***
Блеск. Уроки кончились еще час назад. Директор решил вызвать меня к себе, дабы уладить некоторые вопросы. И отмазка о том, что дома меня ждёт сестра, не прокатила. Владимир Аркадьевич спокойно позвонил ей в магазин, и сообщил, что приду я ближе к вечеру, и волноваться ей не о чем. Чёрт. Все мои одноклассники давно разошлись по домам, да даже у Поли скрипка кончилась. Зато, мы всё уладили! — Гадство… — проговорила я вечерней улице. Разумеется, успело стемнеть, а потому пришлось идти чуть ли не наощупь и вглядываться в каждый куст. На мою радость, на улице никого не было. Так что до дома я добралась быстро, и без происшествий. — Кариш! Я пришла, — подаю голос на весь дом, дабы сестра точно услышала. Но ответа не последовало. Видимо, ушла куда-то. Она частенько уходила к подругам в гости, или по другим своим делам. Дома было тихо, и оттого по-особенному уютно. Быстренько раскидав по столу все нужные предметы для выполнения домашних заданий, сажусь за стол и начинаю страдать. Время летит быстро, а потому, когда я со стоном откидываюсь на спинку стула, ведь моя спина находилась в одном и том же положении пару часов, настенные часы показывают половину девятого. И чем дальше заниматься? Спать ещё рано, а играть на гитаре не очень охота… Рисую я неплохо, но снова долго сидеть в одном положении желания нет. Выбор не велик, а потому быстренько одеваюсь в тёплую одежду и спешу на улицу. Как раз появилось желание сходить к мосту через речку. За время переезда ни разу там не была, хотя ближе всех к нему живу. — Ну, вот сейчас и побываю, — тихонько проговариваю мысли в слух, закрывая входную дверь на все обороты замка.***
На улице, как обычно, прохладно, и идёт легкий снег. Идти приходится по небольшим сугробам, из-за чего ровное дыхание сбивается. Ноги утопали в снегу до тех пор, пока я не вышла на относительно вычищенную дорогу, что вела прямо к мосту и дальше. Здесь явно побывал дворник, так как трактор бы сюда не въехал, деревья с длинными ветками не позволят. Зато сейчас, уже подходя к финальной точке своего маршрута, я слышу тихий гул где-то за тайгой, на центральной дороге. Скорее-всего, это как раз трактор. Он, по-моему, один на весь посёлок. Хотя, точно не знаю. Через пару секунд, я уже вижу мостик. На улице темно, свет фонарей сюда почти не попадает, но мне удается разглядеть, что мост покрашен голубой краской, которая была сильно стерта в нескольких местах. Похоже, им давно не занимались Щели между деревянными досками, по которым не один год ходили люди, также говорят об этом. Да и в целом, мост был не в лучшем состоянии. Речка Ольшанка покрыта слоем льда ближе к своей середине, а у берегов уже была вода. Положив руку на перила, гляжу дальше, подмечая, что река через пару десятков метров заворачивает направо. Дальше через лес течёт, в сторону дома Антона. Вдруг, меня с силой толкают в спину, из-за чего еле сдерживаюсь на ногах. — Ну что, уже не такая борзая? — звучит омерзительный голос, и я тут же оборачиваюсь к его обладателю. Бабурин явно был доволен собой, наблюдая за тем, как я корчусь от пульсирующей боли в спине. Превозмогая неприятные ощущения, ухмыляюсь. — Со спины нападаешь, серьёзно? А мне казалось, что в тебе есть хоть что-то благородное. Семён кривит губы, а его брови сводятся к переносице. — Срать я хотел на твое мнение. Ты полезла не в своё дело, а потому закрой рот и получи пизды! Не успеваю опомниться, как парень подбегает ко мне и бьёт по лицу. Успеваю лишь испугаться, когда кулак с кольцом-печаткой врезается мне в щёку. В глазах на секунду темнеет, голову ведёт в сторону, а в следующую секунду я уже лежу на земле, а точнее, на мосту. Пошатываясь, стараюсь приподняться на локтях. Становится холодно в районе макушки, похоже, с меня слетела ушанка. — Урод… — проговариваю я, но сразу понимаю, что Семён это услышал. Ведь его пальцы впиваются в мои волосы. Вскрикиваю, хватая