Красные фрезии

— Где этот чёртов придурок?! Каблуки звонко выстукивают угрожающую мелодию по плиточному полу, выражая «прекрасное» настроение своего хозяина. Чуя Накахара, тихо бубня ругательства себе под нос, проходит один поворот за другим. Неожиданно из ответвления коридора выныривает один из мелких работников, неповторимый, но такой похожий на других своими неизменными чёрными очками с отражающей линзой, высоким ростом и идеально выглаженным костюмом. Тоже похожим на другие. Можно наивно предположить, что это «форма» Портовой Мафии, да только кроме нестрогого требования соблюдать официально-деловой стиль в одежде, ничего больше не удерживает сотрудником этой наводящей ужас организации отбросить не всегда удобную вычурную одежду. И идущий по коридору рыжеволосый юноша - подтверждение этого, явно неформальный чокер которого первым делом бросается в глаза. Мужчина в костюме хочет было почтенно поприветствовать выше стоящего в организации, хотя и — какая ирония! — намного более низкого и молодого парня, но практически мгновенно боязливо вжимается в ближайшую стену, скрывшись в тени, недоступной потолочным лампам, стараясь не дышать; протестующе шурша, чёрный пиджак безжалостно сминается под подгоняемым страхом напором. А дело было как раз в рыжем юноше. Точнее, в атмосфере, всегда сопровождающей его, которую выделяет каждая клеточка молодого тела. Проще говоря, внутренняя энергия. Обычно, она действовала положительно практически на всех собеседников Накахары. Все сразу чувствовали, как внутри этого парня горит яркое пламя, которое, кажется, может согреть абсолютно всех. Оно выражалось в ярких, отливающих золотом мягких локонах и в будоражащей сознание улыбке. Но это было вовсе не бедственная стихия, разрушающая всё на своём пути. Об этом говорили умные глаза, блистая спокойной синевой тихого моря в ясный день. И конечно же запах альфы. Такой умиротворяющий, что рядом с ним невольно чувствовал себя в каком-то спокойствии. Но не сейчас. Сейчас внутри Чуи лишь бедственный огонь. Глаза потемнели, предвещая о будущей буре. А запах… Даже уверенные в себе альфы несдержанно вздрагивали, когда в носу оседали тяжёлые феромоны этого, несильно похожего на типичного альфу парня, такого страшного в гневе. Что уж говорить об этом несчастном? Вот только даже под волной страха, мужчина сразу же догадывается, что, вернее, кто является причиной этого гнева. Ведь такая энергия у рыжеволосого мафиози, лишь когда он злится на определённого человека. Чуя же, даже не взглянув на подчинённого, уверенно направляется к уже показавшейся двери. Резко остановившись перед ней, проскользив по инерции небольшими каблуками пару сантиметров по плиткам, Накахара впивается разъярённым взглядом в покрытые чёрным лаком доски, точно они чем-то неугодили рыжеволосому. Мафиози хватается за дверную ручку, практически её вырывая, и резко тянет дверь на себя. Та, жалобно скрипя, резво распахивается, глухо стукаясь ручкой о стену. В комнате — небольшом кабинете — не горит свет, и тяжёлые шторы плотно занавешивают единственное окно. Но даже так было очевидно, что кроме простой офисной мебели, каких-то папок в твёрдом и мягком переплётах и другой мелочи тут больше ничего интересного не найти. Никого. Хоть Накахара и предполагал, что, придя сюда, он не добьётся желаемого, но изо рта невольно всё же вылетает тихое недовольное рычание. Больше ни на что не надеясь, Чуя замирает на пороге, огорчённо рассматривая интерьер. Ну конечно, чего он ещё ожидал? Если дело касается нудной бумажной волокиты, то проще уж найти иголку в огромном амбаре, переполненном до краёв сеном, чем найти Дазая Осаму, решившего отлинять от работы. — Простите… Накахара-сан! Резко развернувшись, рыжеволосый