Жених на замену

Еще ни один мужчина не спрашивал меня, как ему сочетать брак и карьеру. Глория Стайнем

До самого полудня спокойно занимаюсь делами на строительной площадке, а потом этот несносный Хардман снова появляется на горизонте. Он выглядит не счастливее меня, когда подходит и объявляет, что видите ли «без моего общества жизнь совсем не та, так что он тут побродит…» Побродит? Что это вообще означает? Хочется ответить, что сколько бы он тут не «бродил» не видать ему секретов моей семьи как собственного затылка, но я сдерживаюсь. Безразлично киваю и отворачиваюсь к чертежам. Проклятье! Работы невпроворот, а этот «жених» еще навязывается. И на что они рассчитывали подсовывая мне этого невежу? На груди нет привычной тяжести артефакта, и я вспоминаю на что они рассчитывали. Сколько у меня времени? Три-четыре дня, не больше. После этого моя волчица придет в себя и громко заявит о своих желаниях. Выход один — уехать из города в дальнее имение и сидеть там до самой свадьбы, но мой «жених» имеет право общаться со мной и отъезд можно трактовать как оскорбление, а еще (и это для меня куда более важный фактор!) у меня фуникулер в самом разгаре! Я не могу бросить работы сейчас! Проклятый Хардман с его проклятым планом меня соблазнить! Если останусь здесь, когда волчица придет в себя… Не хочу об этом думать, но надеюсь что я все-таки смогу ее контролировать. Я взрослая и разумная женщина и со всем справлюсь. Снимаю шляпку, прораб подает мне защитное кепи. Идем к горе, где кипит стройка, лично проинспектировать порядок укладки рельс и устроения насыпей. Краем глаза вижу как Хардман действительно «бродит» туда-сюда. Рассматривает материалы и машины для подъема грузов, по-свойски болтает с рабочими, смеется, Да уж, это грубое общество ему еще как подходит, ослу невоспитанному. Увлекаюсь работой и забываю про него. С любопытством и вниманием смотрю как идет установка рельсов. Нашей машиной для подъема грузов их к сожалению не поднять — слишком тонкие, выскальзывают из сетей, скатываются с поддонов. Рабочим приходится носить их в гору вручную. При переноске риск повредить закрепленные артефакты слишком велик, поэтому мне придется забраться на гору и устанавливать их уже там — на месте. Но это когда закончат с путями, далеко не сегодня. Через какое-то время ко мне подходит Хардман. — Когда у вас перерыв на обед? — Я не голодна. — отвечаю строго, но живот предательски урчит. Не завтракала, а время к двум по полудню. — Вот чего вы такая упрямая? — разыгрывает он святую простоту. Чего? Да «того», что я знаю чего ты добиваешься, волчья морда. И ты этого не получишь. — Простите, если разочаровываю вас, мистер Хардман. — Ну что вы, любой мужчина готов терпеть любые ваши недостатки, мисс Валле. Еще бы не готов, алчная свинья. — Так когда вы пойдете обедать? Уверен вы не поедете домой а пообедаете в городе. Столько дел, столько дел. — передразнивает он мой собственный строгий тон. — Когда отнесут эти рельсы. — киваю на груду металла. — Боюсь до темноты не управятся, так что вам не стоит меня ждать. Он молча отходит, я возвращаюсь к обсуждению системы крепежей. Через несколько минут я слышу среди рабочих какой-то восторженный ропот и поднимаю голову. Хардман тащит на гору целую охапку рельс. Я застываю открыв рот. Он снял… снял одежду! То есть конечно не всю, но по пояс он совершенно обнажен. Конечно этому непотребству можно найти оправдание — рельсы все грязные, земля, масла… Но… Рабочие поднимают один рельс вдвоем с помощью специальных веревок-переносок. Этот же, схватил штуки три-четыре один и тащит вверх на плече как ни в чем не бывало. Доходит до площадки наверху. Слышится громогласное БАММММ, когда он сбрасывает рельсы к остальным. Оборачивает и спускается за следующей партией. Я не смотрю на него. Не дождется. Наверняка решил покрасоваться передо мной этими своими мышцами и кубиками. Упорно