Лгун и врун.

- Чувак, не смотри так на меня! Ты не можешь быть по пацанам. Свобода всё-таки посмотрел на мужика, что уже которую минуту буравил его взглядом. Весьма во вкусе Анисимова, только чутка старше. В Максиме было пару бокалов чего-то вкусного, поэтому сейчас для него этот человек был просто супер-пупер вариантом, однако нифига он не был похож на гея. Окей, даже на би не смахивал. - С чего это ты так решил? – мужчина стоял, опиравшись на барную стойку, и грыз соломинку коктейля. Он ехидно улыбнулся, а затем однозначно подмигнул Максиму. Они влетели в кабинку туалета уже на половине друг в друге. Анисимов выправлял рубашку партнера, забираясь ладонями по её полы. А его штаны уже были расстегнуты, откуда выпирал напряженный член. Свобода чувствовал дешевый мужской одеколон, смешанный с сигаретами, чувствовал солоноватый вкус его губ. - Сереж… - выдохнул Максим, не выдерживая возбуждения. При звуке его имени мужчина оставил след поцелуя на выгнутой шее Анисимова. Голубые глаза потемнели, наполнились туманом наслаждения. Руки блуждали по телу и ему так чертовски нравилось. Сережа делал то, что ему хотелось, даже не спрашивая. Пряди осветленных волос щекотали грудь мужчины, когда Максим цедил поцелуями дорожку к его лицу. Наступил этот переломный момент. Партнеры долго вжимались губами друг в друга, плотно прилегая телами. Анисимов опустил руку на натянутые джинсы Сережи. - Стой…стой… Максим по-дурацки заморгал. Он отдернул руку только спустя несколько секунд и теперь чувствовал, будто открыл губы, прикоснулся к тортику, почувствовал всю прелесть крема, полюбил аромат бисквита, его зубы свернулись из-за сладости, а оказалось торт не для него. Сережа возбужденно дышал. Грудь вздымалась туда-сюда, а парень мог смотреть только на влажную кожу партнера, которую вскоре запахнули рубашкой. - Я…Я не могу… Я… - Он запихивал обратно ткань в штаны, приводя себя в порядок. – Я пьяный. Я не буду. - В этом ли не весь смысл? – В отличии от него, Максим был в прежнем состоянии. Во всех смыслах. Он все еще в душе надеялся попробовать тортик. - Вот. Возьми. – Сережа впихнул ему в руки небольшой кусочек цветного картона. – Мой номер. Анисимов остался ни с чем. Только с собственным стояком и разбитыми надеждами. *** Тот вечер остался в памяти дольно ярким опытом. Отмечаю, что он всё-таки позвонил Сереже. Более того, они частенько созванивались. Свобода был без ума от их секса. Он подходил ему и этим всё сказано. Парни не разговаривали об отношениях, личной жизни в целом. Только ахуенно трахались, а потом лежали в кровати подолгу, будто они любят друг друга, обнимались и целовались. И этим Максим был доволен. Разве что… Он немного подзапал на Сережу. Дурацкие шмотки, вечно висящие, то монотонно черные, то непонятно яркие, но сука красивые и подходящие ему, боже, ебаные высветленные волосы заставляли сердце делать кульбит, когда вспотевшие прядки прилипали ко лбу и ему было позволено убрать их назад, а эти его татухи… Первые два раза Максим был снизу. Это было так очевидно при первой встрече, что Анисимов и не упрямился. На третий Сережа как-то мялся, не активничал (парень было подумал, что у того пропадает интерес), а потом в подходящий момент культурно развернулся спиной. У Анисимова сперло дыхание тогда. Это был мэтч небес. Он прильнул вплотную к Сереже, дыша его влажным затылком. Руки сами потянулись к объятиям. Вдвоем они просто остановились. И каждый слышал дыхание партнера. На самом деле, Анисимову нужно было время придти в себя. Когда они продолжили, и Сережа снял толстовку, миру