***
К тому моменту я уже успел забросить всякие тренировки, поэтому практиковался с даром, нажимая кнопки, открывая и закрывая входную дверь. Сложно? Очень. Работа ювелирная, требует концентрации и светлой головы — в противном случае можно остаться и без техники, и без входной двери, и без денег. Так я однажды утром остался без холодильника. Видели небеса, я выпалил тогда от испуга целый словарь ругательств. Ну, можете же себе представить грохот, с каким на пол падает дверца холодильника… Позже одна моя знакомая из Мидуэст-Сити — будучи весёлой после бутылки мартини — скажет: «Размеру задницы в моей жизни позавидует даже эта сучка Кардашьян». Так вот, остаться без холодильника за неделю до зарплаты — задница ещё большая! Да, тот январь действительно разорил меня. В панике я бросился искать дешёвый холодильник на сайтах магазинов. Мой несчастный ноутбук был готов разлететься на части — от моего гнева или от собственного перенапряжения, потому что я так и не смог ничего найти. Буквально — ничего. Со страниц сайтов исчезли не только холодильники, но и множество другой техники. Смартфоны, планшеты и ноутбуки на месте, хотя их реализовать было бы проще всего. Пропали стиральные и сушильные машины, пропали телевизоры и микроволновые печи… Абсолютно везде набор был одинаковым. Тогда я подумал, что технику в город поставили с браком и в ближайшее время заменят, но тяжёлый молоточек здравого смысла больно стукнул меня по голове. Заводы разные. Разные поставщики. Не могло такого случиться одномоментно! Не могло! Я откинулся на спинку стула и шумно выдохнул. Мысли проносились в голове с бешеной скоростью. В тот день я, кажется, побывал во всех магазинах и торговых центрах города, но ничего подходящего я так и не нашёл. Уставший и голодный, я брёл по улице пешком. А всё почему? Потому, что кое-кто забыл в своё время заехать на заправку. — Добрый вечер, не отвлекаю? — Да, добрый. Нет, конечно, нет. Ты как? Что с голосом? Куникида заботливо сыпал вопросами, а я уже стоял у него под окнами, будучи на грани грандиозной истерики. — Пожалуйста, я заплачу, если надо, но… Можно мне у тебя поесть? Само собой, друг был не против, он даже спустился меня встретить, хотя весь его вид и кричал об обратном. Мокрые волосы, одежда, прилипшая к влажной коже. Очевидно, что я выдернул Доппо из душа. От него потрясающе пахло малиной и чем-то ещё… Этот аромат меня успокоил, я даже прикрыл глаза от удовольствия. На миг мне стало так легко, так хорошо, что потянуло обнять своего «спасителя». К сожалению — или к счастью — поездки в лифте не вечные, поэтому никого я тогда не обнял. — Что стряслось-то? — обеспокоенно спросил Куникида, закрыв за нами дверь. Я почти рухнул на него. В своё оправдание скажу — тогда у меня уже не было сил сдерживать бурю внутри. Я потерял всякий контроль над ситуацией. Мне хотелось плакать. Плакать так, как с самого детства плачут все нормальные люди. А ещё до жути захотелось скинуть весь тот свинцовый груз ответственности, что столь давно давил на мои плечи. Я рыдал, рассказывая другу о своих проблемах, не знал, правда, как он к этому отнесётся. Он будто бы не был против. Даже крепко обнял меня в ответ. — Можно подробнее: что там у тебя с холодильником произошло? — Куникида прошептал мне это прямо в макушку, вызвав тем самым волну мурашек по всему телу. Я резко открыл глаза и обнаружил себя настолько близко к нему, что ужасно смутился! Нет-нет, мне давно хотелось его обнять! И руки у него такие большие и горячие… Видели небеса, этот мужчина был создан для всех тактильных проявлений разом. — Да… Там что-то с дверцей, — обтекаемо ответил я, отстраняясь от