Горящий род

      Кристон сделал резкий выпад вперед, заставив своего нового подопечного от неожиданности упасть. Корвен Баратеон, несмотря на свою мускулистую слаженность, двигался очень медленно и неловко. Учитель, каким его одарили, был смертоносным и наносил удары тренировочным мечом как настоящим. Эймонд выучил все замашки Кристона и знал, какое движение последует дальше. А вот бедный Корвен, еще только изучающий искусство боя, этого не ведал и тыкался, как слепой котенок.       Тренировка была в самом разгаре. Эймонд наблюдал за ней со смотровой площадки, шурясь от солнца. Отчетливое постукивание деревянных мечей отдавался эхом со стен замка.       К слову, здесь многое изменилось с тех пор, как они отвоевали столицу. Разрушенные стены заново отстроили; они стали еще больше и толще, чем были. Ворота возвели заместо самых старых и неудобных — теперь замок был под надёжной защитой из кирпича и гранита. Но чтобы отстоять всю эту красоту, нужны люди. Городская стража нуждалась в ответственном командире. Эймонд был бы рад этим заняться, но в ближайшее время его здесь не будет. Посоветовавшись с Отто, он поговорил с Гвейном Хайтауэром и передал ему командование. Теперь дядя посвящал спокойствию в городе дни и ночи напролёт, а Эймонд избавился от лишней ноши.       Совсем скоро он покинет столицу, чтобы отправиться навстречу новым опасным завоеваниям. Это было всяко лучше, чем сидеть в четырёх стенах и потихоньку сходить с ума. Последние события не прошли бесследно и оставили неприятное послевкусие на языке. Он плевался и изливался в желчи, чтобы забыть, но такое не забывают. Не тогда, когда это касалось собственной матери, которую он уважал и почитал как священное божество, а на деле она оказалась такой же мнимой почитательницей богов, как и все остальные.       Семеро учат даровать прощение тем, кто этого заслуживает. Но Эймонд перестал учиться прощать. И перестал верить в тех, кто сходит с пути. Мать пыталась привить ему любовь к ближнему, но эта же любовь её и совратила. Теперь он и слышать не хотел про безбожную веру и снёс все знаки, когда-то украшавшие своды стен, и гобелены. Теперь это было бесполезной кучей барахла, над которой так открыто поиздевались и выбросили.        — Ну же, поднажми! — крикнул Коль, подначивая Корвена броситься на него.       Юноша, весь красный и потный, замахнулся и побежал. Кристон ловко увернулся, однако помедлил и дал ученику себя ударить. Минутная радость охватила Баратеона. Он поднял руки, победно вскрикнув, но Коль взял и сбил его с ног. Бедняга свалился лицом в песок и закашлялся.       Эймонд захохотал и захлопал.        — Ты держался из последних сил, Корвен! Не забывай об одном: сир Кристон никогда не заканчивает поединок своим поражением.       Рыцарь засмеялся. Несмотря на возраст форма у него была подтянутой и жилистой. Лишь легкие морщины появились на смуглом лице, как признаки прошедшей войны. Он подал руку ученику и помог тому подняться, но не прошло и секунды, как Корвен вскочил и столкнул его на землю, подставив деревянный меч к горлу.        — Ну и кто здесь выиграл? — усмехнулся он, смахивая со лба густые чёрные волосы.       На какой-то миг Эймонду показалось, что Кристон сейчас разозлится и размажет его блестящую ухмылку с лица, но этого не последовало. Он только смиренно кивнул и принял помощь Корвена, тяжело встав с земли.        — Что ж, на этот раз победа действительно твоя. Ты хорошо поработал.       Парень вскинул голову, ловя взгляд Эймонда. Его пробивала гордость за свои свершения и искренняя благодарность своему покровителю за оказанную ему честь тренироваться с великим рыцарем. Принц только кивнул и отвернулся зрелой стороной, чтобы спрятать глумливую усмешку. Одна услуга, а сколько преданности.       Следом на тренировочную площадку вышел юный король, разодетый в легкую кожаную броню. Деревянный меч, подаренный Эймондом после возвращения из Долины, был с ним. Кристон поклонился ему и пригласил к соломенным чучелам, сделанным специально для начальных тренировок.       Пока он объяснял Джейхейрису более легкие упражнения при нападении, к Эймонду подошел Дейрон, тоже наблюдавший за этим зрелищем.        — Такими темпами он тебя быстро уделает, не пройдёт и года, — фыркнул он, смеясь и рассматривая, как мальчик пытается удержать меч одной рукой.        — Очень на это надеюсь, — без шутовства ответил тот. — Слабых королей на троне нам хватило.       Тут Дейрон вполне серьезно нахмурился. Последнее время его вообще не было видно. Обычно он нянчился с Визеррой или сидел подле кровати Илизы. Она совсем слегла. Мейстер подозревал выкидыш, поэтому заставил девушку соблюдать постельный режим, пока ей не станет лучше. Дочка — единственное, что радовало бедного мужа и отца. Но даже его скорбящее по свободе сердце скучало по воле и стремилось вырваться из клетки обязательств.        — Когда ты отправишься в Дорн? Можно мне полететь с тобой? — тихая надежда отразилась в его голосе, но даже ей не было суждено сбыться.       Эймонд не хотел никого брать с собой. Полет в Дорн служил ему глотком свежего воздуха после всего того, что случилось с ним здесь. За раз его доверия лишились сестра и мать. Он начал подозревать, что если останется здесь еще на какое-то время, то увидит врага в родном брате.       Наверное это и были последствия войны — видеть в родных самых свирепых противников, ведь только близкие могут ударить тебя в самый предательский момент.        — Нет, Дейрон, я полечу один, — отрезал Эймонд. — Это моя миссия.       Брат скривил губы, как делал это в самых редких случаях, когда им пренебрегали и считали маленьким для подвигов. Он хотел было что-то сказать, но Эймонд опередил его.        — Хочу побыть один. Да и мне не понадобится еще один дракон. У меня Вхагар и Айронвуды — этого хватит.       С этим Дейрон спорить не стал. Письмо от Дэзиеля Айронвуда пришло неделю назад. Лорд выразил согласие в сотрудничестве и пообещал при первой же возможности поклясться королю в верности, а пока с него потребовали начать сбор войск и союзников. Скоро прилетит сам принц Эймонд, и тогда-то Дорн утонет в крови.        — Ну как скажешь. Сам же лишаешь себя прославленного воина с Темной Сестрой на поясе! — с ноткой дельной высокомерности сказал Дейрон и приосанился, вскинув меч. Только не удержал его и уронил. — Да твою ж…       Эймонд снова расхохотался.        — Я тебя сколько раз учил не трясти им над головой?        — Больше, чем сам Ормунд Хайтауэр, — буркнул тот. — А между прочим это он был моим наставником, а не ты. Так что же, ты так и не ответил, когда отправляешься.        — На днях.       Дейрон присвистнул, нагнувшись через балкон, чтобы посмотреть, куда упал меч.        — Ты полетишь без войска? Не думаешь, что это слишком самонадеянно? Даже Эйгон Завоеватель с Балерионом не смог обуздать целый континент.        — Поэтому я и пригласил Рокстонов на беседу.       Одноглазый кивнул в сторону пришедших просторских друзей, прибывших сюда на коронацию и оставшихся на какое-то время в столице. Все знали Джона Рокстона, прославленного воина и верного помощника «зеленых», но его сыновьям — Гвейну, Лорасу и Хорасу не хватило времени, чтобы показать себя. Эймонд видел их только один раз перед битвой с Рейнис и Мелеис, а после победы те отправились склонять Простор. Именно их шлюха Лотта, которую те привели в лагерь, лишила Дейрона мальчишеской невинности и в последствии родила ему дочь. Словом, Рокстоны внесли большой вклад в их общую победу.        — Не думаю, что какие-то Рокстоны помогут тебе преодолеть пустыни и песчаные бури… — скептически фыркнул брат.       Эймонд пожал плечами. Он знал Джона достаточно долго, чтобы предложить ему отправиться с ним. Почему-то в нем была твердая уверенность, что он может ему доверять. Джон был забавным, если его можно было таким назвать, и не надоедливым. Это Эймонд в людях ценил. В его лице он может найти если не друга, то товарища.       Рокстон теребил свою густую черную бороду и, увидев принца, направился к нему. Вместе с ним был его старший сын Гвейн, сверстник Эймонда, такой же высокий как отец и с тем же громким голосом, каким славятся все Рокстоны.       