не отрываю взгляда от бумаг. Хардман закончив, умывается и ополаскивается как простой рабочий, прямо из какого-то ковша, и (наконец-то!) одевается, Мне кажется я была абсолютный кремень и даже взгляда не бросила на этого несносного дикаря, но откуда-то теперь знаю, что у него почти нет волос на груди, зато под пупком чернеет бесстыдная дорожка. Маняще так убегает за пояс брюк. Такая же черная как росчерки на морде его волка. Вот помилуйте, ну зачем мне знать, что у него бледно-розовые соски, широкая грудная клетка и мыщцы-мышцы-мышцы везде и всюду? Не понимаю откуда в моей голове эта информация, я же не смотрела! Он подходит с ожидаемым выражением «что, съела?» на лице. — Какую кухню предпочитаете? Смотрю на него и смущаюсь, словно он так и не оделся. Потому что я знаю теперь что там, под этим сюртуком, под этой рубашкой… Приходится признать, что я видимо все-таки смотрела. Совсем немного, но смотрела, и от этого скулы вспыхивают огнем. Привычно жду острого укола боли от артефакта, сейчас он поставит мою волчицу на место, а боль отрезвит меня саму, но ничего не происходит. Вспоминаю, что этот Хардман украл мой артефакт и теперь я беззащитна. Моя волчица выберется через день или два и начнет умолять его… Он ей точно нравится, этот Рейнар. Что тут удивительного, он всем волчицам города нравится. — Мне безразлично, — отворачиваюсь, убирая бумаги. — Тогда «У Тедди». Меняю кепи на шляпку, и мы идем вдвоем по улице и молчим. Пешком минут десять, кеб ловить не имеет смысла. Место я знаю, не ресторан, скорее таверна. Кормят по слухам вкусно, но публика грубовата и я там никогда не бывала. Приходится признать, что не смотря на все очевидные недостатки, с Хардманом уж точно не страшно зайти в сомнительное заведение. Он хмурится, выражение лица ему явно привычно, и даже открывает мне дверь, проявляя простую резковатую галантность. Я голодная и немного уставшая после бессонной ночи и насыщенного утра на стройке. Препираться нет ни сил ни желания. Кажется Хардман тоже слегка скис в своем стремлении мне досадить. Хозяин встречает нас лично. Хотелось бы думать, что это из-за моей знаменитой фамилии, но облизывают тут явно Хардмана. Жмут руки, приветливо здороваются и уводят нас в отдельный кабинет, «чтобы никто не мешал». — Я хочу сесть в общем зале. — тут же заявляю я. Отдельный кабинет с Хардманом в таком заведении? Еще чего не хватало! — Но мисс, там шумно и… публика будет на вас, столь приятную и юную особу, беззастенчиво глазеть. Сдаюсь и иду куда велено. Глазеть конечно будут, но отнюдь не потому что я «приятная особа». На меня постоянно глазеют и шепчутся: та самая, она больна, она умирает, это которая от оборотня, она даже не Валле по крови… Кабинет очень даже мил, светло, уютно, по углам стоят три стола, два из которых уже заняты. Рада, что не буду находиться с этим ужасным волком совсем наедине и немного расслабляюсь. Нам предложен уединенный стол у окна. Пока я снимаю перчатки, Хардман плюхается за стол и начинает листать меню. О том чтобы пододвинуть мне стул он, конечно, и не подумал. Впрочем, с каких пор меня это волнует. Держится подальше и хорошо. Усаживаюсь сама, беру меню. Хозяин не уходит, что-то рекомендует. Хардман заказывает шесть блюд. Теперь-то понимаю почему он такой желанный гость! Скромно беру суп. — И все? — фыркает Хардман. — Мне достаточно. — Картофель и фирменный гуляш для леди. — Всенепременно. — строчит в блокноте хозяин и уходит. Меня раздражает попытка распоряжаться моей диетой, но я сдерживаюсь. Пусть подавится своим гуляшом. Больше всего хочется сидеть и с вызывающим видом молчать этому корыстному типу в лицо, что я и делаю. Он привычно хмурит свою бровь и цокает языком: — Итак, мисс Валле, время узнать друг друга поближе. Убираю руки со стола очень показательным жестом. Не узнаешь ты меня поближе, ворюга магических тайн. — Эм… — Хардман неловко трет сильную шею. — Какой ваш любимый поэт? Сказать что это неожиданно не сказать ничего. — Алаис Стентон.