рычит громкое «что?!», от чего молодая девушка в юбке-карандаш, споткнувшись, тихо ойкает и прижимает к груди очередную папку. Увидев чужой страх, Накахара пытается успокоиться и сделать запах менее подавляющим. Что, конечно же, не удаётся сделать. Поэтому, тяжело вздохнув, Чуя уже более спокойно повторяет: — Что? Девушка, немного выпрямившись и тихо прокашлявшись, сипло передаёт напоминание босса об отчёте о вчерашней миссии. Их общей с Дазаем миссии! Мафиози, мысленно ругнувшись, бормочет невнятное «угу». Девушка, поклонившись, спешит убраться восвояси, пока кто-нибудь снова с настолько сильно подавляющей энергией вроде босса или Накахары-сана не выместил на ней раздражения. А между тем Чуя так и продолжает стоять перед кабинетом напарника, со злости сжимая кулаки. Как же его это достало! Почему отчёты — это всегда его забота?! Хоть бы раз — хоть бы раз! — Дазай сам им занялся. Ведь он же составляет план! Но нет! Печатать отчёт ему неохота. Громко ругнувшись, Накахара, неспособный сделать что-то ещё, уныло плетётся в свой кабинет. Одно дело гоняться за Дазаем, пытаясь понять, куда он в этот раз сбежал, а другое — испытывать терпение босса. Путь от кабинета Дазая до его собственного проходит совсем незаметно для Чуи, который мысленно поносит эту глисту всевозможным матом. Он его обязательно убьёт, пусть только покажется! С обречённым вздохом выудив ключи из кармана брюк, Накахара с тихим щелчком дверного замка открывает свой кабинет, тут же включая свет. Неразборчивым комом бросив плащ со шляпой на небольшой диванчик, а ключи на полку шкафа в углу комнаты, рыжеволосый громко плюхается на офисное кресло, откидываясь на спинку и включая компьютер. Через пару минут изящные пальцы, обтянутые чёрной тканью перчаток, уже яростно долбят по клавиатуре, из-за чего несчастная вещь жалобно подрагивает под таким напором. На ближайшие полчаса кабинет наполняется громким стуком пальцев по клавишам и изредка недовольными вздохами мафиози. Но постепенно, выместив всю злость на клавиатуре, Чуя немного успокаивается и уже со спокойным настроением наблюдает за принтером, выплёвывавшим один лист за другим. Когда прибор, закончив, звонко пикает, Накахара берёт в руки листы, даже через перчатки ощущающиеся тёплыми, и быстро направляется в кабинет босса, выключая за собой свет в комнате. Та же самая девушка, которой неповезло застать и босса, и Накахару в плохом расположении духа, проводит удивлённым взглядом каким-то образом успевшего за каких-то полчаса успокоиться молодого альфу, чувствуя знакомые феромоны, но уже не подавляющие, а заставляющие сердце болезненно трепетать. Закусив пухлую губу, молодая сотрудница с интересном смотрит на скрывающуюся за поворотом сильную спину. И почему это этот прекрасный мужчина ещё не занят? «Надо будет попытаться» — с надеждой, которая почему-то сильно радует, думает девушка, задумчиво продолжая свой путь. Чуя, торопливо выйдя из кабинета Мори, слабо улыбается. В воздухе ещё чувствуется запах другого альфы, вызывавший с одной стороны почтенный страх, а с другой — ярость соперничества за власть, но Накахара лишь отмахивается от этого, радуясь, что достаточно легко отделался. — Большое спасибо, что написал отчёт за меня, чиби. Услышав противный голос вместе с ненавистным прозвищем, Чуя сильно сжимает ладони в кулаки и резко поднимает голову. Перед ним стоит Дазай, оперевшись о стену. На лице сияет горделивая ухмылка. Рыкнув, Накахара бросается к шатену, протягивая руку к шее, чтобы наконец задушить эту мразь. — Убью! — рычит старший, но Осаму ловко уворачивается, отбегая в сторону. Ухмылка на лице становится ещё шире. — Ага. Рассмеявшись в чужое лицо, Дазай, так же неожиданно как и появился, исчезает.