него, и, чувствуя себя идиотом, почесал затылок. Дверцу зажевало, мой друг, как бумагу в принтере! И она рухнула с таким звуком, что я сам чуть не сломался! Уже за столом Куникида смог сменить тон моих жалоб со слезливых историй на искренние возмущения. Уникальный человек. И что бы я без него делал? — Я в шоке… Мне очень нужен был холодильник! А теперь я разорюсь, заказывая его в другом городе! Ладно, если Камакура! Холодильник из Токио я бы таскал за собой всю оставшуюся жизнь, и похоронили бы меня принципиально в нём же! — я даже стучал палочками по столу от недовольства! Выслушав мою пятую за вечер гневную тираду, Доппо неприлично громко расхохотался. Я прежде не видел его таким. От смеха он даже дышать нормально не мог! — Чу… Чу… Чушь какая! Но, признаться, было бы даже интересно взглянуть на труп в бытовом холодильнике… А полки ты куда денешь? — смеялся друг, держась за стол. — Или завещаешь разделать тебя, как корову, чтобы всё поместилось? Он продолжал смеяться, а я одним только взглядом изучал его лицо, волосы, руки… Особенно руки. Недавно они были на мне, пусть и в нелепой и недостойной ситуации. Куникида обладал каким-то невероятным, даже магическим магнетизмом, о котором, наверное, и не догадывался. А я был рад просто быть рядом, дышать с ним одним воздухом, видеть его горящие глаза. К нему меня тянуло так, как тянет обычно… На миг я ужаснулся! Ужаснулся от осознания, что не хочу и, наверное, не смогу делить друга с кем-либо. Я не знал, стоило ли мне зарыдать, чтобы вновь оказаться в его объятиях. Что-то мне подсказывало — если слезы окажутся моим единственным шансом на близость с ним, я выдавлю из себя даже не море, а Тихий океан. А нормально ли это? Он явно скоро женится, с женой они заведут парочку славных детишек, а я окажусь на свалке его жизни, где-то между глупыми школьными стихотворениями и домашней едой его мачехи. Я ведь совсем ему не нужен. Не нужен? Думаешь, каждый местный холостяк настолько быстро и легко впускает в жизнь — и жилище — новых друзей? Думаешь, он переживал бы из-за твоих нерегулярных сообщений и звонков? Он просто из жалости возится со мной. Из жалости запомнил автора и название книги, которую ты хотел? Из жалости поведал тебе о своём детстве, о приёмных родителях? Из жалости принял твой случайный звонок, будучи в душе? В тот момент я точно разделился на две части: первая кричала о том, насколько же я глупый человек, если надеюсь на взаимность своих чувств, а вторая упрямо повторяла — Куникида уже выделил меня из толпы, я уже близок к нему… Они всё спорили между собой, а голова моя тяжелела. — Тебе далековато идти, — будто прочитав мои мысли, заботливо начал Доппо, — можешь остаться у меня. Я без раздумий согласился, желая провести с другом чуть больше времени, чем мы обычно могли себе позволить. После ужина мы много говорили. О разном, на самом деле, но больше — о психологии. — Я понимаю, есть моменты, когда становится настолько плохо, что хочется выйти в окно, только бы не разрываться больше между проблемами. Я неопределённо хмыкнул. Откуда Куникиде знать — что именно я чувствую? От каких именно проблем я хочу сбежать? — А что, у тебя были подобные ситуации? Доппо сперва помедлил, но потом кивнул и продолжил. — Всякое со мной бывало. — Неразделённая любовь? — вдруг выпалил я и тут же пожалел. Друг ощутимо напрягся. — Ладно, прости меня. Не хотел лезть… — Всё в порядке, — Куникида снял очки и почесал переносицу. — У каждого уважающего себя мужчины найдётся история-другая о невзаимной любви. У меня, разумеется, тоже был подобный случай. Тогда я попросил о нём рассказать. Доппо тяжело вздохнул, водрузил очки на их