Параллельные перекрестки

*** - Так, и чья это гр… грандиозная идея? Определение, если честно, подразумевалось прямо противоположным, но Геральт вовремя вспомнил о присутствии рядом Присциллы. Девушка, поймав взгляд ведьмака, лишь дернула плечом – мол, на меня не смотри… впрочем, сам Геральт в чем-то подобном стал бы подозревать Цираночку в последнюю очередь – хотя бы из-за того, что ремни, что использовались для обездвиживания донельзя перепуганного чем-то (кем-то?) менестреля, определенно были мужскими. И самому Лютику точно не принадлежали. Не то чтобы, конечно, Геральт знал наперечет все составляющие гардероба друга, но, учитывая нежную привязанность барда к ярким цветам, вычурным фасонам и дорогим тканям, прилагающиеся аксессуары вроде тех же ремней уж точно должны были соответствовать общему облику хотя бы той же бросающейся в глаза изысканностью. Так что… - Золтан? – обернулся ведьмак к краснолюду. - Ну, моя, - буркнул тот, не сводя мрачного взгляда с Лютика, который при виде Геральта и звуке его голоса что-то коротко вскрикнул или промычал – из-за завязанного рта понять было сложно, – напряг руки и резко дернул ими, из-за чего ременные петли, закрепленные ранее поверх манжет истрепанной рубашки, съехали к запястьям. Красные воспаленные следы то ли от веревок, то ли от тех же ремней, от Геральта не ускользнули. - Золтан? – повторил он, нахмурившись. Краснолюд, наконец, удостоил его все таким же мрачным взглядом: - Ну переусердствовал малость. Геральт, не о том ты думаешь. - А о чем я должен думать? – ведьмак, по-прежнему мало что понимая в происходящем, чуть повысил голос. – Меня ловит на дороге почтовик, передает вместо письма имя, я со всех копыт Плотвы мчусь сюда, чтобы обнаружить в результате что? Что двое моих друзей за каким-то лешим привязали третьего к кровати, предварительно напугав его, и ведут себя так, словно по-другому и не должно быть!.. - Геральт… Ведьмак осекся, повернувшись к Присцилле. Девушка смотрела на вырывающегося из ременных пут менестреля, и в глазах ее светился не меньший испуг. Вспомнив поведение Цираночки в момент их встречи перед кабаре, Геральт мысленно обругал себя за несдержанность, обычно ему не свойственную. Первоначальное предположение было верным – ни Золтан, ни Присцилла определенно не ожидали случившегося с Лютиком, уж точно не были к этому готовы, и если поступили так, как поступили, на это должна была быть причина. И срываться на друзей за это – последнее дело. Вот только Геральт никак не мог взять в толк, что же произошло. Что повлияло на менестреля, чтобы он вдруг начал бояться близких ему людей (то есть, одного человека, одного краснолюда и одного ведьмака), вести себя агрессивно (в противном случае в обездвиживании не было бы смысла) и говорить глупости или угрозы, или даже кричать (иначе не завязали бы рот)? Последнее беспокоило еще и тем, что обычно в молчаливости Лютика заподозрить было трудно, если вообще не невозможно, а уж в сочинении всяких небылиц, как успел привыкнуть за годы дружбы с бардом Геральт, так и вовсе равных не было… Что же такого успел наболтать или придумать менестрель сейчас, что это в столь радикальной степени встревожило даже тех, кто, подобно Геральту, привык и научился находить крупицы правды в горах вымысла?.. Ведьмак вздохнул. Как бы там ни было, помощь определенно нужна не только Присцилле и Золтану в усмирении менестреля, но и, очевидно, самому барду. Осталось узнать, какая именно. Геральт подошел к кровати, присел в изголовье, оглядел друга, стараясь не обращать внимания на затравленный взгляд загнанного зверька, которым сопровождалось каждое его движение. Прежде чем задавать вопросы двоим друзьям, следовало сначала попытаться самому хотя бы в общих чертах понять, во что же влип третий. Оставив выяснение причины откровенного страха в распахнутых синих глазах на потом, ведьмак осмотрел одежду менестреля. Странности начинались уже здесь – а именно, в несвойственной Лютику простоте. Да, кожаный кафтан был ярким, насыщенно-винного цвета, а жилетка тускло поблескивала золотой вышивкой по густо-алой ткани, но на этом, собственно, вся вычурность облачения завершалась. Общее состояние изношенности, учитывая степень амортизации тканей и фактур, свидетельствовало о том, что верхнюю одежду и брюки бард не менял как минимум несколько дней, рубашку таскал очевидно не первую неделю, а сапоги… то ли, не щадя ног своих (уже настораживало, потому что предпринимать долгие путешествия Лютик предпочитал, как и Геральт, верхом), менестрель исходил все известные ему дороги-тропинки Континента, коих за годы накопилось немало, то ли… …второй вариант в голову не шел, как бы Геральт ни пытался напрячь воображение – да, у ведьмаков оно тоже существует. Хотя, если подумать дважды, сапоги могли менестрелю и не принадлежать… куплены (почему не новые? не хватило денег? ограбили?), поменяны на что-то другое (на что и по какой причине?), стащены из чужого дома (за Лютиком статься едва ли может, но опять же, если да, то почему?) или с чьего-то бездыханного тела (сам ведьмак таким не побрезговал бы в безвыходной ситуации, но чтобы Лютик, этот ревнитель комфорта и красоты…)? Насколько серьезным было его положение в таком случае? Ведьмак досадливо мотнул головой. Никакой ясности. Одежда – помимо истрепанности и непривычности лицезрения подобного на Лютике – вызывала больше вопросов, чем предлагала возможных ответов. Темно-бурые засохшие пятна на рубашке, в происхождении которых сомнений не было, оптимизма тоже не добавляли, но успокаивали хотя бы тем, что свежей краснотой не цвели. Ни привычного берета, ни знакомой шапочки с пером цапли, растрепанные темные волосы, далекие от чистоты (учитывая общий облик – неудивительно), заметное даже несмотря на завязанный рот отсутствие усов и аккуратной бородки (мог сбрить, не возбраняется, но опять же, за каким чертом – чтобы не узнали? Это Лютика-то?), лютня… …где, кстати, нахмурился ведьмак, не разглядев в обозримом пространстве знакомых очертаний грифа и