умер наполовину, что он был живым мертвецом, уставшим от своей жизни. Поэтому в тот роковой день и не проверил крепления седла. Если так подумать, он испытывал неприязнь ко всему земному и радостному и, странности бытия. Он, не боясь, не торопясь и не тревожась, всегда ожидал того, что предстояло ему. Как принц, он понимал, что жизнь его — риски, особенно, после снятия обвинения в государственной измене. Принц Руфелис был бесстыдным эгоистом… и думая об этом юноша каждый раз чувствовал желчь от обиды, которая поднималась к горлу и там оставалась, как ком, который не мог пошевелиться без чьей-либо помощи. — Он защищал вас. — Говорила Шия с такой уверенностью, что аж становилось тошно. — Я не просил его об этом. — Прошипел Тацуми, будто змея, на которую наступили, а после сжал кулаки, да настолько сильно, что сами кисти заныли от боли. — Я хотел всего лишь, чтобы он был рядом со мной. — В его голосе прозвучала боль… та самая боль, которую он каждый раз испытывал, вспоминая своего отца. После вчерашней прогулки, юный принц долго не мог заснуть и долгое время смотрел в потолок. Он прокручивал у себя в голове сказанные тем старцем слова…***
«Великая Империя. 9 день месяца без богов, 1018 год. Столица»
Шесть лет назад…
В воздухе пахло влагой. Тяжёлые дождевые облака заволокли небо. Площадь заполонили люди: стражники, дворяне, слуги, высокопоставленные офицеры и генералы, безродные. Бревна разложили квадратом на небольшой возвышенности. Середину наполнили ветвями кустарников, корой, охапками сухой травы. Боевого чёрного коня принца Руфелиса завели внутрь фигуры, дав ему алое яблоко и повалили одним ударом топора между глаз. Верный товарищ покойника громко и болезненно заржал, испуская дух, кровь его окропила дерево и растеклась. Над трупом животного поставили помост из срубленных бревен, взяв стволы меньших деревьев и прямые сучья больших. На помост положили сокровища: золотые браслеты, расписные жилеты, бархатные одежды, атласные ленты, седла, кнут, могучий лук из драконьей кости, подаренный дедом Руфелиса императором Кайдзю II, когда тот достиг пятилетнего возраста. Третий уровень помоста сплели из ветвей толщиной в палец, его засыпали сухой листвой и хворостом. Их выстилали с севера на юг — от льда к огню, — а потом покрыли мягкими подушками и ночными шелками. Все делали постепенно. Долго. По традиции. А когда закончили, заиграл похоронный марш, и все как один солдат военной гвардии и личной охраны императорской семьи положили кулаки на сердца. С отчетливым звуком. Эхом. А дальше церковный хор начал петь. Император перекрестился, когда тело второго принца Руфелиса фон Граннцрайха положили на помост. Он был одет в белые одежды с золотистой вставкой. В тот день Тацуми увидел отца впервые за несколько месяцев. Он был все так же прекрасен: бледная кожа, красиво уложенные волосы и крепко сжатые губы. Одним своим видом источал силу, пусть и глаза его были закрыты, а на глазницах лежали драгоценные камушки. Должно быть правильным решением со стороны обычного ребёнка было броситься к телу родителя и заплакать, вцепиться в одежды покойника, и закричать: «вставай, отец!» Но Тацуми не был обычным ребёнком. Он был принцем Великой Империи и позволить подобные вольности не мог. Потому что член императорской семьи на публике должен быть сильным, даже когда теряет кого-то очень близкого. Принц не плакал... — «Масла!» — Распорядился глава церкви. Принесли кувшин и облили костер, пропитав шелка, хворост и охапки сухой травы; масло закапало из-под бревен, и воздух пропитался благоуханием, а после сам император подошёл к костру, положил верный меч брата на грудную клетку и провел подушечками пальцев по скулам мертвеца. Целуя Руфелиса в лоб в последний раз, Хирахито ощутил губами сладость масла. Тацуми не слышал, что он говорил, но губы его что-то прошептали. Макото же положил красную розу поверх меча, пообещав присмотреть за кузеном. — «Прости меня за все, отец. Я