Best Friend's Brother/BFB

Джеймс с удовольствием наблюдает, как Сириус проскальзывает обратно в квартиру, останавливаясь, чтобы с тихим вздохом прислониться спиной к двери. И он выглядит абсолютно одурманенным. Когда он поднимает голову и видит Джеймса, то краснеет.    — Ты вернулся, — говорит Сириус. — Я думал, ты придешь позже.    — Нет, я быстро всё закончил. Один из сотрудников опаздывал и остался отрабатывать время, поэтому мне было неловко задерживаться. — Джеймс идет за чайником, когда тот начинал свистеть. — Кроме того, у меня появились планы позже.    — У тебя?   — Мм, у меня свидание.    Брови Сириуса взлетают вверх. — Значит, тебе удалось? С вредным бариста, о котором ты так много трепался?    — Да, у меня получилось. — Джеймс улыбается ему. — А ты как? Я слышал тебя прошлой ночью, знаешь ли. И было достаточно шумновато, приятель.    — Извини. Ничего не мог поделать, если честно. — Сириус немного выглядит восхищенным и снова мечтательно вздыхает.    Джеймс смеется, наливая им обоим по чашкам чая. — О, он тебе нравится.    — Я дал ему имя, — говорит Сириус, отходя от двери с широкой улыбкой. — Я назвал его Лунатиком, потому что он луна для моих звезд, Сохатый.    — Тогда за Лунатика, — весело объявляет Джеймс, передавая Сириусу чашку и деликатно чокаясь ей. Они одновременно делают глоток, затем переглядываются и синхронно фыркают. — Боже, мы просто шикарны.    Сириус вздыхает. — Это проклятие.    — Так оно и есть, Бродяга, так оно и есть. — Джеймс отставляет мизинец в манерах и подмигивает, когда Сириус громко смеется. — Пойдемте, добрый сэр, присоединитесь ко мне в моей большой гостиной.    — О, конечно. После вас, мистер Поттер, — отвечает Сириус, задрав нос и лениво махнув рукой, его голос приобретает надменный оттенок.    — Итак, этот Лунатик, — говорит Джеймс, как только они перестают представляться и лениво растягиваются на диване. — Расскажите мне о нем. Это серьезно…   — Нет это я-   — Даже не думай.   — Оу, хорошо. — Сириус закатывает глаза. — Да, хорошо, я… я достаточно влюбился в него. Мы встречаемся. У нас было только одно свидание, но мы планируем второе на его следующий выходной.   Лицо Джеймса расплывается в улыбке. — Отлично, Сириус! Это хорошо, я бы сказал. Ты ни с кем не встречался с… сколько, Кингсли, еще в школе? В любом случае, прошли годы.   — Ой! Я был с…    — Да, но это был простой перепихон, что, конечно, совсем не стыдно. Но ходить на свидания и встречаться.. ну, ты всегда немного осторожен со своим сердцем и всем подобным.    — Не все такие романтики, как ты, Джеймс.    — К сожалению.    Сириус фыркает. — Да, может быть, но… я не знаю, приятель. Просто у меня совсем не было шансов. Ты понимаешь, о чем я? Ты встречаешь кого-то, и это как…    — О, я знаю, — уверяет его Джеймс, потому что знает. С ним такое случалось всего дважды в жизни, но оба они были достаточно впечатлительны, чтобы он никогда этого не забывал.    Первый раз был с Лили Эванс, на которой он всем сердцем надеялся когда-нибудь жениться. Конечно, в течение первых пяти лет знакомства с ней он просто бредил, поскольку она не была заинтересована в том, чтобы когда-либо стать его женой. В следующие несколько лет все изменилось, но Джеймс усвоил довольно болезненный урок. Иногда жизнь ставит вас перед человеком, у которого руки в форме вашего сердца, но это не значит, что он захочет держаться за него. Они были прекрасны, он и Лили, когда поняли, что быть друзьями лучше для них обоих. Любовь такая забавная штука, полагает Джеймс. Она может принять форму так, как меньше всего ожидаешь.    Второй раз был три недели назад, когда он снова надел очки на лицо, и Регулус впервые оказался в его поле зрения. Джеймс на мгновение подумал, что споткнулся, но обнаружил, что это его сердце в груди споткнулось. Он только что вернулся из шторма в поисках убежища, и один взгляд на Регулуса заставил его почувствовать, что он встретил еще одного, но такого, за которым хочется гнаться. Будто Регулус закинул приманку, просто крючок на леске, невольно стремясь поймать угол рта Джеймса, но тот проглотил крючок целиком.    С тех пор Джеймс гоняется за штормом, а крюк, застрявший в его сердце, только вонзается глубже, безжалостно дергая.    — Да, Бродяга, я знаю, — продолжает Джеймс, кусая щеку изнутри, чтобы не ухмыльнуться. — Я понимаю. Считаешь его тем самым?    — О, ты же знаешь, я не верю во все это дерьмо. — Сириус фыркает, но затем его лицо смягчается. — Но, я полагаю, если бы я верил, да, я бы сказал, что так и есть. Я имею в виду, если бы я верил в это. Но я не верю.    Джеймс усмехается. — Точняк. Да, понял, приятель.    — Он такой… — Сириус поднимает руки и делает что-то странное с пальцами, как будто сжимает воздух, пытаясь придать ему форму. В конце концов, он просто сдается с приглушенным стоном и эффектно бросается Джеймсу на колени, его волосы падают ему на лицо. — Ну, знаешь?..    — Конечно, — мягко говорит Джеймс, улыбаясь и наклоняясь, чтобы убрать волосы Сириуса с лица и аккуратно уложить их на свои ноги. Он начинает осторожно распутывать несколько колтунов, посмеиваясь, понимая, что этот его Лунатик, должно быть, в какой-то момент запутал их так, дергая за волосы.    Сириус некоторое время наблюдает за ним, явно колеблясь, а затем глубоко вздыхает и говорит: — Ты можешь… я просто хочу сказать, что если хочешь, ты можешь поговорить со мной о вредном бариста.    — О, это… ну, я знаю, Сириус. Я просто… — Джеймс морщится, глядя на выражение лица Сириуса. Доверься Сириусу, он поймет.    Конечно, Сириус понимает. Единственным человеком, который еще мог это понять, был бы Питер, но он, вероятно, был бы слишком деликатен и робок, чтобы поднять эту тему. Не то чтобы Сириус не был таким; Джеймс просто не хочет об этом говорить.    Джеймс знает, что быть неуверенным в себе — это странно, но он ничего не может с собой поделать. Просто он провел почти семь лет, абсолютно уверенный в исходе того, что он воспринимал отношения, как настоящую любовь. С его точки зрения, он был мальчиком, работающим над тем, чтобы по-настоящему полюбить девушку своей мечты, так что, конечно, у него всё получилось. И ведь все было так, пока не всплыло... Он был так уверен, так уверен в любви, из-за чего, когда его ударила здоровая доза реальности, он почувствовал себя маленьким и неуверенным, как никогда в жизни.    Теперь он менее уверен в таких вещах, несмотря на то, что не отказался от мыслей. Джеймс не может отделаться от ощущения, как это было унизительно, когда ему приходилось тихо просить Питера и Сириуса, не встречаясь с ними взглядом, перестать дразнить его по поводу того, какой грандиозный план он придумал, чтобы вернуть Эванс.    — Я не завоюю ее, — пробормотал Джеймс. — Этого не произойдет. Мы можем поговорить о чем-нибудь другом?   Он не сказал бы, что расставание сильно растоптало его душу, вот только всякое разбитое сердце оставляет сильный отпечаток.   — Я просто напомню, — мягко настаивает Сириус. — Это нормально — говорить о влюбленности, радоваться этому, надеяться. Я выслушаю тебя, приятель, если ты хочешь.   Джеймс улыбается ему немного беспомощно, похлопывая по макушке. — Спасибо. Может быть, если… если все пойдет хорошо и будет о чем поговорить, я поговорю. А пока ты можешь помочь мне выбрать, что надеть позже.   — Да, конечно. Конечно же надевай тот красный пиджак, — серьезно говорит ему Сириус. — О, и те брюки, которые мне нравятся. Они просто фантастически смотрятся на твоей заднице.    — Конкретизируй, Бродяга. Моя задница фантастична сама по себе.    — Конечно, Сохатый, продолжай говорить себе это.    Они полежали на диване еще немного, да так хорошо, что Джеймс был уверен, что никогда не найдет такого в другом человеке. Он обдумывал, что в каком-то смысле солгал себе в изгибах собственного разума. Он утверждал, что испытал это сильное, мгновенное понимание лишь дважды в жизни, но это неправда, потому что Сириус Блэк был самым первым — просто совсем по-другому.    Это любовь за границами любви, любовь за пределами любви, которой так жаждут многие, но все остальные в этом мире посходили с ума, стараясь не стремиться к чему-то такому, так же, как они желают того, чего не существует. Видите ли, Джеймс Поттер познакомился с Сириусом Блэком в неудобном одиннадцатилетнем возрасте и почувствовал, как что-то сломало ему кости и слилось с этим мальчиком, у которого были гладкие волосы и большие игривые глаза, жаждущие познание мира, который Джеймс так отчаянно хотел исследовать вместе с ним. Он ощутил, что так много вещей в этом мире непостоянны, но Сириус? Что ж, Сириус Блэк непоколебимо и бесспорно постоянен.    Если у некоторых людей есть руки, которые идеально обхватывают сердце, то Сириус — это жилистая мышца и сжимающийся туннель, из которого течет кровь, та самая субстанция, из которой сделано его сердце. Они делали это даже в детстве, маленькие и глупые, верящие в магию, крепко сжав губы в диких ухмылках, когда оба падали с одного дерева и царапали одни и те же руки. Им стоило только посмотреть друг на друга в течение одной секунды, прежде чем они прижимали свои раны друг к другу в какой-то пародии на древний кровавый ритуал, который навсегда свяжет их вместе. Без колебаний. Как бы искренне они ни верили в такие вещи в то время, ни у кого из них не было ни грамма страха или тревоги, что они будут связаны друг с другом навсегда, и они вышли из этого с больными ладонями и легким разочарованием, что они не могли читать мысли друг друга.   Джеймс совершенно уверен, что независимо от того, кто приходит и уходит, Сириус всегда будет рядом, и потеря его, вероятно, убьет его. Это никогда не было… ну, люди строили догадки. Господи, Питеру было хуже всего. Он заставал их вместе в постели, щурился и говорил "Вы двое…" и они тяжело вздыхали и отвечали "Нет, Пит, очевидно, нет, сколько раз можно говорить…"   Их любовь была выше этого, несмотря на то количество людей, что были скептически настроены. Они действительно не понимали, как два человека могут общаться так, как они, и не иметь абсолютно никакого желания трахаться, поскольку они на самом деле не родственники. Но Джеймс и Сириус сбивали всю массу с толку. Единственными людьми, которые никогда, ни на секунду не сомневались в их отношениях, всегда были и, вероятно, всегда будут Юфимия и Флимонт Поттер. Эффи и Монти, которые абсолютно не сомневались в их отношениях, как будто это было совершенно нормально. И это так, потому что иначе и быть не может.    Иногда Джеймс думает о том, что все они состоят из атомов и космической материи, взятых при сотворении, и размышляет, что он и Сириус состоят из одной и той же. Душевное желание всегда быть вместе.    Тем не менее, Джеймс все еще почти задушил Сириуса подушкой к тому времени, когда ему нужно было собираться, а Сириус с тяжелым вздохом отмахивался от одного наряда за другим, прежде чем застонал и довольно драматично произнес: — У тебя вообще есть чувство стиля? Никогда больше не надевай эти туфли. Как ты вообще их раздобыл?   — Папа дал их мне! — Джеймс обиженно вскрикивает.    — Без обид Монти — я очень его люблю, правда, — но это самые уродливые туфли, которые я когда-либо видел. Подвинься, я ныряю обратно в шкаф за тобой.    — Ты?   — Не шути касательно этого.    — Я бы очень хотел пошутить.    — Я знаю, что ты хочешь, — произнёс Сириус, приглушенно фыркая из шкафа Джеймса. Через несколько мгновений он снова появился с другой парой туфель и пиджаком, о котором он упоминал ранее, так как он явно не шутил по этому поводу. — Давай, собери все вместе. Мой опыт не собьет тебя с пути.   Джеймс одевается и стоит перед зеркалом, хмуро ероша волосы. — Не знаю, Сириус.    — Просто доверься мне, а? — Сириус смотрит на него с места, где он растянулся на кровати Джеймса. — Тебе должно быть очень нравится он. Я не видел, чтобы ты так нервничал с тех пор…   — Если что, ты можешь поговорить о Лили, — раздраженно говорит Джеймс. — Мы друзья. Я иду дальше.    — Да, ну, в этом и есть вся суть, да? — Сириус машет бровями. — Ты явно продвинулся вперед. Огненные-рыжие ушли. Пришли подлые бариста. Сириус ухмыляется ему и вскакивает с кровати, чтобы похлопать его по плечу, слегка встряхивая. — Расслабься, Джеймс. Если вредный бариста не видит, какой ты замечательный, значит, вредный бариста — идиот, но, с другой стороны, я всегда буду с тобой.   — Да, верно, — выдыхает Джеймс, часть напряжения уходит из его тела.    Сириус восторженно целует его в висок, смеясь, и нежно подталкивает его к двери. — Иди уже. Иди, проведи приятное свидание. Ты не можешь опоздать в этот раз.    — Спасибо, бро, — Джеймс задерживается достаточно долго, чтобы сверкнуть яркой улыбкой Сириусу, а затем выходит за дверь.    Всю дорогу до кафе Джеймс чувствует себя немного не в своей тарелке, всю дорогу накручивается, представляя собой запутанную смесь нервозности и волнения, что он не может понять, как отделить друг от друга. Его сердце бешено колотится, когда кафе появляется в поле зрения, а затем, кажется, замирает в груди, когда он видит Регулуса и его симпатичного коллегу, оживленно разговаривающих в нескольких шагах от двери.    Привлекательный коллега Регулуса намного выше Регулуса, поэтому он замечает Джеймса поверх головы Регулуса, и его глаза прищуриваются, когда он улыбается. — Джеймс!    — Привет, крутой коллега Регулуса; привет, Регулус, — здоровается Джеймс, подходя к ним, засунув руки в карманы.    — Ты мёртв, — шипит Регулус своему коллеге, который хихикает.    — О, конечно. Что ж, мне лучше уйти. Веселитесь. Джеймс, я ожидаю, что ты будешь идеальным джентльменом. — с дерзкой улыбкой проговорив в ​​сторону Регулуса, он поворачивается и уходит.    — Ты - мертвец, Люпин! — Регулус кричит ему вдогонку.    Красивый коллега Регулуса — Люпин, да? — просто вскидывает руку, чтобы пошевелить пальцами, затем поворачивает за угол и пропадает.     Джеймс чувствует, как его сердце переворачивается в груди, когда Регулус натянуто поворачивается к нему с пустым, почти холодным выражением лица. Однако Джеймс видел, как он оттаивает. В тайне Регулуса есть своя изюминка, но те моменты, когда Джеймс видит, как он дышит сквозь щели, — его любимые. Он так мягко красив, с его острыми глазами и острой челюстью, что это сводит с ума. Он выглядит так, будто должен быть сделан из мрамора, выточен до совершенства, вот только Джеймс так уверен, что он будет аккуратным и теплым на ощупь. Его пальцы иногда ноют от желания, как застарелая боль, которая вспыхивает, когда дует буря Регулуса, и этот импульс заставляет его кости скрипеть.    — Все хорошо? — мягко спрашивает Джеймс. — Я не прервал спор, верно? Мне так показалось. Извини.   — Я просто убью его, — прямо говорит Регулус.    Джеймс улыбается. — Значит, вы двое - друзья? Не просто коллеги? Я как бы догадывался, но…    — Он мой… — Регулус слегка морщится. — Мой лучший друг, как бы мне не хотелось это признавать. Что касается близких друзей, то мои возможности ограничены. Видишь ли, я ненавижу всех, но его меньше, чем большинство.    — Знаешь, в этом есть какой-то смысл, — размышляет Джеймс, ухмыляясь, когда Регулус слегка сжимает губы. — Как долго ты знаешь его?   — Три года, — признается Регулус. — Мы познакомились здесь, на работе, на самом деле. Оба начали работать на одной неделе, а остальные сотрудники работали здесь много лет, поэтому мы всегда были вместе. Он был тихим, что мне нравилось. Не пытался заговорить со мной или что-то в этом роде.    — Что изменилось?    — Поначалу ничего. Мы просто как бы признали друг друга, потом были два месяца, когда нас переводили в разные смены, но к тому времени мы так привыкли работать вместе, что все остальные просто… разочаровывались. Я пошел просить, чтобы мы снова работали вместе, и когда я вышел, он был там с планом сделать ту же просьбу. Иногда мы выпиваем, когда нам будет достаточно скучно. А потом, прежде чем я это осознал, он узнал меня лучше, чем кто-либо другой.    — На самом деле это очень мило, — говорит ему Джеймс, и Регулус прищуривается, прежде чем усмехнуться. — Нет, серьезно. Иногда люди просто… связаны, понимаешь?   Регулус цокает языком. — Нет, нам просто нравится заставлять друг друга страдать, чем он сейчас и занимается.   — Он? — Джеймс моргает. — Как это?    — Джеймс, — выдавливает Регулус, — это он согласился на это свидание. Не я. Я не собирался говорить тебе «да».   — Ох, — хрипит Джеймс, воспринимая это как прямой удар прямо в грудь. Он делает шаг назад, слегка запыхавшись, и чувствует, как дно вываливается из его желудка, когда он резко сглатывает комок в горле. — Я… я… да, я… ​​теперь понимаю. Верно. Я… я просто… тогда просто оставлю тебя. Мне очень жаль. Я…   Джеймс начинает быстро пятиться, поворачиваясь, чтобы уйти. Он слышит, как Регулус ругается себе под нос, а затем твердая рука хватает его за локоть и дергает обратно. Джеймс останавливается, потому что чувствует себя маленьким, глупым и нелепо обиженным. Регулус хмуро смотрит на него, рассерженный и красивый.    — Ты не знал? — спрашивает Регулус.    — Нет. Откуда мне это знать? — хрипло отвечает Джеймс.    — Ну, я никогда не был особенно добр к тебе, не так ли? — Регулус бросает вызов, мило нахмурив губы.    Джеймс откашливается. — Я.. просто предположил, что ты немного груб, вот и все.   — И ты все еще хотел пойти со мной на свидание? — недоверчивый ответ, Регулус недоверчиво смотрит на него.    — Я… ну, ты мне нравишься. — Джеймс чувствует, как горят его щеки. — Просто, знаешь, у меня есть шаблон увлечения людьми, которые грубы со мной. Не… присматривайся к этому слишком внимательно, пожалуйста. Думаю, я достаточно опозорился для одного дня».    — Хорошо, я приму это к сведению, — бодро говорит Регулус, — но мне немного трудно поверить, что ты собираешься, что ли, сдаться? После того, как ты три недели приходил каждый день, будучи настойчивым, ты собираешься уйти и бросить все на этом?    — Я не был таким уж настойчивым, Регулус. Мне просто нравилось видеть тебя каждый день, — бормочет Джеймс, но он чувствует, как страх медленно капает, капает, капает по его позвоночнику. «Это не… я не хотел быть таким… таким…» Он сглатывает и делает еще один шаг назад, чувствуя легкую тошноту. «Прости. Это была моя ошибка».    Регулус скользит взглядом по лицу Джеймса и очень осторожно, очень мягко говорит: — Тебе просто нравилось видеть меня каждый день.   «Да, но я могу понять намек. Хотя вы были довольно прямолинейны в этом вопросе. Полагаю, я должен быть благодарен».    "Джеймс."   "Я просто пойду."    "Серьезно?"   — Извините, я должен делать что-то еще? Джеймс чувствует, как его плечи опускаются. «Ты ясно дал понять. Ты ведешь себя так, как будто есть какой-то другой вариант, кроме как сдаться. Я знаю лучше, чем давить; я знаю, как откланяться, может быть, не изящно, но я изучил основы».    «Ты должен был дождаться моего ответа», — говорит Регулус.    Джеймс смотрит в сторону. — Да, я это понимаю. Опять моя ошибка, и приношу свои извинения. У меня ужасная привычка… делать предположения, которых, очевидно, делать не следует. ты спасибо за… за то, что скрасил мой день, Регулус.    — О, если честно, — бормочет Регулус с глубоким вздохом, когда Джеймс поворачивается и начинает уходить, все еще чувствуя себя самым большим дураком в мире. Он вздрагивает, когда рука соскальзывает ему на сгиб локтя, но его больше не дергают, Регулус подстраивается под его шаг. Его лицо остается пустым, когда Джеймс смотрит на него. «Я далек от того, чтобы притупить твой блеск, Джеймс. Мой ответ — нет, ты не можешь пригласить меня на свидание, но…» Его лицо слегка дергается, и сквозь щели просачивается краткая вспышка страха. быстро. "Но я возьму тебя на одно."    "Я предпочел бы обойтись без жалости, спасибо."   «Ой, не хнычь».    — Ты явно не хочешь, Регулус, — тихо говорит Джеймс, глядя на свои ботинки.    Регулус резко дергает его, заставляя остановиться, и впивается в него взглядом, от которого, возможно, у него немного перехватывает дыхание. «Я не делаю ничего , чего не хочу, по крайней мере в течение длительного времени. Никогда больше не намекай на то, что я делаю в этом плане».    — Хорошо, — хрипит Джеймс. "Извиняюсь."    — Хорошо, — твердо говорит Регулус и снова заставляет его идти. Он держит руку на локте Джеймса.    "Куда мы идем?"   — Куда бы я ни решил. Это нормально?    Джеймс фыркает слабым смехом и думает, и знает, что я пойду за тобой куда угодно. «Да, хорошо. Я люблю сюрпризы».    "Ты?" Регулус удивленно смотрит на него. — Я вовсе не ожидал от тебя этого. Я предполагал обратное.   «О. Нет, я люблю сюрпризы».    — Итак, почему…    "Что?" — спрашивает Джеймс, переводя взгляд вперед и назад, снова и снова прослеживая черты лица Регулуса.    Регулус делает сложное выражение, взволнованный, а затем вздыхает и закатывает глаза. Это движение настолько знакомо, что Джеймс моргает, но не может понять, кого оно ему напоминает. «Это было… я не могу понять. Почему ты это делаешь. Почему ты согласовываешь свою выпечку с цветом своих рубашек».    "Ах это?" Джеймс усмехается, довольный намеком на то, что Регулус думал о нем, достаточно, чтобы задуматься, по крайней мере, об этом. «Да, это для спонтанности».   — Спонтанность, — ровно повторяет Регулус. Он наклоняет подбородок вверх и в сторону, чтобы сузить глаза на Джеймса. «Каким образом это может быть спонтанным? Это… Джеймс, это рутина. Шаблон. В этом нет ничего спонтанного».    Джеймс улыбается ему. - Нет, совсем нет. Видишь ли, к тому времени, когда наступает следующее утро, я уже забыл маленькое правило, которое я установил, и не то чтобы я обращал много внимания на то, что я бросаю в это раннее утро. Так что, когда я прихожу в магазин и понимаю, что мне придется выбирать пирожное, может быть, с очередью людей позади меня, что всегда немного беспокоит меня, ну, я помню свое правило, смотри вниз на мою рубашку, и удивление! Видишь? Спонтанность.    — Ты совершенно нелеп, — заявляет Регулус, но в его взгляде есть что-то более мягкое.    «Это ты водишь меня на свидание», — указывает Джеймс, чувствуя себя менее глупо с каждой минутой. На самом деле он сияет.    Регулус мычит. «Да, это проблема».   "Э, почему?"    «Я не встречаюсь».    "Э, почему?"   "У меня есть причины."   Джеймс долго пережевывает это в голове, пытаясь понять. Регул сбивает с толку, это противоречие, и он представляет собой смесь смешанных сигналов, которые Джеймс хочет разобрать, пока не увидит центр. Он на самом деле не понимает, что все это значит, потому что, если Регулус не встречается, если у него есть свои причины не встречаться, то почему он делает это с Джеймсом сейчас?    Он сказал, что не делает ничего, чего не хочет, так что это означает, что он хочет, за исключением того, что он также сказал, что вообще не собирался соглашаться на свидание с Джеймсом. Если он хочет, то почему бы и нет? Если он не встречается, то почему?    Пытаясь собраться с мыслями и придумать, как сказать все это, Джеймс едва не упускает момент, когда Регулус осторожно тянет его за руку и уверенно ведет в здание. Джеймс, конечно же, следует за ним, с любопытством оглядывая вестибюль, пока не поднимается по слегка обшарпанной лестнице на два этажа вверх, где Регулус идет прямо к двери и достает связку ключей.    Джеймс моргает. — Это… это твоя квартира?   — Да, — спокойно и вежливо отвечает Регулус и толкает дверь, чтобы втянуть Джеймса внутрь, опуская его руку. Он включает лампу и сбрасывает пальто, аккуратно вешая его на вешалку у двери.    — Ты привел меня в свою квартиру, — осторожно говорит Джеймс, его взгляд беспомощно метается по сторонам. Это место стало приятным сюрпризом, как того, что ожидал Джеймс, так и того, чего он не ожидал. Кое-где аккуратно — подушки на диване разложены, картины ровно на стенах, подставка для телевизора — без пылинки. В других местах также немного грязно — письменный стол в углу, заваленный разбросанными бумагами и открытым ноутбуком, флисовое одеяло, небрежно накинутое на спинку стула, пустая чашка чая, оставленная на кофейном столике перед кабинетом. диван. Там есть высокая книжная полка, забитая книгами, расставленными от больших к маленьким, затем от маленьких к большим на следующем уровне, а затем чередующимися, так что это выглядит как винтовая лестница.    — Да, — соглашается Регулус, направляясь на кухню. Джеймс шаркает позади него. — Не нужно так волноваться.    — Это просто… я имею в виду, это безопасно? – выпаливает Джеймс. Ничего не могу поделать. Слова просто прыгают вперед. — Я мог бы… я действительно мог бы быть кем угодно. Что, если бы я оказался каким-нибудь сталкером, или серийным убийцей, или…    "Джеймс." Регулус оглядывается через плечо, и его губы слегка дергаются, просто изображая улыбку. О, он такой милый. Очень мило. — Садись, хорошо? Если ты собираешься меня убить, то хотя бы подожди, пока мы поедим.    "Ты готовишь?" — спрашивает Джеймс, интерес к которому достиг пика. Он подходит к прилавку и садится на один из табуретов, опираясь на локти и наблюдая, как Регулус небрежно двигается с легкостью человека, который точно знает, что делает.    "Ммм."   "На наше свидание?"    Регулус снова бросает на него взгляд, затем мычит. "Да. Есть возражения?"   — Нет, — быстро говорит Джеймс, слишком быстро, слишком серьезно.     — Знаешь, я могу тебя отравить, — говорит ему Регулус с той скрытой улыбкой, что спряталась в уголке   Джеймс всегда так беспомощно очарован ею. Он не может удержаться от того, чтобы немного излить себя через прилавок, чувствуя тепло до кончиков пальцев ног. — Полагаю, есть только один способ узнать. Могу ли я чем-нибудь помочь?   "Нет."   «Тебе это нравится? Готовить, я имею в виду».    — Мне нравится моя независимость, — бормочет Регулус. Он делает паузу, опуская голову, когда включает плиту. — У тебя есть аллергии, Джеймс?   — Пчелы, — тут же тарахтит Джеймс. — Это все. Ты?   "Креветка."   «О, мне больше всего нравятся креветки. Что ты готовишь?»    «Курица Баскьяз».    «Никогда не пробовал».    — Мм, это по-французски, — говорит Регулус, снова оглядываясь на него. Он продолжает это делать, и, честно говоря, Джеймсу начинает немного лезть в голову. Как будто он не может помочь.    Джеймс улыбается ему, и Регулус быстро отводит взгляд. «Боже, я думал, что я шикарный. Я в присутствии культурного человека».    «Джеймс, я хожу в школу кулинарии», — говорит Регулус, снова глядя на него, чтобы приподнять бровь.    — О. Правда? Это гениально, Регулус, — выпаливает Джеймс, оживляясь от новой информации. «Значит… значит, приготовление пищи действительно важно для тебя. Ты хочешь стать шеф-поваром? Когда-нибудь откроешь собственный ресторан?»    Регулус осторожно кивает, останавливаясь достаточно долго, чтобы закатать рукава, его руки уверенно и проворно начинаются. — Да, это план. А твой?   "Мой план?"   "Ммм."    «Я иду на консультацию, в частности, чтобы помочь детям из групп риска всех возрастов, которые находятся в семьях с жестоким обращением или выходят из них, надеюсь, либо побудить их открыться и выйти из дома, либо помочь им акклиматизироваться, как только они это сделают. буду проводить оценки, проводить встречи один на один с детьми, у которых есть открытые дела, и тому подобное Я не могу — очевидно, я знаю, что не могу спасти их всех, но если я спасу хотя бы одного, если я… — Джеймс замолкает, глядя на свои руки. Он откашливается. "В любом случае, я-"    — Это важно для тебя, — перебивает Регулус, глядя прямо на него, даже когда он ножом аккуратно режет перец.    Джеймс резко кивает. "Да, это так."    — Из-за личного опыта? — спрашивает Регулус.   «В каком-то смысле». Джеймс делает глубокий вдох. «Нет… я имею в виду, мои родители милые. Кто-то в моей жизни был из очень плохой семьи. Много лет я не мог ему помочь. Я не знал, как, и я чувствовал себя так… бесполезно."    — Иногда ничего нельзя сделать, кроме как ждать, пока они сами себе помогут, — тихо говорит Регулус, оборачиваясь, и после этого уже не оглядывается.    Они все еще болтают, переходя на более легкие темы. Джеймс немного рассказывает о своих родителях, не в силах удержаться от восхваления их, вызывая смех, когда говорит, что выглядит точно так же, как его мать, за исключением его волос - у него волосы отца. Он часто слышал это в детстве и до сих пор время от времени слышит, но люди всегда спешат сказать ему , что ты так похож на свою мать, если не считать твоих волос; у тебя волосы твоего отца.    Регулус вообще не упоминает о своей семье, и Джеймс не очень удивляется, когда он с легкостью ведет разговор, как будто у него много практики, чтобы избегать этой темы. Джеймс знает об этом все; Сириус и в этом неплохо разбирается, когда дело доходит до его семьи. Итак, Джеймс движется вперед, наблюдая за Регулусом в его стихии, очарованный тем, как он двигается во время готовки, легко, точно и уверенно, почти как в танце.    Они узнают друг друга понемногу, но Джеймс прекрасно понимает, что Регулус мало что рассказывает. Изучение того немногого, что он делает, кажется достижением, и он наслаждается этим, податливый и довольный, когда Регулус машет ему рукой, чтобы он сел за стол. Он широко улыбается, когда Регулус приносит две тарелки, одну ставит перед ним, а затем уходит, чтобы взять с собой два бокала и бутылку вина.    «Знаешь, я чувствую себя немного избалованным», — весело признается Джеймс, наблюдая, как Регулус наливает им обоим немного вина.    Регулус переводит взгляд вверх и ставит бутылку на стол. "Ты должен. Никто никогда не ел ничего из того, что я готовил раньше".    "Что?" Улыбка Джеймса дрогнула. "Никто?"   «Я не готовлю для людей. Это… приготовление пищи сравнительно новое в моей жизни, и это… личное». Безучастное выражение лица Регулуса немного меняется, этого достаточно, чтобы Джеймс понял, что он нервничает. «Ты первый человек, кроме меня, кто когда-либо ел мою еду».    — О, — выдыхает Джеймс, чувствуя внезапный прилив тепла в груди, а затем он так сильно сияет, что у него болит лицо.    — Не делай этого. Не… смотри так, — бормочет Регулус, не встречаясь взглядом с Джеймсом, когда тот садится.    "Я чувствую себя особенным."   "Не."    "Но я чувствую."   "Ну, ты не такой.    Джеймс тихо смеется и берет вилку. «Вы, по сути, только что сказали обратное прямо перед этим, и это кажется немного более верным, если честно, так что вместо этого я поверю этому. Спасибо, кстати. Это… это много значит. Я польщен ."   — Заткнись и ешь, Джеймс, — фыркнул Регулус.    "Да, хорошо." Джеймс наклоняет голову, чтобы скрыть ухмылку, и осторожно откусывает первый кусочек, медленно, потому что он действительно польщен. Первый взрыв вкуса на его языке заставляет его чуть не выронить вилку, приглушенный стон застрял у него во рту, когда он жует с возрастающим энтузиазмом. Это хорошо. Это действительно очень хорошо. Абсурдно хорошо. Изысканная кухня. Его глаза закрываются, и он беспомощно думает: о, путь к сердцу действительно лежит через желудок, потому что он нашел его, он у него есть, о боже.    Когда Джеймс глотает, он сразу же скорбит о вкусе; когда он снова открывает глаза, Регулус смотрит прямо на него, его взгляд острый, сосредоточенный и темный, его пальцы сжимают собственную вилку так сильно, что костяшки пальцев становятся бескровно-белыми. Его голос ниже обычного, когда он грубо говорит: «Хорошо?»    «Регул».    "Да?"    — Регулус, — подчеркивает Джеймс, затаив дыхание.    "ЧТО?" – рявкает Регулус.    «Ты прекрасен, ты так прекрасен, но ты оказываешь ужасную медвежью услугу миру, стольким людям, отказывая им в своих кулинарных способностях», — торопливо говорит Джеймс. «Мне жаль всех остальных. Мне жаль их всех. Ты должен готовить для большего количества людей, если это то, чем ты хочешь заниматься, и ты никогда не должен готовить ни для кого, потому что я буду ужасно ревновать. Это не просто хорошо, это лучшее, что я когда-либо пробовал ». . .   — Ты драматизируешь, — говорит Регулус, но впервые его щеки заливает устойчивый румянец, отчего он становится румяным, а глаза сияют.    Джеймс качает головой. «Я действительно не такой. Если ты не веришь ничему такому, что я когда-либо говорил тебе, пожалуйста, верь этому».    — Да, — бормочет Регулус. "Я верю тебе."    «Как хорошо», — снова говорит Джеймс, сразу же возвращаясь к еде, потому что, честно говоря, он не тратит ни кусочка впустую.    Для Джеймса очевидно, что кулинария — страсть Регулуса. И не без оснований, так как еда действительно чудо. Честно говоря, на самом деле немного трудно оторваться от еды на время, достаточное для разговора. Даже когда он наедается, он раздражается, как будто хочет, чтобы у него было больше места, чтобы иметь больше. Он закончил все это, но вряд ли это главное. Однако, закончив, он выпивает вино, которое довольно неплохо, а затем с жаром возвращается к разговору, пока Регулус доедает.    