***

— Кх… Ч-чуя… Ах! Не… так р-резко… Дазай Осаму — преемник босса, и никто не сомневался, что этот альфа достоин этого. Многие его боятся, чувствуя подавляющую ауру. Да и весь внешний вид в целом говорил о принадлежности этого молодого парня к сильному полу: высокий рост, плечи, которые под слоями многочисленной одежды кажутся широкими, и одеколоны, такие популярные у альф. Да и тогда очень легко объяснить тяжёлую атмосферу между Двойным Чёрным. Ведь альфы часто недолюбливают друг друга, поглощённые соперничеством. Но Дазай Осаму — омега. И его напарник, Чуя Накахара, который по совместительству являлся теперь и любовником, — один из немногих, кто знает истинное положение вещей. — Прости, — тихо выдыхает Чуя в подрагивающую и блестящую от пота бледную спину, которая, когда они занимались сексом, освобождалась — как и всё остальное тело — от бинтов, легко поглаживая ладонь, до побеления костяшек сжимающую белоснежную простынь. Сказать по правде, Чуя узнал о том, что его напарник — омега, совершенно случайно. Он просто когда-то задержался в тренажёрном зале, пытаясь добиться от себя полного максимума на турнике, и, придя в душевую, к полнейшему удивлению застал там Дазая. Сладкий омежий запах тут же наполнил лёгкие до краёв, а коробка с подавителями запаха и нервно бегающие карие глаза, обладатель которых почти мгновенно сбежал из холодной комнаты с кафельными стенами, чуть не задев старшего, полностью подтвердили предположение. Движения немного замедляются, но Накахара продолжает чуть ли не полностью выходить из влажного нутра и с силой входить обратно. С каждым толчком Дазай громко стонет, судорожно сжимая простынь под собой; бёдра нещадно дрожат, грозясь разъехаться в стороны, если бы не сильные руки, которые осторожно их обхватывают, поддерживая. После неожиданной встречи в душевой была их первая совместная течка, — хотя они оба не ожидали, что она внезапно начнётся у Дазая, когда они просто находились в квартире у Чуи, обсуждая новую тактику боя — о которой оба предпочитают не вспоминать. С полнейшим удивлением и каким-то сочувствием, которое, как он думал, он никогда не будет испытывать к напарнику, Чуя обнаружил, что Дазай панически боится близости. Он никогда не спрашивал, что именно вызвало такой страх, считая, что Дазай — если, конечно, захочет — расскажет сам. Накахара боялся даже предположить — в голове тут же рождались самые ужасные догадки. Единственное, в чём он мог быть уверен на все сто, — он у Дазая первый и единственный. Неожиданно стоны теперь больше походят на хныканье, а в уголках янтарных глаз блестят слёзки. Худое тело подрагивает, и Чуя торопливо выходит, нервно переворачивая шатена на спину. То, что они стали любовниками, было идеей Дазая. Несмотря на то, что под конец сдававшей течки шатен неожиданно исчез — Накахара проснулся один в холодной постели — и потом полторы недели избегал напарника, Осаму всё же пришёл к рыжеволосому и ненавязчиво предложил стать любовниками, говоря, что ему было бы проще, если бы у него был постоянный партнёр, и при этом в его голосе звучало привычная язвительность и лёгкое презрение к окружающим. В прошлом если бы рыжеволосый представил такую ситуацию — да у него бы фантазии никогда не хватило на такое! — то наверняка бы порадовался этому, лелея мысль унизить и подчинить Дазая хоть где-нибудь. Но Чуя не делал так, уважая чужое доверие и не смея насмехаться над искренним страхом. Приходя к кому-нибудь домой — это условие было у них обоих, как-то брезгливо относившихся к мысли о номере на одну ночь, — они становились будто другими людьми. Дазай в постели терял всю свою язвительность и ехидную ухмылку, а Чуя был заботлив и внимателен. С Дазаем поначалу было очень тяжело. От каждого прикосновения он крупно вздрагивал и часто не мог сдержать таких несвойственных ему — а может на самом деле свойственных? — слёз. Но Накахара тщательно работал над этим и сумел добиться того, что Дазай правда получал наслаждение от всего этого. Вот только одну пагубную привычку он не сумел полностью убрать: привычку Дазая изредка неожиданно впадать в панику во время секса. Осторожно стирая мелкие капельки слёз, Чуя нежно целует пухлые губы. — Тише, Осаму, — Накахара, положив свою ладонь на чужую, переплетает их пальцы. — Я рядом. Дазай, тихо всхлипнув, мотает головой, крепко сжимая чужую ладонь. Наверное, будь