законное место, о чём-то подумал. Лицо его было свежим, чистым и, наверное, мягким. Мне вдруг невыносимо захотелось прикоснуться к его щеке. Какой-то бред! Я изо всех сил зажмурился, стремясь избавиться от глупых мыслей. Стыдно признаваться, но всю историю я пропустил мимо ушей, ибо часть моего сознания занял внешний вид человека напротив, а другую часть охватило чувство вины. Я думал, что сошёл с ума. Думал, что принял рассказ Дазая близко к сердцу, а теперь искал похожих приключений на свое мягкое место. Нет! Нет! Нет! Такого просто не могло быть! Я не такой. Я — нормальный парень, который однажды обязательно полюбит нормальную девушку. А привязанность к лучшему другу со временем пройдёт. И вообще — всё это влечение лишь от недостатка внимания! Спал я в ту ночь плохо. Сперва мне снились кошмары, от детального описания которых я вас любезно избавлю, а к трём часам вдруг зазвонил телефон. — Алло? — стараясь говорить как можно тише, чтобы не разбудить Доппо, я заперся в ванной. Незнакомец на другом конце тяжело дышал и говорил очень медленно. — Старик велел Вам позвонить. Если что-то знаете, свяжитесь с ним. — С кем говорю? — грозно спросил я, рассматривая своё отражение. Такое сонное и серьёзное… с отеками и следами от подушки. Незнакомец задышал ещё тяжелее. Похоже, что представиться он и не собирался. — Гин сбила машина. Внутри меня всё оборвалось. Вместе с тем пришло и осознание — я говорил с Рюноске. — Она жива? — Да, — прохрипел Акутагава. — Сложные переломы ног и рёбер. — Я приеду, ждите. — Старик против. Но просит заменить его завтра на задании. И этот мальчишка бросил трубку! Очевидно — он не собирался мне обо всём сообщать, но и приказа Хироцу ослушаться не посмел. — Сволочь! Я постоял так ещё какое-то время, затем умылся. Мои мысли занимала Гин. Милая беззащитная девочка, насильно втянутая в жестокий криминальный мир. Мне хотелось её защитить от всех бед на свете. — Нельзя так привязываться, — сказал я сам себе. — Нельзя. Забудь этих детей. Их всё равно однажды убьют. Такова жизнь. В очередной раз взглянув в зеркало и не увидев в нём ничего приятного глазу, я вышел из ванной и нос к носу столкнулся с Куникидой. Силы небесные! Хоть бы он ничего не слышал! Но глаза у Доппо были сонные-сонные. Видимо, он просто шёл в туалет, а тут я со своими страданиями. — Ты чего не спишь? — басом спросил друг. — Я… Я… Мне кошмар приснился. Умывался. — Ясно. Он прошёл мимо меня и закрыл дверь. Я же вернулся на своё место и шумно выдохнул. Сперва я надеялся, что Доппо ничего не вспомнит к утру, а потом подумал, что такой грубый голос ему очень даже идёт. Почти рычание, да… Весьма-весьма… сексуально… наверное… Надо сказать, эта постыдная мысль ещё долгое время не давала мне покоя. Завтрак был определённо вкусным, ведь готовил его не я. Выпили кофе, я немного пожаловался на погоду, стали одеваться. — Знаешь, — сказал Доппо, — можем сходить вместе на тренировку. Я так и замер с толстовкой в руках. — Можем. Добрый! Славный! Светлый человек! Знал бы ты только — какого рода тренировки мне нужны! Я вздохнул. Такого, видимо, чтобы не ломать больше холодильники. — Что-то не так? Ты против? — Нет, не против, просто… — «Просто» что? — его взгляд моментально стал пронизывающим, так что я поспешил хоть на несколько секунд укрыться в толстовке. А ведь действительно. У меня не было ни одного аргумента против такого предложения. Я ведь так хотел быть ближе к Куникиде, а ещё — мне давно уже нужно было выпустить пар. И совместная тренировка была как нельзя кстати… Но по какой-то причине я убегал. — Ничего. Я с удовольствием. Только не сегодня. Тогда взгляд истинного педагога