***
Скарамучча ходил туда-сюда по комнате, раздумывая о сем и поглядывая на лежащий на столе кастет. Не может сделать иного? Это чистой воды пиздеж, Аякс мог собственноручно сделать Венти так, чтобы он не мог выйти на драку. Аякс, как самый влиятельный ученик старшего класса, мог сделать что угодно, но в итога свалил ответственность Скарамучче на плечи. Но он не то чтобы слабак, в нем сила-то есть, но она ослаблена действием норок и привычкой запинывать толпой. Венти же выглядит в форме, ведь он все-таки зожник, тем более с деревни. В свете войны ему наверняка приходилось выполнять много тяжелой работы из-за отсутствия мужских рук в округе. А то и драться с ребятами со двора. - Чего раздумываешь? - спрашивает его сосед по комнате, сидящий на кровати и читающий какую-то книгу для взрослых. Хоть он и был чересчур увлечен событиями, описанными там, но маячащий по комнате сосед не на шутку его раздражал, но, являясь его шестеркой, он боялся сказать о раздражении в лицо главному нарику. - Тебе какое дело? - грубо ответил Скарамучча, меньше спрашивая, чем завуалированно посылая нахуй. - Сиди и молчи в тряпочку, пока не нарвался. Парень на кровати в мгновение заткнулся, спрятавшись глазами за корочкой книги. Переживания окутывали Скарамуччу с головой. Тревога перед дракой, страх перед озером, страх перед самим собой. Он уже ногти скоро грызть начнет, если прямо сейчас не отвлекается на что-то. Дверь в комнату приоткрылась без стука, и Скарамучча перевел раздраженный взгляд на незваного посетителя. - В дверь стучать не учили? - И-извини... там зожники бунтуют. Собрались группой и толкают наших. - Какая причина? - Они осмелели и идут против нас. Говорят, что им надоело находиться в страхе за себя и требуют, чтобы от них отстали и дали ходить спокойно. Скарамучча злобно улыбнулся, когда в его голове выстроилась последовательная дорожка плана. Он резким движением руки схватил с тумбы кастет, накинул выбранную заранее кофту с довольно длинными рукавами, будущую на несколько размеров больше и доставшуюся ему от друга с города. - Интересно, мы вроде никого и не трогали последние пару недель... - главарь хохотнул, подрагивая, надевая на руку подарок Аякса. Это будет тренировочной дракой. - Но сегодня даже самим повода придумывать не надо.***
Макушки их светлых и святых голов мелькали в толпе окруживших их лицеистов. Не понятно вообще, где кто, и могло сперва показаться, что просто уже началась назначенная драка между Венти и Скарамуччей, все голдели, стремились к эпицентру, словно бы их туда утягивала гравитация, подобная вселенской. Но когда Скарамучча пришел со стороны дормов, выглядя немного удивленным, предположения ничего не понимающих учащихся о назначенной драке разрушились. Значит происходит нечто другое. - Что тут происходит? - крикнул главный нарик в толпу и породил мгновенную тишину. Ребята обернулись на него, а затем зашептались между собой, расступаясь и предоставляя дорогу в самый центр толпы. Там, закрываясь руками, но стойко стоящий на ногах, спереди всех оказался светловолосый парень. Почувствовав дуновение ветра и внезапно прекратившиеся удары, он смело открывает свое лицо, чтобы лицезреть происходящее. Перед ним, словно пред Персеем, водою расступились нарики. Хотя Персеем скорее был Скарамучча, нежели он. - Что вы тут устроили? Нарик обращался скорее не ко всей толпе, а к кучке зожников, зажатым в ней. Светловолосый парень во мгновение выпрямил спину, смело указав на чужого главаря указательным пальцем и начав свою изученную едва не вдоль и поперек речь: - Мы требуем свободы и прекращения ущемления прав зожников! - Хах... может вам еще ноги и руки зацеловать? - саркастично и с презрением спросил Скар и скрестил руки на груди. Слегка покосившись на свою кисть, он перепроверил, виден ли кастет. - Я выдвигаю свои условия, вы выдвигаете свои. Светловолосый парень звучал точно так же уверенно, как недавно звучал Венти. Неужели