Когда они подошли, Эймонд поближе рассмотрел Рокстона-младшего. Короткие темные волосы были зачесаны набок, открывая вид на длинный розовый шрам на сбритом виске. Еще не выросшая щетина еле-еле росла над верхней губой и под подбородком, оголяя маленькую ямочку. Глаза заблестели при виде принца или, скорее, при виде его сапфира. Откровенное любопытство отразилось на лице Гвейна вместе с дурашливой улыбкой. Он был выше и крепче отца, но куда веселей и несерьезней.        — Пойду я меч доставать… — вздохнул Дейрон и ушел.        — Обойдемся без прелюдий, — начал Эймонд, проводив брата взглядом. — Скоро я отправлюсь в Дорн. Я бы хотел, чтобы вы были со мной.       Глаза Гвейна загорелись. Даже Джон вскинул брови. Не сказать, что это предложение его удивило, скорее наоборот, он ждал, когда ему это предложат. Иначе он зря оставался в столице?        — Это приглашение или приказ? — спросил он.        — Да какая разница, бать? — взвился Гвейн, доставая из ножен небольшой клинок. Эймонд прищурился, заметив, что лезвие оружия весьма похоже по размеру со шрамом на виске.        — Да заткнись, оболтус, не с тобой разговариваю, — Джон несильно ударил его по затылку. — И убери кинжал, иначе случайно выколешь принцу второй глаз.       Эймонду с трудом удалось сдержать смешок. Джон не церемонился перед лицами, власть которых была почти безгранична. За это он ему и нравился — за прямоту. И еще за тот случай во Рве Кейлин, когда Эймонд чуть было не прикончил Элдрика Аррена. Только Джон осмелился вмешаться, несмотря на неконтролируемую злость принца, граничившую с безумным припадком.        — Считайте это просьбой, — протянул он, вперив в Гвейна невидящий взгляд.        — Да давай, па, поедем! — начал голосить тот, и отцу снова пришлось его ударить. Тот обиженно потупился.        — С Дорном воюют либо смельчаки, либо глупцы, — шикнул на него Джон и приосанился. — Так пусть же нас считают смелыми глупцами. Мы поедем, ваше высочество.       Гвейн забыл о минутной обиде и победоносно воскликнул. Было видно — юноша явно не усидчивый. Эймонда это даже позабавило, чем раздражило.        — Сколько у вас людей? — спросил принц. — Я намереваюсь преодолеть Костяной путь за пару дней — это более короткая дорога до Айронвуда.        — Три тысячи, не считая скудной конницы. Но, как я понимаю, там она не понадобится, если мы хотим быть незаметны дорнийскому глазу, — Джон задумался. Эймонд невольно внимал его голосу — как никак, Рокстону шел четвертый десяток, он имел опыт в битвах побольше, чем он. — Если мы пойдем по Дорнийским маркам через Штормовые земли, то столкнемся с Вилем — замком, стоящим у самого основания Красных гор. Волей-неволей нам придется пройти мимо него, не говоря уже об опасных тропах в самих горах.       Рассуждал он здраво, будто заранее продумал ответ и стратегию. Эймонд тоже раздумывал над безопасностью дороги, но не внимал ей должного внимания. Вхагар сделает все за него.        — С тремя тысячами мы не осадим замок, но мы можем его сжечь. Виль не так важен.       Джон недоверчиво прищурился, но ничего не сказал. Возможно он думал, что Эймонд знал, что делал. Во всяком случае он скрыл это за вальяжной улыбочкой, предвкушающей новые приключения.        — Тогда мы с сыном отправимся завтра в Звено собирать войско. Я сообщу, когда будем готовы.       Принц согласно кивнул и проводил их взглядом. Гвейн все равно тайком от отца крутил в руках свой кинжал и напоследок сделал ловкий фокус пальцами: сначала спрятал ножик в рукаве, а потом вытащил его из другого.        — У меня тоже есть ранение, — довольно сказал он, гордясь своим увечьем, и указал на висок кончиком ножа. — Случайно порезался, когда учил этот фокус.        — Гвейн! — крикнул Джон.       Он закатил глаза, поклонился Эймонду и побежал. Глупый, легкомысленный, но достаточно сильный для похода. В нем бурлила юношеская энергия, которой так не хватало Эймонду, а ведь они были одного возраста! В отличие от него он чувствовал себя уставшим стариком, которому хотелось покоя. Возможно, Дорн изменит его в лучшую сторону и вернет ему былой задор, о котором он уже забыл.       Сейчас это был не бывший Эймонд, несущийся навстречу смерти. Сейчас это был Эймонд, который не мог выбросить из головы мать, сестру, ее пророчество. Все это, словно большой снежный ком, навалилось на голову и придавило к земле, а руку, чтобы выбраться, никто ему не подал. Он с трудом гребет снег, чтобы глотнуть воздуха, но его так много, что вместо нового сделанного отверстия валится еще больше снега. А он холодный. И промозглый до костей. Его не хочется трогать, хочется спрятать покрасневшие руки в карманы, но тогда он по голову утонет в снежной лавине. И не выберется.       Сейчас он копал и копал, пытаясь найти оправдание, пытаясь найти хоть одну причину, почему мать связала свою жизнь с калекой. Да еще не простым калекой, а с самым, мать его, жутким и непонятным человеком. Кто он?       Кто такой Ларис Стронг на самом деле?       Эймонд шел, и ритм его шагов отбивал барабанную дробь, ударяя по ушам. Коридоры на этот раз были пустыми. Большинство его обитателей разъехались по домам, к своим семьям, с которыми их разъединила война. Казалось, что его сердце успокоится в присутствии своей семьи, но оно только встревожилось и стало биться о прутья ребер, как загнанная в силки птица. Здесь ему не было места. Зря он надеялся, что с окончанием войны все встанет на круги своя. Ничего не станет так, как было.       Эти коридоры повидали многое — их побег, смерти и казни людей, новые праздники, но они никогда не станут такими, какими были — родными. Никогда в них не ступит нога брата. Никогда больше они не будут их убежищем.       Он вошел в свою опочивальню. У него были гости.       Марис нянчила на руках маленькую Визерру, пока Алисента игралась с Дейнис и Мейлором. Две женщины находили отдушину в детях.       По сравнению с девочками маленький принц был выше их на голову и уже вовсю разбрасывал по ковру игрушки. Он мямлил какие-то свои выдуманные слова и смеялся, видя, с каким упорством Дейнис пыталась ползти ему навстречу.       В комнате царило полное умиротворение, пока не зашел Эймонд. При виде матери он напрягся.        — О, Эймонд, ты пришел, — радостно воскликнула Марис, но увидев, что он стоит, недоуменно нахмурилась. — Проходи же.       Алисента сжала губы. Она все поняла. Давно все поняла. Последние недели Эймонд только и делал, что избегал ее. То ли боялся своих обвинений, то ли боялся убить ее этими обвинениями. Мать попыталась улыбнуться, даже похлопала по креслу, чтобы он сел рядышком, но Эймонд проигнорировал ее жест.       Тогда Алисента изменилась в лице и сухо сказала:        — Марис, возьми детей. Нам с Эймондом надо поговорить.       Та хотела было спросить в чем дело, но промолчала. Служанки взяли младенцев на руки и вышли. Марис укутала дочку, но та настойчиво вылезла из одеяльца и напоследок протянула папе ручки. Он поцеловал ее в голову и закрыл за ними дверь.        — Ты знаешь, — сказала Алисента, впившись в него внимательным взглядом.        — Я знаю что? — с граничащим гневом процедил он. — Что ты спишь с Ларисом Стронгом?       Женщина вздрогнула, будто ее наотмашь ударили, но все же сохранила внутреннее холоднокровие. Несмотря на злость сына, которая всегда сопровождалась неконтролируемым бешенством, она держалась стойко и даже смело. Как мать, как женщина, что знала весь его характер и не боялась дать отпор, и усмирить. Но сейчас она хотела только лишь защитить себя.        — Прошу, дай мне все объяснить, — сглотнув, прошептала Алисента.        — Объясняй, — взмахнув руками, он рухнул на стул.       Но та замолчала, будто боясь спугнуть его нарочитое безразличие. И была права: Эймонд разозлился пуще прежнего.        — Я жду! — рявкнул он, заставив ее вжать голову в плечи.        — Я не… я не переходила дозволенные черты, — голос звенел от растерянности и стыда. — Что бы ты ни думал, я всегда держала между нами должное расстояние.       Отвратительно. Это было мерзко. Почему он сидит и слушает ее истории любовных похождений?        — Мне плевать с кем ты трахаешься, мама. Я лишь хочу знать: почему он? Из всех завидных мужей ты выбрала его — мерзкого калеку! Который к тому же собирается жениться.       