заметно смягчился. Он кивнул и заулыбался. Я был влюблён в его улыбку. — Напишу тебе вечером, выберем время. Сегодня я тоже буду занят. Интересно, только, чем? Или кем? От этих мыслей стало дурно. Я живо представил картину — мой милый друг ведёт уроки, думая о своей симпатичной и талантливой коллеге, а потом они вместе идут куда-нибудь пить кофе… Как мы с ним делали когда-то. Ещё хуже! Нет, всё не так! Куникида сейчас пойдёт на работу, где будет долго и усердно учить детей математике. И только потом, наверное, заскочит в магазин, чтобы купить продукты для ужина… Да, для романтического ужина со своей новой девушкой. — Эй, аккуратно! О чем задумался? — А? За мрачными мыслями я умудрился прокусить губу, и несколько тёмных капель уже красовались на толстовке. Решив, очевидно, что это отличная идея — я стал лихорадочно оттирать пятна, чем, естественно, усугубил положение. Помню, было очень стыдно смотреть на Куникиду: да уж, выставлять себя кретином никому не нравится. Тем более, перед тем, для кого хочешь казаться лучше, чем ты есть на самом деле. Но когда я всё же поднял глаза, Доппо на месте уже не было. Он выходил из спальни, держа в руке одну из своих рубашек. И если я всё правильно понял, то это белое великолепие предназначалось мне. Щеки обожгло волной смущения. Просто космос! Сперва вырвал человека из душа, съел его еду, остался у него на ночь, вновь поел, а теперь ещё положил взгляд на чужие вещи! — Ты долго будешь стоять в окровавленной одежде? — усмехнулся друг. — Или тебе не привыкать? Пауза. — Что ты сказал? Клянусь вам, что в ту секунду от страха я не чувствовал ни рук, ни ног. Желудок будто сделал сальто-мортале, а сердце остановилось вовсе. — Я в том смысле, что ты часто бывал в больницах из-за травм, — неуверенно протянул он. — В спорте обычно много крови, разве нет? Я едва не задохнулся от облегчения, но поспешил спрятать это за неловким смехом. — Да-да, ты прав. — Как всегда. Я надел его рубашку, которая, естественно, была мне чудовищно велика. Куникида посмеялся надо мной, а потом предложил закатать рукава рубашки и расстегнуть несколько пуговиц сверху. Помню, смотрел на себя в отражении зеркала и любовался. Чего греха таить, мне всегда шёл белый. Я прибыл на работу рано и первым делом помчался за советом. Вопрос всего один — к кому обратиться? Не идти же прямо к Огаю… — Накахара-сан, здравствуйте, — услышал я в вестибюле. Тебя мне здесь только не хватало! Но вместо этого я выдал другое, более вежливое. — Анго-сан, доброе утро. Чем могу помочь? Меня раздражал его парфюм, мне не давали покоя его очки, мне были противны его рубашки и костюмы… Он забрал часть моей работы и уже получил повышение, а теперь, даю голову на отсечение, собирался учить меня жизни! Анго поправил очки и чуть усмехнулся. — Себе помогите. Босс хочет видеть Вас. — Сейчас? — невольно удивился я. Какого чёрта? Я же ещё ничего не сделал! Только проснулся, называется! — Прямо сейчас, — с нажимом произнёс мой любимый сотрудник и поспешил удалиться. Вы когда-нибудь пытались обмануть физику с её законами, чтобы оказаться в нужном месте со скоростью света? Коридор, лифт, коридор — всего этого я не помню, зато отчётливо помню дверь в кабинет начальника в момент, когда один из охранников зашёл доложить обо мне. — Ну и чучело же я сегодня… — пробормотал я вдруг, поправляя воротник рубашки. — Зря ты так, Чуя-кун, — мимо меня в кабинет неожиданно прошмыгнула Элис. Она игриво подмигнула мне и скрылась за дверью. До каких же чёртиков в голове она меня порой пугала! Элис вообще любила появляться из воздуха, а ещё повторять за сотрудниками бранные словечки и выкрикивать их потом при