это этот новенький вселил в зожников надежду и дух? Если так, то... все равно они в меньшинстве. Скарамучча весело хохотнул и стал идти прямо, подходя ближе к смелому парню. - Мы уже неоднократно говорили, что, сплетя свою душу с озером, вы мгновенно становитесь на нашу сторону, а не против нас. Вашим решением было остаться на другой стороне, вот теперь и жалейте. Скарамучча приблизился к парню вплотную, заглянул в его хмурые глаза, наполненные отчаяньем, но при этом он старательно пытался выглядеть уверенным. - Но мы хотим, чтобы и нашу сторону приняли как хорошую часть лицея! Почему мы должны уходить к вам и прогинаться под ваши условия, если мы не хотим этого, но хотим жить спокойно? - Ну тогда это уже ваша проблема. Лицей давно стал местом для одних только нариков, а вас никто тут не держит, вы сами не хотите уходить. В чем проблема попросить ваших хорошеньких и заботливых родителей вас отсюда забрать? Или, на крайний случай, сбежать отсюда? - он приближается лицом к лицу к смелому парню и наконец ощущает дрожь его плеч, его ног, одни лишь глаза не бегут из стороны в сторону, а смотрят лишь прямо. - Вы забыли, что в лицее много сирот. Большинство зожников - сироты, которые боятся, попробовав ваш наркотик, оборвать последнюю ниточку связи со здоровой психически жизнью! И вокруг война, куда ни подайся - везде стрельбище, везде трупы!! - парень под конец сошел на крик, переполненный отчаяньем. Они слишком долго терпели и молчали. И парень сам на минуту замолчал, вслушиваясь в туманный ветер вокруг. Они все молчат, ожидая, что будет дальше. Даже зожники, прячущиеся за спиной этого парня, хоть и стойко стояли, но молчали. Венти же среди них нет. Парень, отдышавшись и сменив голос на пару тонов ниже, нахмурившись сильнее, продолжил: - А зожники ваши лицейские - все еще дети, по вашей вине окруженные не только тревогой от войны, но и тревогой и страхом перед такими же детьми, что они сами. Все мы в одной лодке, Скарамучча, но только зожникам не понятна ваша ненависть в их сторону. Все они считают, что было бы легче в такой трудный период времени в стране быть заодно и привыкать друг к другу, потому что никто не знает, что будет завтра, как стекутся обстоятельства, кто умрет, кто останется жив. Все мы, включая и нариков, находимся в критической близости к фронту, и только вопрос времени, когда на дормы наши настоящие враги скинут бомбы, всем нам остается только ждать. Но от вас, нариков, зависит, ждать бок о бок, сообща, не загружая голову лишним, или же ждать, убивая друг друга быстрее снарядов. Скарамучча... был поражен такой красноречивости. Он даже не смел перебить этого парня в процессе, чтобы вставить свой аргумент, он просто изумленно молчал, внимая. Конечно, такая речь смогла затронуть ороговевшую корку от раны на его серде, как-то подцепить едва ли, но когда нарик одумался и вспомнил образ озера, нахмурился. - Я удивлен твоей смелости, - начинает он, отходя на пару шагов назад. Он не мог не зауважать его за такие действия, но и поддаваться ему на его условия было нельзя. Хотя бы потому, что решение зависело не от него, а от Аякса. А решение Аякса еще от кого-то. - Как твое имя? - Итэр, - проговорил парень быстро, чувствуя, что страх начинает отходить. Его замещает волнение переговоров. Он надеется, что нарики все же прислушаются к его словам. - Итэр, буду честен, твоя смелость меня тронула. Но только она. Когда ты жертвуешь собой ради других, - это высшее человеческое, но... тебя это погубит. Думаю, ты еще слишком неопытен в таких делах, раз все еще стараешься на чье-то благо. Бросай это, гиблое дело. - Но... я стараюсь не только для других! Я еще стараюсь для себя и для сестры! - Нет, ты же сам понимаешь. Я не буду принимать никакие ваши условия, но дам вам сейчас спокойно уйти. Пользуйтесь, пока я добрый. Итэр нахмурился, поняв, что его трогательная речь была сказана зря. Очевидно было заранее, что нарики его не послушают. А