Внутренняя борьба королевы отразилась на ее лице. Она то и дело сжимала пальцы. Эймонд видел ее руки, видел в каком они состоянии, но сейчас в нем не осталось к ней жалости. Она сама довела себя до этого.        — Он во многом мне помог, Эймонд, — с трудом вздохнула Алисента. — Моя с ним связь обусловлена лишь долгом. Я даю ему насладиться мною взамен на все это, — она окинула взглядом комнату. — Если бы не он, мы бы тут не сидели.       Сын, искренне не понимавший ее мотивы, смотрел на женщину, знавшую с самого рождения, с непониманием.        — Это я взял столицу, а не он! — это вырвалось из него чуть ли не отчаянным стоном умирающего. — Я убил наших врагов в Долине, я взял Харренхолл, а не он! Ну почему, почему ты его защищаешь, мама?        — Он любит меня, — та бросилась к его ногам, чуть ли не рыдая. — Я для него не просто королева. Если бы не он, мой отец бы никогда не вернулся на должность десницы после изгнания. Мы всем ему должны, Эймонд. Пока Ларис за нас, за нами будет весь Вестерос.       Алисента судорожно сжимала его дублет и искала глазами его взгляд, но разозленный сын не хотел смотреть на эту падшую женщину. Он взял ее за запястья и разжал ее стальную, почти мертвенную хватку.        — Ты такая же, как Рейнира, — ядовито прошипел он ей в лицо. — Такая же шлюха.       Еще не задетое старостью лицо покраснело. Большие карие глаза налились слезами. Из ее горла исторгся судорожный всхлип. Ей было больно не из-за слов, а из-за ненависти собственного сына. Теперь она понимала его как никогда раньше. Та ночь в Хайгардене привиделась им обоим. Только сейчас они поменялись местами.       Эймонд встал, отбросив от себя мать с неприкрытым отвращением. Она последовала за ним и, чтобы остановить сына уйти, крикнула, удивляясь собственному напору:        — Ты не должен никому об этом рассказывать!       Он обернулся. В его душе не нашлось никакого эмоционального отклика — была пустота, зияющая и глубокая. Было только омерзение и желание смыть с себя эту пошлую грязь.        — Не волнуйся, никто не узнает о твоем любовнике. Даже отец. Спасибо богам, что он сдох раньше, чем дожил до этого момента       И вышел. Алисента посмотрела ему вслед — отвергнутая и разбитая. И снова потерявшая сына.                     Эймонд точил нож. Скрипучий звук успокаивал его после прошедшей сцены, но теперь комната, в которой все это произошло, напоминала ему о грязи, и он перебрался в спальню. Дейнис игралась на кровати, в то время как Марис ходила из комнаты в комнату, не находя себе места. Она молчала, но Эймонд читал ее слова на ее лице. Марис была открытой, как книга, и в этом была ее особенность.       В дорогу все было собрано, да и собирать было нечего, кроме меча и верных кинжалов. Эймонд решил, что не будет дожидаться, когда Рокстоны созовут войско, и отправится сегодня ночью. Замок надоел ему настолько, что не осталось терпения сидеть в его стенах.        — Останься еще на пару дней, Эймонд, — Марис села рядом с ним. — Тебе необязательно лететь сейчас. Отправь туда людей.        — Мы уже обсудили это, — отрезал он. — Я полечу сегодня.       Та с негодованием вздохнула. Если бы Марис была драконом, из ее ноздрей бы пошел дым.        — Мы ничего не обсуждали с тобой. Вчера я спросила тебя и ты ответил, что останешься здесь, а после инцидента с твоей матерью ты вдруг изменил решение. Что произошло, Эймонд? Прошу, откройся мне. Я же вижу, что в последнее время тебя терзают какие-то мысли. Мне невыносимо видеть твои страдания.       Все хотят знать, что у него на душе, все надоедают ему своими расспросами и пытаются влезть к нему в голову. Но никто не спрашивал, хочет ли он, чтобы в его голове лишний раз ковырялись и вскрывали гнойники с чужими тайнами.       Эймонд встал, убирая кинжал в ножны. Марис последовала за ним.        — Королева вышла в слезах и заперлась у себя. Что вы не поделили?        — Не забивай себе голову. Это не требует твоего внимания.       Он прикоснулся к ее животу, так откровенно обтянувшему платье. Марис отпрянула.        — Хорошо, не хочешь — не рассказывай. Храни свои тайны. Но умоляю, попроси моего отца тебе помочь, возьми его армию. Ты не справишься в Дорне один.       Жена говорила с неподдельным беспокойством, и хоть ей было обидно от того, что Эймонд скрывает от нее свои мысли, она искренне хотела ему помочь. И от этого его покоробило еще сильнее. Он не заслуживал ее доброту, а эта доброта будто бы намеренно над ним насмехалась. «Посмотри на себя», — говорила она. — «Посмотри, какое ты ничтожество».       Но он не ничтожество. И он это докажет, если завоюет Дорн. Всем докажет — матери, жене, сестре, что его не сломить, не провести. Что с ним надо считаться.       В нем говорили детские обиды, а не голос разума. Как же мерзко.        — Почему все хотят мне помочь? — раздраженно проговорил он. — Не нужна мне армия, Марис, тем более армия твоего отца.        — Возьми хотя бы своего брата, — умоляюще простонала Марис. — Возьми драконов.        — Ты не понимаешь, я должен сделать все сам, — злость внутри стремилась выйти наружу. Ну почему она не оставит его в покое?       Марис закрыла лицо руками. Тихий всхлип исторгся из ее горла. Однако она взяла себя в руки, и хоть слезы продолжали душить ее, она посмотрела на него с обидой:        — Ты совсем изменился. Я не узнаю моего Эймонда. Кто ты?       Ее вопрос забарабанил в голове: «Кто ты? Кто ты? Кто ты?».       Эймонд не мог на него ответить.       Он взял Черное Пламя и вылетел из покоев. На какой-то момент он обернулся, взглянув на дочь. Дейнис смотрела на него и смеялась беззубым ртом. Эймонд не мог смотреть на нее — он боялся, что даже ее улыбка превратится в осуждение.        — Останься с нами, — прошептала Марис. — Ради нас. Меня.       Но он остался глух к ее мольбам. Пока дверь за ним не затворилась, он так и продолжал слышать этот вопрос: «Кто ты?».       Всю дорогу до ворот его душили совесть и стыд. Он не должен был бросать Марис там одну, но не мог остаться. Седлая коня, он боялся вспоминать то, что произошло пару мгновений назад.        — Ваше высочество…       Неожиданный голос заставил его обернуться. У конюшни стоял Корвен Баратеон, одетый в легкую кожаную броню. Эймонд был не в том настроении, чтобы разговаривать, и явно не хотел сейчас никого встречать.       Что здесь делал Корвен его не интересовало, но раз он тут, придется предупредить.        — Я покидаю столицу, — коротко бросил Эймонд, беря поводья. — Не говори никому до рассвета.       Юноша открыл было рот, но Эймонд предупреждающе покачал головой: на вопросы не ответит. Тогда Корвен повел коня и велел открыть ворота. Он был умным мальчишкой. Видел, что лишние вопросы сейчас были ни к чему.        — Надеюсь, у вас все получится, — напоследок сказал парень.       Такие обыденные и простые слова. Этого Эймонду не хватало.        — Спасибо, — тихо ответил он. — Пока меня не будет, позаботься о своей кузине и моих детях.        — Сочту за честь, — он поклонился. — Марис мне стала как родной сестрой.       Быстрый кивок, легкое покалывание в горле, нетерпеливость коня под ним. Ночной ветер, что ерошил волосы, свет факелов, обволакивающие двор. Все это навевало на него отчужденность, враждебность. Так странно. Пару месяцев назад он влетел сюда как птенец, возвращавшийся домой, а теперь улетает как неприкаянный.        — Пообещайте, что вернетесь живым, — вполне серьезно попросил Корвен. Похоже, ему это было нужно. В лице Эймонда он обрел друга, которого не хотел терять так скоро.       Но Одноглазый ничего не сказал и ткнул в бока лошади шпорами, в последний раз всматриваясь в окна Красного замка. Ему казалось, что в окне за ним наблюдает Марис, так предательски им покинутая.       Когда конь вылетел в город, словно стрела, когда ворота и змеиное гнездо остались позади, Эймонд вдохнул как освобожденный раб из золотых оков. У него будто бы появились крылья, и благодаря им, он, окрыленный глотком свежего воздуха, летел в Драконье Логово. Он заглушал в себе чувство вины перед женой и дочерью.       Возможно Марис простит его за это и поймёт его, но к тому времени Эймонд вернётся уже не один.