плавных мягких линий деки. Сокровище менестреля, эльфийская лютня, неизменная спутница барда на протяжении всех лет знакомства с ведьмаком, инструмент, полученный в результате не самого безопасного для жизни, но памятного началом дружбы приключения, ревниво оберегаемый менестрелем так, как не каждый король бережет свое золото… куда пропала? Лютик же сам порой в порыве полупьяной откровенности признавался, что без лютни своей, как ведьмак без мечей, порой как без… …рук? А с ними что? Перевязаны пропитанными чем-то маслянистым бинтами. Следов крови нет, уже неплохо. Поранился, но уже успело зажить? Короче, возвращаясь к раннему выводу, никакой ясности. Признавать свое поражение Геральт не любил, но умел (нехотя), если приходилось. В данном случае увиденное свидетельствовало пока только о том, что Лютик в очередной раз ввязался в какую-то проблему. Или – что не исключено – стал ее причиной. Или же – что тоже возможно – столкнулся с последствиями. Или… Таких «или» могло быть невообразимо много, учитывая, что речь все же идет о магните для неприятностей с шилом в одном месте. Настраиваясь на то, к чему привык он сам – то есть, снова помогать другу, – Геральт повернулся к девушке и краснолюду, без особого желания признаваясь себе в том, что потревожить тех вопросами все же придется. Знакомая ранее ситуация осложнялась состоянием менестреля – Лютик, в первые секунды появления ведьмака дернувшийся ему навстречу, сейчас снова замер и напрягся, словно пытаясь вырваться (ремни не позволяли), свернуться в комочек (нельзя по той же причине) или спрятаться (опять же невозможно). Лютик. У которого при каждой встрече с Геральтом после дней или месяцев порознь всегда (за редким исключением) была только одна реакция – широкая искренняя улыбка вне зависимости от сопутствующего состояния или окружения. И тут вдруг вот это… - Давно он в таком состоянии? - Уж третьи сутки как, - Золтан, не переставая бросать хмуро-встревоженные взгляды на молчаливого не по своей воле менестреля, вытянул из-за стола два стула, для себя и Присциллы, и сел, кивком головы предложив девушке сделать то же самое. Разговор затянется надолго, понял ведьмак. - Хоть что-нибудь говорил? - Только одно, - Присцилла, оставив в покое шаль, откинулась на резную спинку. – Что ничего никому не скажет. - В смысле? – не понял Геральт. - В прямом, - ворчливо вмешался краснолюд. – Заладил точно как Фельдмаршал мой – не скажу, да не скажу, никому да ни за что… - Фельдмаршал твой, помнится, по-иному выражался, - хмыкнул ведьмак. – Пока к Шуттенбаху не попал. - По-иному, не по-иному, - Золтан ностальгическим жестом стряхнул с помятого рукава воображаемое зеленое перышко мудрой заморской невоспитанной птицы, чей лексикон ранее составляли в основном брань да ругательства. – Лютик тоже ругаться умеет, не знал? Ведьмак лишь пожал плечами, не желая сворачивать с темы: - Что и кому он не собирался говорить? - «Кому» это нам, а вот «что», сами бы знать хотели, - краснолюд оглянулся на Присциллу. – Ты лучше Цираночку спроси, Геральт, я только под занавес подоспел да к решительным мерам прибег, когда Лютик наш уже буянить да вырываться начал. - С чего бы вдруг? – ведьмак посмотрел на друга, который, разумеется, хорош был в заговаривании зубов и изворотливости, да и буянил и вырывался со вкусом, однако неумело и недолго, да и то все вышеперечисленное обычно происходило лишь в случае присутствия вокруг соперников по творчеству или врагов с оружием наперевес. Но… близкие-то чем менестрелю не угодили? Ситуация определенно переставала казаться легко решаемой и забавной. Тем более что и Присцилла, не отличавшаяся робостью, и Золтан, чья смелость хорошо была известна ведьмаку и не раз проявила себя в совместных приключениях, сейчас вели себя чуть расслабленнее, чем несколько минут назад. Словно присутствие Геральта успокоило их, не сумевших почему-то самостоятельно разобраться в поведении Лютика… Логично – ведьмак знал менестреля не первый десяток лет, намного дольше, чем та же Цираночка или краснолюд, возможно, именно поэтому к нему решили обратиться за помощью, вдруг да поймет, что с другом не так… - Расскажи ему, Присцилла, - Золтан тяжело поднялся со стула, окинул взглядом стол с пустыми тарелками, покачал головой. – Я пока приволоку что-нибудь с кухни, Геральт, ты ж голодный наверняка, пожрешь хоть. - Терпит, - решительно отозвался тот. – Кровать лучше со второго этажа принеси, я здесь на ночь останусь. Что бы Присцилла ни рассказала, Лютик при любом раскладе в очевидной зад… проблеме застрял, коли вас да меня шарахается. Его одного лучше в таком состоянии не бросать. Краснолюд кивнул и направился к выходу, бурча себе в усы: - Как чуял, что обратно тащить нехрен было… - Помочь? – окликнул друга ведьмак, но тот лишь рукой махнул и скрылся за дверью. Геральт посмотрел на девушку. – Так Золтан уже ночевал тут? Следил за Лютиком? Присцилла кивнула. Сдернула с плеч шаль, раздраженно-отчаянно, рывком выпрямилась, шагнула к кровати, подалась к Лютику и тут же отпрянула, натолкнувшись на колючий синий страх: - Что с ним случилось, Геральт? Он нас не просто боится, он… он вообще не узнаёт ни Золтана, ни меня!.. Ведьмак вздрогнул. Не узнаёт? Лютик? Человек, который спокойно удерживал в памяти тысячи прочитанных страниц, сотни своих и чужих песен, десятки случившихся даже не с ним событий и бесчисленное множество единожды увиденных лиц, – вдруг перестал узнавать тех, кто ему близок и небезразличен? Да быть такого не может… …или может? - Присцилла, - негромко проговорил Геральт, поднимаясь на ноги, - начни-ка с самого начала. Девушка с трудом отвела взгляд от менестреля. Медленно наклонила голову. Обняла себя руками, глубоко вздохнула, расправила плечи. Прозрачно-зеленые глаза смотрели по-прежнему встревожено, но теперь сосредоточенно – ранее растерянная, сейчас Присцилла обрела то ли опору в виде прибывшего ведьмака, то ли цель в желании помочь Геральту – а заодно и Золтану, и себе самой – понять, что же случилось с их общим