он посильнее, то наверняка сломал бы старшему пальцы. Но тот не обращает внимание на лёгкую боль и, дождавшись практически незаметного кивка, складывает худые длинные ноги себе на плечи и снова медленно входит под тихое постанывание Дазая и громкий хлюп густой смазки. Положив свободную руку рядом с темноволосой головой, легко поглаживая макушку, Чуя всем телом нависает над шатеном. Осаму громко дышит и хрипло стонет, когда рыжеволосый набирает темп, слабо проезжаясь по набухшей простате. Возбуждённый член подрагивает, предэякулят стекает белёсыми каплями на тяжело вздымающийся живот омеги. Но Чуя это полностью игнорирует, вернувшись к размашистым сильным движениям, вбиваясь прямо в чувствительную точку. И Дазая это устраивает, когда он всё более и более громкими стонами сообщает альфе, что он уже на грани. Чуя снова его целует, на этот раз с языком. Осаму задыхается от поцелуя, но порывисто отвечает, сильнее сжимая чужие пальцы своими. Накахара ловит каждый глухой стон, вылизывая горящие румянцем щёки изнутри и играясь с немного вялым языком. Дазай под ним ощутимо вздрагивает, и рыжеволосый проглатывает чужой умоляющий крик, отрываясь от опухшего рта. Бледная спина изящно выгибается, и омега, не прикоснувшись к себе, кончает, выстанывая дрожащее «Чуя». Чуя, откинувшись назад и придерживая чужую талию, под одобряющий скулёж до предела входит в дрожащее после оргазма тело, тоже кончая. Узел стремительно набухает, запирая семя внутри. Узел — то, что волновало Накахару больше всего. В их первый раз он нервно вышел, кончая Дазаю на живот, не позволяя себе связать их. Но несмотря на свой страх, младший сам попросил узел и, хотя в первые разы ему было больно до тихого плача от огромного узла альфы, он просил его вновь и вновь и, чувствуя узел внутри, не дающий уйти, как-то расслаблялся. И Чуя покорно каждый раз давал ему это, зная, что это нравится Дазаю, и не будет никаких неожиданных последствий. Дазай, устало прикрыв глаза, дрожит, тихо похныкивая от того, как узел давит на чувствительные горячие стенки. Хватка на руке Накахары ослабевает, и тот перемещает свои ладони под мокрую от пота чужую спину и под недовольное оханье младшего меняет их местами, опираясь спиной о большие подушки, лежащие у спинки кровати, позволяя Дазаю ленивым месивом расползтись на своей груди. — Ты в порядке? — Убрав со лба тёмную мокрую чёлку, Чуя легко целует солёную кожу, подушечками пальцев оглаживая чужую щёку. — Ага, — лениво тянет шатен. Тон голоса уже более близок к обычному. Дазай почти дремлет, пока Чуя, поглаживая постепенно успокаивающееся тело, размышляет. В прошлый раз — точнее, после него — он заметил кое-что интересное. Ничего особенного — он лишь хотел помочь Осаму вычистить из него сперму, но когда он коснулся припухшего растянутого отверстия, Дазай, громко ахнув, тут же отпрянул и, попросив так больше не делать, направился в душ. «Хэй, Дазай, насколько же у тебя чувствительная дырка, опухшая после секса?» — с ленивой улыбкой думает Чуя, перебирая мокрый беспорядок на тёмноволосом затылке. Конечно, он всегда останавливался, если Дазай просил, но сейчас не было похоже, что ему больно или неприятно. Дазай не самый чувствительный омега, и он постанывает лишь от лёгких поцелуев на внутренней стороне бедра и теребления сосков. Но так он никогда на подобное не реагировал, лишь сильнее подрагивая и становясь громче, когда старший ласкал его соски во время течки, когда они набухали и становились более чувствительными. Сегодня же Накахара намеревается проверить чувствительность того заманчивого местечка. Со временем узел спадает, и уже где-то через полчаса Дазай, приподнявшись на немного подрагивающих руках, с тихим шипением слезает с члена, со скривившимся лицом ощущая, как сперма вперемешку с его же смазкой вязкой дорожкой вытекает из него. Осаму, отлипнув от чужой груди, хочет как обычно сползти с кровати и пошлёпать босыми ногами в ванную, но Чуя остановливает его, одной рукой хватая запястье, а другой немного надавливая на спину. — Подожди. — Что ещё? — Дазай, сердито цокнув языком, недоумённо смотрит на любовника. — Мы ещё не закончили, — Накахара смотрит на шатена с многообещающей улыбкой. — Чего?! — Осаму кривится. — Уймись, слизняк, я устал, — омега снова пытается уйти, но Чуя лишь со смешком перехватывает его руки, складывая их себе на плечи. — Нет-нет, я