Мори на каждом шагу. Дьявольское творение! Охранник вышел и пригласил меня. Я вошёл и поклонился неприятной картине: Огай нагло усаживал Элис к себе на колени. — Здравствуй, Чуя-кун! — почти нараспев произнёс Мори, увидев меня. — О, ты сегодня прекрасно выглядишь, Элис не соврала. Ага, прекрасно. В джинсах вместо брюк, в рубашке с чужого плеча, в тяжёлых ботинках и без шляпы. Просто отпад. Всегда теперь так буду ходить на работу. Мне очень хотелось закатить глаза, но я сдержался, представив Коë с занесенным над моей головой веером. — Благодарю. Вы хотели меня видеть? Огай принялся заплетать светлые кудри в косы, а мне вдруг вспомнился рассказ Дазая. Оказывается, сдерживать рвотные позывы, возникающие при взгляде на взрослого мужчину и маленькую девочку на его коленях, немного сложнее, чем я мог себе вообразить. Силы небесные, какая мерзость, но отвернуться я не мог. — Хотел, мой друг. Очень хотел. Как поживаешь? В его устах слово «друг» теряло всё доброе, что когда-либо в себе содержало, и превращалось в настоящее оскорбление. — Не жалуюсь и жду любых распоряжений, — я вновь поклонился. — Я рад, — широко улыбнулся Мори. — Здоровье в порядке? Что за намёки? Он меня на органы разобрать вздумал? Или… его любимая жертва сегодня отказалась от очередного медосмотра? Меня аж передёрнуло. — В полном. — Это хорошо… — промычал Огай. — Нет ничего важнее здоровья. Его ведь и за деньги не купишь… Он что, лишит меня премии? Или он знает о случившемся с Гин? Или вместе с бытовой техникой из города пропала и медицинская? — Да, Вы правы. Элис вела себя странно. Не пыталась стащить конфеты, лежавшие на столе — руку протяни, не перебивала, не капризничала. Она тупо глядела в одну точку перед собой. Это меня лишь сильнее насторожило. Босс был чем-то весьма доволен, поэтому и говорил со мной сладко. Но, знаете, яд тоже бывает слаще сахара. — Мой милый друг, в нашу последнюю встречу мы оба повели себя… Опрометчиво. От осознания я едва не подавился воздухом. « — Если на него нападут? — настаивал я. — Он уже засветился, о его способности знают… Змею душат, пока у неё нет зубов. — Акутагава ещё мелкая рыбешка, на такую не охотятся даже наши дорогие друзья из полиции, — он усмехнулся. — Кстати, поразмышляй об этом на досуге и поделись со мной. Мне нравятся некоторые из твоих мыслей… — Разве члены организации не связаны друг с другом обязательствами? Разве я не могу переживать за других? — Можешь, — Огай заговорил уже сквозь зубы. — Но с Акутагавой будут люди, не сомневайся. — Кто же с ним будет? Дазай? Там он беднягу и добьёт, охотно верю. — Ты забываешься, — внезапно поверхность стола украсил перпендикуляр скальпеля. — Не знаешь, чем заняться? Я найду тебе задание за пару минут, будь уверен. А теперь уходи…» Я перевёл обеспокоенный взгляд на Огая. Он тоже вспомнил тот наш разговор и теперь явно ждал от меня извинений. Извинений за правду, за собственное мнение. — Я прошу прощения за свою дерзость. Признаюсь, был не в себе. Готов понести заслуженное наказание за всё сказанное тогда, — сказал я, понимая, что иного выхода нет. Начальник торжествовал! Он смог в который раз поставить меня на колени и был этим необычайно горд. Гадкая усмешка на его лице сменилась лицемерным оскалом. — Мы оба погорячились, не стоит извиняться… — он хищно облизнулся. — Я ценю нашу с тобой дружбу, Чуя-кун. Если тебя что-то беспокоит, скажи. Вот оно! Лучшей возможности уже не будет! Должно быть, Мори не ожидал, что я так прямо выложу ему свою проблему. Он слушал и слушал, вместе с тем разбирая пряди волос перед собой, и к концу моего повествования уже просто расчёсывал нежные локоны. Огай был явно напряжён сильнее обычного. Тогда мне подумалось, что он вообще об этой проблеме не знал. — Я подумал, что Вашего влияния хватит, чтобы урегулировать… — мягко подытожил я, но оказался беспощадно перебит. — С научной точки зрения, любое влияние аморально, мой друг, — Мори в последний раз провёл гребнем по светлым волосам. — Eliza, meine Schönheit, verlass uns. |Нем: Элис, оставь нас, моя красавица.