другом. - Сейчас расскажу. - Секундочку, - мягко перебил девушку осененный внезапной идеей ведьмак, привычным молниеносным движением доставая из чехла меч и одновременно оборачиваясь к кровати. Короткий вскрик, сдавленное мычание, вспышка беспомощного ужаса в синих глазах, три наикратчайших стальных взблеска в пропитанном золотистым светом свечей воздухе… четыре ременные пряжки глухо звякнули о ковер, сопровождаемые сухим кожаным шелестом, рассеченная точным движением шелковая ткань шарфа спланировала на покрывало. – Лютик, ты бы пока… Ведьмак замолчал, так и не договорив. Ошарашенный внезапной свободой, менестрель затравленно смотрел на Геральта. Совсем как Присцилла, обхватил плечи руками, нахмурившись и закусив губы. Крупно, неровно дрожа, отполз к стенке кровати, съежившись и выставляя перед собой забинтованные ладони. В глазах до сих пор прозрачной синевой пылал неприкрытый страх. Загнанный зверек, вновь пришло в голову ведьмаку сравнение. Ни единой искры признательности или благодарности, которую так тщетно пытался разглядеть Геральт сейчас, освободив барда, ни единой вспышки радости, такой привычной ранее и воспринимаемой как нечто само собой разумеющееся. …боги, Лютик, да что с тобой?... - Лютик, - позвал друга ведьмак, неторопливо убирая меч обратно в чехол так, чтобы это от менестреля не укрылось. – Лютик, это я. Геральт. Бард замотал головой. В еле слышное потрескивание теплящихся свечей вплелся сорванный шепот: - Не скажу… не скажу… хоть убейте, ничего не скажу, не скажу, нескажунескажунескажу… Геральт спорить не стал. Не шевельнулся, понимая, что – пока неизвестно почему, но очевидно – любое даже самое крошечное движение в сторону менестреля будет им замечено и расценено как угроза жизни и рассудку… вот за последнее ведьмак уже начал опасаться. Хотя вот так сходу поверить в то, что у друга напрочь отшибло память до такой степени, что он перестал доверять даже близким людям… …а сам-то? Давно ли воспринимал, как чужих, тех же Золтана и Лютика? Тебе-то проще, ты ведьмак, если что, отпор мог дать в случае обмана… - Лютик, - все так же негромко повторил Геральт, удерживая взгляд друга на одной линии со своим и уже жалея, что освободил менестреля, хотя на тот момент решение казалось правильным. – Лю-тик, послушай, тебе ничто и никто не угрожает, и… …то, что было дальше, случилось слишком быстро, и запечатлелось в сознании ведьмака, наверное, только благодаря многолетней привычке подмечать мельчайшие детали и обращать внимание вот буквально на все происходящее, каким бы неважным то ни было или ни казалось. Позже Геральт не смог объяснить даже себе самому, почему повел себя именно так, а не иначе, и списал все на то, что тело, сознание и инстинкты сработали просто на автомате. Глухо стукнула о стенку распахнувшаяся дверь – словно щелчок взведенного арбалета, сухой и неожиданно громкий в потрескивающей золотистым отсветом тишине. Присцилла вздрогнула, обернулась, одновременно с этим дернулся и застыл вспугнутым зайчонком забившийся в угол постели бард. - Кровать вот тебе, а еще все-таки пожра… Золтан, перевернувший кроватный остов таким образом, чтобы ножки упирались в дверь, оставляя ее открытой, на одной руке удерживавший тяжелый поднос с источающим аппетитные ароматы содержимым, договорить не успел. Звенящий на отчаянно высокой ноте голос менестреля перерезал недосказанную фразу словно ножом: - Помогиииииииите! На поооооооомощь!... Лютик – и откуда только прыть взялась? – метнулся к выходу, ловко поднырнув под руку оцепеневшего на мгновение Хивая. Сведенные и практически тут же развернувшиеся плечи, словно рычагом, задели локоть Золтана, и краснолюд от неожиданности резко выпрямил вверх руку с подносом. Запеченная цесарка художественно взмыла под потолок, окруженная красочным хороводом из сочных томатов, салатных листьев и луковых перьев. Происходящее виделось ведьмаку так, словно он перед этим хлебнул «Пурги» - в размеренно-замедленном отчетливом хаотично-диком танце. Вот Золтан открывает рот, чтобы грянуть очевидно просящееся на язык ругательство, вот Присцилла тянет ладошку к губам, вот перебинтованные пальцы Лютика скользят по латунному дверному кольцу, срываются, беспомощно хватая воздух, вот плавно низвергается на стол в компании овощей равнодушная ко всему и вся покрытая хрустящей золотистой корочкой цесарка… поняв, что сейчас ненадолго лишится и ужина, и друга, Геральт сделал то, чего делать не хотелось, но как на самом деле следовало бы поступить с самого начала. Привычным отточено-мягким движением выбросил вслед менестрелю руку, коротко начертив в воздухе «Аксий». - Угомонись, дружище. Лютик послушно замер в полушаге от коридора. …время вернулось в свой привычный ритм, ознаменовав сие звоном грянувшегося на пол подноса, сочным шлепком приземлившейся прямо на тонкую вышитую скатерть дичи, томатными кляксами, причудливо дополнившими терракотовый узор ковра, разлетевшимися по полу луковыми перьями, похожими на пучки срезанной травы, и тяжелым вздохом Золтана, который, опомнившись, все-таки втащил кровать в комнату и плотно прикрыл дверь, отрезав застывшему на месте менестрелю путь к бегству. Присцилла молчала. Геральт предпочел на всякий случай пока последовать ее примеру. Краснолюд, устроив деревянный остов неподалеку от кровати Лютика, посмотрел на остатки того, что пару минут назад называлось его ремнями и шелковым шарфом девушки, покачал головой и повернулся к ведьмаку. В умных темных глазах, вопреки ожиданию Геральта, не было ни упрека, ни злости, ни раздражения. Лишь все та же хмурая тревога, смешанная с усталостью. - Понял? – негромко осведомился он, коротким кивком указав на неподвижного менестреля. - Понял, - отозвался Геральт. Помедлив, добавил, руководствуясь то ли остатками, то ли задатками совести, то ли просто имеющейся в наличии таковой: - Ремни возмещу. Шарф тоже. - Дело наживное. Лютика возмести лучше. Нашего, прежнего, а не вот это вот, во что он непонятно почему превратился… - Золтан сел на стул, пнул подкатившуюся