- отвечаю даже без насмешки, искренне удивленная таким вопросом. — А. — Хардман поджимает губы с несколько смущенным видом. — А любимая поэма? — Тысячелетие боли. — О… — Он кивает как болванчик у которого вот-вот кончится завод, медленно так задумчиво. — Наверное… интересно. — Вы не знакомы? — Нет. — Это довольно непопулярная поэма, — не то чтобы я хочу прийти на выручку этому негодяю, но это правда. — А ваш любимый поэт? — Я стихов не читаю. — безапелляционно заявляет он. Ну еще бы! Когда ему приобщаться к прекрасному, любовниц ведь нужно развлекать. — Тогда зачем вы заговорили об этом? — Вы-то явно читаете. Все вы по этой ерунде сами не свои. Хотел спросить про то, что вас интересует, это ведь вежливо, не так ли? Интересоваться тем, что важно для собеседника. — О, да. Разумеется. М… Сколько партнерш вы обычно меняете за одну ночь? — выдаю с невозмутимым видом. Хардман поднимает брови, но тут к нам подходит хозяин и ставит поднос. На нем две покрытые инеем стопки, наполненные бордовой настойкой. — Наша фирменная сливянка. Хардман поднимает стопку, я разумеется и не думаю пить. — Попробуйте, мисс, она совсем не крепкая и очень вкусная. За счет заведения. — улыбается хозяин. Теперь отказать невежливо, покорно беру стопку. Мы чокаемся, отпиваю пол глотка. Хардман осушает до дна. Хозяин уходит и мы снова остаемся наедине. — Вы интересуетесь моими партнершами с какой-то конкретной целью? — он раздражен и мне это очень нравится. — Потому что тогда лучше спросить напрямую, чем юлить. — Нет конечно. Просто хочу поговорить с вами о том, что вас интересует. — Судя по вашему тону, я сейчас должен с пеной у рта кинуться доказывать, что меня вовсе не интересует секс, я правильно понимаю? — Просто хотела сразу пояснить, что я, как и весь город, наслышана о ваших интересах, мистер Хардман. Углубляться в подробности вашего хобби не нужно. — Хм… Но на ваш вопрос я отвечу, мисс Валле. Не вежливо ведь не отвечать на вопросы, не так ли? Я участвовал в паре оргий в Белом замке, гнездо здешнего сира, слышали о нем? Очень стараюсь не покраснеть. Почему это я краснею, когда он так бесстыже изобличает свою порочность?! Не смей краснеть Вел! А ну, не смей, черт тебя дери! — Во время этих мероприятий партнеров считать не принято, да и некогда, но зато я сразу понял, что командная игра не для меня. Поэтому сейчас я ограничиваюсь одной, двумя волчицами за ночь. Он… он делает это с волчицами каждую ночь? К-каждую ночь он… Пытаюсь как обычно почувствовать презрение и отвращение, но в голову лезет его голая грудь, сильные руки и образы, в которых эти сильные руки обнимают, сжимают, прижимают к постели… Ну вот, начинается. Хочется реветь от досады. Будь я человеком, наверное плеснула бы ему в лицо что-нибудь и ушла. Но я не человек, и во мне сидит такой же голодный зверь как у него. Голодный до свободы, до побед, до удовольствия… Очень-очень голодный. — Извините что задала такой вопрос. Он был груб и неуместен. Прошу меня простить, — расправляю салфетку на коленях не смея поднять на него глаза. Если подумать, Хардман спросил меня про поэзию, а я его… Что за бес меня за язык потянул спросить такое?! — Хм, не великий это секрет, что я сплю с волчицами, не так ли? — Вас это совсем не смущает?! — возмущаюсь я. — Не смущает, что вы состоите в связи вне брака?! — Нет. А должно? Он улыбкой приветствует первые блюда. Мне достается суп, ему нечто огромное жирное и мясное названное «коленом». Мы приступаем к еде и разговор идет в ту область, которую я никогда не собиралась обсуждать с Рейнаром Хардманом: — Это вы живете по людским законам, мисс Валле. Связи вне брака под запретом, стишки эти ваши, магические штучки, чтобы усмирить зверя. Вы выросли и воспитывались как человек. Ну а я вырос в стае волков-оборотней и живу как