***

      Звено встретило его с распростертыми объятьями. Все уже знали о скором походе и вовсю готовились. Солдаты, еще не сложившие оружие после воцарения нового короля и победы над «черными», были воодушевлены и рады предстоящим победам, ведь в Просторе им не удалось вдоволь повоевать — все закончилось слишком быстро. Сами Рокстоны прибыли спустя две недели. За это время Эймонд изучил Звено и всех его жителей, в том числе и младших братьев Гвейна Рокстона — Хораса и Лораса. Юноши были активными и пытались вовсю угодить их новому гостю, но как бы они ни старались, то наталкивались на стену раздражения и холодной вежливости. Словом, будни в Звене проходили быстро, но скучно.       Сам замок не славился царственными габаритами и был намного мельче всех остальных крепостей Простора. Тут был небольшой садик, напоминавший, скорее, огород, пару башен и дворик для тренировок. Можно было уйти в местную деревню и найти занятие там, если здесь не найдешь себе дело. Лотта так и поступала.       Эймонд еще с первого дня пребывания заметил среди челяди ту шлюху, что в свое время перепробовала все члены Хайгардена. Ту самую, что родила Дейрону дочь. Он помнил ее смутно, поэтому когда увидел пухлую женщину с длинной русой косой не сразу понял, кто она. С их последней встречи она пополнела: стали видны румяные щеки, складки на шее и на боках, но в остальном это была та же задорная Лотта, готовая присосаться и не отлипнуть. Эймонд не стал повторять ошибки брата и даже не смотрел на нее. Но одно заметил точно — округлость живота и неловкая ходьба вразвалку. Он знал, что это означает — Марис в последнее время ходила точно так же. Лотта родила не так давно и снова забеременела. Не слишком ли быстро? А впрочем, какая ему разница. Не его же ребенок.       В остальном Лотта даже как-то приосанилась. Вещи из дорогой парчи, украшения и положение, которое она занимала при дворе Рокстонов, сделали из нее не просто служанку, но и личную рабыню для утех. Хотя как знать, может ей здесь и нравилось, а Джона и его сыновей она полюбила как родных. В любом случае, когда они вернулись в Звено, она была рада больше всех, а ночью, когда Эймонд лежал в постели с бессонницей, ее радость была далеко и надолго слышна.       Наконец-то подготовка закончилась и войско отправилось в путь. В день, когда Джон Рокстон с Гвейном снова расставались с Лоттой, она плакала и просила поскорее вернуться. В тот момент Эймонд вспоминал Марис и снова чувствовал прожигающий стыд за то, что покинул ее не на самой приятной ноте, оставил посреди змей и крыс, готовых сожрать друг друга и не подавиться. Был он прав? Конечно нет. Но пути назад уже не было. Он возьмет Дорн и вернётся победителем или умрет.       Погода была благоприятная, даже засушливая. Они пересекли границу Простора со Штормовыми землями и направились вдоль Дорнийских марок. Горы здесь были высокими, скалы отвесными, утесы острыми и опасными. Но им нечего было опасаться: они находились на территории друга, а не врага. Дондаррионы из Черного Приюта, стоящего у самой дорнийской границы, приняли и накормили их. Лорд Дондаррион оповестил о том, что Дорн готовит войска для защиты и порекомендовал ступать осторожно.       Костяной путь представлял из себя длинную дорогу, с одной стороны окруженную горами, а с другой берегом Дорнийского моря. Дорнийцы знали эти земли как свои пять пальцев, поэтому точно попытаются проследить их ночью. А в горах не укрыться — просторцы будут как на ладони. Особенно со стороны Виля, ведь дорнийский замок стоял у самого начала границы, мимо него им не пройти без огня и крови.       Поэтому Эймонд решил сжечь Виль прежде, чем они узнают об их приближении, а во время остановок ставить повсюду часовых. Они пересекли реку, отделявшую Штормовые земли от Дорна, но сделали привал у самого начала Красных гор, у подножия огромной скалы. До Виля был день пути, но они так измотались, что пришлось встать на отдых. На всех сказывалась усталость от жары. Благо ночи были прохладными и свежими.       Эймонду установили небольшой шатер. Принесли бочонок вина и фрукты. Ночную тишину разрезал стрекот сверчков и глухие звуки солдат, готовящих на костре пойманных кроликов. Ароматный запах мяса долетал даже досюда, но у Эймонда не было аппетита. Он думал, что проведет вечер за книгой, но слуга Рокстонов пресек эти мысли в корне, заглянув с просьбой своих хозяев:        — Ваше высочество, милорд предлагает вам отужинать с ним и с сыном. Что мне ему передать?       Первое слово, которое было готово вырваться у принца, был отказ, но потом он подумал и решил, что эта идея не так уж плоха. Всяко лучше, чем сидеть в одиночестве и заново прокручивать в голове свой отъезд из столицы. Так у него будет возможность забыться на какое-то время.        — Я приду, — коротко сказал он.       Слуга кивнул и поспешил удалиться.       Шатер Рокстонов находился неподалеку. Эймонду всего лишь надо было пройти мимо разожженных костров с кипящими котлами и вертелами сочного мяса. Солдаты тоже предложили ему угощения, но принц тактично отказался и поспешил укрыться за защитным пологом шатра.       Джон сидел на пышных подушках, разбросанных на земле. Рядом с ним стоял маленький столик с графинами всех сортов арборского вина и тарелками жареных кроликов с луком и овощами. Гвейн развалился поодаль и вычищал стрелы от крови. Охотник сегодня постарался на славу. Увидев Эймонда, он поспешил предложить ему сесть, и хоть тот чувствовал себя как чужой, принял приглашение с кубком вина.        — Мы подумали, что ужин следовало разделить с вами, — сказал Джон, поковырявшись ножом в зубах. — Угощайтесь. Гвейн наловил целую телегу кроликов.        — Да их тут пруд пруди! — подтвердил Рокстон-младший. — Лови не хочу. Готовил тоже я, — и улыбнулся белозубой улыбкой. — Попробуйте, принц, вам понравится.       Ну что ж, на вид блюдо выглядело неплохо. Эймонд откусил кусок. В нос ударили нотки тимьяна и острого перца. Из носа почти повалился дым. И пусть мясо жгло изнутри, оно было сочным и даже сладким.        — Это… — он откашлялся. — Неплохо. Не знал, что ты умеешь готовить.       Гвейн сделал вид, что не опасался его реакции и с гордо поднятой головой попробовал свое блюдо сам. Только убедившись, что мясо действительно было достойно принцевых похвал, он сказал:        — Матушка любила готовить сама, пока не умерла. Она и научила меня.        — От чего она умерла?       Гвейн грустно улыбнулся.        — Она любила готовить и изучать травы. Иногда ее днями не было дома, потому что ходила в лес и собирала всякие растения и записывала в свою книгу. Каждый новый рецепт включал себя щепотку цветов, немного целебных трав и маленьких кусочков ягод, — Гвейн говорил с тоской в голосе и с каким-то нежным трепетом. Поняв, что он и так сказал слишком многое, осекся и помрачнел. — Как-то раз утром она ушла. Мы привыкли к тому, что она уходила на пару дней и обязательно возвращалась; на наших землях разбойники не водятся. Но ее не было пять дней. Мы начали ее искать, но обнаружили лишь одинокий труп, повешенный на ветви дерева. И хоть вороны изуродовали ее тело, мы увидели синяки и засохшее семя на ногах. Ее изнасиловали, накинули на шею веревку и убили.       Клокочущая ярость кипела в его глотке, готовая вырваться наружу. Зато Джон молчал, опустив глаза на пол: вспоминать прошлое было для него тяжелым испытанием. Он сжал в руке нож и насадил лезвие в древесину стола.        — Чуть позже мы узнали, что мимо проезжали люди Анвина Пика, — прошипел он. — Они направлялись в Тамблтон. Я проследил за ними. В таверне они бахвалились, как нашли деревенскую травницу из какого-то замка. Я арестовал их и предъявил обвинение Пику. Он отказался признавать свою вину. Тогда я разделал каждого из причастных к убийству моей жены и посылал их части каждый месяц, пока они не закончились.       