Птичка

— …Очнись! Не знаю, сколько я пролежала на холодном снегу. Но мой организм всё ещё функционирует, раз чей-то голос слышу. Значит, пока жива. — Орлова! — с трудом приоткрываю глаза. На ресницах появился иней из-за минусовой температуры. Вижу плохо. Чувствую, что кто-то с силой, из раза в раза, нажимает на мою грудь. Мне массаж сердца делают? — Я жива… — собственный голос невыносимо тихий, но человек его слышит. — Блять… — он прерывисто выдыхает, упираясь лбом мне в живот. Потом резко подрывается. — Не отключайся! На меня смотри! Перевожу взгляд на темную фигуру, по голосу примерно понимая, кто передо мной. — Пятифан? — закашливаюсь на последнем слоге, но парень понимает. — Я, — Рома помогает мне сесть. В моем теле до сих дикая слабость, а холод пробрал до самых костей. Сил хватает лишь на то, чтобы оставаться в сознании и глядеть на своего спасителя. Пятифан выглядит довольно спокойным, насколько это возможно в данной ситуации. На щеках розовый румянец, есть небольшая отдышка. С каждым выдохом парень выпускал наружу облачко пара. — Раздевайся, — пару раз удивлённо моргаю, стараясь переварить услышанное. — Орлова, блять! Жить хочешь, значит — раздевайся! Его приказной тон действует словно гипноз. Начинаю снимать пальто так быстро, как это возможно. Рома помогает, а сам одновременно объясняет: — Если в ледяную воду попала — нужно одежду снять. Ни в коем случае в ней не оставаться, иначе быстрее загнёшься. На уроках ОБЖ говорили, — с холодной чёткостью говорит парень, стягивая с меня свитер. Я ему верю, ведь большего холода, находясь без верхней одежды, не чувствую. Когда я остаюсь в одной рубашке, Рома поворачивается ко мне спиной, и велит: — Тоже снимай, — негнущимися пальцами расстёгиваю мелкие пуговицы, отбрасывая замёрзшую деталь одежды в сторону. Сейчас понимаю, что на мне остался лишь бюстгальтер. То есть, фактически, обнажённая перед ним. Поднимаю руки к плечам, стараясь прикрыться. Но парню не до этого. Недоумённо наблюдаю за тем, как он резво стягивает с себя кожаную куртку, оставаясь в одной олимпийке. Вдруг, Пятифан протягивает её мне, при этом говоря: — Бери и надевай. Быстро, — произносит он, так и не глядя на меня. Возразить нет сил, а потому соглашаюсь и забираю кожанку. Стоит мне облачиться в неё, как ловлю самый настоящий кайф. Куртка была нагрета, и не выпускала тепло обратно. Прячу в длинные рукава свои посиневшие пальцы, сильнее кутаясь в кожзам. Пятифан усмехается, и подходит ко мне, сразу подхватывая за плечи. — Надо встать, давай, — теперь Рома старается говорить более дружелюбно, менее холодно. Хватаю его за предплечья и медленно переставляю ноги, дабы подняться как можно скорее. — А как же ты? — хрипло спрашиваю я, намекая на то, что парень остался в одной олимпийке. Замёрзнет ведь. — Мне нормально. А ты вот помереть можешь, — Рома внимательно следит за тем, как я поднимаюсь. Он довольно выдыхает, когда понимает, что относительно твёрдо стою на ногах. — За меня держись, — бросает Пятифан и опускается на колени, протягивая руки к моим сапогам. Четко следую его указаниям, и упираюсь ладонями ему в плечи, пока он снимает с меня обувь. — Без них лучше, ни то пальцы на ногах отморозишь, — заключает Рома, разгибаясь. О вещах я не беспокоилась. Сейчас было важно добраться до дома. Вдруг, осознала, что Бабурин — причина моего состояния — просто слинял. Его не волновало, умею я плавать, не умею. Он меня бросил, понимая, что это, возможно, моё последнее «плаванье». Похоже, парень примерно понял, о чём я думала, но промолчал. Вместо этого, он вновь опустился на колени, на этот раз спиной ко мне. — Залезай, — хлопаю ресницами, молча уставившись на мужскую спину. — Иначе здесь оставлю. Вздрагиваю, тут же хватая парня за плечи, а он в свою очередь, берёт меня за ноги, и встаёт. Пятифан сразу начинает идти, причём довольно быстро. — Пиздец, ты ледяная, — выражает своё удивление парень и перехватывает меня поудобнее.