открылись два птичьих крыла, нарисованных на лопатках мужчины. Все поджилки Анисимова закричали, завизжали, затрепетали. Он выцеловал каждое перо на них, разгладил и обнял несколько раз за тот вечер. Остальные рисунки на руках и ногах дополняли всю картину и Максим чувствовал себя слишком белым на фоне него. - Ты ебанная сука. – выдал тогда Анисимов. - В смысле? Они курили на балконе отеля, в котором встречались каждый раз. Максим не выдержал, ощущая трепет сердца, когда Сережа обхватывал губами сигарету и перекатывал её зубами. Анисимов влюблялся. Анисимов смотрел вперед. Видел Сережу. И он казался ему гребанным идеалом. Напряженные плечи и пальцы рук, улыбка на одну сторону, даже тонкие ниткой губы были совершенством. - Надо что-то делать. - О чем ты, Мась? - Ни о чем, Серый. Максим встал сзади Сережи и растекся по его спине, обнимая руками шею. Голый живот запротестовал, обжигаясь холодом футболки, только пару мгновений и спина пригрела грудь Анисимова. Это тепло предательски ощущалось родным. *** Теперь его жопу грел учительский стул. Обычную работу никто не отменял. Жаль, что трагически влюбленным нельзя было взять отпуск по пиздостраданию. Его пятиклашки носились на перемене, в то время как Анисимов чертил дату на зеленой доске. Мел сыпался снегом на черные свежевыстиранные и выглаженные брюки учителя, что проклинал Максим. - … Дмитрич! Максим Дмитрич! – из коридора заорали дети. Это были его дети, только они так могут вопить. Анисимов вынырнул за дверь, где сразу же за дверьми в самом разгаре была потасовка учеников. Девочка из его класса сидела сверху пацана и пиздила его пощечинами, держа левой рукой наверху запястья мальчика. - Алиса! – крикнул Максим. Эта ученица всегда делала школьную жизнь учителя насыщеннее. – Что ты делаешь? – Анисимову пришлось снимать девочку с лежачего, на что она продолжила дергать ногами в воздухе и злобно рычать. Он будто кошку отодрал от миски. – Сегодня, поняла меня, сегодня же отца в школу! Твое поведение превысило границы моего терпения. - Он работает, не сможет. – гундосила поуспокоившаяся Алиса. Кудрявые темные волосы стояли пушком, взбитые вверх от драки. Школьная форма висела наперекосяк, синий галстук завернут вокруг шеи, а оторванный кусок воротника рубашки наоборот висел. Девочка хмурила брови, сверкала ясными голубыми глазами. - Меня не волнует. Скажешь, что или он приходит, или я отправляю тебя к директору и пишу накладную на твое имя. Анисимов хлопнул дверью, возвращаясь к доске. Снова сыпавшийся мел удостоился его злобного кряхтения. *** Алиса сидела на передней парте, весело болтая ногами. По виду, она совсем не парилась на этот счет. Привела себя в порядок настолько, насколько было возможно. На самом деле, Максим уже разговаривал с её матерью пару раз, но та вежливо угукала на все его замечания и просьбы. Может отец добьется большего? Хотя он уже опаздывал на час. Сначала Анисимов покорно ждал, а затем стал проверять тетради, понимая, что всё затягивается. Дверь наконец-то оповестительно скрипнула, запуская человека внутрь. - Папа! – радостно закричала Алиса, тут же вставая. Девочка, распахнув руки, совсем по-детски, упала в объятия мужчины, который подхватил её, приподнимая над землей, и обнял. - Лиска, прости, опоздал. – Отец целовал дочку в волосы, все еще крепко её сжимая. Анисимов наблюдал за этой семейной сценой издалека, со своего места. На душе стало тепло от отцовского извинения. Мужчина поднял голову, собираясь поздороваться с учителем, однако уперся в опешившие глаза, какими стали и его сразу после этого. Максим