Так вот почему Пики и Рокстоны в таких натянутых отношениях. Все дело в этом… Эймонд и подумал не мог, что причина скрывается в столь жутком и ужасном происшествии и не мог отрицать вину Анвина Пика. Он знал его как холодного и высокомерного лорда, для него признать подобного рода обвинение означало позор его фамилии. Скорее всего он бы предпочел смерть, нежели запятнанную репутацию.        — А как же лорд Тирелл? — вспомнил Эймонд. — Вы говорили с ним?        — Он умер незадолго до этого происшествия, а леди Джансия Фоссовей отказалась рассматривать дело. Мы пошли в столицу к Визерису, но сами знаете, чем он болел. Нас принял Отто Хайтауэр, — глаза Джона блеснули азартным огнём отмщения. — Хоть он ничего не мог сделать из-за отсутствия свидетелей, которых я же и четвертовал, но пообещал в будущем мне помочь. Так все и замялось. Но настанет день, когда этот ублюдок получит по заслугам, как и весь его проклятый род. Бляди. Несите еще вина!       Джону нельзя было напиваться. Он просто не умел себя контролировать, а вкупе с гневом он мог стать настоящим зверем. Поэтому когда виночерпий пришел с налитым до верха кувшином, Эймонд остановил его и велел уходить.        — Э, куда? — спохватился Джон.       Гвейн закатил глаза и вышел, чтобы снова не быть свидетелем назревающегося дебоширства. А Эймонд, сытый насыщенными рассказами, только сидел и попивал арборское золотое.       Вдруг раздались крики. В шатер вбежали перепуганные часовые:        — Дорнийцы напали на лагерь!       Эймонд вскочил. Джон вмиг отрезвел и с оглушающим криком кинулся наружу. Самые крайние шатры, что стояли поближе к подножию горы, горели. Чьи-то ловкие тени в закрытых легких одеждах мелькали посреди огненного хаоса и резали людей. Переполошившиеся люди, не ожидавшие нападения, медлили и терялись. Рев Вхагар, эхом отдавшийся среди скал, напугал их и привел в чувства. Они бросились на дорнийцев, но те уже окружили их маленький лагерь и метали в них копья.       Вынув Черное Пламя, Эймонд кинулся в гущу сражений. До дракона было далеко. Он мог бы попытаться докричаться до Вхагар, но вряд ли она услышит его команды. Пришлось пустить в ход меч и кинжалы. Благо валирийская сталь разрезала человеческую плоть с великолепным изяществом.       И как же, скажите на милость, дорнийцы зашли так далеко? Или это люди из Виля? Времени присматриваться к нашивкам противника не было. Южные воины, как и предупреждал их лорд Дондаррион, имели над ними преимущество — они знали здесь все тропы и укромные места. И прямо сейчас они отступали, выманивая их на горные дорожки.       Но вот неожиданность: как только дорнийцы укрылись среди камней и утесов, они тут же побежали обратно. Кого-то скинули со скалы прямо на горящие палатки. Присмотревшись, Эймонд заметил неизвестный отряд, метавший в бежавших маленькие кинжалы — они с невероятной точностью вонзались им в спины. На их желтых знаменах была черная гадюка — дорнийцы из Виля.       Все произошедшее было слишком непонятным. Эймонд лишь добивал бегущих противников и сбрасывал их в огонь. Рокстоны добили остаток. Все победно взвыли.        — Чем занимались часовые, я спрашиваю? — рычал Джон, тряся за шкирку какого-то напуганного беднягу.       Но он только сжимался и не мог вымолвить ни слова.        — Да успокойся ты, — Гвейн оттолкнул отца. — Не видишь, он совсем потерял дар речи?       Все те, кто уцелел после внезапного нападения, скучковались перед новыми гостями, готовя заточенные мечи и луки. Эймонд вскинул голову — прямо над ними пролетела Вхагар и остановилась неподалеку от лагеря, гнусаво и громко закричав. Но дорнийцев из Виля было не пронять: они, словно свои же гадюки на знаменах, подкрались к ним, убрали копья и открыли лица, скрытые под платками. Благодаря черным одеждам их было почти не различить от камней и валунов. У каждого из них на поясе висели кинжалы с необычными кривыми лезвиями.        — Где принц Эймонд Таргариен? — кто-то громко спросил из толпы, выступив вперед.       Это был мощный жилистый воин, широкоплечий и светлокожий, чем те из своих собратьев, которых он убил. Таких дорнийцев называют каменными — они не слишком-то отличаются от народов других королевств, потому что похожи на них. В них кровь юга еще не успела смешаться. Его лицо было скрыто под платком, сверкали только голубые глаза.        — Перед тобой.       Эймонд вышел вперед, выставив меч перед собой как знак силы. Ему бы не хотелось, чтобы те думали, будто это они спасли его войско от верной гибели. Гордость в нем была слишком высока, чтобы такое признать.       Но к еще большему удивлению (хотя, казалось бы, куда еще?) люди из Виля поклонились ему. Гвейн присвистнул от неожиданности. Это было действительно редкое зрелище — увидеть, как непокорные южане склоняются перед их завоевателем. Такого не было даже при Эйгоне.        — Позвольте разъяснить вам ситуацию, — снова продолжил незнакомец, вставая. — Нас послал лорд Виль, чтобы провести вас до Айронвуда безопасным путем.       Рокстоны переглянулись между собой. Джон, успевший протрезветь, икнул.        — Зачем лорду Вилю нам помогать? — спросил Эймонд.        — Он и Дэзиель Айронвуд в хороших отношениях. Вили стали первыми, кто присягнул ему, как новому верховному лорду Дорна.       Айронвуд хорош, но был бы еще лучше, если бы предупредил его заранее. А ведь Эймонд надумывал сжечь Вилей и сжег бы, если бы не внезапные обстоятельства. Удивительно.       Принц кивнул на сложенные трупы:        — Эти откуда явились?        — Просто дорнийцы с Красных гор. Все знали, что вы явитесь. Весь Дорн уже знает. Принц Кворен Мартелл собрал всех в Солнечном Копье полгода назад, когда Рейнира еще сидела на Железном Троне, и объявил войну королю Джейхейрису и всем его сторонникам. Это был вопрос времени, когда вы пойдете на Дорн войной. Некоторые обозлились на Мартеллов за их своеволие, но многие поддержали и, видимо, эти парни были из них, — незнакомец вздохнул, смотря на лежащие трупы своих земляков, и вытащил из кармана письмо. — От лорда Дэзиеля.       Эймонд прищурился. Тот хмыкнул.        — Не бойтесь, оно не отравлено.        — Позвольте, — Джон Рокстон выхватил из его рук бумагу и сломал печать. Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы прочесть маленькое послание. — Да, правда, Вили и правда за нас. Айронвуд пишет, что они помогут нам беспрепятственно пройти Костяной путь.       Это походило на снисходительный акт милосердия. А Эймонд не любил подачки.        — Айронвуду надо было позаботиться о короткой дороге раньше, пока наши товарищи были живы, — он обвел взглядом поляну, раннее наполненную людьми и кострами с кипящими котлами. Сейчас это была могила для многих солдат.       Человек Виля участливо кивнул, понимая его разочарованность, но не отступил. Внимательный взгляд голубых глаз, присущий каменным дорнийцам, и правда выражал скорбь.        — Насколько я знаю, лорд Виль посылал вам гонца с предупреждением, но он не доехал: его убили в паре верст отсюда. На всякий случай он послал нас. Провести и постараться сохранить ваше войско — большее, что он мог сделать для будущего переворота. Всякая гражданская война порождает хаос, вам ли не знать. Когда до других домов дойдёт весть о помощи вам, лорду Вилю придется несладко. Посему я предлагаю на рассвете продолжить путь. Вам нужно похоронить своих товарищей.       С этими словами он снова поклонился и удалился со своими воинами за высокий горный уступ, будто их тут и не было. Как предрассветные тени, они растворились и оставили их долизывать раны. Но Эймонд знал: они сторожили разгромленный лагерь всю ночь.       