оборотень. И учитывая, что вы тоже двуликая, очень показательно, что это вы живете не так как следовало бы. — Довольно нахальное заявление, мистер Хардман. — Посмотрите на себя. Это нормально — довести себя до такого состояния отрицая собственную природу? — Моя природа — мое дело. Я живу так, как считаю правильным. А вы считаете нормальным спариваться как животные с любым без разбора кто пальцем поманит? Это ваша правильная природа? — У вас был любовник? — Да как вы смеете?! — Видимо, не было. — горестно вздыхает Хардман. — Может заведете? — Себя предлагаете, я полагаю? — Нет уж! — фыркает он, и я снова вспоминаю, что «любой волк скорее лапу себе отгрызет». Воспоминание опять шпарит меня обидой как и в тот раз. Да плевать мне, что он там себе думает! Меня обязательно кто-нибудь когда-нибудь полюбит и не за то, какая я в постели и не за внешность, а за душу. За мои высокие моральные качества!.. То есть… Полюбил бы, не выходи я замуж за двуликого, потому что моей волчице требуется регулярно выпускать пар и потому что дети у меня, по статистике, могут быть только от оборотня-волка. Но во всех поэмах, сказках и романах любовь всегда побеждала, вот и я считала, что выйду победительницей в схватке с похотливой волчьей природой. Что меня будут любить за душу, а не за внешность, что такая любовь — правильная, высокая. Так почему же так больно слушать, что я не привлекательна? От него, Рейнара Хардмана, который берет любую волчицу, что не прочь! До слез больно, аж, простите, выть хочется! — Как любовники, мы с вами в разных лигах, мисс Валле. И я далеко не ценитель женской добродетели. — он до ужаса презрительно фыркает, словно девичья добродетель это какая-то переоцененная ерунда. Это заявление ставит меня в полнейший тупик. — Н-но… Но так принято. Приличная девушка должна беречь… — осекаюсь и вспыхиваю. Да разве этому развратнику объяснишь, что такое честь, чистота и трепетность по отношению к женщине?! Умолкаю и демонстративно берусь за суп. Чего еще ждать от этого Хардмана. Только одно удивляет — он как будто вовсе не пытается со мной флиртовать, а ведь должен бы. И на прямое предложения про любовников отнекивается. Как так? Он ведь тут именно для этого, я же прекрасно это понимаю. Соблазнить меня, скомпрометировать и вынудить пересмотреть контракт. — Двуликая ничего и никому не должна, даже быть «приличной» по людским меркам, — говорит Хардман и откусывает такой шмоток мяса, что мне становится неловко. Ну и манеры у этого волка! — Очень удобная позиция для вас. — Для меня? Почему это для меня? — Потому что у вас вдоволь удобных и непритязательных любовниц. — Мисс, с чего вы взяли, что мои любовницы непритязательны? — он впервые смотрит с лукавством, с крохотной искрой флирта и у меня позорно замирает сердце. Проклятье! Проклятье, проклятье, проклятье! — Потому что они выбирают вас, — язвлю скорее по привычке. На самом деле он красив, что уж там. Я прекрасно понимаю почему женщины его выбирают. Но это другие женщины, не такие как я. Мне нужно большее. — Может они выбирают меня именно потому, что другие мужчины хуже, не думали об этом? — Нет, не думала. Я вовсе не думала ни о вас ни о ваших любовницах до того момента как вы стали моим женихом. — Что же вы не вписали «любой, кроме этого «омерзительного» Рейнара»? — Контракт составлял мистер Густав. Я доверяю его суждению. — И он вписал туда «любой драный Хардман, которого не жалко». — Эт-то не так!.. — А как? Опускаю глаза и вяло мешаю суп ложечкой. Контракт составлял глава семьи Густав Валле и его армия семейных юристов. Отношения с опекуном у нас…сложные. Официально я ношу фамилию Валле и меня обучили и ввели в ремесло, но забыть о том, что Густав Валле не мой отец не давали никогда. Он условился о помощи в моем первом обороте. Клан Хардманов прислал…специалиста. Меня передергивает даже сейчас, после стольких лет. Взамен я должна