| Девчонка вдруг вскочила, выхватила из его рук гребень и, обиженно надув губы, поспешила к «скрытой» двери. Стоило той с громким хлопком закрыться, Огай переменился в лице. — Я ничего не знаю о краже с тех складов, но если ты говоришь правду… — его лицо так и кричало: «Если ты говоришь правду, в городе не останется и сантиметра чистого бетона». — Босс? Однако тот уже погрузился в размышления, выстраивая цепочку ведомых ему одному причинно-следственных связей. Там ему было не до меня. Глаза Огая хищными птицами метались из стороны в сторону в попытке ухватить добычу за хвост. — Я хотел поручить тебе совсем другое, но сегодня ты поможешь Хироцу. Помочь Хироцу — дело, конечно, хорошее, но найти его самого теперь — задачка с тремя звёздочками. Тем более, сегодня утром. Я даже не знал, явился ли старик по звонку Мори, а ведь дело могло целиком и полностью лечь на мои плечи… Хироцу сперва долго не брал трубку, что заставляло меня нервничать сильнее обычного. Помню, стоял в туалете и курил. Много курил, а на мою тревогу телефон отвечал лишь протяжными гудками. Мне было страшно. Если что-то уже случилось, то я об этом либо совсем ничего не узнаю, либо узнаю слишком поздно. Рюноске пошёл на поправку, но даже разговаривал он с огромным трудом, Гин, очевидно, в гипсе — случись чего, не убежала бы. Хироцу… Конечно-конечно, он очень сильный эспер, кроме того, в рукопашном бою уложил бы даже меня… Но надо понимать, что и возраст — не шутка. В разговорах с Куникидой я столько раз врал про семью, что не заметил, как обзавёлся ею. Брат и сестра Акутагавы. Мне так хотелось быть им нужным. Может, просто видеть, что хоть у этих ребят всё в порядке. — Я в машине у северной точки, — прозвучало из телефона, который я в ту секунду едва не отправил покорять глубины Йокогамской канализации. К выходу я почти бежал. — Как там ребята? — садясь в машину, первым же делом спросил я у старика. Он и так был стар, конечно, но с последней нашей с ним встречи словно прошло несколько лет, а на деле — не больше месяца! Морщины заметно углубились, даже дышать он стал тяжелее. Всё из-за травмы Гин. Рюноске мог быть на волосок от смерти — старику без разницы, но Гин, его опора и отдушина, не должна была пострадать. Голову дам на отсечение, что он глаз не сомкнул минувшей ночью. — Гин уже лучше, спасибо. — Думаете, случайность? Обойдётся? — глупо промямлил я. Вдруг старик с силой ударил по приборной панели. А применил бы способность, машину бы постигла участь моего холодильника — нас, к слову, тоже. — Чуя-кун, я прожил на свете достаточно, чтобы не верить в случайности любого рода! — его голос теперь походил на рык вожака волчьей стаи. — Меня травили, в меня стреляли столько раз, что я со счёта сбился, однажды, в восемьдесят третьем, стараниями моего «друга», в моей постели оказалась проститутка с ВИЧ-инфекцией, я лишился четырёх квартир и дома после изумительно внезапных пожаров, случавшихся обычно сразу после моих повышений, меня грабили и избивали… А теперь мою маленькую Гин неожиданно сбивает машина! Скажи мне, Чуя-кун, всё обойдётся? Твою мать… А я из-за холодильника ныл… — Вы всегда можете на меня положиться, — негромко произнёс я.Часть 25(2)
21 мая 2024 г. в 22:48
Примечания:
Ворд: 21 страница.