к ногам уцелевшую помидорину, затем фыркнул, наклонился и поднял ни в чем не повинный овощ, положил на перепачканную жиром скатерть. – Ты поел бы, ведьмак, в самом-то деле. Выпить не предлагаю, голова нужна ясная… хотя хрен знает, имеет ли смысл на трезвый ум такое обмозговывать. - Раз нужна ясная голова, значит, будет ясная, - решительно проговорил Геральт. – Тем более что дело тут очевидно серьезнее, чем на первый взгляд кажется. Золтан кинул на него красноречивый «а-раньше-допереть-не-судьба-была?» взгляд, но ограничился хмыканьем. - Так у дверей его и оставишь? - Нет, разумеется. Ты устал, Лютик, поспать бы не мешало. Менестрель медленно развернулся и покорно проследовал обратно, уставившись затуманенным, ничего не выражающим взглядом прямо перед собой. Снял сапоги и кафтан, лег на покрывало, повернулся набок, подложил руки под голову. Смежил веки и тихонько, почти спокойно и расслабленно, вздохнул. Цираночка склонилась над Лютиком, коснулась губами его виска, коротко и едва слышно всхлипнула и выпрямилась. Геральт боролся с желанием успокоить девушку и одновременным стремлением во всех подробностях расспросить ее, что же произошло пару дней назад, когда бард, по словам Золтана, впервые обнаружил признаки такого странного и тревожащего поведения. - Я тебя перебил, Присцилла, - мягко напомнил он, кивнув на соседний с краснолюдом стул. Сам же ведьмак присел на жесткий кроватный остов, мимоходом напомнив себе, что позже надо будет наведаться в комнату за матрасом и бельем. – Какая поеб… прости, Цираночка… какая задн… - Да говори уже, - махнула рукой та. – Можно подумать, я фиалка нежная, с Лютиком да Золтаном пообщаешься, так и не такого наслушаешься. - Э-эй! – возмутился краснолюд. Геральт едва заметно улыбнулся – кажется, друзья начали приходить в себя. - Ну выкладывайте тогда, что за хрень случилась с нашим менестрелем. …Новиградское утро выдалось на удивление спокойным и солнечным. Пока еще сонные, золотистые лучи трепещущей паутинкой пронизывали тонкую вуаль рассветной дымки, что стелилась над городом, невесомо цепляясь за крыши домов и прохладой скользя вдоль тихих улочек. Бурная ночная жизнь Вольного Града попряталась в подвалы и бордели, заперлась за крепкими дверьми неприметных домов, притаилась в иллюзии спокойствия для обычных горожан – практически на весь день грядущий, до заката, а если повезет, то и до полуночи. Потихоньку, неторопливо просыпались, распахиваясь навстречу новому дню, окна, чуть слышно шелестели занавески, в утреннюю тишину постепенно вплетались приглушенные привычные звуки – голоса торговцев, детский смех, недовольное старческое ворчание… …- Присцилла! - Геральт, угомонись. Ты же разговариваешь с бардом. - При всем уважении, давайте-ка ближе к делу, ладно? - Все в порядке, Золтан, Геральт устал, хочет поесть и выспаться, ему не до языковых красот и деталей, поэтому… - Боги, Цираночка… ладно, пойдем долгой дорогой… …Девушка выскользнула из-под одеяла и сладко потянулась, в очередной раз порадовавшись тому, что позволила Лютику уговорить себя на переезд из борделя, где Присцилла платила за комнату, в «Хамелеон», где подобного с нее никто не требовал. Что ни говори, а слушать веселый смех и даже немного нетрезвые одобрительные возгласы посетителей кабаре с первого этажа не в пример приятнее, чем старательное пыхтение, наигранно-сладострастные стоны и полузадушенные вскрики ночных бабочек, доносящиеся с трех сторон через дверь и стены. Если честно, обычно решительную и не боязливую Присциллу немного напрягала мысль, что хорошо поддавшие любители постельных развлечений могут начать ломиться и в ее дверь – хотя у Мадам с этим было строго, да и парочка дюжих вышибал следила за тем, чтобы никто не совал нос (и не только) туда, куда не следует, но все-таки… …все-таки да, в «Хамелеоне» было спокойнее. Все-таки хорошо, когда твои друзья – совладельцы не последнего по известности в Новиграде заведения… ну, то есть, один из находившихся сейчас в «Хамелеоне» друзей, вздохнула девушка, некстати вспомнив, что в основном заправлял всем Золтан Хивай, сменивший кочевую жизнь на торгово-оседлую в гораздо большей степени, чем тот, чьей давней мечтой, собственно, и являлось это самое кабаре. Сам же менестрель то и дело срывался с места, то на несколько недель уматывая в южное княжество навестить Геральта, то уезжая с ним же, когда тот порой заглядывал к старым друзьям во время своих ведьмачьих странствий… казалось, бард вовсе не спешит по примеру Золтана окончательно сменить лошадиное седло на удобный стул, а простор дорог и неизведанность путешествий – на уют, спокойствие и стабильность «Хамелеона» и размеренную жизнь рядом с близкими. Нет, осуждать Лютика Присцилла не собиралась. Сама не отличаясь по молодости лет оседлостью, неоднократно одна или вместе с менестрелем кочевала по городам и королевствам Континента даже не в самые спокойные времена, проводя концерты как для простых людей, так и для представителей знати. Да и приключениям была не чужда, несмотря на пережитое когда-то нападение, едва не завершившееся ее смертью. Умывшись, девушка быстро оделась – платье, лента в волосах, теплая шаль, подарок барда. Яркие костюмы – удел вечерних представлений, это позже. Пока что Присцилла решила наведаться на рынок – мясные запасы практически вышли, а со дня на день, если верить Лютику, должен был приехать Геральт, так что в продуктовом смысле следовало подготовиться основательно. Часть обязанностей Лютика приходилось в его отсутствие разделять с Золтаном – но уж Присцилле-то проще договориться или сторговаться, чем тому же не слишком расположенному к общению с людьми краснолюду. Девушка надеялась только, что к появлению ведьмака сам менестрель все-таки успеет вернуться. Живым и, если повезет, невредимым… …- Стоп, что? Лютик уезжал из Новиграда? Меня не поставив в известность? - Во-первых, не обязан был, во-вторых, ты же его знаешь, Геральт. - Слишком хорошо, увы… но, черт, если ему вожжа под хвост попала, мог дождаться моего приезда, что