была по достижению брачного возраста стать женой кого-то из их волков. На тот момент предполагалось, что я буду общаться с местными двуликими и наверное с кем-то возникнет симпатия. Но мой первый оборот был так ужасен, так…грязен. Я три дня не выходила из комнаты, а когда вышла на шее висел артефакт. Зубами вырвала себе право жить как человек, и все эти волчьи инстинкты больше не могли на меня влиять. Составляя контракт, опекун спросил меня кого из Хардманов «мне надо». Именно в такой формулировке. Я растерялась и промолчала, и он раздраженно фыркнул «понятно». Когда на пороге объявился Лекс Хардман в статусе моего жениха, я обоснованно решила, что он вписал его: куртуазного, галантного обходительного. Решила, что опекун таки позаботился обо мне хотя бы так, выбрав самого цивилизованного волка в этой ужасной стае. Только вчера на обсуждении контракта как снег на голову обрушилась эта формулировка: на усмотрение главы семьи Хардман. Они могли дать мне любого. Сначала чуть позорно не разревелась от такой жестокости, но потом… Кого из волков мне «надо»? Никого. Никого из них не знала и не желала видеть своим мужем так какая разница. Но сейчас, глядя на этого мерзкого развязного Рейнара, очень жалела что не написала «кроме него!». — Мне равно не хочется вступать в брак с любым волком из вашего клана, поэтому не существенно кто именно станет моим супругом. — Мда-а, у вас точно не было любовника… — глубокомысленно вздыхает Хардман. — Не было и не будет. Я собираюсь хранить чистоту до свадьбы. Ожидаю, что уж сейчас он возразит ну хоть что-нибудь. Я же знаю, что батюшка отправил его меня соблазнять. — У вас все шансы, — Хардман придвигает к себе блюдо с ребрышками, оно точно привлекает его больше чем я. Меня снова жжет постыдная, глупая обида. Вот значит как?! Ну и прекрасно! — И вы не будете склонять меня к близости? Он смотрит на меня так, словно я предложила обрить его волка наголо: — Да делать мне больше нечего! — Поклянитесь. — Что? — Поклянитесь, что не будете склонять меня к близости до свадьбы. — Виолетта, я смогу с вами переспать, только если вы встанете на колени и очень сильно поуговариваете. Не могу сдержать облегченного вздоха. Представить, чтобы я встала на колени и умоляла о таком невозможно, а значит это уже похоже на слово. — Что ж… Благодарю вас, — серьезно говорю я. Хардман смотрит как-то странно растеряно и вдруг смущенно кашляет. — Я прекрасно представляю с какими надеждами мистер Август решил сделать вас моим женихом, ваша репутация говорит о многом. Рада слышать, что вы не будете таким образом пытаться повлиять на контракт. Быть может, вы все-таки вернете мне мой артефакт, тогда бы я… — Нет! — рычит он зло. Обиженно замолкаю, откладываю ложку и вытираю руки салфеткой. Это точно можно считать маленькой победой, все-таки слово волка, да еще и без двух минут альфы клана не может быть совсем уж пустышкой, но радости отчего-то нет и в помине. «Любой волк скорее лапу себе отгрызет.» И почему снова хочется скулить? Неужели он настолько нравится волчице? Но я пока совсем ее не чувствую, влияние артефакта еще не выветрилось. А значит ли это, что досада только моя и ничья больше? — Благодарю вас за обед, заканчивайте без меня, я очень спешу, — бормочу приличествующие фразы, а у самой позорно щиплет нос. — До свидания. Встаю, надеваю перчатки и поправляю шляпку. Хардман внимательно смотрит на меня и морщит нос. Снова презрение? Но нет, что-то другое, словно увидел что-то новое. — Что такое? — прикрываю перчаткой рот, спохватываюсь и достаю зеркальце. Наверное что-то на лице или, не дай Боги, зелень застряла в зубах. Но на лице все в порядке, а зубы я конечно перед Хардманом проверять не буду. — Ничего, — он отворачивается к своей тарелке. — До свидания. Выхожу из ресторана и иду обратно на стройку. Хардман больше не появляется, я вздыхаю с облегчением… и непонятной досадой.