стану тем, кем ты хотел меня видеть. Ты только смотри, ладно?» — Таковы были слова мальчика, когда он дотронулся дрожащими пальцами до одежд второго принца. Он умер неожиданно. Так неожиданно, что юный двенадцатилетний Тацуми похоже даже и не успел осознать того, что отца больше нет. Хотя, его никогда и не было толком рядом… — «Упокой, Создатель, душу усопшего раба Твоего и прости его вся согрешения вольные и невольные, и даруй ему Царствие Небесное… » — Послышался удар барабанов и глава церкви, взяв факел из рук приближенного священника, ткнул им между поленьями. Масло немедленно вспыхнуло. Хворост и сухая трава — через мгновение. Крошечные языки пробежали по дереву как быстрые красные мыши, катясь по маслу, перепрыгивая с ветви на ветвь; поднявшийся жар внезапно дохнул с лаской любовника и через секунду сделался непереносимым. Пламя крутилось; вилось, языки его догоняли друг друга. Когда пламя достигло и Руфелиса, языки охватили его. Вспыхнула одежда, и какое-то мгновение принц казался облаченным в лоскутья воздушного оранжевого шелка и серого дыма. Это было красиво. Именно эти мысли тогда пришли в голову юного Тацуми. Он затаил дыхание, наблюдая за пламенем. Это было отвратительно. Огонь вцепился цепкими зубами в мужскую плоть, и запах горящей плоти заполнил площадь. Это было печально. Мрачная дымка молнией пробежалась по лицу Тацуми вместе с мыслями о том, что отец превратится в пепел. Губы его задрожали, а глаза потемнели… И словно предвещая беду, наступила гробовая тишина… или же это в ушах зазвенело? Что-то холодное и мокрое упало сверху один раз, а затем второй, третий… Тацуми ощутил каждой клеточкой своего молодого и крепкого тела холод… холод, который являясь не живым существом, но вполне осязаемым явлением въедался в кожу, как червь паразит. Это был первый раз, когда юноша ощутил дрожь своим телом. Это был последний раз, когда он видел своего отца… Прах Руфелиса фон Граннцрайха развеяли по ветру и стал он единым целым с природой, ведь человек возвращается в землю, прямо туда откуда он и пришёл. — «Ваш отец в лучшем мире, мой принц, поэтому будьте сильным». — Это сказал генерал имперской армии Ривер Брандт, мужчина не молодой, но привлекательный для своего возраста. Это был человек преданный и умный. Тацуми же он запомнился просто как хороший человек, который иногда сопровождал его отца, когда тот навещал своего сына. Когда прощание со вторым принцем закончилось, юного принца по приказу Императора Хирахито отвели в его комнату, что находилась в главном дворце, в спальной зоне, где обычно селились представители императорской семьи. Мальчик покорно принял волю дяди, даже если и не хотел возвращаться на территорию своего обителя. Потому что не хотел оставаться один... Переступив через порог и закрыв за собой дверь, юный Тацуми ощутил дрожь. Как будто находился не в теплом помещении, а на морозе. Его затрясло и он не понял почему... возможно из-за того, что ему было мокро... ведь начался дождь и он, как и сотни людей, стоявших на той площади, попал под слезы Создателя. Тишина, царившая в комнате, удушала. Она была так непривычна. И казалось, что эта тишина намеревалась съесть всех и каждого. А в особенности двенадцатилетнего ребёнка, потерявшего обоих родителей. Тацуми стоял около входа, не решаясь пройти внутрь. Волосы его увлажнились из-за долгого нахождения под дождём и прилипли ко лбу; одежда промокла насквозь и капельки воды медленно стекали на пол, образуя вокруг себя небольшую лужицу, которая намеревалась стать больше, если продолжить стоять на месте. Честное слово ему так и хотелось заявить: — «Я вернулся!» — Но губы лишь зашевелились, не произнося ничего. Голос пропал. Принц словно стал немым по щелчку пальцев. Некого было оповещать о своём приходе. — «Как прошли занятия? Господин Арзен сегодня был также строг?» — послышался тихий голос мужчины и Тацуми повернул голову в направление левого прохода от входной двери, ведущего