ли. Поехали бы вместе, так хоть безопаснее… - Ох, ведьмак… думаешь, мы с Цираночкой ему не говорили? Так нет же, вот точно, вожжа по заднице – ничего страшного, твердит, но срочно-срочно, вотпрямщас, мигом обернусь туда-обратно, соскучиться не успеете. - Можно подумать, по нему вообще кто-то всерьез скучал. - ГЕРАЛЬТ!.. - Да шучу я, шучу. - А вот ни хрена не смешно, ведьмак. Лютик-то вляпался. - Не в первый раз. Живой, главное, уже хорошо. Вытащим. Не ворчи, Золтан. - Фигушки тебе. Продолжай, Цираночка… …Беспокойство Присциллы усиливалось еще и тем, что, несмотря на теплые и доверительные отношения, что установились у нее и Лютика, во все подробности менестрель предпочитал подругу лишний раз не посвящать. Аргументировал это вполне по-своему весомо и логично – не желал, в случае чего, навлекать на девушку возможные неприятности. Вот это «в случае чего» как раз и тревожило, чаще всего оборачиваясь проблемами для самого менестреля. Та же, например, кража казны Сиги Ройвена («Цираночка, не бери в голову, это ж пара пустяков, тем более что все распланировано и осечки не будет»), которая в результате едва не стоила Лютику жизни… Мотнув головой, девушка сбежала по лестнице на первый этаж. Золтан уже был на месте, втолковывал что-то корчмарю. Заметив Присциллу, приветственно кивнул, обратил внимание на холщовый мешочек для продуктов, окликнул: - Отрядить кого тебе? - Не-а, - весело отмахнулась девушка, - я по минимуму пока, позже загрузимся основательнее. Вернусь скоро. - Осторожнее, - напутствовал подругу краснолюд. Присцилла только плечом дернула – в конце концов, волков бояться – в лес не ходить. Золтан не обиделся, хмыкнул и вернулся к весьма содержательной, судя по жестикуляции, беседе с корчмарем. Девушки-официантки потихоньку впархивали в зал, Полли что-то старательно расчерчивала на листке, прикусив губу и сосредоточенно царапая пером по бумаге – очевидно, размечая схему для новой хореографической постановки, о которой Лютик договорился с ней незадолго до своего исчезновения. Присцилла не стала никого отвлекать – выбежала на улицу и направилась на рыночную площадь, мысленно подсчитывая приблизительное количество мяса, способное в ближайшей перспективе насытить ведьмака. Можно купить несколько окороков, пару крупных цесарок, разбавить овощами, о вине всегда заботится Лютик, так что… …хорошее настроение растаяло, словно лед под лучами восходящего солнца, когда Присцилла снова подумала о сгинувшем в неизвестность менестреле. Его послушать, так любая неприятность – всего лишь та самая «пара пустяков, не стоящих внимания». И ладно бы эти «пустяки» оказывались просто очередными отцами-мужьями-братьями соблазненных любвеобильным менестрелем мазелек, от этих неприятностей Лютик уже навострился уходить или резво через крыши и чердаки, или тактично посредством изящных словесных витийствований… да, приятного мало, но, зная бурное прошлое друга, осуждать его и призывать к серьезности Присцилла не торопилась. Жизни ловеласа не угрожает – и ладно. Другое дело, если Лютик сорвался в неизвестность, ведомый только одному ему понятными устремлениями чести, долга и помощи. Вот тут вариантов развития неизвестной пока ситуации было полно, от безобидных до жизнеугрожающих, а то и вообще смертельных, учитывая то, что за яркой маской балагура и фанфарона на самом деле прятался искренний и в чем-то благородный человек, способный, как показала история с Цириллой, на многое ради тех, кто ему важен… …- Присцилла, вот только не надо мне сейчас дифирамбов в сторону этой занозы в…. Умффффр…хрмчавк… Золтан, какого хрена?!. - Геральт, ты не столько слушаешь Цираночку, сколько пожираешь глазами цесарку. - Но я… - Вот и пожирай ее буквально, а не метафорически. - Но… - Заткнись и ешь. Вообще, знаешь, тебе иногда лучше жевать, чем говорить… Присцилла, не обращай на этого дуболома внимания, с его ведьмачьими штучками за Лютика теперь беспокоиться нечего, а выспаться Геральт успеет, когда нажр… выслушает. Продолжай… …в общем, Присцилле о многом бы не хотелось думать. О том, не таится ли в его неуемном желании снова и снова окунаться с головой в очередное приключение неосознаваемого самим менестрелем стремления сбежать от чего-то. О том, не проснулись ли в романтичном барде прежние чувства к туссентской княгине, коли уж Лютик направляет копыта Пегаса (похоже, по примеру друга-ведьмака, менестрель всех своих лошадей тоже решил называть одинаково) в южные края. О том, надолго ли хватит этого юного, несмотря на возраст, задора и прежней любви к путешествиям в компании немногословного Геральта, встрече с которым бард был всегда – и взаимно – рад. О том, вернется ли вообще однажды неугомонный Лютик из очередной поездки… Короче говоря, когда девушка подходила к рыночной площади, хорошего настроения уже как не бывало. Накрутила себя сама, понимала Присцилла, сердито похлопывая мешочком по колену, зациклилась на размышлениях о друге, да и по бардовской привычке – очевидно, перенятой у Лютика – успела заранее все излишне драматизировать. Вернется менестрель, куда денется-то?.. …и все же затаенная тревога неприятным холодком ворочалась где-то внутри. Еще и письмо это… …- Что за письмо? - Ведьмак, ты слушать будешь или перебивать? - Ох, леший с вами… Извини, Присцилла. - То-то же… …История с письмом в самом деле была какая-то мутная, необъяснимая и толком не объясненная. Просто несколькими днями ранее к «Хамелеону» прискакал запыхавшийся и запыленный почтовик, практически кубарем скатился с лошади и грохнулся, истощенный очевидно долгой и не самой безопасной поездкой, прямо под ноги вышедшему на порог кабаре менестрелю. Лютик начал было зубоскалить относительно преданных поклонников его блистательного творчества, что неспособны дождаться вечерних представлений и спешат лично выказать свое почтение Самому Знаменитому Барду Всея Континента – но заткнулся, едва заметив сумку с письмами, притороченную к седлу взмыленной лошади. Моментально посерьезнев, менестрель завел ослабевшего гонца в