И он злился бы на себя и свою невнимательность за то, что не предотвратил ночное нападение, о котором предупреждал Дондаррион, если бы не одно «но»: дорнийцев могут убить дорнийцы. Это их земля, и только они знали слабые стороны своих товарищей. Здесь Эймонд был чужим, а его миссия — почти невыполнимая.       Что ж, первую битву, если ее можно так назвать, они проиграли. А впереди их ждала настоящая война.                     Дорога шла бесконечно.       Просторцы какое-то время очень сторонились дорнийцев и относились к каждому с опаской, даже когда спали. Рокстоны злились и подавно, ведь напали на их лагерь и их же людей убили. Эта безмолвная холодная вражда не перерастала в большие конфликты, но и не позволяла сближаться. Да и дорнийцы не походили на тех, кто нуждался в дружбе с их бывшими врагами.       Эймонду, наоборот, было довольно интересно за ними наблюдать.       Каждый раз, когда Вхагар приземлялась, он видел, как южане шныряли в тени скал и пещеры, но как только дракон улетал, то выходили обратно и продолжали путь. Они не подходили к дракону ближе, чем на пять верст, от его рыков вскакивали с мест, а ночью носили караулы, опасаясь внезапного прилета Вхагар.       И ели они странно. В Красных горах основной пищей были кролики да горные козлы, но помимо них дорнийцы отлавливали кобр. Если особь змеи попадалась взрослой, то ею можно было накормить целый отряд.       Однажды Эймонд застал дорнийцев за ловлей кобры. Изящная змея, растопырив чешуйчатый загривок, шипела и обнажала ядовитые клыки. Он отметил невероятное сходство драконов со змеями, только первые были большими, а вторые — ядовитыми. Обитатели гор привыкли к ловле кобр, поэтому управлялись с ними ловко и быстро. Они окружали ее с двух сторон, и пока первый отвлекал, второй набрасывал на змею петлю, затягивал и отрезал ей голову. Яд с клыков собирали в маленькие баночки и носили с собой; говорили, что он помогал против многих болезней и против многих ядов служил противоядием. Потом туловище кобры разрезали на пару частей, убирали потроха, мясо наматывали на вертела и жарили вместе с костями. Получалось очень сочно. Гвейн приспособился собирать здесь новые виды трав и добавлять в блюда. Многие хвалили его съедобное искусство.       Казалось, что они шли и шли, а дорога вилась бесконечными чередами дней и ночей. Палящее солнце било в глаза, а ночная прохлада расслабляла покрасневшие лица. Многие пришли сюда белыми, а теперь ходили как коренные дорнийцы: загорелые, вспотевшие и знающие, как правильно огибать горные тропы и где искать редкие источники воды. Сами того не замечая, они привыкли к здешним правилам жизни и совсем перестали скучать по дому. Но главное: Эймонд почти забыл думать о Марис.       Незнакомец из Виля был предан своему делу и безропотно привел их прямиком до стен Айронвуда. Он оставил гостей на попечение лорда Дэзиеля и исчез вместе со своим отрядом.       Люди Айронвудов приняли маленькое войско Эймонда, накормили и дали ночлег, а самого принца и Рокстонов поместили в отдельные покои, дали одежды и попросили обождать до рассвета. Эймонд не противился: уж очень хотелось спать.       Сам Дэзиель не вышел его встречать, зато он издали увидел девушку со светлыми волосами. Она посмотрела на пришедших, держа в руках какую-то книгу, и ушла.       На следующий день Эймонд и Джон получили приглашение Айронвуда. Легкий кафтан зеленого цвета свободно сидел на теле. В такую жару это было самым удобным одеянием, не говоря уже о том, что большинство здешних ходили и вовсе голыми.       Гранитные колонны замка были отполированы до блеска, на стенах висели копья и трофеи. Вместо окон здесь были обычные отверстия, занавешанные легкими ситцевыми занавесками. Благоухающий сад, несмотря на засушливую почву, рос и зеленел.       Проходя по нему, Эймонд снова увидел ту девушку со светлыми волосами. На этот раз она читала.       Зал был просторным, завидным, но скромным: не было роскоши, которая по всем законам должна была быть в замке второго дома по богатству и влиянию в Дорне. Вид из окон выходил прямо на горы и высокую крепость стен, защищавших Костяной путь от нежданных гостей. Где-то неподалеку была Вхагар, которая сейчас охотилась на местную живность. В последнее время она вела себя куда злее и сварливее: ей не нравилась жара и скудность еды.        — Милорд-принц! — с другой стороны чертога вышел Дэзиель; его было почти не слышно из-за отсутствия дверей — здесь ими служили занавеси из бус и драгоценных камней, а вместо привычной Эймонду обуви дорнийцы носили бесшумные легкие босоножки с низкой подошвой.       И голос у него… был знакомый.       Эймонд слышал, что Дэзиелю недавно перевалило за пятьдесят, но если это и было правдой, то Айронвуд выглядел очень молодо для своих лет. Высокий, широкоплечий, мускулистый воин, умелый политик, прославленный копейщик. Короткие светлые волосы были покрыты легкой сединой, щетина — тоже. На нем был шелковый желтый халат, а внизу — ничего… Эймонд хмыкнул, спрятав взгляд, а Джон присвистнул.       Но главное — его не покидало чувство, будто он уже с ним разговаривал, и стоило ему приглядеться, он узнал того самого незнакомца из Виля.        — Это он, — шепнул Эймонд Рокстону. — Тот самый, который нам помог.       Джон присвистнул еще раз.       Увидев, что гости догадались, кто перед ним стоял, Айронвуд с улыбкой завязал халат и сел, пригласив их за стол из красного дерева. Манерно закинув ногу на ногу, он сложил руки на коленях и с улыбкой продолжил, пока они вперили в него глаза:        — Простите, что не вышел вчера. Было очень трудно поддерживать легенду обычного наемника. Вас, наверное, мучает вопрос: «Почему?».       Эймонд безмолвно сложил руки на груди. Дэзиель виновато потупился.        — Прошу прощения, ваше высочество. Я лишь хотел убедиться, что не зря вам доверился. И хоть вы поступили легкомысленно в ту ночь, но я вас не осуждаю. Дорнийцы — народ своевольный. Нам подавай грабежи да убийства.       Наверное, будь Эймонд на его месте, он бы поступил так же. Союзников нужно знать в лицо, а когда это сделать почти невозможно, можно прийти к разным выходам из ситуаций. Дэзиель решил прийти к такому.        — Забыли, — коротко сказал он.        — В таком случае вернемся к делам насущным, — Айронвуд резко посерьезнел и от его лукавого тона не осталось и следа. — Моя десятитысячная армия готова. Вили, Джордейны из Тора, Блэкмонты из Черногорья и Кворгилы из Песчаника тоже готовы нас поддержать. Эти недели писем и гонцов не прошли зря. Теперь у нас почти двадцать тысяч людей и дракон вместе с ними, что может быть лучше?       Несомненно, что может быть лучше большой дорнийской армии против Мартеллов и половины Дорна? Эймонд был рад это слышать, но сомнения его все же не покидали.        — Вы знаете Дорн лучше меня, — сказал он. — И, как будущий верховный лорд, предлагаю вам самому решать, куда следует первоочередно направить силы.        — Мы пойдем на Солнечное Копье, — без раздумий сказал Дэзиель. — Возьмем резиденцию Мартеллов — считай, возьмем и весь Дорн. В это время Блэкмонты попробуют укротить Горную Обитель, а Кворгилы попробуют взять Песчаник.        — Вы говорите неуверенно, — заметил Джон.        — Я не знаю, как Мартелл расставил свои силы. Вполне возможно, сейчас к нам приближается его армия. Пока у нас есть время, мы должны действовать.       На этом Дэзиель встал, снова запахнувшись в халат. И хоть челядь замка давно привыкла к его нарочитой демонстрации, то Эймонд вряд ли смирится с такими… обычаями.        — Вы уже познакомились с моей дочерью? — осведомился Айронвуд с привычной улыбкой. У него была привычка тянуть слова. Для могущественного полководца это было несвойственно. — Дженнелин вечно засиживается в саду, вы должны были ее видеть.        — Еще не представилось случая, — лаконично ответил Эймонд.        — Обязательно познакомьтесь. Мы, дорнийцы, не выносим границы в браке, для нас любовь — священна.       Столь жирный намек должен был побудить в Эймонде ярость, но он только усмехнулся. Уже не первый раз ему пихают завидную невесту.        — Я женат, милорд. На этом всё.       Тот развел руками, но не расстроился.        — Мое дело только предложить. Что ж, на днях, если пожелаете, мы отправимся в путь.       Принц кивнул. Дэзиель ушел так же тихо, как и пришел. Рокстон проводил его недоуменным выражением лица — не понять, было это отвращением или непринятием здешних традиций.        — Седьмое пекло, он пришел сюда голым, — наконец выдавил он.        — Только не говори, что ты удивился этому больше, чем тому, что он все это время был с нами рядом.       И хоть Эймонд и впрямь был удивлен своеобразию визита Айронвуда, он не порицал его — ни за это, ни за скрытность.       В покои ему принесли тазы с прохладной водой. Наспех обмывшись, он сел на соломенное кресло, стоящее на маленьком балкончике. Отсюда открывался вид на высокие пальмы, растущие в самом сердце сада вокруг небольшого фонтана. На одинокой скамье под тенью широких листьев сидела девушка — леди Дженнелин. С утра и до вечера она проводила время в саду, лишь изредка уходя на кухню за кувшином воды. Ее не волновали жара и солнце, больше ее занимало содержание книги.       Вечером, когда жара спала, Эймонд все же вышел прогуляться, чтобы издали осмотреть одинокую любительницу книг. Но как только он вошел в тени роскошных пальм, голос девушки ему сказал:        — Не топчитесь и сядьте рядом, если хотите о чем-то спросить.       От столь резкой прямолинейности он даже от неожиданности вздрогнул, но, чтобы не показаться диким невежей, опустился на противоположный конец скамьи.       Юная девушка лет шестнадцати с длинными светлыми, словно пшено, волосами даже не подняла голову — настолько книга ее очаровала. На ней было темное платье, закрывающее и шею, и руки. Удивительно, как ей было не жарко. Длинные пальцы с перстнями листали диковинные страницы.        — Не смотрите на меня. Смотрите на сад, — безэмоционально сказала она. Голос у нее был уверенным и стальным.       Хмыкнув, он так и сделал. Даже не стал начинать беседу первым: ее это просто не интересовало. Неловкую тишину прерывал лишь стрекот кузнечиков и шуршание воды в мраморном фонтане. Эймонд ждал, когда она дочитает свой томик. Не прошло и минуты, как Дженнелин его захлопнула и аккуратно положила к себе на колени. На обложке красовался символ семиконечной звезды.       У нее было зауженное к подбородку личико с холодными капельками нефрита вместо глаз. Осанка гордая и прямая, непоколебимая. Не смотря на него, она продолжила:        — Отец уже выходил в одном халате? Не пугайтесь, это его обычная манера приветствий. Он проверял вас.       Вот уж не думал он, что дочь столь улыбчивого и развязного лорда может быть такой сухой. В ней не было блеска жизни, она была… спокойной, как море при штиле.        — Что-то у него слишком много проверок, — фыркнул Эймонд, невольно поддаваясь этому спокойствию и умиротворению, какое она навевала на него.        — Мой отец… своеобразный и требует к себе слепой преданности. Он думает, что, раз он дорниец, ему позволительно вести себя распутно. Да, он хороший воин и управленец, но у него нет установок морали.       Столь большой монолог дался ей тяжело. То ли от раздражения с выходки отца, то ли от нехватки свежего воздуха она остановилась, глотнула свежего ветерка и пожала плечами — этот жест дался ей с легкостью, присущей худеньким девочкам ее возраста, и с изяществом истинной леди. Ее некоторая угловатость придавала ей набожной невинности, и Эймонд не преминул это заметить:        — Вы читаете Семиконечную Звезду и, наверное, считаете, что все люди должны следовать ее заповедям беспрекословно.       Дженнелин нахмурила брови и впервые повернула голову в его сторону. На ее аккуратном лице ничего не отразилось. Держалась она уверенно и при виде уродливого шрама принца даже не дрогнула — ее незаинтересованный взгляд мельком скользнул по его лицу и тут же отвлекся.        — Я не считаю, я верю в это, — сказала она с глубокой преданностью. — Семеро учат нас не поддаваться извращенному искушению похоти, иначе душа после смерти отправится в адовый котел. Мой лорд-отец этого так и не усвоил.        — Скажите, что вы были зачаты вне брака, иначе я усомнюсь в причине вашей набожности и мне придется ломать голову, почему вы нашли себя в религии.       От такого поучения Дженнелин возмутилась: ее некогда бледные щеки порозовели.        — В религию могут податься не только те, кто хочет загладить вину своих родителей, — холодно и наставительно проговорила девушка. Прямо как истинная септа.        — Ой, да неужели? — Эймонд усмехнулся, глядя на это не по детски серьезное чело. — Моя мать стала набожной, и явно не благодаря себе.        — «Правда сейчас она наплевала на всё и предалась греху, как твой папка, но это неважно».       Дженнелин прищурилась и снова уставилась в одну точку. То из нее ни слова не вытащишь, то глаголит похлеще других.        — Нет, я была рождена в браке, — нехотя сказала она. — Но вас это не касается.       Тот только развел руками и вальяжно расселся на скамье. А это было даже забавно. Он еще не встречал девушек, так ратовавших за веру. Теперь это казалось ему смешным, после того как мать растоптала и закопала это священство. Более это не имело для него смысла.       Будто он когда-то верил в этих богов. Чушь фанатиков.       Похоже, он невольно засмеялся, заставив Дженнелин недоуменно нахмуриться. Она слишком часто это делала.        — Что заставило вас отречься от богов? — неожиданно спросила она. — Вы относитесь к моим речам с насмешкой, присущей только тем, кто разочаровался в вере.        — Близкий мне человек, преданно чтивший религию, оказался не таким святым, как я себе его представлял… А, впрочем, это вас не касается, — парировал Эймонд.        — Справедливо, — хмыкнула та.       Разговор был чересчур странным, но этого Эймонду не хватало. Ему не хватало диалогов и бесед. Рокстоны были неплохи, и он, порой, находил в них поддержку, но все же они были не люди его склада ума. Юная Дженнелин хоть и выглядела на первый взгляд напыщенно и холодно, но это даже ее красило.        — Я скажу отцу, что вы навещали меня, — вставая, проговорила Дженнелин. — А вы скажите, что я вас разочаровала, иначе он от вас не отстанет.       Прежде чем Эймонд спросил, она наспех его перебила:        — Бросьте, я живу с ним без матери вот уже десять лет. Я выучила все его привычки. Конечно же он предлагал вам меня, но вы тактично отказались, а потом пришли ко мне в сад, чтобы узнать, кто я. Уродливая, неуклюжая, закрытая Дженнелин Айронвуд, — она усмехнулась, снова пожав плечиками. — Мне не нужен мужчина, чтобы нести наследие своего дома. И вы мне тоже не нужны, но нужны моему отцу. Вы не ластитесь ко мне, а я не буду докучать вам. Идет?       Она протянула ему руку. Эймонд, удивленный столь прямолинейному ответу, (а он должен был уже привыкнуть к такому), сразу протянул ей руку и пожал.        — Вы тоже отправляетесь с нами? — полюбопытствовал он.        — Да. Будущая правительница Дорна должна присутствовать при воцарении ее власти. Это мой долг.       Бросив короткий кивок, Дженнелин направилась прочь.       Вот уж интересный этот Дорн. И люди здесь совершенно другие…