Эта дискуссия немного забавна, потому что Регулус увяз в ней. Просто говоря о том, что он готовит, что ему больше всего нравится готовить, что ему не нравится — вся эта тема, кажется, захватывает его, привнося затяжной свет в его глаза, взволнованно выражая выражение его лица так, что это предполагает, что он может не помочь. Джеймс почти тает, чувствуя себя теплым, сиропообразным и сытым. Он думает, что мог бы всю оставшуюся жизнь слушать, как Регулус с энтузиазмом относится к специям.    "Я что?" Регулус резко останавливается, широко жестикулируя рукой, его локоть почти упирается в пустую тарелку, искорки в его глазах тускнеют от замешательства. — Что такое? Почему ты так смотришь на меня?    «Ты прекрасен, когда счастлив», — говорит ему Джеймс, и это похоже на то, как будто кто-то немного разрезал Регулуса, потому что он как бы просто… сдулся. Джеймс вздыхает. «Извини, ты всегда красивый, но приятно видеть, что ты так заботишься о готовке, вот и все».    Регулус смотрит на него, а затем сжимает челюсти, прежде чем резко вскочить на ноги. Он берет бутылку вина, свою пустую тарелку и стакан, затем возвращается, чтобы вытянуться так далеко, как только может, и хватает тарелку и стакан Джеймса. Джеймс вытягивает руку, чтобы схватить его за запястье, и взгляд Регулуса останавливается на нем с такой холодной напряженностью, что у Джеймса покалывает кожу.    «Что я говорил о том, чтобы не прикасаться к людям без разрешения?» — спрашивает Регулус.    — Черт. Извини, — рефлекторно произносит Джеймс, быстро отпуская запястье Регулуса и прочищая горло. — Я просто… я… э, тебе… может быть, нужна помощь? Я… я могу ополоснуть и высушить, может быть?    Регулус делает то, что становится мягче по краям, немного туманным. В его голосе появилось что-то похожее на раздражение, когда он сказал: «Да, Джеймс, ты можешь прийти и помочь мне убраться».    — Великолепно, — чирикает Джеймс, мгновенно всплывая.    — Боже, — еле слышно произносит Регулус, издавая тихий взрыв смеха, качает головой и ведет Джеймса обратно на кухню.    Они молчат, когда работают рядом друг с другом, но Джеймсу нравится такая тишина. Здесь совсем не тихо — с фоновыми шумами вроде бегущей из-под крана воды, звона посуды, шарканья обуви по линолеуму. Это не та пустая тишина с вырезанными промежутками, которую Джеймс всегда вынужден заполнять, тревожный и сверхчувствительный к тишине, чувствуя, что он выйдет из себя, если это просто больше ничего, ничего, ничего. Наоборот, это занятая тишина, теплая и полная, что-то, что он чувствует, проникает в его кости.    Джеймс не чувствует необходимости нарушать его, и, как ни странно, это делает не он.    — Я хочу задать тебе вопрос, — говорит Регулус. — Ты не захочешь на него отвечать.    "Это правильно?" Джеймс смотрит на него, их локти почти соприкасаются. "Почему это?"    — Это не очень приятный вопрос. Он доставит тебе дискомфорт.    «О, это многообещающе. Да, хорошо, но если я отвечу, ты снова заставишь меня почувствовать себя особенным».    — И как ты предлагаешь мне это сделать? — спрашивает Регулус, выгибая бровь.    Джеймс пожимает плечами. «На твое усмотрение. Я уверен, что ты что-нибудь придумаешь, будучи таким изобретательным. Используй слова или нет».    "Да хорошо."    «Тогда у нас есть сделка. Спрашивай».    — Не стоит заключать сделки с дьяволом, Джеймс. Регулус передает ему последнюю тарелку и сливает воду, стряхивая мыло с пальцев. Он вытирает руки кухонным полотенцем и поворачивается в сторону, прислонившись бедром к стойке, с любопытством разглядывая Джеймса. — Что самое худшее, что ты когда-либо делал?    "Извиняюсь?" Джеймс почти роняет последнюю тарелку, его пальцы судорожно дергаются. Регулус был прав; это приносит ему большой дискомфорт. "Это твой вопрос?"    "Это."    «Это свидание. Я пытаюсь произвести хорошее впечатление, а не отправить тебя в погоню».    «Я искренне сомневаюсь, что это так драматично, как вы это изображаете. Мне трудно поверить, что ваше худшее далеко позади моего лучшего, так что, если это предназначено для того, чтобы заставить меня бежать, почему вы не бежите прямо сейчас, в настоящее время?" Регулус "бросает вызов".    Джеймс сжимает губы в тонкую линию и отводит взгляд, доедая последнее блюдо. Он стоит там некоторое время, лицо скривлено в гримасе, а затем вздыхает. «Хорошо, конечно. Просто помни, что ты спросил».    "Я помню."    «Когда мне было пятнадцать, я хотел убить несколько человек».    Регулус моргает, глядя на него. Он долго молчит, и Джеймс беспомощно смотрит на него сквозь ресницы, его желудок скручивается и скручивается в узел. «Хорошо, я могу честно сказать, что не ожидал этого. Ты привлек мое внимание. Продолжай».    «Помнишь, я рассказывал тебе о том человеке в моей жизни, который ушел из ужасного дома?»    "Да."    «Он… он пришел к нам в плохой форме. Физически, умственно, эмоционально. Физически он выздоровел; умственно и эмоционально, я подозреваю, что ему всегда придется бороться. Но той ночью… Как я уже сказал, я чувствовал себя бесполезным. …это было очень плохо, и я был напуган, и я просто…» Джеймс смотрит вперед, нервно облизывая губы. «Я помню, как не спал всю ночь, даже после того, как он заснул, и я остался с ним. Я держал его за руку. Я смотрел на него и думал: я их всех убью . Это был просто какой-то... всплеск гнева, понимаешь? Это была не просто мимолетная мысль в разгар эмоций. Это было... Я хотел .    — Джеймс, — тихо говорит Регулус, но Джеймс не может остановиться.   — Я очень хотел, Регулус. Вся семья. Каждый человек, который был там в ту ночь, кто когда-либо заставлял его чувствовать себя меньше, чем он был, и я не знал ни одного из них. Совершенно незнакомые люди, и я хотел — Джеймс качает головой и грубо засовывает руку под очки, чтобы коснуться правого глаза. — Как я уже сказал, это был не просто гнев. Не из тех, когда ты набрасываешься и падаешь вниз, я имею в виду. Это был расчет. Я просидел там всю ночь и… моя мать ,она смотрела на меня, и я не знаю, что было на моем лице, но она не позволяла мне выходить из дома в течение следующих нескольких дней. Меня пугало, что я могу чувствовать себя так, я был совсем ребенком, но я… я действительно чувствовал это. И, чтобы чувствовать это так, ты даже не представляешь, что… что…    — Мне не нужно, — перебивает Регулус, кладя руку на руку Джеймса и привлекая его настороженный взгляд. «Джеймс, мне не нужно это представлять. Я знаю, что ты имеешь в виду, и, возможно, твой друг из жестокого дома? Он тоже». Он держит взгляд Джеймса, многозначительно сложенный в его губах. «Поверь мне, это обычная реакция».    Желудок Джеймса почти вываливается из-под него. Он подозревал — и будет, зная признаки, учась их замечать. Наличие конформации все еще жалит. Он хочет связать Регулуса и увезти его подальше отсюда, увезти в безопасное место на долгое время. — Я… я немного защищаю, можно сказать. А еще… обладаю собственническими намерениями людей, которых я решил, что они мои. Я не хочу быть таким, я просто… я не знаю. почему это происходит, но что-то во мне просто защелкивается каждый раз, и это как будто они мои, это мои, я буду оберегать их и делать их счастливыми, и никогда не позволю ничему причинить им боль, за исключением того, что я не всегда могу это контролировать , и это делает меня... это делает меня таким...    — Думаешь, это плохое качество? Так сильно заботиться?    «Я могу быть… властным».    Губы Регулуса дернулись. «Я должен был знать. Даже твое худшее качество лучше, чем мое лучшее».    "Какое твое лучшее?"    «Я был смелым. Когда-то».    "Только один раз?" — спрашивает Джеймс.    — Да, — прямо отвечает Регулус.    Джеймс ищет его взгляд. «Ты покинул свой дом».    — Да, — подтверждает Регулус.    — Регулус… — Джеймс прикусывает нижнюю губу. У него ползает желание сделать больше, сделать что-то, что избавит его от зуда под кожей. Он нервничает. «Дело в том, что храбрость распространяется на всю оставшуюся жизнь. Это не просто один акт храбрости. Уйти было смело, и жить каждый день после этого по- прежнему смело. Стоять прямо здесь, прямо сейчас — смело, я сказал бы, что ты делаешь все возможное каждый день».    Пальцы Регулуса сжимают его руку, туго сжимая рукав, и выражение его лица растрескавшееся, ранимое, беззащитное. Его губы приоткрываются на резком выдохе, как будто у него вырвали дыхание из легких, а его острые глаза столь же мягки, сколь и широко раскрыты. Он такой душераздирающе милый.    «Джеймс», — шепчет Регулус, а затем еще раз, с более настойчивым подтекстом: «Джеймс».   "Ага?" Джеймс выдыхает.    «Сейчас я заставлю тебя почувствовать себя особенным».    "Хорошо."    Регулус сглатывает и хрипит: — Это плохая идея. Ты — плохая идея. Встречаться с тобой — плохая идея.   «Я понял, что ты чувствуешь то же самое для себя, спасибо. Не буду врать, сейчас я не чувствую себя особенным», — бормочет Джеймс.    — Это плохая идея, — повторяет Регулус, быстро втягивая воздух и сжимая пальцы на руке Джеймса, — но я совершенно уверен, что все равно сделаю это.    Джеймс судорожно выдыхает, почти смеясь, сразу же чувствуя себя легче, когда прилив восторга проносится сквозь него, как буря. Он в восторге от этого, едва умудряясь оставаться на месте, зажимая нижнюю губу, пытаясь скрыть ухмылку.    — Перестань улыбаться, — бормочет Регулус.    — Извини, — говорит Джеймс, улыбаясь еще сильнее.    — Тебе нужно идти, — говорит ему Регулус, его пальцы ненадолго сжимаются, прежде чем он опускает их обратно на бок, сжимая кулак, — пока я не наделал глупостей.    Джеймс не двигается. «Пожалуйста, сделай что-нибудь глупое».    «Нет. Это было бы нехарактерно для меня».   "Хорошо. Тогда я могу сделать что-нибудь глупое?"    — Джеймс, — предупреждающе произносит Регулус.    — Регулус, — отвечает Джеймс, подходя ближе. Он ждет, когда Регулус отступит или оттолкнет его, но глаза Регулуса закрываются, а горло вздымается и опускается. Джеймс подбирается ближе, крюк в его сердце тянет его, пока Регулус не оказывается запертым у стойки, почти касаясь друг друга. У него кружится голова от близости, он практически вибрирует. "Можно я тебя поцелую?"    Регулус, кажется, надолго задерживает дыхание, потому что оно в конце концов вырывается из него, и он хрипит: «Лучше не надо».    — Верно, — бормочет Джеймс, заставляя себя совладать с собой, сильно моргая и отстраняясь.    — Ты никогда не задаешь правильных вопросов, — говорит ему Регулус, глаза медленно открываются, зрачки расширены, рот влажный от языка.    Джеймс борется с тем, куда смотреть, его взгляд скользит по лицу Регулуса, и ему требуется много времени, чтобы понять, что именно имеет в виду Регулус. Его разум возвращается к жизни, и он спрашивает: «Хочешь, я тебя поцелую?»    — Да, — быстро отвечает Регулус.    — Ты позволишь мне, если я попытаюсь?    "Да."    — Но ты сказал мне не делать этого.    "Я знаю."    — Ты такой… — Джеймс весело смеется, качая головой.   Регулус улыбается. Он маленький и исчез в мгновение ока, но на одну блестящую секунду он здесь. Джеймс хочет прикоснуться к ней ртом, попробовать на вкус, схватить ее зубами. "Да, я знаю."    — Ладно, полагаю, мне просто нужно найти для нас промежуточный сейф, — бормочет Джеймс. Он снова подходит ближе, высматривая у Регулуса хоть какой-нибудь знак отказа. "Я собираюсь поцеловать тебя в другом месте. Ты не против?"    "Где?"    "Сюрприз."    «Мне не нравятся такие».    «Задира для тебя, потому что я это делаю. Ты всегда можешь сказать нет. Я всегда буду уважать отказ».    — Я… — Регулус заметно колеблется, расстроенный, затем фыркает и поднимает голову. «Да, все в порядке».    Джеймс мягко улыбается, довольный, и быстро наклоняется, чтобы запечатлеть нежный поцелуй в лоб Регулуса, протягивая руку, чтобы нежно провести рукой по волосам Регулуса. Это мягко. Так мягко. Кожа Регулуса под ртом Джеймса теплая, и он сильнее раскачивается под давлением поцелуя, почти тая на Джеймсе.    Поцелуй медленно прерывается, и Джеймс еще медленнее отстраняется, потому что Регулус наклоняется к нему, близко и тепло. В конце концов он отступает, одаренный прекрасным видом покрасневшего Регулуса. Ухмыляясь, он говорит: «Мне пора. Это было прекрасно, Регулус, спасибо. Увидимся завтра утром».    — Ага, увидимся, — отвечает Регулус, и его голос слаб, настолько слаб, что у него перехватывает горло. Его лицо светится ярче, и Джеймс улыбается всю дорогу до двери.      "Как это было?"    «Не разговаривай со мной».    — Регулус, — говорит Ремус, едва сдерживая смех.    «Уходи. Ты для меня мертв, пока я не решу иначе. Не разговаривай со мной до конца дня», — говорит Регулус.    Ремус фыркает. «Ты такой чертовски драматичный. Ладно, ладно, дай мне знать, когда закончишь».    Регулус просто игнорирует его, поэтому Ремус закатывает глаза и начинает раскладывать приправы. Особенность Регулуса в том, что, несмотря на все его секреты, он никогда не перестает давать вам знать, что он к вам чувствует. Если он сердится на вас, он удостоверится, что вы знаете. Если ты ему нравишься, ну, это очевидно, потому что на самом деле ему никто не нравится. Он просто терпит большинство людей.    Ремус полагает, что именно поэтому они так хорошо ладили. Ему нравится, что с Регулусом не приходится гадать. Он никогда не умел заводить друзей, рос таким же одиноким, как и раньше, поэтому прямота Регулуса была для него глотком свежего воздуха. Ремус ценит то, что ему не придется думать кругами, с тревогой интересуясь эмоциональным состоянием Регулуса по отношению к нему.    Помогает и то, что Ремус отлично понимает, что Регулус на самом деле любит его, поскольку он искренне не любит большинство, но Ремус по какой-то причине является исключением. Он не совсем уверен, что он сделал, чтобы понравиться Регулусу, но стало совершенно ясно, что он это сделал, как только он начал активно говорить с ним по собственной воле, разыскивая его, а затем, в конце концов, объявил однажды — будучи полностью пьяным; он всегда становится милым, когда пьян — что Ремус был лучшим другом, который у него когда-либо был.    Именно в этот момент Ремус понял, что Регулус был лучшим другом , который у него когда- либо был. С этого момента они превратились в двух жалких ублюдков, идущих по свету, в синяках и ворчащих, с простой, непоколебимой связью между ними. Это было классно. Это все еще приятно.    Просто Ремус немного беспокоится о Регулусе, чего он не может сказать Регулусу , потому что это вызовет лишь закатывание глаз и насмешки. Но он ничего не может с собой поделать. Регулус заперт наглухо, как хранилище, и, хотя он без колебаний сует свой нос в дела Ремуса, он изо всех сил пытается хоть немного приоткрыться и впустить Ремуса в свои.    Иногда Ремус беспокоится, что Регулусу так одиноко. Он бы знал, так как он сам во многом такой же, и это очень одинокая жизнь. Но, как он выяснил для себя, выход из этой комфортной зоны безопасности может быть полезным. Итак, да, он подтолкнул Регулуса на свидание с Джеймсом, который кажется оптимистичным и добрым, которому явно нравится Регулус. Он не жалеет об этом, пока все не слишком ужасно.    Кроме того, именно Регулус убедил его снова обратиться к Сириусу, и Ремус навсегда благодарен ему за это. Честно говоря, у него не было планов, даже если он постоянно думал о нем. Он был слишком неуверен. Обращение к Сириусу сильно отличалось от спонтанной встречи в книжном магазине, за которой последовало расслабление, выпивка, а затем позволение себе погрузиться в спешку и свободное падение, делая то, чего он никогда не делал и, вероятно, никогда не сделал бы ни для кого другого. Но Сириус? О, у Ремуса не было шансов.    Говоря о Сириусе, Ремус хочет позвонить ему и спросить, могут ли они что-нибудь сделать сегодня, после его смены. На самом деле, не второе свидание; это уже запланировано. Ремус просто хочет увидеть его снова. Это немного жалко, и он продолжает отговаривать себя от этого, но Регулус в настоящее время демонстрирует свою ледяную манеру поведения, поэтому Ремус пытается согреться в спине.    Он немного ходит взад-вперед, покусывая внутреннюю часть нижней губы и постукивая большим пальцем по экрану телефона. Он проводит пальцем по имени Сириуса в своем телефоне так долго, что экран темнеет, затем он морщится от собственной нелепости и заставляет себя позвонить. Проходит два звонка, когда он вспоминает, как рано, так что шансы, что Сириус ответит…   — Отъебись, — рычит Сириус в трубку, его голос хриплым ото сна так, что сердце Ремуса учащается.    — Что ж, и тебе доброго утра, — машинально говорит Ремус, его тон сочится сарказмом.    В трубке слышно удушье, как будто Сириус только что случайно проглотил собственную слюну, а затем бешеный шорох, за которым следует поспешное выпалинное: «Ремус? О, черт, я не… я не смотрел на экран, когда… Он издает грубый звук, какой-то жалостный. — Я понятия не имел, что это ты.    «О? Я просто предположил, что ты так всех приветствуешь».    «Большинство из них, да, если они разбудят меня. Но не ты. Я всегда рад поговорить с тобой, Лунатик, независимо от времени».    "А, значит, ко мне особое отношение?" — спрашивает Ремус, улыбаясь.    — Конечно, — отвечает Сириус.    Ремус усмехается и откидывает голову назад, глядя в потолок, чувствуя себя немного влюбленным подростком. Он никогда не был подростком, чтобы влюбиться, и, честно говоря, это унизительное испытание. «Да ну, мой лучший друг сердится на меня, поэтому я отвлекаюсь, пока мы не откроем магазин».    «Почему твой лучший друг злится на тебя?»    — Я устроил ему свидание.    — Играешь в сваху, да?    "Предположим, что так. Это немного ужасно, не так ли? Я просто беспокоюсь, что он одинок, я думаю, а парень действительно милый. И в хорошей форме."    — Я тут немного завидую, — весело говорит Сириус. «Если это вообще поможет, я не думаю, что это ужасно. Ваши намерения были благими, если не сказать больше. Это должно что-то значить».    — Возможно, — бормочет Ремус. «В любом случае, он приговорил меня к холодному приему до конца нашей смены, что никогда не бывает весело. Он не делал этого с тех пор, как я случайно пролил кофе на его любимую рубашку».    Сириус фыркает. «Без обид, но он звучит немного… суетливо, твой лучший друг. Драматично, я имею в виду».    — Ты понятия не имеешь, — признается Ремус, — и тебе не о чем судить. Ты сам довольно драматичен.    — Я хочу, чтобы ты знал  …   "Я хочу тебя увидеть."    "Что?" Сириус полностью потерял надменный тон, и теперь он звучит немного тонко, задыхаясь. — Прямо сейчас? Хорошо, я приду.    Ремус беспомощно усмехается. — Не в эту секунду, Бродяга, все в порядке. Я имею в виду, после моей смены. Мы можем… ну, это может быть просто свидание в "полтора раза", если ты не против.    — Да, все в порядке. Это блестяще, — быстро и нетерпеливо говорит Сириус, а затем делает паузу. «Это было… неловко».    — Немного, да.    «Отвали. Ты скучаешь по мне».    — Немного, да, — повторяет Ремус, на этот раз мягче, честнее.    Сириус глубоко вздыхает в трубку, затем тепло смеется, звуча совершенно довольным, когда он говорит: «Ты делаешь замечательные вещи для моего эго, Ремус».    — Я стремлюсь доставить тебе удовольствие, — сухо говорит Ремус.    — Знаешь, — задумчиво размышляет Сириус, — я мог бы встретиться с тобой в нашем пабе, а потом прокатить тебя на своем мотоцикле.    Ремус поворачивается и прижимается лбом к стене, зажмурив глаза. Он кажется напряженным, немного задушенным, когда выдыхает: «У тебя есть мотоцикл?»    «Хм? Да».    "Конечно, у тебя есть."    — Ты в порядке, Ремус? — искренне спрашивает Сириус. — Ты говоришь немного не так.    — Да, ты обязательно должен прокатить меня на своем мотоцикле, — выдыхает Ремус.    Есть бит. Когда Сириус говорит, в его голосе звучит любопытство и одновременно веселье. — Лунатик, тебя бесит, что у меня есть мотоцикл?    — Немного, да, — еще раз говорит Ремус слабым голосом, и Сириус тут же разражается смехом.    — Хорошо. Тогда так и сделаем, — говорит Сириус, как только перестает смеяться. "В какое время?"    «Я ухожу в три, и если я перестану получать холодный прием к тому времени, я попытаюсь убедить моего лучшего друга прийти и перекусить со мной. Должен быть свободен, чтобы встретиться с тобой между пятью и шестью. Как тебе это?"    "Идеально."    «Я должен идти. Прости, что разбудил тебя».    «Не извиняйся . Ты сделал весь мой день».    Ремус улыбается своим ботинкам, отталкиваясь от стены, его лицо горит от жара. — Тогда мне не жаль. Рад сделать это, Сириус. Увидимся.    — Увидимся, — отвечает Сириус и вешает трубку.    Секунду Ремус может только стоять и ухмыляться, как идиот, затем он пытается изобразить на лице что-то сокрушенное, прежде чем протолкнуться обратно вперед. До открытия нужно еще несколько минут, но Ремус резко останавливается, когда видит, что Джеймс уже внутри, прислонившись к прилавку, а Регулус прислоняется к кассе с противоположной стороны.   На прилавке уже есть напиток и круассан — Ремус ненадолго задается вопросом, что на Джеймсе одето, а это значит, что он получит круассан; Регулус, очевидно, знает, что забавно, потому что он смотрит на завсегдатая, которого они обслуживают в течение трех лет, который каждый день получает простой кофе и не знает, какой заказ, так что он никого не обманывает, зная, что именно получит Джеймс. В любом случае, Джеймс тепло улыбается, глядя только на Регулуса, и Ремус видит, как Регулус возится со степлером перед кассой подальше от посторонних глаз, что свидетельствует о его нервозности.    Ах, тогда это было хорошее свидание. Ремус не может сдержать взрыв удовлетворения, пронзающий его спину. Он мысленно похлопывает себя по спине и идет вперед, вероятно, излучая самодовольство.    — О! Доброе утро, лихой коллега и лучший друг Регулуса, Люпин, — здоровается Джеймс, едва увидев его, явно довольный тем, что получил новую информацию.    Ремусу, честно говоря, не хватило духу испортить ему его. Регулус обычно ссылается на фамилию, когда раздражается на него, так что в этом есть смысл. Тем не менее: «Ой, ты сказал ему, что я твой лучший друг? Регулус».    — Я передумал — выдавливает Регулус.    "Ммм." Ремус усмехается и смотрит на Джеймса. — Доброе утро, Джеймс. Тебе понравилось приглашать Регулуса на свидание?    — О, ну, я этого не делал, — весело говорит Джеймс. — Вообще-то он тот, кто… ой! Джеймс хмурится и потирает руку, где Регулус ущипнул его, дуясь по этому поводу. "Для чего это было?"    Регулус говорит: «Сегодня мы с ним не разговариваем».    "Не разговариваете?"    "Нет."    Джеймс смущенно жует улыбку, а потом смеется и качает головой. «Я не знал, что мы делаем что-то вместе, ты и я».    — Мы делаем это, — ледяным тоном говорит Регулус.    «Конечно, но… ну, я чувствую, что немного его предаю», — признается Джеймс, глядя на Ремуса, и его глаза счастливо морщатся за очками.    — Ты его почти не знаешь. Регулус хмурится.    — Какой позор. Но, знаете ли, последние три недели я немного разговаривал с ним, почти так же много, как и вы.    — О, так ты приходил к нему каждый день? Собственно, почему ты не пригласил его на свидание?    «Не обижайся на него, потому что он абсолютно лихой, действительно заставляет меня хотеть падать в обморок, но он не совсем ты, не так ли?» Джеймс ухмыляется и поднимает брови, глядя прямо на Регулуса с такой нежностью, что Ремус как бы странно завидует, и здорово, он снова скучает по Сириусу.    Регулус делает то, чего Ремус никогда не видел за те три года, что они знают друг друга; он краснеет. За исключением того, что его лицо краснеет, когда жарко или когда он выпил, Ремус никогда не видел, чтобы Регулус краснел, особенно в ответ на что-то, что ему кто-то сказал. Ремусу приходится задуматься, его брови взлетают вверх.    — Знаешь, даже не беспокойся об этом, — медленно говорит Ремус, немного беспомощно смеясь. «Я облегчу вам задачу, Джеймс, и оставлю вас двоих наедине».    Ремус возвращается в заднюю комнату, роется в своей камере, чтобы написать Сириусу. Кажется, у моего лучшего друга появился парень.    Не прошло и трех минут, как Сириус ответил. Это потому что ты гениален. Опасный, страшный, прекрасный вдохновитель. Все должны бояться тебя и твоих планов, но они не боятся, потому что они дураки, считающие тебя невинным и милым.    Разве не я?    О, абсолютно. Я тоже дурак. Я стал жертвой твоих чар.    Твоя ошибка.    Я знаю. Я совершенно безнадежен. Теперь ты должен сосредоточиться на том, чтобы сделать то, что ты сделал для своего лучшего друга, для себя.    — Я думал, что уже сделал это, — отвечает Ремус, и ему требуется как минимум две минуты, чтобы отправить это. Он кладет телефон лицевой стороной вниз и несколько минут ходит по комнате, затем заставляет себя остановиться, когда понимает, насколько это нелепо. Когда он снова поднимает трубку, его сердце тупо колотится в груди.    Я не могу поверить, что ты сделал это.  Я убью его.  Кто он? :(    Не будь придурком, Сириус.  Очевидно, это ты.    Сириус не торопится с ответом, из-за чего Ремус снова ходит взад-вперед и смотрит на свой телефон. А потом: Всегда на два шага впереди, не так ли, Лунатик? Ты абсолютный блестящий интриган. За исключением того, что я полностью вынудил тебя сказать это, а это значит, что ты такой же дурак для меня, как и я для тебя. Мы просто должны быть дураками вместе. Ты не возражаешь, не так ли?    Совсем нет, Бродяга. Нисколько.  Хотя я должен идти.    Я собираюсь бомбардировать тебя сообщениями весь день.  Ты меня разбудил и поднял мне очень хорошее настроение, а это значит, что теперь я твоя проблема.    Не самая страшная проблема, которая у меня когда-либо была.    Ты доведешь меня до сердечного приступа.    Ремус качает головой, проверяя время, все еще улыбаясь, и снова направляется к выходу. Он держит дистанцию ​​и позволяет Регулусу и Джеймсу танцевать, лишь время от времени поглядывая на них в промежутках между подготовкой к утренней суматохе и отправкой сообщений Сириусу. Он проходит мимо, когда ему нужно открыть магазин, но Джеймс и Регулус, кажется, даже не замечают.    И только когда люди начинают стекаться, Джеймс выпрямляется и говорит: «А, я должен пойти и не мешать людям пить кофе перед работой. Увидимся завтра, да?»    — Да, Джеймс, это очевидно, — ровно отвечает Регулус. «Я здесь работаю, а ты появляешься каждое утро».    "Ну, скажи мне, если ты хочешь, чтобы я остановился."    — До свидания, Джеймс.    — Хорошего дня, Регулус, — улыбается Джеймс и подмигивает Ремусу. — Тебе тоже, Люпин.    Ремус усмехается. — Пока, Джеймс.    Взмахом руки Джеймс пробирается мимо растущей очереди за ним и выскальзывает за дверь с напитком и круассаном в руке.    После этого день настолько занят, что у Ремуса и Регулуса не так много времени на болтовню, даже если они болтали. Хорошо, что им никогда не нужно говорить, чтобы хорошо работать вместе. Они месяцами почти не переговаривались друг с другом на смене, но при этом довольно просто справлялись с заказами. Сейчас это видно по тому, что они почти не разговаривают, но без заикания справляются с напряженным днем.   Тем не менее, день был достаточно загружен, и Ремус устал к тому времени, когда подошла следующая смена, и они могли уйти. Они оба идут назад, и Ремус преграждает путь Регулусу, когда тот пытается не пройти через боковой выход, предназначенный только для сотрудников.    — Нет, — резко говорит Регулус.    — Давай перекусим, — говорит Ремус. "Я заплачу."    Регулус поджимает губы. — Ты все еще мертв для меня.    — О, конечно. Но мы можем пойти в то место, которое тебе нравится. И у меня есть новости. Ремус поднимает брови.    — Ладно, — бормочет Регулус после долгой паузы, как Ремус и предполагал. Иногда он так до смешного предсказуем.    Двадцать минут спустя они уже толпятся в кабинке с накрытыми индийскими блюдами, и Ремус пытается не улыбнуться, глядя на хмурое лицо Регулуса. "Хорошо, так что мои новости."    — Да, давай, — вздохнул Регулус.    — Сами-Знаете-Кто, — начинает Ремус, и Регулус делает то, что улыбается глазами. «У него есть мотоцикл».    — Это твои новости? Регулус морщит нос.    Ремус фыркает. «Не нужно выглядеть таким отвращенным к этому. Что, они тебе не нравятся?»    — Нет, не совсем, но полагаю, у меня есть причина. Мой брат был одержим ими, когда мы были моложе, — бормочет Регулус, опустив губы. «Он всегда думал, что они такие чертовски крутые».    — Ну, — говорит Ремус, — не все такие. Не спорь с моим парнем, потому что твой брат был — есть? — придурком.    — Есть, — со знанием дела подтверждает Регулус. Он делает паузу, затем выгибает бровь, глядя на Ремуса. "Парень?"    — А, да, это. Я как бы только что сказал ему, что да, и он, похоже, был этому рад, — признается Ремус.    Губы Регулуса дергаются, искреннее веселье заставляет его лицо смягчиться и создать впечатление улыбки. — Ремус, если ты когда-нибудь задумывался, почему ты более терпим, чем большинство других, так это потому, что ты делаешь такие вещи. Ты только что сказал своему парню, что он твой парень. Это чертовски смешно.    «О, отвали. Я немного запутался».    «Конечно. Но ты все равно сделал это».    "Учеба храбрости, я полагаю."    — Да, я бы сказал так. Тебе очень нравится Тот-Кого-Нельзя-Называть, если ты делаешь для него вещи, которые тебя пугают.    Ремус долго не отвечает, думая о том, как сказать то, что он хочет, чтобы Регулус не разозлился. Он поджимает губы. «Это… то, что я собираюсь сказать, я не хочу, чтобы меня дразнили по этому поводу, да?»    — Ладно, — говорит Регулус, сразу же становясь более серьезным, смех испаряется из его глаз. Ремус вспоминает первую и единственную ссору в их жизни. Регулус был особенно жесток с чем-то, находя все это таким забавным, но это задело Ремуса совершенно неправильно, пока он внезапно не разозлился настолько, чтобы кричать об этом на Регулуса. Вместо того, чтобы они стали еще хуже, все, что сказал Регулус, было хорошо, тебе нужно было только сказать мне, что ты чувствителен к этому, или ты не хочешь, чтобы это было шуткой, и с этого момента Ремус сделал именно это. Регулус ни разу не издевался над ним, когда Ремус просил его не делать этого.    — Меня все пугает, — выдыхает Ремус. — Когда дело доходит до него, меня все это пугает. Регулус, он… он действительно…    «Ну, это нормально, потому что, если он когда-нибудь совершит слишком большую обиду, которую невозможно оправдать, мы просто убьем его. Или, я разберусь со всеми неприятными делами, и тебе не придется ни о чем беспокоиться, — спокойно предлагает Регулус.    — Это… ужасно утешительно, — бормочет Ремус, издав слабый смешок. Регулус хмыкает от смутного удовлетворения, но больше ничего не говорит. — Хорошо, теперь мы можем поговорить о твоем парне?    Лицо Регулуса хмурится. «Он не мой парень».    «Но ты ходил на свидание. Он сказал, что не брал тебя с собой, но я ни на секунду не верю, что вы двое ничего не сделали ».    — Я… ну, да, мы это сделали.    Брови Ремуса приподнимаются. — Вы двое…    — Нет, — перебивает Регулус, выглядя не впечатленным навыками сыщика Ремуса. «Мы просто пообедали и поговорили».    "А также?"    "И что?"    — Да ладно, Регулус, — иглами Ремус, — я знаю, что дело не только в этом. Ты мог бы сказать ему, что передумал, или, во-первых, ты так и не сказал «да» на свидании, и разбил бедному парню сердце — но ты этого не сделал».    Лицо Регулуса дергается, затем его брови сближаются, а рот недовольно искривляется. — Вообще-то, да. Одно из первых слов, что я сказал ему, было то, что я не собирался говорить «да» и предпочел бы уйти. Я думаю, что немного разбил ему сердце.    — Регулус, — стонет Ремус.    — О, не начинай, — ворчит Регулус. «В любом случае, он просто… он уважал это. Несмотря на то, что чувствовал себя глупо и чувствовал себя обиженным, он был так смехотворно уважителен по этому поводу, и я думаю… Ну, я почти уверен, что он уже обижался подобным образом раньше. Или просто очень сильно ранен. Я не знаю, но он такой... ему нужно... люди должны быть с ним осторожны. Вот что ему нужно. Чтобы к нему относились с осторожностью.    Ремус поджимает губы, чтобы не улыбнуться. Регулус хмуро смотрит на свою вилку, глубоко задумавшись, что к лучшему. — Значит, тебе было его жаль?    — Нет, — мягко говорит Регулус.    — Он тебе нравится, — просто предлагает Ремус. — Я имею в виду, действительно.    Регулус долго не отвечает, слишком медленно пережевывая пищу, не поднимая глаз. Сглотнув, он закрывает глаза и вздыхает. — Да. Я снова с ним увижусь.    — Это хорошо, Регулус, не нужно выглядеть таким побежденным. Я не понимаю, в чем проблема. Он явно замечательный человек, — бормочет Ремус.    «В этом -то и проблема», — отвечает Регулус, открывая глаза, чтобы посмотреть на него, выглядя — впервые в жизни Ремуса — совершенно отчаянным. — Во всяком случае, одна из них. Главная, можно сказать. Он замечательный человек, а я… я не очень… он кого-то заслуживает… но я не…    Ремус никогда не видел Регулуса таким невнятным. Он всегда думал, что было бы забавно увидеть, как Регулус хоть раз борется со словами, поскольку он использует их как оружие, но то, что он безоружен — бессилен — совсем не смешно. Это печально. — Регулус, прекрати. Не делай этого, хорошо? Ты не можешь решать за него, чего он заслуживает, и он хочет тебя, не так ли ?    