его за руку. Он тянет меня вверх, к себе, прямо за волосы. — Я не расслышал. Ну-ка повтори, Лерочка! Не давая опомнится, Бабурин бьёт носком ботинка чуть выше живота, в грудь, из-за чего голос срывается на хрип. Как же больно! В глазах собираются предательские слезы. Приходится зажмурится и прикусить язык, дабы не закричать. — Как при всех пиздеть так смелая, а тут резко замолчала! — Усмехается Семён, дёргая за волосы ещё сильнее. Кажется, он вырвал мне парочку. Вот обидчивый идиот… Сам виноват в том, что других людей унижает. Это явный признак слабости. — Свин ты самый настоящий! — Заявляю я, свирепо глядя ему в глаза и всё ещё хрипя. — Урод моральный. Такие громкие слова ему явно не нравятся, и он отпускает меня, из-за чего падаю обратно на мост. Тут, ко мне приходит страшное осознание. Мы здесь одни, до ближайшего дома, минут десять, и то, он мой. Сестры дома нет. Если он захочет что-нибудь сделать, я ничего с этим не по делаю. Была уверенность в том, что Семён поехавший, раз вытворяет такие вещи. — Совсем ахуела, сука, — прошипел Бабурин, а мне становится по-настоящему страшно. Он сильнее и больше меня, и злее… Кричать нет смысла, вряд ли кто-то услышит. А отбиться у меня не получится. Семён одним движением хватает меня за пальто, отчего ткань трещит по швам. — Ну что, всё молчишь? — он вновь бьёт меня по лицу, на этот раз слабее, но щека начинает болеть ещё больше. — Извиняйся за свой гнилой базар, сука! — воскликнул Бабурин, приближая моё лицо к своему. Я сейчас задохнусь от запаха, что исходит из его рта. Какая мерзость. — Извинений ты никогда от меня не услышишь, — скалюсь, глядя на то, как парень заводится пуще прежнего. — А потому иди нахуй. Мой голос хриплый и тихий, но было так приятно говорить ему эти слова. Правда, после данного заявления, Бабурин бьёт меня коленом в живот, из-за чего сгибаюсь пополам от страшной боли. — Со слухом плохо? Хорошо, повторю: пошёл нахуй, урод! Последние слова стараюсь выкрикнуть как можно громче, чтобы весь лес это услышал. Семён грузно выдыхает, и в следующий момент со всей силы толкает меня в сторону, дабы приложить об перила моста. Он не рассчитал, что сейчас я ослабела, и держать равновесие мне очень трудно. Столкнувшись с твёрдым деревом, заваливаюсь назад. Только когда перестаю чувствовать устойчивую поверхность под ногами, то понимаю. Я перемахнула через перила моста, и сейчас лечу вниз. Слышится громкий хруст льда, а потом мое тело уходит под воду. От шока, мои глаза открываются, а рот искажется в безмолвном крике. В кровь начинает поступать адреналин, а до меня доходит, что ещё пару секунд, и я умру. Забыв про боль во всем теле, быстро работаю руками и ногами, дабы быстрее оказаться на поверхности. Вода полностью пропитывает одежду до самой кожи. Я выныриваю практически в том же месте, где и провалилась. Благо, течение у реки слабое. Дрожа от холода, локтями бью тонкий лёд и прокладываю себе путь к берегу. Своё тело я перестала чувствовать. С одной стороны, боли больше не было. С другой стороны, было страшно от этого. Так и до обморожения недалеко. Когда я выползаю на берег, пальцами ухватываясь за снег, то радостно выдыхаю. Выбралась! Но моя радость тут же испаряется, когда у меня не выходит пошевелить пальцами. Как же холодно… Понимание того, что нужно добраться до дома, чётко отпечаталось в голове. Но я не могла сдвинуться с места, и просто лежала на снегу с дикой болью в груди. Было даже больно дышать. Тело окончательно вышло из-под моего контроля и обмякло. Прикрываю глаза, ведь это единственное, что у меня получилось сделать. Слышу тихий шум воды, это слабое течение реки. Через пару секунд, все звуки уходят на второй план. Сознание меня покидало. Выходит, вот так я умру? Говорят, что перед смертью вся жизнь проносится перед глазами — чушь. Есть только адская боль в груди и дикий холод. Всё. Дальше ничего нет.