кабаре, распорядился насчет еды и вина и, приняв из его рук измятый запачканный конверт, без лишних слов умчался в свою комнату. Отдохнувший почтовик погнал лошадь по служебным делам через час. На следующее утро уехал и сам Лютик, не оставив никаких намеков на то, куда направился и что собирался сделать. Просил только передать – если Геральт приедет до его возвращения, пусть дождется… …а вот ты сам, друг мой любезный, ведьмаку да нам заодно и расскажешь, куда тебя понесло и где, собственно, носило, подумала с облегчением в следующий момент девушка, узрев на площади знакомую фигуру. Менестрель, закутанный во что-то потрепанное, растерянно озирался по сторонам, но в первые секунды девушка об этом даже не задумалась – радость от возвращения Лютика очевидно живым оттеснила на второй план короткую вспышку беспокойства. Переборов в себе желание подойти к барду со спины и закрыть ему глаза ладонями с игривым «угадай-кто» намерением, Присцилла приблизилась к другу и насмешливо поинтересовалась: - Ну, милый, всех мазелек Континента осчастливил, или остались недовольные? Не самая лучшая фраза для приветствия, да. Но не бросаться же на шею менестрелю. Однако в следующее мгновение Лютик нервно вздрогнул и обернулся на ее голос, оказавшись с девушкой лицом к лицу. Первое, что бросилось в глаза – взгляд. Застывший, растерянный и испуганный. Точь-в-точь как у ребенка, внезапно оказавшегося в незнакомом месте без малейших ориентиров. Лютик ежился и дрожал под истертой рогожкой неопределенно-земляного цвета, словно замерз – хотя холодно не было, несмотря на раннее утро. Тревога уколола отчетливее, но подпускать ее ближе Присцилла пока не стала – это же Лютик, нужно всего лишь подождать пару мгновений, и на красивое лицо снова вернется привычная насмешка и мягкое «мне-удалось-тебя-удивить?» выражение… но секунды шли, а испуг не спешил исчезать из синих глаз, да и сам менестрель смотрел так, словно… …не узнавал? Присцилла нахмурилась, внимательнее вглядываясь в друга и отмечая другие изменения в его внешности. Неухоженные волосы были растрепаны и несколько дней не видели гребня, аккуратные усы и бородка сменились сизой щетиной, одежда хоть и была яркой, но определенно выбивалась из привычного Лютиковского гардероба как фасоном, так и очевидной изношенностью, куда-то пропала любимая бардом лютня, а руки судорожно цеплялись за истерто-бурый то ли плащ, то ли старое одеяло. И глаза… - Лютик… - почему-то испугавшись, Присцилла протянула руку к его лицу. Менестрель дернул головой, словно хотел уклониться от прикосновения, но то ли передумал, то ли не успел. Ладонь уколола щетина. – Лютик, ты в порядке? Ответ был очевиден, сводя на «нет» саму необходимость вопроса. Но в глазах барда что-то дрогнуло. Пересохшие потрескавшиеся губы приоткрылись: - О, дева, от чьей красоты стыдливо румянится рассвет и само солнце льнет золотом к косам… Голос был негромким и чуть охрипшим, будто простуженным, однако узнаваемым, да и нотки проскользнули знакомые. Присцилла приготовилась было успокоиться, сочтя поведение менестреля пусть и дурной, но все же шуткой, когда внезапно услышала продолжение фразы: - …не окажешь ли ты мне честь пояснить, где я нахожусь?.. …- Я что-то не понял. - Не ты один. - Нет, ребята, я правда не понимаю. Практическим знатоком географии всего Континента нашего менестреля назвать, конечно, нельзя, но что касается городов, так в каждом, где Лютик побывал хотя бы раз в жизни, он-то уж точно знал наперечет все улочки и закоулки, потому что… - Кхм!.. - Да ладно, Золтан, я сама знаю, что Лютик воздержанием не страдал, догадываюсь и о причинах, по которым теоретическое знание топографии становилось практическим. Потому меня это и удивило. - Удивило? - Ну, встревожило, доволен, Геральт? - Нет. - Вот и я тоже… …Менестрель смотрел на девушку с настороженным интересом и хмурился, словно пытаясь вспомнить, знакомы ли они. Надо ли говорить, что поведение друга тревожило Присциллу с каждой секундой все сильнее и сильнее, и отмахнуться от этого неприятно холодящего ощущения было не так-то просто. Лицедейство лицедейством, но девушка всегда интуитивно могла отличить, когда Лютик бравирует и выдумывает, а когда говорит правду… и сейчас, как бы странно это ни звучало, был второй вариант. Что-то произошло, поняла Присцилла, надеясь, что все-таки ничего особо страшного – у Геральта тоже однажды память временно отшибло, может быть, и с менестрелем нечто подобное случилось? Выпил лишнего… хотя алкоголем вроде не несет от него… - Ты в Новиграде, Лютик, - как можно мягче произнесла она, скользнув рукой по сухой шершавой ткани на плечах менестреля и аккуратно обхватывая его запястье. – На рыночной площади. - Рыночной… площади… - повторил менестрель, оглядевшись по сторонам. Вид деловито снующих между торговыми рядами продавцов, раскладывающих товары, подтверждал слова Присциллы, но барда это совсем не успокоило. Наоборот – пальцы сильнее стиснулись на истертой накидке. – А я… здесь… почему? Оказался… каким образом?.. Твой отец… или муж?... застал нас вместе и вышвырнул меня из твоего ложа?... но я не… Слышать подобные малосвязные фразы и откровенную, не соответствующую истине ерунду от человека, никогда не лезущего за словом в карман, было непривычно. И немного страшно, хотя в последнем Присцилла никому бы не призналась. - А мне казалось, ты ценишь меня выше своих мимолетных увлечений, - попыталась то ли пошутить, то ли возмутиться она, но вышло, если честно, плохо. Тем более с учетом последовавшей реакции – Лютик резко обернулся, одновременно отступая на шаг, расцепил пальцы, выдернул руку из ладони девушки, накидка-плащ-одеяло с сухим шорохом соскользнуло с плеч, легло грубыми складками у истертых сапог… странности гардероба друга перестали волновать Присциллу, как только ее глазам открылось темно-бурое пятно на посеревшей от грязи рубашке. - Боги, Лютик, что с тобой случилось?.. – девушка подалась к менестрелю, но тот отшатнулся. Синие глаза вспыхнули неприятием: - Как я сюда попал? И кто ты такая? В голосе барда отчетливо звучала неприкрытая враждебность. И вот теперь Присцилла испугалась по-настоящему… ...