Регулус опускает взгляд, смотрит в свою тарелку и не отвечает. Он кажется таким маленьким, как будто он уменьшился в размерах.    — Кто бы ни учил тебя, что ты недостаточно хорош, что ты не заслуживаешь хороших вещей, — они ошибались, Регулус, — тихо говорит Ремус. «Хотел бы я встретиться с ними хотя бы раз, чтобы расплакаться за то, что они такие чертовски глупые».    — Я бы никогда не познакомил тебя со своей семьей, — шепчет Регулус.    — Они тебя немного облажали, не так ли?    "Да."    — Ты можешь… сказать мне. Если хочешь, — предлагает Ремус с большей надеждой, чем он когда-либо признавал. Сколько бы он ни знал о Регулусе, он не знает гораздо большего.    Регулус вздыхает. «Моя мать была ужасной. Холодной, резкой, требовательной. У нее были большие ожидания от своих детей, и если мы не оправдывали их, она заставляла нас желать, чтобы мы имели, и решила ожидать большего. пожалуйста. Это было просто... как все делалось. Вы могли бы идеально следовать ее планам и правилам, и она все равно не гордилась бы, потому что именно так мы должны были жить. О, но вы могли разочаровать ее. разозлить ее. Ты просто не мог сделать достаточно, чтобы... в каком-то смысле продвинуться вперед. Она всегда требовала от тебя большего. Она была изматывающей и жестокой, и я... я так долго делал все, что она больше не могла. Хуже всего то, что она этого не предвидела. Она никогда не замечала, что я был… Это сбило ее с толку».    «Моя мама была полной противоположностью, — говорит Ремус, — и не в хорошем смысле. Я люблю свою маму, правда, но она всегда была… вне пределов досягаемости. Полагаю, это подходящее выражение, да. , ах, любила меня. Я это знаю. Но это было как... Я не знаю. Она никогда не видела меня, правда. Она жила в этом пузыре, и все, что снаружи, не могло проникнуть сквозь туман, чтобы пробиться к ней , Она как будто играла роль, просто читала сценарий, настоящей эмоциональной связи не было». Он опускает взгляд, проводя вилкой по тарелке. «Неважно, что я делал. Мама ничего не чувствовала по этому поводу, на самом деле. Знаешь, когда я сказала ей, что впервые вижу парня, она даже не перестала готовить. Просто сказала , что это мило». , и продолжала так, как будто она даже не слышала меня, а я не совсем уверен, что она когда-либо меня слышала. Думаю, я должен быть благодарен за то, что все обошлось, но это было так… В моем доме всегда было так пусто».    «Она…?»    «Она умерла, когда мне было восемнадцать».    — А твой отец? — спрашивает Регулус.    Ремус чувствует внутреннее облегчение от того, что Регулус не извинился, не выразил соболезнования и не почувствовал себя неловко. Что касается его отца, Ремус не может сдержать насмешки. «Если моя мама была пустой, то мой папа был призраком. Честно говоря, я его почти не знала. Он всегда работал, а когда был дома, то запирался в своем кабинете. раз».    — Мм, мой отец тоже был таким, — признается Регулус, улыбаясь без всякого юмора. — Он был очень отчужденным, но не таким, каким была мать. Иногда я действительно думаю, что он забыл, что у него есть дети. Хотя, на самом деле, я не могу сказать, что вся вина лежит на нем, мой отец заболел к тому времени, когда его дети подросли. Если кто -то и был способен на доброту между моими родителями, так это он. Он просто… никогда им не был.    — Ты сказал, что он был болен. Он…? Ремус замолкает.   — Не знаю, — прямо говорит Регулус. «Я бы подумал, что он уже мертв. Он действительно чувствовал себя не очень хорошо, когда я уехал. Но я не общался со своей семьей… пять лет».    Ремус какое-то время пережевывает это про себя, ест медленно, нахмурив брови. Он знает, что не знать нелегко, что это должно тяготить Регулуса, даже если он никогда не говорит об этом. Это впервые. «Я не разговаривал напрямую с отцом с тех пор, как умерла моя мама. Уже шесть лет. Думаю, скоро семь».    — Почему они… — Регулус хмурится, поднимая глаза. «Я просто имею в виду, были ли они от природы склонны вести себя ужасно? Их брак рухнул?»    «Я понятия не имею, что между ними было, — тихо размышляет Ремус. «Мой папа был… он был расстроен, когда потерял мою маму, но это только сделало его еще более замкнутым. Они были…» Он морщится и со вздохом отводит взгляд. «Я думаю, они были такими, какие они были, потому что… Видишь ли, когда мне было четыре года, я заболел. Я почти умер. Когда я этого не сделал, это было... после этого все было по-другому. Я думаю, это сбило их с толку, поскольку им пришлось смириться с тем фактом, что их сын умрет таким молодым. Они нашли способы справиться с этим, и они никогда не оставляли их позади, и временами казалось, что я все равно умер. Я думаю, что они отключились, а затем просто ... никогда не подключались снова».    — Я никогда этого не знал, — моргая, говорит Регулус. — О том, что ты чуть не умер, я имею в виду.    Ремус хмурится. "Ну, это не совсем то, что я рекламирую. Я предпочитаю не говорить об этом. Кое-что я даже не помню, кое-что было самым болезненным временем в моей жизни. я имею в виду здоровье. С тех пор моя иммунная система была в дерьме. Я так легко болею, даже сейчас. Но я имел дело с этим всю свою жизнь, и я никогда не хотел — я не хочу на самом деле это должно быть центром моей жизни. Может быть, я немного осторожен из-за моих родителей, но ничего хорошего никогда не бывает от того, что люди знают. Люди, как правило, плохо справляются с реальностью непостоянства ».    «Ну, мы все умираем, Ремус», — говорит ему Регулус. «Вряд ли вы заслуживаете того, чтобы подвергаться остракизму за это».    — Спасибо, — это все, что говорит Ремус, его хмурый взгляд превращается в крошечную благодарную улыбку. "Что на счет твоего брата?"    Лицо Регулуса делает что-то странное. — Мой брат… Он был другим. Он был… когда мы были молоды, он был моим… Ужасно, как резко обрываются слова Регулуса, как будто ком в горле застревает. Он тяжело сглатывает, опуская взгляд. — Он был моим лучшим другом. Дело в том, что он так сильно давил на него, даже больше, чем на меня. Он ненавидел все в том доме. Ненавидел требования и ожидания и… и полное отсутствие свободы. никогда не хотел быть тем, кем от него ожидали, и он просто… он хотел выбраться. Он всегда хотел выбраться. Он всегда собирался выбраться».   — Разве он… нет?    "О, да. Первые десять лет моей жизни мы с ним были очень близки. Он всегда присматривал за мной. Когда я делал что-то не так, он брал на себя вину. Он... защищал меня. Брал за меня наказания. ... Устраивал сцену, чтобы я мог улизнуть. Он был лучшим в этом доме».    "Что изменилось?"    - Я полагаю, матери он надоел, и она, должно быть, думала, что отправив его в дорогую школу-интернат, он научит его быть таким, каким она хотела его видеть, и, возможно, так оно и было бы, если бы он провел какое-то время там с люди, которых она ожидала от него. Только он никогда не делал того, чего от него ожидали, поэтому он завел друзей, которых мать никогда бы не одобрила. В частности, завел одного, который сделал его еще более мятежным, чем когда-либо. После этого он вернулся домой первый год, так много говорил о нем, никогда не затыкался. Мой лучший друг это, мой лучший друг это, и мне было десять, так что я…»   "Ревнивый?" — сочувственно спрашивает Ремус.    — Действительно, — сухо говорит Регулус, ухмыляясь, но на его лице отражается старая, эхом боль, которая говорит о том, что оно все еще болит, даже по сей день. Сердце Ремуса сжимается. «Когда мать узнала, она так его избила, что он никогда больше не рассказывал о своем друге. Во всяком случае, не в подробностях. Она была грозной, наша мать, поэтому он боялся. он скрывал от меня кое-что ради меня».    — Все еще пытаешься защитить тебя?    "Мм, да, он делал это независимо от того, что еще происходило, по крайней мере, пока мы не стали старше. Шли годы, и мы отдалялись друг от друга. так что я не мог видеть его где-либо еще, кроме дома, но он ненавидел быть дома. Даже меня было недостаточно. Когда он стал старше, он стал громче ненавидеть семью и все, что она олицетворяла. "    Ремус вздрагивает. — Не исключая тебя, я полагаю.    — Не так много, нет. Регулус фыркает сардоническим смехом. — Я тоже не думаю, что это была его вина. Как я уже сказал, я делал все, чтобы угодить своей матери. Я был не таким, как он. Я думал, что буду. Это было немного эгоистично, но я просто хотел, чтобы он остался в любом случае. По крайней мере, мы бы страдали вместе.    «Регулус…»    «Он ушел, когда мне было пятнадцать. Ему было шестнадцать, и он сильно поссорился с Матерью. Это было очень плохо. мы могли бы объединиться и вместе бросить ей вызов, как будто это что-то изменит. Он так часто отсутствовал, как будто забыл, какая у нас мать. Ее нельзя было бить . Так что я… я не пытался. на меня в ту ночь и сказал, что я был не лучше, чем остальные, а затем он ушел. В конце концов он вышел, и он никогда не оглядывался назад ".    — Он бросил тебя, — сухо говорит Ремус.    Глаза Регулуса жесткие и холодные. «Да. Хуже всего то, что я все ждал, пока он вернется за мной. Он не вернулся». Он смотрит вниз, лицо мрачное. «А теперь он даже не узнал бы меня, если бы увидел меня на улице. Он был человеком, который знал меня лучше всех, но он никогда не знал… И теперь он никогда не узнает меня».   — Но ты выбрался сам, — бормочет Ремус.    «Мм, да, да. Три года спустя». Регулус откидывается на спинку сиденья, выдыхая так глубоко, что округляет его щеки и делает его милым и детским. «В высокоинтеллектуальном обществе, частью которого является моя семья, было обычным делом устраивать браки. Ничего официального, конечно, но я знал, что моя мать выберет мне супругу. Я избегал думать об этом, пока не… .не мог, и тогда у меня было два варианта. Я мог остаться и жить такой жизнью, я бы скорее умер, чем стал жить так, или я мог пойти и посмотреть, насколько хорошо я справился сам».    «Такая традиционная семья…» Ремус на мгновение закусывает губу. «Я полагаю, ты не былсчастливы в браке, потому что ты гей».    — Я… — Регулус на мгновение задумался, а потом усмехнулся, его глаза загорелись какой-то скрытой шуткой. — Ну, технически, да.    «Но вот ты здесь. Это должно что-то значить».    «Вот я, и это так».    Ремус тяжело вздыхает. — Твой брат — трахни его, да? Я понимаю, почему ты его ненавидишь. Я буду ненавидеть его вместе с тобой.    Регулус снова смеется, на самом деле улыбаясь. — Ты даже не знаешь его, Ремус.    "Не нужно, не так ли?" Ремус поднимает брови. — Я знаю тебя, и этого достаточно. Регулус закатывает глаза, поэтому Ремус наклоняется, чтобы поймать его взгляд. «Я думаю, что ты рассказал мне все это, когда никогда раньше не говорил, потому что какая-то часть тебя хочет, чтобы кто-то, кому ты доверяешь, сказал тебе, что все в порядке. Регулус , все в порядке, быть с Джеймсом. , и вы стоите больше и намного лучше, чем они когда-либо заставляли вас верить».    «Боже, траханье превратило тебя в слизь».    — Может быть, но это нужно было сказать.    — Вообще-то, я мог бы прожить всю свою жизнь, так и не услышав этого, — сухо говорит Регулус.    Ремус только качает головой. "Нет, я думаю, что ты прошел достаточно много."    — Перестань, — хрипит Регулус, отводя взгляд. Он настолько эмоционально заторможен, что это даже не смешно. Впрочем, как и Ремусу.   — Только потому, что ты сгоришь, если я этого не сделаю.    — Я действительно мог бы. Посмотри на это, ты заставил меня покрыться мурашками. У меня вот-вот покроется крапивница, Ремус.    — О, заткнись, — смеется Ремус, когда Регулус закатывает рукав и машет рукой. Он, на самом деле, покрылся мурашками по коже, что достаточно весело.    Регулус вытягивает вилку и выхватывает из тарелки кусок свинины, закидывая его себе в рот, и Ремус мягко пинает его под столом. Момент проходит, и они идут дальше, ссорясь из-за того, что воруют еду из тарелок друг у друга. Они больше не говорят об этом, о том, что открыли и чем поделились, но после этого им становится легче.    Всего через несколько часов Ремус подходит к Сириусу, который небрежно прислоняется к своему мотоциклу, один шлем свисает с руля, а другой сидит на сиденье. Его волосы ниспадают на воротник кожаной куртки, и он выглядит таким непринужденно красивым в этой безрассудной, неприкосновенной манере, словно поймал молнию в бутылку. Он та молния, грозящая разбить стекло, вспышка и сила энергии, к которой так легко притянуться и невозможно полностью уловить.   Сириус ухмыляется ему, улыбка, от которой Ремус всегда чувствует жар в пупке. Он никогда не хотел прикасаться к кому-либо, предъявлять претензии так, как это делает Сириус. Его пальцы чешутся от этого. Его руки. Его сердце. Ремус хочет обернуться вокруг Сириуса и держаться вечно. Он очень хочет, необъяснимо и нелепо, быть кожаной курткой Сириуса.    — Ты всегда заставляешь меня ждать, — приветствует Сириус, его глаза сверкают. У него чертова подводка для глаз, как будто Ремус не собирается впадать в кризис из-за этого. — Продолжай в том же духе, Лунатик, и я могу начать думать, что ты не так уж и интересуешься мной.    — Извини. Обед немного задержался, — застенчиво бормочет Ремус, протягивая руку и проводя рукой по холодному металлу мотоцикла, по общему признанию, немного завороженный.    — Ах, да, лучший друг. Сириус вытягивает голову, его лицо открыто от любопытства. "Он здесь?"    — Нет. Его квартира в противоположном направлении. Я полагаю, ты встретишься с ним в конце концов, как только мы доберемся до него. А пока… — Ремус наклоняет голову в сторону мотоцикла. — Кажется, ты обещал мне подвезти.   Сириус мычит. «Это я сделал, Ремус, я сделал. Во-первых, есть некоторые правила, о которых ты должен знать».    "Это?" — весело спрашивает Ремус.    «Это, — говорит Сириус, касаясь мотоцикла, — любовь всей моей жизни».    Ремус поджимает губы, брови взлетают вверх. "Это?"    «Да, и поэтому ты не окажешь ничего, кроме величайшего уважения», — говорит ему Сириус, кивая. — Не говори ерунды о моем мотоцикле, Лунатик. Это смертный грех.    — Ммм, верно, — бормочет Ремус, изо всех сил стараясь сохранить невозмутимое выражение лица.    Сириус улыбается. — Великолепно! Тогда поехали.    «Извини? Подожди». Ремус моргает. — Вот и все? Разве мне не нужно… Я имею в виду, я никогда раньше не ездил на таких, Сириус.    — Трагедия, — грустно говорит Сириус.    Ремус хмурится. — А если я упаду?    «Ты не упадешь».   «Но я мог бы. Там нет ни ремней, ни дверей, ни… рамы, Бродяга».   «Да, это обычно противоречит их цели».    "Какова... цель их?"    «Ну, они выглядят круто, и они быстрые». Сириус улыбается ему. Он выглядит таким любящим. Ремусу хочется сбросить с себя всю одежду и снова облизать все свои татуировки. «Я думал, что ты взволнован этим. Что случилось с этим?    — Я немного подумал, — признается Ремус, его голос становится чуть выше, — и полное отсутствие безопасности затмевает сексуальный фактор всего этого.    Сириус лает смехом и протягивает руку, чтобы зацепить палец за петлю ремня Ремуса на бедре, медленно наматывая его, пока они не прижимаются друг к другу. Сириус все еще опирается на мотоцикл, а Ремус прислоняется к нему, скользя руками под распахнутую куртку. «Послушай меня, Ремус. Я езжу на нем уже много лет. Я знаю, что делаю, и всегда осторожен, когда везу драгоценный груз. на этом байке, так что будь уверен, я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось, да?"    — Держу пари, ты говоришь это всем своим пассажирам, — слабо говорит Ремус, его сердце сильно стучит в груди.    — Технически да, — тихо бормочет Сириус. «Ты единственный пассажир, который у меня когда-либо был».    Ремус смотрит на него. "Что?"    «Знаешь, я никому не позволяю кататься на моем мотоцикле». Сириус протягивает руку, чтобы заправить выбившуюся волнистую прядь волос за ухо Ремусу, приподняв подбородок, чтобы выдержать его взгляд. У его руки есть тонкий шрам на ладони, идеально выровненный с другой стороны, не слишком заметный, если только кто-то действительно не обращает внимания, а Ремус всегда обращает внимание на Сириуса. — Это… действительно важно для меня. Первое, что я сделал для себя, чего мне никогда не позволяли делать. Я разобрал этот мотоцикл и собрал его обратно; Раньше я позволял моему лучшему другу водить его, но это вряд ли считается, потому что он практически моя вторая половина».    — Значит, не только мотоцикл — любовь всей твоей жизни, но и твой лучший друг — твоя вторая половина? Честно говоря, Сириус, я вообще не уверен, что это меня вообще оставляет, — дразнит Ремус, подергивая губами.    Сириус дергает носом, ухмыляясь. «Ты луна для моих звезд. Ты мой Лунатик. Я могу иметь только одну из них».    — Предположим, ты прав, — бормочет Ремус.    — Обещаю, ты будешь в безопасности, — говорит ему Сириус, ничуть не дразня. «Тебе будет весело, но ты не пострадаешь. Поверишь мне?»    Ремус с мычанием обвивает руками талию Сириуса, прижимаясь ближе к нему и фыркая от смеха, когда взгляд Сириуса почти мгновенно падает на его рот. — Да, я тебе доверяю. Возможно, это глупо, но верю.    — А, — шепчет Сириус, его взгляд останавливается на Ремусе, — приятно знать. Если это вообще поможет, ты будешь держать меня все время.    "Сириус."    "Хм?"    — Ты должен был начать с этого, — заявляет Ремус, вызывая еще один сдавленный смешок, отталкиваясь и срывая шлем с сиденья у бедра Сириуса.    "Здесь." Сириус протягивает руку, чтобы помочь ему правильно надеть шлем, и Ремус послушно наклоняет голову, потому что он выше. Он целует этот шрам на ладони Сириуса, затем оглядывается назад, пока Сириус делает застежки, его рот нежно скривился в уголке. «Ты выглядишь нелепо».    «Спасибо, о, большое. Какой ты очаровательный».    «Нет, это мило. Ты милый».    — И я думаю, что ты прекрасно выглядишь в своем шлеме, — неохотно говорит Ремус, смирившись с этим, и он оказывается прав только тогда, когда Сириус с ухмылкой ловко надевает свой шлем. Ремус вздыхает. "Конечно, прекрасно."    Сириус снова смеется, тепло и ярко, ударяя по земле и заставляя Ремуса дрожать. Он с легкостью поворачивается и перебрасывает одну ногу через сиденье, поднимая подставку и усаживаясь на нее. Это так ужасно привлекательно, что Ремусу хочется на минутку присесть, зажав голову между колен, чтобы успокоиться.    Секундой позже байк заводится с рычанием, громко и мощно урча между ног Сириуса, и он улыбается, заводя его, глаза его сияют. «Хорошо, Ремус. Запрыгивай и держись».    Ремус судорожно выдыхает и делает шаг вперед, чтобы поймать лицо Сириуса руками, приподняв его, чтобы он мог наклониться и поцеловать его. Их шлемы ударяются друг о друга, и мотоцикл почти мгновенно вылетает из строя, когда Сириус опускает руки, чтобы схватить Ремуса и вместо этого притянуть его ближе. После рычания двигателя мир вокруг них кажется слишком тихим, поэтому тихий звук, который Сириус издает в рот Ремуса, кажется громким.    Это очень быстро превращается в ожесточенные поцелуи, и они оба пытаются свернуться калачиком. Как обычно, Ремус теряет весь свой здравый смысл, не заботясь ни о чем другом, кроме рта Сириуса и тела Сириуса под его руками. Это электричество, от которого волосы на руках встают дыбом, а по спине бегут мурашки. Вот что значит поймать молнию в бутылку и вытянуть ее на ладонь.    Ремус чувствует себя богом.   Сириус задыхается в поцелуе, и Ремус стонет, а затем мотоцикл ненадежно наклоняется в сторону, из-за чего ботинок Сириуса скользит по асфальту, когда они оба спотыкаются. Поцелуй прерывается, когда Сириус хрипло ругается и пытается схватить мотоцикл, поднимает его и снова садится на него, тяжело дыша.    — Извини, — выпаливает Ремус, быстро моргая.    — Черт возьми, — хрипит Сириус, — зачем это было?    — Просто… — Ремус прочищает горло, его лицо становится горячим, когда он тянется поправить кривобокий шлем на голове. «Ну, ты уже знаешь, что это меня раздражает. Я не знаю. То, как ты выглядишь во время этого, особенно когда оно на самом деле …»    «Хотя я просто обожаю это, больше, чем я когда-либо могу сказать, ты сможешь держать свои руки при себе, пока я на самом деле за рулем, не так ли?» Губы Сириуса дергаются. «Я в порядке, даже когда отвлекаюсь, но не настолько . Вы нас убьете».    Ремус фыркает на него и протягивает руку, чтобы схватить его за плечо, когда он перекидывает ногу, чтобы устроиться позади Сириуса. Это странное ощущение, только потому, что оно новое, но ему очень нравится, когда его прижимают сзади. — Думаю, я справлюсь.   — Жаль, — поддразнивает Сириус. «Я бы не стал жаловаться, если бы я пошел именно так». Он улыбается Ремусу через плечо, его руки падают, чтобы схватить Ремуса и тянуть их вокруг себя, приближая друг к другу. Перед Ремуса на одном уровне со спиной. "Ладно, не засовывай руки мне в джинсы, когда я начну, хорошо?"    Ремус щиплет его за бок, заставляя смеяться. "Замолчи."    — Поднимай ноги, когда я это сделаю, — говорит ему Сириус, и мотоцикл снова оживает. Сириус повышает голос. "Готов?"    — Ага, — говорит Ремус, но голос получается тонкий и высокий, задыхающийся от нервов и волнения. Он просто немного сжимает Сириуса и надеется, что донесет суть достаточно хорошо.    Так и должно быть, потому что в следующую секунду они срываются. Ремус чувствует, как его желудок сжимается, и он не совсем уверен, что произойдет в следующие пять секунд, но он моргает, и они уже на открытой дороге, набирают скорость, ветер хлещет их по коже. Смех Сириуса доносится по ветру, и Ремус крепче прижимается к нему, как инстинкт, застряв в этом точечном замке между абсолютным ужасом и чистым возбуждением.     Дорога расплывается под мотоциклом, и Ремусу кажется, что он летит. С Сириусом на руках Ремусу кажется, что он падает.    Страх и радость точно такие же.