не собираюсь тебя ещё раз трахать. — Тогда что… ах! Все тело младшего дёргается, и изо рта вырывается глухой вскрик, когда пальцы одной руки рыжеволосого раздвигают ягодицы, а пальцы другой надавливают на сфинктер. Дрожа, Дазай опускает голову на плечо альфы, впиваясь ногтями в кожу. Пухлые губы приоткрываются в громких стонах, когда Чуя с довольной улыбкой массирует пальцами опухшую кожу, размазывая вытекающую смазку и сперму. — Так и думал. Мои прикосновения к твоей растраханной дырке доставляют тебе наслаждение, верно? — мурлычет Накахара в чужое ушко. Осаму пытается выдать ответ, но может лишь хныкающе стонать и царапать чужие плечи, когда старший ускоряется. Дрожащие бёдра очень хочется сомкнуть, но чужое тело, по бокам которого стоят его ноги, мешает это сделать. Член шатена уже полутвёрдый. Неожиданно Чуя убирает руку, и Дазай, тяжело выдохнув, устало прикрывает глаза и немного расслабляется. Всё тело прошивает мелкой дрожью. Вдруг ануса касается что-то холодное и гладкое, и Осаму, широко распахнув глаза, боязливо дёргается, пытаясь уйти от неизвестного прикосновения. — Тише, — шепчет Чуя, поглаживая выпирающие тазовые косточки омеги. — Это всего лишь небольшой вибратор. Я его даже вставлять не буду. Но несмотря на успокаивающие слова, Дазай напряжённо замирает, снова со всей силы впиваясь в чужие плечи, когда Накахара нажимает на маленькую кнопочку на вибраторе в форме небольшого эллипсоида, включая лёгкую вибрацию, и комната наполняется тихим размеренным жужжанием. Мягко поцеловав младшего в висок, Чуя касается вибратором покрасневшей кожи, на что Дазай тут же отзывается, громко ахая, двигая тазом в попытке уйти от прикосновений. Но рука Накахары держит крепко, не давая двигаться, но в тоже время не давая упасть. Теперь Чуя ласкает опухшее отверстие вибратором, чередуя темп движений, иногда толкая его самым кончиком внутрь. С радостью Чуя замечает, что реакция Дазая от прикосновений к опухшему анусу схожа с реакцией девушки от прикосновений к клитору. Дазай стонет вперемешку со всхлипами. Густые реснички, обрамляющие зажмуренные веки, намокают от слёз. Ногти проезжаются по коже, оставляя яркие красные полосы. Осаму сильно цепляется за чужие плечи, пытаясь успокоить крупно дрожащее тело. Запах омеги становится приторнее. Естественная смазка стекает по дрожащим бёдрам, вязкими каплями падая на пресс Накахары. Член Дазая снова твёрдый, на красной головке белеет капля смазки. Но в этот раз Чуя не хочет сильно мучить Дазая, и рука, оторвавшись от таза, ложится на возбуждённую плоть, мягкими подушечками очерчивая венки и надавливая на чувствительную головку. Осаму приоткрывает красный рот, пытаясь сделать хотя бы маленький вздох, но вырываются лишь хрипящие стоны. Игрушка невыносимо быстро трётся о воспалённую кожу, заставляя вздрагивать от, казалось бы, незаметной вибрации. Темп руки, надрачивающей ему, с нужным давлением проезжаясь по стволу, такой же беспощадный. Пару слезинок от слишком сильной стимуляции срываются с глаз, скатываясь по красным от греховного румянца щекам. Дазай, громко и плаксиво вскрикнув, изливается, поджимая пальцы на ногах. Горячая сперма брызгает на пальцы Чуи, и тот, удовлетворённо улыбнувшись, другой рукой выключает вибратор и кидает его куда-то на кровать. Дазай с облегчённо-усталым вздохом медленно оседает вниз. Пару минут они сидят молча, пока Осаму пытается восстановить дыхание и унять сильную дрожь. Сильно болят ноги и горло. Чуя, стерев с чужого лица дорожки слёз, покрывает горячее лицо лёгкими поцелуями, поглаживая лохматую макушку. Отдышавшись, Дазай укоризненно смотрит на рыжеволосого: — Больше… не смей так делать… — хрипло выдыхает Осаму, неожиданно резко слезая с Накахары и, от греха подальше, резво выходя из комнаты, хотя ноги ещё держат плохо, так и норовя подогнуться. Чуя провожает его взглядом, и когда бледная спина скрывается в темноте коридора, не может сдержать тихого смешка. «Надо будет повторить, когда у Дазая будет хорошее настроение. А! Ещё римминг попробовать,» — довольно думает рыжеволосый, когда взгляд голубых глаз утыкается на свой собственный стояк, прижавшийся к животу. Пару секунд Чуя задумчиво его разглядывает, но потом с тихим вздохом опускает на него руку, быстро прохаживаясь по всей длине, размазывая уже ставшую прохладной сперму Дазая. Ещё одного раза Дазай ему не простит.