значит старания впустую.. он вздохнул обреченно, оглянувшись к остальным зожникам и поджав губу. Они тоже выглядели расстроенными, безмолвно договорились уходить, пока можно. Но все они уже готовы следить заинтересованными лицами за дракой под окнами дорма и болеть за Венти. Ведь в таком случае можно будет придумать, каким образом через проигрыш Скарамуччи добиться от нариков понимания. Ну или хотя бы просто, чтобы они отстали. Минут через десять вся толпа уже рассосалась, оставив Скара с его главными шестерками одних. Их главарь, вождь, вожак начал заниматься самобичеванием, прислонившись спиной к стене дорма и осознавая, что из-за пробитой ледяной стены на душе он даже не попробовал кастет в драке. Идиот. Он едва ли не изменил морально идее обожествления озера. Придурок. - Может и мы пойдем? Че тут стоять? До драки еще час, - спустя некоторое время молчания спросил кто-то из шестерок. - Вот именно, блять, уже час. Пиздуйте отсюда, - Скарамучча посмотрел на парней злобно, и они в страхе ускакали куда-то в дормы, оставив его одного. Иногда их присутствие раздражает. Их двуличность бесит при том, что Скар сам такой. С теми, кто слабее, ведет себя как король, а с теми, кто сильнее и статуснее... иначе. Парень повернулся лицом к кирпичной стене и посмотрел на нее так, словно она и есть виновница всех его проблем. Он рассмотрел все ее замшелости, неровности, трещины, а затем замахнулся рукой с кастетом и ударил со всей мощи, что у него есть. А стене хоть бы хны. Всего лишь небольшая вмятина от металла. Скарамучча схватился за свою голову, согнувшись, и был уже готов заорать от безысходности. Некуда сбежать от своих мыслей, нельзя употреблять, чтобы не ослабеть, некогда отступать и винить себя в тупости. Остается либо принимать всю тревогу и впитывать ее губкой, либо собраться и взять себя в руки. Скарамучча же не идиот и не слабак... наверное. Но все равно принимает решение успокоения, ибо слезами горю не поможешь. Он садится на землю спиной к избитой стене, специально бьется о нее затылком, но быстро понимает, что это не лучшее решение проблемы. Закрывает глаза и глубоко вдыхает влажный воздух носом. Он позволяет водяным парам озера проникнуть внутрь его организма, в легкие, в кровь, в органы и мозг. Вслушивается в шепот среди травы и внимает ему. Но результатов нет. Впервые озеро шепчет так неразборчиво и тихо.***
Барбатос которую минуту ходит по кругу и скрипит половицами, нервно заламывает пальцы и иногда отводит вопрошающий взгляд в окно – туман плотнеет, будто губкой набухает, наполняясь водой. За короткое время на улице, да и в стенах дорма, похолодало градусов на пять. Теперь из-за оставшегося теплого воздуха в комнатах через щели задувает мороз, а они на третьем этаже. Нарикам на первом, должно быть, намного холоднее. - Ты чего так волнуешься?.. - непонятно спрашивает Алатус, покорно переняв нервозность от своего друга. Он водит босыми ногами по темному полу и немного выстукивает пяткой ритм какой-то песенки. - Ты сейчас серьезно? Почему я волнуюсь? У меня нет ничего, чем я бы мог защититься! Я почти полностью уверен, что Скарамучча смухлюет, выставив меня проигравшим... - Может, ну его, Барбатос? Зачем себя калечить? Венти в ту же секунду остановился, осуждающе посмотрев на него. Он не шутит? В его словах нет никакого сарказма? - Ты себя слышишь? В каком смысле вообще "ну его"? - голосом наезжает, едва шевеля плечами в конце каждого вопроса. Но результат ли это холода или все же тревоги? - Я тебя вытаскиваю из этой жопы, блять... Он садится к Алатусу на кровать и взглядывает в его лицо. Никакой отрицательной эмоции, лишь подлинное непонимание и некоторая отстраненность. - Не стоит вытаскивать меня таким способом. Это того не стоит... - ... - Я серьезно, мне неприятно, что из-за меня тебя скоро изобьют... - Тогда давай сбежим, Алатус? - и, озаренный своей внезапной идеей, Барбатос закрывает свой рот руками. Так быстро и резко, не понимая своих действий, но взгляда не отводит – наблюдает за удивлением Сяо. - Сбе...