думал его клинило, слыша голос Сережи от отца Алисы. Или просто похожи, ну бывает же. Только потом к голосу добавились знакомые светлые волосы. Удивительно, феноменально похожие на те, которые он сжимал, когда Сережа вдалбливался в него. Добавились глаза, усы и губы, в которые Анисимов успел влюбиться. -Здравствуйте, получается. – опущенным голосом практически прошептал Сережа. Алиса, обнимающая за пояс отца, покосилась на него. -Трущев значит. Добрый день. – Анисимов решил играть в эту игру в незнакомцев. – Присаживайтесь. Сережа как-то разочарованно вздохнул, вытер широтой ладони лицо и повел дочь к первой парте. - Ну что ты дерешься то, доця? – ласково спросил Трущев. Алиса тут же опустила голову, стыдясь. - Они взяли мой пенал и кидались им на перемене. А ты сам сказал отстаивать своё. – уверенно и дерзко бормотала отцу дочь. - Я имел в виду другое. Во-первых, почему ты не сказала словами? - Я говорила. Они не послушали. Ну я заставила их слушать. Брови Анисимова взметнулись вверх. Эту девочку он вел всего пару месяцев, но был готов поклясться, что переходный возраст тут не при чем. Как же родителям придется мучиться в шестнадцать… Сереже мучиться. - Но тогда ты… Ты должна была… Учитель громко сглотнул. Трущев уже так заикался однажды. В пред сексе, когда они были оба потными и возбужденными, а глаза Сережи кричали «Я не знаю что делать.» - Мне сказать. – помог Анисимов. -Точно. – кивнул в ответ отец. И второй раз за день заглянул полноценно в глаза учителю. Такие же родные карие глаза, добрые и усталые поймали морские волны других глаз. – Максим … -Дмитриевич. -Максим Дмитриевич где был? - В кабинете, здесь. – шептала Алиса. - Ну вот. Анисимов еще пару раз отчитал ученицу, сказал Сереже про воспитание и трудный переходный возраст, что он, как показалось Максиму, внимательно слушал и кивал. Все так, как при обычных встречах хулиганов и хулиганок с их родителями. Трущевы распрощались с учителем и подошли к выходу, как Сережа наклонился к дочери и сказав пару слов, выпроводил её за двери. - Прости. Блять. Черт возьми как прости. – Мужчина закрыл глаза, и сквозь маску вины, проговорил слова. - За что? Ну зачем он извинился? Теперь всё приобретает странный оттенок, сыреет, грязнеет. Анисимов пытался оставить всё в сердце как неудачный опыт, а теперь… - Я женат. - Вообще, мы не обговаривали этот момент. Просто встречались для… - У тебя кто-то есть? – В голосе Трущева Анисимов учуял ревность. - А это имеет значение? Последовала длинная пауза. Было слышно только редкие крики детей в коридорах, свист птиц из открытого окна. Но громче всего он слышал гулкое биение собственного сердца, что эхом отдавало в уши. Перед ним стоял тот же Сережа. Всё нутро испытывало те же эмоции, чувства. Он смотрел на свою любовь и ничего не мог с этим сделать. Максим был в шаге от панической атаки. Трущева же будто избили. Лицо хмурилось, брови дергались в тике, а сам он жевал губы и активно шевелил желваками. - Я обосрался. Лгун. Врун. Пиздун. Кто угодно. Сережа пробежался кончиком языка по раскрытым губам, и все ничего, кроме сведенных домиком бровей и грустного взгляда. - Это же был просто секс? – Шептал Анисимов в забвении. - Теперь и ты лжешь? Трущев ушел, хлопнув дверью, не дав Анисимову даже опомниться. Продуматься хоть на секунду. На грудь опустилось нечто грязным пятном. Максим упал в свое учительское кресло. В окно долбило поганое солнце, где птицы противно щелкали клювами, а ему чертовски хотелось выйти в него. Анисимов остался ни с чем. Только с разбитым сердцем и ложными надеждами. ***