в кабинет Руфелиса, где день ото дня он и пропадал, капаясь в бумажках, что горой лежали у него на столе. Так и хотелось заглянуть за угол, переступив через маленький порожек и встретиться с таким привычным сердито-добрым взглядом. Но мальчик не двигался, так как вокруг была тишина... сейчас была лишь она и больше ничего. Не было никаких слов, потому что некому было говорить их. Он был один, даже если и понимал, что это было не так на самом деле и ещё остались у него дядя с кузеном, но с ними мальчик был не слишком близок. Руфелис держал его на некоторой дистанции от них, будто пытался защитить от невидимой опасности... Впервые за столько лет он вновь почувствовал одиночество. Это было неприятное, но при этом довольно непонятное чувство. Казалось, что было все равно, но при этом чего-то не хватало, будто не было частички собственной души — неощутимого и невидимого составляющего человека. И все же тишина давила на него... воспоминания, вдруг нахлынувшие на него, причиняли боль... и слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками о комод, стоящий около вешалки, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Тацуми почувствовал, что в душе у него что-то екнуло. Его руки судорожно начали стягивать с себя пиджак. Он полетел вниз... а вслед за ним пошли и сапоги. На ватных ногах юноша побрел по деревянному паркету, вытирая рукавом белой рубашки солёные слезы, текущие из глаз вниз по щекам. Тацуми не помнил, как добрался до горящего в глубине комнаты камина, как присел около него, прижав колени к груди. Глаза цвета янтаря с потухшей искоркой глядели прямо в огненный очаг, где на ложе из раскаленных углей которого пылали поленья сосны. Он старался отвлечься, всматриваясь в огонь... он глядел и видел, как языки пламени встречались и сражались друг с другом. Он будто пытался отыскать прозрение, но все никак не мог словить его. В голове появлялись лишь мысли о том, что даже огонь не был одинок. Он делился... объединялся... становился целым. Ничто и никто не могло разъединить его. Разве что его могли только затушить... но даже так, если он исчезнет, то появится вновь, как птица феникс, как нечто божественное, сотканное из рук Создателя. Огонь нельзя было убить, в отличии от живых существ, ведь являлся он необъятным и вечным, и никогда не думал о смерти, не думал, что исчезнет, ведь был мертвым... и в то же время живым. Неодушевленное существо... явление без воли, разума и чувств. Вот чем являлось пламя. А человек? Что можно было сказать про него? Смертный. С одной жизнью. Сильный или слабый – не важно. Смерть не преклонялась перед ним, потому что он не был великим божеством и даже не являлся явлением природы... После похорон второго принца император Хирахито устроил жестокую расправу, что ему было не свойственно, сначала над стражниками, что сопровождали Руфелиса в тот день, когда случилось несчастье, а после и над конюхами, которые плохо выполняли свои обязанности и не уследили за креплениями седла. Тацуми все ещё помнил мокрые от пота волосы, тонкие алые потеки, тянущиеся по рёбрам наказуемых, глухой звук металла, запах железа и вид крови. Под каждым новым ударом бамбука провинившиеся напрягались, до побеления костяшек сжимали цепи. Кто-то неистово молил о прощении или просто кричал, проклинал императора, а кто-то молчал… принял судьбу. Но никто не смел идти против императора и его решений. – «Смотри внимательно. Именно они убили твоего отца». — Сказал Хирахито Тацуми, когда головы под острым топором палача начали падать в корзину… кто бы мог подумать, что перед смертью люди обделываются и после казни пахнет не только железом, но и человеческими выделениями… Макото вырвало в своей комнате после окончания казни, а Тацуми и вовсе опорожнил желудок прямо в вазу, стоящую в одном из коридоров во дворце, не добравшись до спальни. Уж слишком отвратительным было зрелище и аромат тоже. Да простили его служанки за это…***