Фикбук: э... Ну... 13 ПоЙдËт?
Я обещала спать до марта, а спала до мая. В общем, новую главу ждите в декабре.
За ошибками в ПБ.
Я отлично знал его адрес, но никогда прежде не бывал у него дома. Случая подходящего не было, а с Дазаем мы и до сих пор не в тех отношениях, чтобы напрашиваться в гости.
Но я и не напрашивался, вовсе нет. Тогда я нагло пришёл к нему домой, желая поговорить.
— Подыхать собрался? — спросил я, с недоверием разглядывая открывшего мне Дазая.
Он был чистым.
Ни бинтов, ни мокрой от пота мятой рубашки. Лишь тщательно вымытые волосы, скромная домашняя одежда и палочки для еды в руке. Выглядел скверно — слишком уж исхудал за последние месяцы. Одежда на нём висела и смотрелась жутко…
Как смирительная рубашка.
Впустил меня молча, как если бы ждал, в комнате уселся на полу и продолжил есть. И то ли свет старой лампы был мне слишком тускл, то ли всему виной букет его зависимостей, но лицо Осаму казалось болезненно серым. Дышал он очень тяжело, но на вид прилагал для этого все усилия. То и дело нервно убирал волосы со лба.
Я ощутил себя неловко. Позднее подобные чувства с головой накрывали меня только у чужих могил, но тогда это случилось впервые, а человек напротив был еще жив.
Чисто внешне.
— Что хотел? — хрипло спросил Осаму, закончив с рисом.
Теперь он прямо смотрел мне в лицо. Подросток. Самый обычный паренёк из старшей школы, популярный среди классных девчонок и такой одинокий на самом деле. Я решительно ничего о нём не знал — видел только панцирь, надёжную защиту от внешних воздействий.
— Ты всучил мне книгу, если помнишь, — я снял шляпу и положил её перед собой.
— Подарил.
— Прости?
— Я. Подарил. Тебе. Книгу. — Бескомпромиссно заявил Дазай и скривил губы. — Что, пришёл поделиться впечатлениями?
Я перевёл дух. С этим ослом всегда было сложно разговаривать, а ведь это он не философствовал ещё!
— Что ты хотел сказать этим своим «подарком»?
Сперва я просто сидел, уперев взгляд в пол, ожидая остроумного и простого ответа, но Дазай молчал, и мне пришлось вернуться к его лицу. Оно было пустым, губы мелко дрожали.
Он очень хотел что-то сказать.
Что-то личное, иначе бы не мялся.
Пауза длилась целую вечность, но я дал ему это время. Любопытство во мне тогда явно победило здравый смысл, кричавший о раннем подъëме.
— Ты думаешь, что я больной, — сухо начал Осаму. — Думаешь, что я урод. Тебя тошнит при каждой встрече со мной… И смотришь ты на меня…
— Это не из-за того, что ты гей, ясно?! — воскликнул я. — И меня даже близко не заботили эти подробности!
Внутри меня всё клокотало! Мой напарник — наркоман и алкоголик, часто пренебрегавший личной гигиеной и унижавший меня при любой возможности, а я — как он считал — смотрел на него косо из-за его сексуальной ориентации! Абсурд! Меня тошнило от его привычного запаха изо рта, он действительно болен — болен любовью к алкоголю и наркотикам, а уродом его делали эти ублюдские бинты! В данном случае, то, что он гей, было меньшим из зол…
Кажется, он не понимал. Его великий мозг выдал ошибку, произошёл сбой в огромной системе.
— Зачем ты тогда её читал? — в конкретном недоумении спросил Дазай.
Повисло неловкое молчание. Мне показалось, я весь пошёл пятнами от стыда.
— Я думал, что книга твоя, хотел вернуть, — тупо повторил я свою версию.
— Так оставил бы лежать на дне сумки, отдал бы потом. Зачем было читать?
— Быть может, — неуверенно протянул я, — мне хотелось заглянуть в твою голову? Понять тебя?