- Слушайте, но в это невозможно поверить. - Рискнешь еще раз его освободить? Чтобы он своими криками весь «Хамелеон» перепугал? Мы так долго работали, чтобы сломать прежнюю репутацию «Шалфея и Розмарина», и что – все труды Лютика и Прис Плотве твоей под хвост, что ли? Хренушки!.. Связывай его этими своими заклинаниями, бери в охапку да вези к Шани в Оксенфурт, или к чародейкам своим, пусть выясняют, что за напасть с парнем приключилась!.. - Угомонись, Золтан, я же не… - Он меня угомонять будет… Еще не хватало, чтобы история повторилась!.. - Какая… история? - Черт… трепач похлеще Фельдмаршала… - Золтан? - Я и так слишком много сказал. - Кроме главного. Что за история? Чего еще я не знаю? - Да было кое-что… - Парни, от ваших пререканий Лютику лучше не станет. - Хорошо. То есть, конечно же, нет, но ладно. Золтан, к этой теме мы еще вернемся. - Не мечтай. - Я и не мечтаю, а прямо говорю – вернемся. Не увильнешь. А пока рассказывай, как так вышло, что Лютик пристегнутым к кровати оказался. - Ох, лады. Не гляди волком только… короче, повезло нам тогда, что и корчмарь, и официантки на кухню ушли, а Полли с Элихалем насчет костюмов танцевальных проконсультироваться решила… …Корчмарь с официантками убежали на кухню, откуда уже доносились аппетитные запахи – позавтракать перед началом рабочего дня не мешало. Полли упорхнула в мастерскую эльфа – предстоящая хореографическая постановка требовала свободы движений при минимуме вульгарности, и кто, как не отличный портной, мог проконсультировать по вопросам соответствия одежды требованиям танца. Золтан с недовольным вздохом полез за прилавок в поисках продуктового журнала – пока Лютик шатается неизвестно где и черт знает зачем, кабаре простаивать не должно. Не то чтобы краснолюд осуждал так и не унявшуюся страсть друга к путешествиям и собиранию и написанию истории Континента через призму свидетеля (не приведи Мелитэле, еще и участника) событий различной степени хреновости, но когда формальный хозяин «Хамелеона» – чье имя не в последнюю очередь привлекает посетителей к заведению – раз за разом пропадает на дни, а порой и на недели, на работе кабаре это сказывается не лучшим образом. Да и потом, ладно бы с ведьмаком, как всегда, путешествовал, это еще терпимо, друзья все-таки не первый десяток лет, да и Геральт, если что, Лютиковскую задницу спасет от очередной хрени, так нет же… Вот пару-тройку дней подождать не мог, ворчал про себя Золтан, перелистывая замусоленные страницы журнала в поисках последних записей о покупке продуктов. Геральт вот-вот приедет, неужели это «вотпрямщас»-срочное дело так уж и не терпело отлагательств, что стоило из-за какого-то письма, содержания которого менестрель не счел нужным сообщить ни Присцилле, ни самому Золтану, срываться с места? Лютик выглядел взбудораженным и взволнованным, если не сказать, встревоженным – но Присцилла и краснолюд, списав это на свойственную менестрелю чрезмерную эмоциональность, деталей выяснять у него не стали… …а надо было бы, чертыхался Хивай, в пятый раз перечитывая одну и ту же строчку. Это же гребанный Лютик с его вечной тягой к приключениям и накрепко впаянным в само бардовское существо магнитом для всяких неприятностей. Ну вот появится скоро Геральт, узнает, что друг умотал неизвестно куда и неизвестно почему, а они с Присциллой толком и рассказать ничего не могут. И ищи-свищи потом менестреля, да молись всем существующим и несуществующим сущностям, чтобы хотя бы на сей раз от опасностей оградили… В том, что Лютик в очередной раз вляпался, Золтан даже не сомневался. Бард находил проблемы на свою голову даже тогда, когда их изначально и на горизонте-то не планировалось. А уж если влезал в неприятности сознательно, как, скажем, в случае с Цириллой… …на этой мысли краснолюд себя и остановил, раздраженно захлопнув журнал. Гребанный Лютик, лешак бы его побрал. Ну вот где его сейчас носит, а?.. И самое главное – вопрос, который Золтан задавал себе за прошедшие годы не раз и не два – когда это расфранченный павлин, способный, казалось, только слова да фразы складно лепить, да зайцем дрожать и прятаться за чужие спины в случае опасности, успел стать одним из тех, на кого распространялась непоколебимая Золтановская философия «доброты к себе и ближайшему окружению»? Впрочем, наверное, ответ на этот вопрос Хивай все-таки знал. Вот только возвращаться в памяти к обстоятельствам, при которых этот самый ответ и возник, никак не хотелось. Не самыми веселыми они были, мягко говоря. Лютик тогда в такие проблемы по уши влез – самостоятельно, упрямо и вполне осознанно, – что… Поток воспоминаний был бесцеремонно прерван распахнувшейся дверью. Золтан поднял голову от обложки журнала, оторвавшись от бесцельного изучения тисненых букв. - Ты что-то быстро, Цираночка, - весело удивился он, обратив внимание на пустой мешочек. – Глаза разбежались, на все нужное рук не хватило? Предлагал же отрядить кого… Краснолюд замолчал, заметив, что девушка вернулась не одна. За ее плечом маячило нечто в потрепанном винно-сливовом кафтане, заросшее щетиной, хмурое и съежившееся, словно готовое в любую секунду рвануть с места – нечто, в котором Хивай не сразу узнал испарившегося в неизвестность несколько дней назад друга. Золтан еще успел поразмыслить над выбором между объятием или требованием объяснений, или же очередностью того и другого – когда натолкнулся на взгляд Присциллы. Испуганный. Растерянный. Настороженный. О чем-то безмолвно просящий. Хреново, понял Хивай, внимательнее вглядевшись в Лютика. Очередная задница с бардом. Насколько серьезная, пока неясно. С другой стороны, Цираночку так просто не испугаешь, девица решительная… Золтану хватило мгновения, чтобы сориентироваться. - Лютик, чертяка ты старый! – грянул краснолюд, шагая навстречу менестрелю и крепко перехватывая того за пояс, бард даже ойкнуть не успел. – Вернулся, не прошло и полгода! Ну