***

Вдруг, когда мост остаётся позади, я кое-что соображаю: — Зачем помогаешь? Мог просто пройти мимо. Не твоё ведь дело, а значит, не волнует, — выражать даже собственные мысли удавалось с большим трудом. Рома, почему? Он не мог просто так на меня наткнуться. По берегам речки никто не ходит, там всё кустами заросло. А Пятифан нашёл. — Ты бы умерла, — констатировал факт парень. — Я слышал, и даже видел, что делал Бабурин. Домой в это время возвращался, можно сказать, мимо проходил. У меня в груди поселилось отвратное чувство. Видел, да? И просто наблюдал?! — Скажи спасибо своей гордости, что ты под него не прогнулась. Если бы ты извинилась, или пощады запросила… Поверь, нашли бы по утру твой окоченевший труп. Я съёжилась от слов Пятифана. Понять его можно, но мне было трудно. С другой стороны, в итоге, он помог. — Выбить бы Бабурину все зубы, — прошипел Пятифан. — Поступил, как трус. Хотя, ты тоже хороша, — округляю глаза, уставившись в бритый затылок парня. — Я ведь тебя предупреждал. Сама виновата, — задыхаясь от гнева, бью Рому по плечам и хмурюсь. — «Сама виновата»? Ты серьёзно?! — вскрикиваю я, из-за чего горло начинает болеть, но мне стало наплевать. — Этот урод первый ко мне полез! И он не только мне досаждал! — Птичка, — сурово обратился ко мне Пятифан, повернув голову, — я тебя прямо здесь брошу, если продолжишь брыкаться. Стоило мне допустить мысль, что Рома с Семёном чем-то похожи, как Пятифан жёстко произнёс: — И да, не смей меня сравнивать с этим куском дерьма. У тебя было время понять, насколько мы разные, — голос парня звучит твёрдо и убедительно До меня дошло, что его слова чистейшая правда. Он смотрел на мои страдания, дабы убедиться в своих суждениях и увидеть, как я поступлю. Мне стало жутко от мыслей, чтобы случилось, если бы моя гордость пошатнулась, и я бы извинилась перед рыжим уродом. Во всех словах Ромы была суть, а потому поспорить мне было не с чем. — Ну, и как, я оправдала твои ожидания? — вопрос задала осторожно, Рома на него лишь насмешливо хмыкнул. — Я от тебя ничего не ожидал. Раньше думал, мол, девчонка, чего можно ждать? Но сейчас я поменял своё мнение, — Пятифан мотнул головой, и устремил свой взор вперёд, зашагав при этом ещё быстрее. — Давай, показывай где живёшь. Неохота долго с раненной птицей возится, — он неисправим. Ладно, мне грех жаловаться. Спасибо, что вообще решил мне помочь. Быстро объясняю Роме, куда нужно идти, а потом мы оба замолкаем. Подул холодный ветер, играясь с моими волосами. Только сейчас я поняла, что на моей макушке не было шапки. Последняя вещь от отца, бесследно пропала в тайге. Осознание этого больно кольнуло в груди, но долго думать об этом, у меня не получилось. Кажется, я начала мелко дрожать от холода, так как Рома ускорился и тихо обронил: — Потерпи, почти пришли. Глаза постепенно слипаются, из-за чего оставаться в сознании становилось всё сложнее. Плюсом, у меня началась дикая головная боль. Лоб, вместе с висками, будто стянули железным обручем, и с каждой минутой затягивали его всё сильнее. Я прислонилась лбом к прохладной олимпийке парня, понимая, что горю. — Сука… — последовала реакция от Пятифана, когда он почувствовал, что моя голова горячая. — Прости, — еле слышно извиняюсь, стараясь не расцеплять пальцев, и держаться за мужские плечи. Рома фыркает. Последнее, что я слышу перед тем, как отключится, это негромкая фраза: — В следующий раз, помощи от меня не жди.