жим? Ты свихнулся? А если попадемся военным? А если врагам? Я не хочу, чтобы тебя расстреляли. - Как ты еще не устал от всего происходящего?? Тебя гнобили долгие годы, тебя подсадили на наркотики, которые убивают тебя изнутри... Если все продолжится, то ты точно умрешь, блять. Ты не понимаешь? Если мы пойдем вдоль главной дороги в город, чуть сойдя в чащу, вряд ли наткнемся на кого-то, ибо каким образом тогда английский дядька всегда приезжает в целости и сохранности? Как тогда смогли забрать Эмбер? Пожалуйста, Алатус, я не хочу, чтобы ты умирал, ну пожалуйста... Барбатос склонился над его лицом, касаясь кончиками расплетенных волос до его носа и щек. Они были невероятно бледны. И губы у него сухие, едва налитые кровью. А в глазах наконец появилось беспокойство. - Да ты бредишь... ты вон как трясешься, может у тебя жар? - Алатус тянет руку к его лбу, но Венти уворачивается и перехватывает за запястье. Он не бредит, точно знает, но слова друга прозвучали обидно. - Бредишь ты, когда употребляешь. Почему ты не хочешь понять меня? Зачем тебе норки, скажи, зачем? Тебе приятно смотреть, как я страдаю от этого? Алатус не находит слов. Ему бы хотелось спросить в ответ, почему сам Венти не хочет понять его, но не после сказанного. К нему приходит небольшое озарение, осознание шаткого положения. - Молчишь, - подтверждая тишину, Барбатос кивнул и отвернулся. Поджав губы, он попытался сдержать подступившие слезы. Они от огромного стресса. - Значит не хочешь обижать положительным ответом? Алатус даже двигаться не смеет, нем. - Наверное, мне стоит сбежать одному. Я не хочу, чтобы так продолжалось. Он хотел было встать, отпустив его руку, но Сяо одернул за штанину, заставляя оставаться на месте. - Барбатос... wir haben selbst erfahren der Arbeit Frontgewalt... - ... - In düstren Kinderjahren und wurden früh schon alt. Безнадега. Барбатос устало вздохнул, немного успокоившись, и шепотом напомнил, что не знает немецкого: - И что это значит? - А... ладно, неважно, - смутившись, Алатус нашел в рассматривании потолочных досок более интересное занятие, чем зрительный контакт. Он совсем позабыл, что Венти немецкого не знает. - Хорошо. Я тогда пойду. - Куда? Неужели он правда уйдет один? Нет. Не уходи. Не оставляй его одного. - К Скарамучче, куда же еще. Отбивать тебя. Хотя отобьют скорее меня, ха-ха... Обреченно-нервный смешок. Теперь, пусть между ними и спало общее напряжение, повисшие в туманном воздухе вопросы все равно в каком-то роде напрягали обоих. - Но... ты все равно не отказывайся от побега так сразу. Подумай, прошу тебя... подумай так, как подумал бы до того, как стал нариком. И Барбатос ушел за считанные секунды, не дав сказать ни слова. Он точно дал знать своим недовольным тоном, что не хочет, чтобы Алатус шел смотреть за дракой, а лучше лежал и думал. Но как тут думать, пока мысли заняты размышлениями о другом? Беспокойством за Венти. Да, он устал. Он понимает, что происходящее губит его. Он не хочет понимать Барбатоса, потому что... Почему? Наверное потому, что не может понять хотя бы самого себя. Не может понять, какую позицию ему занимать, не хочет быть склонен полностью ни к Скарамучче по причине беспокойства друга, не хочет быть склонен полностью к Барбатосу потому что... озеро. Озеро так шепчет. И сейчас, пока Алатус смотрит в потолок, все вокруг блекнет, обволакивается лапищами. Темными, словно смоль, но не может ничего им сказать. Они тянутся мерзкой субстанцией по потолку и спускаются по стенам. Ему не приятно, когда Венти страдает. Просто, видимо, у него нет выбора. Он усиживается на двух стульях сразу, пока обе стороны говорят бросить другую. Но ты же видишь, как сильно он пытается утащить тебя? Видимо, не доверяет тебе, что боится, что ты его предашь. А я тебе доверяю, я тебя почти не заставляю ничего делать... всего лишь верить мне.