***
Временами мне всё казалось безнадёжным. Да, старика выписали, да он обзавёлся куда более безопасным жильëм — я даже побывал там, когда однажды привëз Гин — и вскоре должен был избавить меня от львиной доли забот. Приносило ли мне всё это хоть какое-нибудь облегчение? Нет! Ни капли! Гин должна была прожить у меня ещё неделю, пока в их новой квартире шли ремонтные работы. Кроме того, Рюноске неожиданно для всех и каждого пошёл на поправку, так что сестра просилась к нему ежедневно, а я… А я — тряпка. Тряпкой был и тряпкой буду. Мне было так жаль их маленькую семью, что отказ из моих уст никогда не звучал. Со мной даже медперсонал здоровался тогда в совсем иной манере. Почему? Мы навещали мальчишку каждый день! И видят небеса, я не хочу даже вспоминать свои счета за бензин в январе того года. Прибавим ещё и продукты на двоих. Я, со своим маниакальным желанием накормить бедного ребёнка, был неудержим в покупке полезной еды. Обычно Гин не отказывалась и съедала всё до последнего зëрнышка. Меня это устраивало. Таким образом, порции Акутагавы вскоре начали напоминать порции взрослого мужчины на массонаборе, а она — из-за собственной стеснительности и положения «гостьи» — не решалась меня остановить… — Что Вы читаете? — услышал вдруг я. На часах было чуть за полночь, но нам обоим не спалось. От её вопроса мне вдруг стало неловко. Пару раз я попытался уйти от ответа, ведь книга лежала на столе — обложки не было видно, а текст она бы в любом случае не сумела разобрать, но… Чëрт возьми, опять какое-то «но»! С ней я чувствовал себя тем, кто в одночасье стал родителем, не имея ни малейшего представления о детях. Временами, признаю, волновался втрое больше Гин, а в попытке скрыть нараставшую тревогу, паниковал всё сильнее. — Эм, да это так… — пробормотал я и поспешил скрыть следы преступления. Не рассказывать же мне, в самом деле, как Дазай обронил свою глупую книжонку, а я, будучи человеком честным, решил её подобрать и вернуть при возможности.? Не рассказывать. Не рассказывать потому, что сама книжонка полна противоестественного и отвратительного. Гин села рядом и осторожно, словно боясь наговорить лишнего, прошептала. — Вы правда читаете по-английски? И всё-всё понимаете? Я неловко улыбнулся. «Звёздочка моя маленькая, да лучше бы я ничего из увиденного не понял…» — Ну, перевожу неплохо, да. Её выдох — не то восторженный, не то полный безнадëги — показался мне странным. Гин уж в который раз заправила за ушко выбившуюся прядь и виновато посмотрела в мою сторону. — А у меня совсем ничего не выходит, знаете. Нет-нет, в школе нас, конечно, учат, но… Вся эта зубрëжка не делает мне никакой пользы! Я пару раз моргнул. «Не делает никакой пользы»? Что за выражение такое? Временами вся эта лингвистическая каша в моей голове выливалась в определённого рода недопонимания, а Гин, которую, очевидно, редко успевали выслушать, иногда выдавала оригинальные речевые обороты. Иными словами, в первом часу ночи наши умы составляли удивительный дуэт. — Что именно не понимаешь? — я спрашивал скорее из вежливости, но очень убедительно хмурился. Почему? Не знаю. Для солидности. — Времена группы Perfect, — выдохнула Гин. — А хотите чаю? В ту ночь мы знатно засиделись за английским… — Ты когда-нибудь мечтала изобрести машину времени? — улыбнулся я, гладя Акутагаву по волосам. — Нет. — Точно? Просто твой глагол только что видел динозавров. Куда ты его так далеко забросила? Гин сконфуженно улыбнулась в ответ и поспешила спрятать смущение за чайной чашкой. Ладно, и за чаем тоже засиделись. Вынужден признаться, что европейская чайная культура в этом плане оказалась мне куда ближе. Или — как скажет потом одна моя близкая подруга — «русский чай». Она говорила, что русские часто приходят в гости к друзьям, чтобы посидеть на кухне за огромными чашками чая. Я ей верю. Хотя бы потому, что альтернативных точек зрения у меня нет, источников информации в России — тоже. Когда-нибудь я обязательно поведаю вам нашу с Сильвией историю, когда-нибудь потом.***