***

      Наконец Айронвуд остался позади. Огромная армия шла сквозь пустыни днями и ночами. Многие еще не могли привыкнуть к присутствию Вхагар и каждый раз бросались врассыпную, значительно мешая строю. Общими усилиями Эймонду и Дэзиелю удалось наладить порядок в войске. Мало того, принц начал сближаться с дорнийцами и находить их очень даже дружелюбными по его меркам. Несмотря на укоренившуюся вражду между Таргариенами и Дорном, сплочение перед общим врагом дало им мотивацию работать вместе.       Рокстоны тоже прижились среди полководцев и главнокомандующих. Стряпня Гвейна завоевало множество голодных сердец, а россказни Джона — многие умы. Дорнийцы тем временем научили их ездить на своих поджарых лошадях, во многом отличавшихся от северных скакунов. Гнедые и худые кони обладали грацией, невероятной выносливостью и при этом ужасным характером. Джон вылетал из седла пару раз, прежде чем совладал с лошадкой, а Эймонда и вовсе выбрасывали до фиолетовых синяков. Не принимали его здешние кони. Но ему они были не нужны, когда был дракон.       Дэзиель в кожаных доспехах выглядел солидно и внушительно — так и не скажешь, что когда-то он шастал с голой задницей. У него были свои непонятные замашки, например, завтракать в обед и ужинать на завтрак, но несмотря на это Дэзиель был интересным собеседником. В нем видели харизматичного и сильного лидера, и это отличало его от инвалида-Мартелла. За Айронвудами шли люди, осознающие риски. Их преданность делу граничила с искренним фанатизмом.       Его дочь, леди Дженнелин, не высовывалась из паланкина, но, бывало, иногда могла прокатиться верхом. Ее находили недружелюбной и сухой, но это было только ей на руку. Книги были ее верными друзьями. В походе Дженнелин убрала платья и оставила только кожаную броню как у отца — вот она шла ей больше темных и закрытых нарядов.       Пройдя край Дорнийской пустыни, они застали несильную песчаную бурю. Дорнийцы привыкли к такому, поэтому подготовились к ней как должно. Эймонд же не стал оставаться внизу, оседлал Вхагар и долетел до реки, дожидаясь остальных. Насколько он знал, здешние называли реку Плетью. Ее устье раздваивалось: у одного русла был Эймонд, а другой уходил вглубь Дорна. Вместе они образовывали один большой поток — Зеленокровную с ее мутными цветущими водами. И хоть пить из нее Эймонд опасался, но это было лучше, чем ничего.       Когда буря утихла, вдали показались пестрые знамена Айронвудов. Они сделали привал у реки, хотя Дэзиель долго сопротивлялся и думал идти дальше.        — Мы зашли на опасную территорию, — говорил он. — К югу от нас земли Вейтов, а на востоке — Дар Богов.        — Но рядом находится Тор, — напомнил ему Джон Рокстон. — А Джордейны с нами.        — Они не дойдут в случае опасности.        — У нас есть дракон, чего нам бояться?       И Эймонд был согласен. Зря он проделал такой огромный путь, чтобы не использовать свое самое опасное оружие?        — Я могу отправиться в Дар Богов и сжечь замок с его войском, — рассматривая карту, сказал он. — Это займёт день пути.        — Эйгон Завоеватель трижды жег каждый из замков, но это не помогло ему добиться победы, — отрезал Дэзиель. — Нет, это будет бесполезной тратой времени. Я отправлю отряды вперед нас, чтобы обеспечить безопасность людей от внезапных ночных нападений. И нам бы следовало держаться Зеленокровной. Дойдем до Дара Богов, а дальше проложим новый путь.        — Мы с сыном можем отправиться с ними, — предложил Джон. — Я хоть и стар, но кости мои разогреты!       Айронвуд усмехнулся как довольный кот, но не стал ему отказывать.       На этом и порешили. Утром небольшие отряды отправились в путь. Эймонд был рад держаться реки и не уходить далеко в засушливые пустыни.       Такими темпами они за короткое время дошли до Дара Богов, и хоть Вхагар была бы рада размяться и спалить замок дотла, но, увы, этого не случилось: он был попросту пуст. Ни слуг, ни жителей здесь не осталось. Аллирионы, лорды этих владений, побросали все и ушли. Даже стол с недавним обедом не был убран, все мирно стояло на своих местах и ждало возвращение хозяев.       И куда Аллирионы могли деться? Неужели с войском отправились в Солнечное Копье? Его догадки подтвердили вернувшиеся к ночи отряды. Рокстоны оповестили, что видели следы копыт к востоку от Дара Богов, а это значило, что сбежавшие двигались в столицу Дорна.       Лишь один лорд Дэзиель выказывал недоверие к внезапному побегу. И хоть войско временно обосновалось в замке и открыло потайные залежи вина и мяса, он продолжал думать над стратегией.       Эймонд же и вовсе расслабился. Враги чувствовали страх и бежали! Это говорило о половине их победы. Он выпил вместе с Гвейном, но усталость быстро сказалась на нем и заставила пойти спать. Все заняли те покои, которые хотели. Эймонд чувствовал себя хозяином замка и решил, что лучше спаться будет только в опочивальне самого лорда Аллириона. Он без сил рухнул в кровать и заснул непробудным сном.       В чертоге остались только Джон Рокстон с Айронвудом. Тревога второго передалась первому, и хоть у них не было причин беспокоиться, они сидели вдали от всех и о чем-то долго и натужно думали. А когда Дэзиель думал, на его лбу пульсировал синий червячок вены.       Дженнелин слонялась без дела, пока отец не сказал ей идти спать. И хоть служанок здесь не было, чтобы ей помочь, девушка послушно удалилась и обустроилась в какой-то спальне.        — Нет, я все же не могу понять, почему они безропотно оставили замок, — говорил Айронвуд. — Мы проверили все подвалы, все потайные места. Здесь точно никого не осталось. Но ведь они знали, что мы проедем мимо и даже не сделали попытку нам помешать!       Рокстон хлебнул эля:        — Вы придаете их побегу слишком большое значение. Может они просто дракона побоялись, откуда мы знаем?        — Нет, дорнийцы не бегут от проблем, они бегут за ними, — гордо фыркнул Дэзиель. — Расскажите еще раз, что вы нашли?       Джон отлип от кружки и сосредоточенно уставился на картину, висящую на стене.        — Так, я помню следы копыт на песке… о да, их было много. Совсем свежие, песок не успел замести следы. Они шли по пустыне, потом вдоль Зеленокровной и там же исчезли, — он расхохотался. — Да, кажется, вода что-то смыла, а по ту сторону их уже не было. Хоп — утонули!       Дэзиель похолодел. Трезвый рассудок требовал хладнокровия.        — Сколько дней пути до того места?        — Где-то два.        — И не было никаких признаков разбитого лагеря? Никаких остановок? Армия не может идти без передышки два дня.       Тут изумленно икнул Джон, округлив глаза.        — Так это значит, что…        — Они не покидали замок.       Айронвуд резко отодвинул стул и взревел на весь зал, заставив многих повскакать с мест. Кто-то уже спал, кто-то клевал носом, но крик лорда разбудил весь замок:        — Подъем! Среди нас затаились враги!       Визги людей и лошадей снаружи подтвердили его доводы — Аллирионы были здесь. Они никуда не уходили.       Выглянув из окна, он увидел тысячи черных теней, вылезавших из всех щелей крепости. Бесшумные, смертоносные и ловкие они расправлялись с зеваками в два счета. В самом замке начался хаос. Все резали друг друга наперебой.       В чертог ввалилась целая сотня противников. Дэзиель вынул саблю, а Джон Рокстон кинул в первого попавшегося свою кружку. Глухой стук о чью-то голову его несказанно обрадовал.        — Вот так тебе, патлатый!       Если бы не Айронвуд и его быстрая рука, Джон лишился бы головы. Он спас товарища, но совсем забыл о своей дочери. Его Джен была где-то там, наедине с врагом, беспомощная и одинокая. А он ничем не может ей помочь! Вся надежда была на принца.       Но Эймонд и сам попал в ловушку.       Он слышал звуки мечей со двора, но не мог открыть глаз — сон не отпускал его. Здесь было так душно… а он вспотел и пропах вином. Его сил хватило только на то, чтобы снять рубаху и снова завалиться в постель.       Ему не сразу удалось почувствовать холодное лезвие у горла. Едкий запах гари прошелестел где-то за ухом:        — Не дергайтесь, принц, иначе я перережу вам глотку.