И пусть Хирахито совершил «правосудие», долгое время после смерти принца Руфелиса не утихали слухи о том, что Император убил своего собственного брата, так как не мог смириться с мыслями о том, что тот мог хотеть свергнуть его с трона. Тацуми помнил своего дядю: добрый по натуре человек, который иногда может быть слишком серьёзен. Убийцей родственников называть его язык бы не повернулся. Разве мог убийца с любовью относиться к ребёнку, чьего отца он убил? Да и к тому же всем было известно, что у принца Руфелиса и императора Хирахито были довольно тёплые и дружеские отношения, пусть они и были сыновьями от разных матерей. После смерти брата он нёс траур и запретил устраивать праздники в течение полугода. Но вот, конечно, что было странно, он за тот период времени ни разу не навестил своего племянника. Тацуми помнил, как они однажды столкнулись в коридоре… император одарил ребёнка таким печальным взглядом, будто был готов расплакаться, но слез в глазах не было. Его большие зелёные глаза, которые в минуты спокойствия сверкали мыслью и огнем, потухли от непримиримой скорби. Губы его сжались, а после открылись буквально на секунду, прежде чем мужчина отвернулся. Он ушёл, так ничего и не сказав. А через неделю навестил… пообещал позаботиться о нем и так невзначай произнёс, что никогда не считал Руфелиса предателем, будто бы хотел заверить маленького принца в том, что его отец сохранял верность ему и Империи до последнего вздоха… или же таким образом пытался успокоить свою грешную душу… Тацуми не знал, что в тот день творилось в голове у Императора, да и не особо ему было интересно это, в те дни он переживал утрату и сожалел о том, что не мог быть для своего отца примером для гордости... Он не мог представить себе, что кровная месть могла стать причиной такой большой беды. Так много жизней было потеряно из-за того, что Император не смог преодолеть свою ревнивость и подозрительность. Но настоящей мести не было, ведь Руфелис уже был мёртв, а страдали только те, кто остался живым. Подозревая императора, говорили, что он возненавидел эту мысль и глубоко сожалел о том, что так много боли и страданий должны были испытать те, кого он любил. Но уже ничего не мог изменить, и понимал, что мир идет своим путем, а он, как и его племянник, должен смириться со своей утратой и попытаться жить дальше. Считал ли Тацуми своего дядю причастным к смерти отца? Принц не имел право обвинять императора, даже если тот так поступил. Никто не был в праве оспаривать решение владыки. К тому же он был сыном того, кого обвиняли в предательстве. Заслуженно ли? Тацуми не знал. Они с отцом никогда не были близки настолько, чтобы он посвящал его в свои планы. Принц был ребёнком, а дети не умеют держать язык за зубами... Он чувствовал боль и гнев из-за потери отца, но не мог быть уверен в том, что император виновен. В этом вопросе ему не хватало информации и он был слишком молод, чтобы разбираться в сложных политических играх. — Когда у вас появится ребёнок, вы поймёте чувства своего отца. — Сказала ему девочка, будто зная о том, что так и будет. — Если я не умру раньше. — Хмыкнул Тацуми. Жениться он пока не собирался, да и подходящей пары у него не было. К тому же заниматься любовными играми в такие неспокойные времена приравнивалось с самоубийством. Так как любовь подразумевало сближение с человеком, которого ты совершенно не знаешь. А Тацуми старался осторожно относиться к людям. Он не подпускал к себе тех, в чьих помыслах был не уверен. — Вы слишком резко реагируете. — Может быть… — Пожал плечами юный принц. — Если народ моего кузена будет в открытую говорить о том, чтобы видеть меня на троне, я буду объявлен изменником. Тогда моя смерть точно не за горами. — Встретился он взглядом со своим органическим Тейгу и девочка увидела в глазах цвета дорогого желтого алмаза страх. Тот самый страх, который въедался в кожу и разум от одной только мысли о том, что одно неверное движение или