Дазай вновь замолчал, а я этого молчания снисходительно не перебивал. Мне было важно увидеть его таким. Таким слабым и сомневающимся, чистым и тихим. И те гениальные мозги, способные составлять безупречные планы операций и строить козни, оказались беспомощны перед выбором: рассказать или не рассказать. Словно пойманная в сети птица, Осаму бился в собственных чувствах, но с каждой секундой запутывался в них всё сильнее.
— Он сказал, что не любит меня пьяным, помнится, — начал Дазай не своим голосом. — Тогда я стал напиваться. Он сказал, что я ему противен, да. Именно так всё и было. Временами я готов был выпить так много, как смогу, лишь бы он навсегда утратил ко мне интерес. Моё к нему влечение, кажется, никогда не имело под собой твёрдой почвы. Я бы мог даже списать это на гормональный сбой. Им я порой могу объяснить всё: прыщи, скачки роста, отсутствие аппетита или его резкий подъем. Ко всему этому вполне реально добавить эрекцию. Да-да, очень логично. Если не уточнять, чьим присутствием она вызвана. Он может просто сидеть в своём кресле, шелестеть бумагами, то и дело поправляя очки, которые он сам себе когда-то выписал для работы. Я же обычно смотрю на его руки — любуюсь его пальцами.
В эти дни мне часто вспоминались медосмотры, которыми он раньше меня баловал раз в два или три месяца. Тогда он сам снимал с меня одежду, оставлял голым посреди холодной процедурной комнаты. Якобы — для чистоты эксперимента. Мне было страшно, но он учил меня не бояться. Он следил за моим весом, моим ростом, проверял моё зрение, мои лёгкие, моё сердце, а с одиннадцати лет придумал кое-что ещё. Он просил доверять ему — я доверял. А зря. Сперва, желая придать своим действиям хоть каплю здравого смысла, он взялся читать мне лекцию о сексе, я задавал вопросы — он ответил на каждый, а потом… А потом он поставил меня у стены абсолютно прямо, сам сел на корточки передо мной и, ещё раз попросив не бояться, взял мой член в руку. Надо сказать, сперва мне это было даже безразлично: доктора Мори я знал давно, он ведь не мог мне навредить. Кроме всего прочего, к тому моменту я уже был научен определённым опытом и понимал, что на свете есть масса неприятных медицинских процедур…
— Трое суток — половой покой, — заявил мне однажды Огай.
— Это шутка? — воскликнул я, застёгивая пуговицу на брюках.
Мори отложил ручку и перевёл взгляд на меня. Он всё смотрел и смотрел, умудряясь даже не моргать, а затем заговорил. Мягко и вкрадчиво, как умел.
— Нет, Дазай-кун. Тебе это необходимо.
День взятия мазка. Я, мокрый от пота, на дрожащих ногах шёл на казнь в процедурный кабинет. Наверное, подсознательно я ждал осуждения, гримасы отвращения на знакомом лице, презрительной усмешки, но наткнулся на кое-что совсем другое. В момент, когда я, абсолютно голый, оказался перед ним, Огай не смог сдержать довольной улыбки.
— Я всë понимаю, — сухо сказал он, — это было тяжело. Сейчас я думаю, что этот анализ можно и отложить…
Я слушал его, а волосы на теле вставали дыбом. Думаю, тогда он мне не врал, хотя черт его знает… Я всё сидел на полу, не решаясь даже пошевелиться, чтобы не прерывать его исповеди. В тот вечер Дазай открылся мне с новой стороны. Он прогнал меня, выставил за дверь, но тогда я не смел его винить. Должно быть, он уже сам пожалел о своей откровенности.
После нам уже не случалось говорить друг с другом так доверительно. Может, с годами Осаму и забыл об этом разговоре, может — всё прекрасно помнил и отчаянно стыдился сказанного. Его слова навсегда останутся со мной как живое доказательство многочисленных преступлений Мори. Тех преступлений, за которые ему только предстояло поплатиться.