Вернуть книгу Дазаю я решил уже после отъезда Гин. Так мне было как-то спокойнее. Однако найти самого молодого начальника — миссия посложнее заказного убийства. Ещё и эти мальчики-однодневки вечно путались под ногами! «Пропуск или письменное разрешение…» Твари системные. Запомнить не могут?! Сам Дазай на звонки не отвечал, а я, имея привычку доводить начатое до конца, битый час бродил по этажам разных зданий. Этажей множество, зданий целых пять, туалеты же вообще не было смысла считать, кроме того — они все одинаковые! В женские я, справедливости ради, не заходил, хотя Дазай вполне мог там оказаться. В его духе штучки. Следует, наверное, рассказать и о книге. Да, я упоминал о непристойности её содержания, но, думаю, важен и сюжет. Итак, в одну ночь, когда Гин уже однозначно спала и не могла мне помешать, лишний раз вогнав в краску, я закрылся в ванной с этим позором в форме книги. Часть слов я решил даже не переводить, но то, что я понял, повергло меня в шок — история мужчины, медленно осознающего сексуальное влечение к внезапному приятелю. Были там колоссальные по объёму рассуждения о гетеронормативности общества, в котором жили главный герой и его… Предмет обожания. Порой проскальзывали суицидальные мысли главного героя на почве кризиса ориентации. В каком-то смысле, всё это не имело значения! Этот мужик был кретином в моём понимании. Почему? Потому, что он сдох в конце, прыгнул с моста! После эротического сна. Сна! Из того, что я сумел понять, во сне герой отдался тому приятелю, а утром, осознав, что никогда не испытает подобного в жизни, отправился покорять глубины… К концу произведения я уже не воротил нос, а искренне злился на глупых персонажей, которым действительно не хватило ума вовремя сесть и поговорить обо всëм. В итоге — один кормит рыб, второй сошёл с ума от горя, а я***
Встреча с Куникидой маячила на горизонте жарким солнечным лучом. Казалось, сама мысль об этом человеке согревала меня изнутри лучше любого чая или алкоголя и радовала в разы сильнее внезапной премии. Когда всё в моей жизни шло через задницу, мне было важно ощутить стабильность. Даже если минимальную. Простое знание — Доппо всегда пьёт один и тот же кофе, всегда интересно поправляет очки, всегда сдержанно кивает головой во время моего рассказа. Каждая клеточка тела успокаивалась рядом с ним. Едва завидев его пальто издалека, я просиял. Всё моё существо велело снести любые рамки приличия и сию минуту броситься Доппо на шею! — Хорошая сегодня погода, да? — кое-как шевеля языком и губами, заметил я. А в планах было поздороваться. — Да, ветра нет. Куникида выглядел изрядно отдохнувшим, даже весёлым. Он снял пальто, и моему взору открылась тонкая красная полоска… Мой подарок. — Ты носишь.? Друг проследил за моим взглядом и тоже улыбнулся. Сегодня на нём была чёрная рубашка. — Да, знаешь, ищу идеальное сочетание. — Круто выглядит, честно! — не удержался от комплимента я. «Круто»… Меня за такое не просто избили — казнили бы! Тогда я решил, что очень удобно придумал: Озаки и Доппо ничего особо не знали друг о друге, тем более — не встречались. Не стоило Коë видеть моей мгновенной деградации, а Куникиде — моих приступов галантности. И то, и другое правильнее держать в тайне от публики. Мы взяли кофе (а я ещё и торт, потому как сил моих больше не было бегать голодным по рабочим вопросам), заняли столик. Первым заговорил Куникида. Из его слов я узнал, что весь прошлый месяц он убил, пытаясь собрать все необходимые для новой работы документы и справки, одновременно с этим он заработал парочку спортивных травм и… Нашёл себе девушку. Нет, он не так сказал! Он сказал, что сходил на несколько свиданий со своей коллегой! А суть одна! На миг замерло сердце, а светлая улыбка подобно носовой слизи устремилась куда-то вниз. В горле пересохло, а кусок бисквита по ощущениям вдруг напомнил полувековой сухарь… — Красивая, говоришь, женщина? — перебил я Доппо. Тот нервно пожал плечами. — В целом, очень. Странно, что до сих пор не замужем… Так вот, в этих учреждениях творится абсолютный бардак! — Куникида поправил очки. Как обычно: средним пальцем. — Жуткие бездельники! Он общался со мной легко и непринуждённо, мне явно стоило оценить этот жест. Оценил ли я? Нет. Голова была занята одной глупой мыслью: если мой друг пригласит меня на свою свадьбу, придётся пойти.