слово, может привести к неприятным и возможно летальным последствиям. — Министр недолюбливает меня. — Впрочем, и сам принц не относился к Хонесту тепло. Он даже не уважал его. Да и чем он заслужил его уважение? Ничем. Министр вызывал в нем только отвращение и желание избавиться от него. — И он приложит все усилия, дабы столкнуть меня в ущелье на краю каньона, из которого я не смогу выбраться. И на моей стороне не будет императора, которой задумается о моей невиновности. — Вы об этом переживаете? — Тацуми лишь вздохнул, неуверенно качая головой. — Переживаю ли я о том, что однажды буду объявлен изменником? — вопросил он, приняв задумчивый вид. — Должно быть каждый член императорской семьи, кто имеет права на престол, и представляет опасность для правления действующего Императора, переживает за свою жизнь. Мой отец переживал, и потому всячески подстилался под дядю… и что из этого вышло? Ничего путного. Он умер, когда ему не исполнилось и тридцати четырёх. А что до меня… я всего лишь тень отца, но я также боюсь смерти. — Было бы намного проще не быть принцем и родиться в другой семье. — Я не могу выбрать свое происхождение. Это часть моей жизни, часть того, кем я являюсь. Возможно, я не смогу защитить свою жизнь, но я сделаю все возможное, чтобы служить своей стране и ее народу до последнего дыхания. Ведь это моя обязанность, как члена императорской семьи. – Это был долг перед первым императором. Каждый его потомок должен был беспокоиться о народе. — Ты знаешь почему я не пытаюсь опровергнуть слухи о себе? — Вы хотите, чтобы народ осуждал вас. Но не настолько, чтобы начал презирать. — Так проще живётся… — Слегка натянуто улыбнулся, но улыбка его дрогнула и вскоре исчезла, словно затмевая волну горестного чувства. — Я все думал о том, что сделать, чтобы хоть на немного упасть в глазах народа и не казаться для них идеальным принцем. — Ради этого он подговорил своих близких друзей, которые восприняли приказ принца довольно бурно, с недовольством, однако выполнили все указания. Он сделал хитрый план, чтобы показаться менее совершенным, но глубоко внутри принц знал, что эта игра была для него опасна. — Вы всегда отличались смекалкой и умом, мой господин. — Спасибо… — Только и ответил он, подходя к столу, за которым сидела девочка. — Однако считаете ли вы, что поступаете правильно, оскверняя свое честное имя? — Правильно? — Чуть усмехнулся. — Нет… вовсе это не правильно поливать себя грязью. Отвратительно. Мой отец бы никогда не поступил так. Но из его действий я понял один важный урок: чтобы выжить нужно перешагнуть через самого себя. Выживание важнее собственной гордости. — Ха… тогда вы должны быть готовы окропить руки кровью по самые локти, чтобы выжить. — Дала она ему совет. – Я готов на все, чтобы сохранить свою свободу и независимость, как и жизни людей, которые мне дороги, но я никогда не буду мясником. – Тацуми не был жестоким человеком и никогда не получал удовольствия от убийств. Для него отнятие жизни было просто необходимостью. – Я знаю, что нужно принимать риски и идти на жертвы, ведь такова цена выживания в мире, где жестокость и беспредел царят повсюду, но я не хочу утратить свою человечность и моральные принципы. В конце концов, это то, что делает нас людьми. — Люди забывают о своих моральных принципах, когда их жизнь находится на волоске от смерти. Моральный облик ничто по сравнению с выживанием, особенно в императорской семье. — Я понимаю, о чем ты говоришь, — ответил принц. — Но я не хочу, чтобы моя совесть мучила меня, когда я буду смотреть на свой отражающийся в зеркале облик. Пусть мир и останется диким и жестоким, но я не собираюсь становиться таким же, как он. Я буду бороться за свои идеалы и надежды, пока моё сердце будет биться, даже если это стоит мне жизни. — Тогда помните свои слова, ваше высочество. — Пристально она посмотрела на принца. – Не забывайте о них, когда встанете перед трудным выбором. — Я буду помнить, Шия...