рассказывай, рассказывай, где тебя носило и чем – или кем – так потрепало знатно?.. Тихий вздох Присциллы подсказал Золтану, что ее просьба понята и исполнена правильно – барда (неясно пока, правда, почему и зачем) требовалось на какое-то время отвлечь и удержать на месте. Девушка метнулась к лестнице, исчезла за пролетом. Хивай сильнее сцепил пальцы за спиной менестреля, демонстрируя радость от встречи – искреннюю, разумеется, но омраченную тревожащим поведением Цираночки и тем, как выглядел сам Лютик. - Что молчишь-то, чертушка бардовская? – басил Хивай, отвлекая на себя внимание друга, который очевидно растерялся от такого приветствия. – Выкладывай, где шатался, скольких мазелек очаровал, скольких разочаровал, что нового повидал, какие ратные подвиги совершил, кого спас, от кого сам шкуру свою спасал, и как умудрился без Геральта… …вот последнее было явно лишним. При имени ведьмака менестрель вздрогнул, ощутимо напрягся и уперся ладонями в плечи Хивая, пытаясь вырваться из медвежьего подобия краснолюдских объятий. - Кто ты? – выдохнул он. – И… Геральта откуда знаешь?.. От неожиданности вопроса, тем более услышанного от человека, который в свое время сам все уши Хиваю прожужжал про Белого Волка, Золтан ослабил хватку. Лютик вывернулся из его рук, затравленно оглянулся по сторонам, словно в поисках пути отступления, съежился. Позже краснолюд возблагодарил Мелитэле за то, что Цираночка не забыла закрыть дверь, а у самого барда (почему-то) отшибло память относительно расположения окон на первом этаже «Хамелеона». Иначе бы точно сбежал, ищи потом, тем более учитывая его пока необъяснимое, но определенно хреновое, состояние… - Откуда-откуда, - отозвался Золтан, косясь на лестницу (где же Присцилла?). – Сам же всю подноготную ведьмака и выложил, под мандрагоровый-то самогончик. И про любимку его, колдунью черноволосую, и про дочку Цириллу тоже… - Я… я не… - Лютик затряс головой. – Я не мог… не стал бы, хоть он и… Я НИЧЕГО НЕ ГОВОРИЛ!.. – неожиданно громко выкрикнул он. – И НИЧЕГО НЕ СКАЖУ!.. Вот теперь растерялся уже краснолюд. Друг вел себя странно. А если называть вещи своими именами, то у барда, похоже, отшибло не только память, но и разум… …- Не то, чтобы последним он вообще когда-то страдал. - Вот ты сейчас всерьез, или смеешься? - Пытаюсь шутить, Золтан. - Не получается. - Знаю. Даже слышать такое о Лютике… - …страшно? - Ну… - Тебя там не было, ведьмак. Ни позавчера, ни несколько лет назад. - Так, вот об этом подробнее. - В другой раз… … - Лютик! – Присцилла уже спускалась по ступенькам. – Лютик, вот… возьми, ну пожалуйста. Может, ты хотя бы это узнаешь?.. «Этим» была лютня Цираночки, заботливо выбранная для нее менестрелем после несчастья, которое едва не стоило девушке жизни и голоса. Золтан прекрасно помнил, что рассказала ему однажды Присцилла – как Лютик, сидя возле нее, поникшей, ушедшей в себя и молчаливой, наигрывал на музыкальном инструменте разные мелодии и «забывал» лютню, коротко отлучаясь из лечебницы до «Хамелеона». Возвращался, вновь брал лютню в руки, перебирая струны и коротая проводимые в лечебнице бессонные ночи тихими колыбельными. Днем уходил снова. Опять возвращался, каждый раз улыбчивым и веселым, кормил Присциллу, поил, словно между делом, необходимыми лекарствами, рассуждая на тему того, какой чудесный у них выйдет дуэт, когда подруга снова вернется к пению, потому что да-да-да, голос у нее обязательно восстановится, в конце концов, в тринадцатом веке живут, медицина на месте не стоит… И только краснолюд помнил покрасневшие погасшие глаза друга, горькую складку у крепко сжатых губ и побелевшие пальцы на грифе эльфийской лютни… «- Я должен был не с Геральтом вино распивать, а с Цираночкой идти… - Ага, и тогда у нас было бы как минимум на один труп больше. Ну, или на двух бардов меньше. - Не настолько я и трус, Золтан. - Вот именно, чтоб тебя Регис укусил! Полез бы отвлекать нападавшего, а Присцилла не стала бы бросать тебя одного и бежать за помощью. И что? Смерть-то ваша кому сдалась, а?! - Но я мог что-то сделать… должен был! - Хочешь что-то сделать? Геральту помоги в расследовании. - Я и так помогаю. Не мешаюсь под ногами… Ладно, пойду к Цираночке. - Опять весельчака изображать будешь? Может, уже хватит, я же знаю… - Вот и продолжай знать. В гордом одиночестве, Золтан. Присцилле плохо. Больно. Страшно. От моего беспокойства ей точно не полегчает. Нет уж, пусть лучше Геральту доверяет, как и я, да сердится, что такой непонимающий и совершенно лишенный сочувствия идиот ей в друзья достался… может быть, хоть злость на меня ей опорой для выздоровления станет. - Лю-тик… - Всё, пора мне. Спасибо. Сам знаешь, за что…»… …- Так, а почему я узнаю́ об этом только сейчас? - Тот же вопрос, Золтан. - Отвечу обоим – Лютик просил помалкивать. Твердил, негоже вам знать, что и ему человеческое не чуждо, пусть видят таким, каким привыкли. - Вот идиот… - Согласен. Но он наш идиот, Геральт. - Согласен… …А еще краснолюд помнил, какой радостью светились глаза друга, когда, придя в очередной раз из лечебницы в «Хамелеон», Лютик шепотом, словно боясь спугнуть эту самую радость, сообщил, что лютня лежала не на том месте, где он ее, уходя, оставил, а молчаливая пока Присцилла старательно натягивала манжеты на ладони, пряча покрасневшие от тугих струн пальцы… А потом – как отражением этой радости вспыхнули глаза девушки, когда она поняла, что чудесная новая лютня искусной работы мастеров-лютье теперь принадлежит ей. А потом – как однажды сам Хивай утром, зайдя в кабаре, услышал два знакомых голоса. Один – чистый, ясный, мелодичный. Другой – чуть изменившийся, чуть более низкий чем раньше, с легкой, едва различимой хрипотцой, немного неуверенный. Второй голос вел мелодию, ровно, почти легко, иногда обрываясь, но возвращаясь к нотам снова. Первый ему вторил, терпеливо, ненавязчиво и мягко, не заглушая и не перебивая, а словно поддерживая своим звучанием… Золтан тогда украдкой утер глаза рукавом, списывая все на ядреную настойку (которую, правда, еще не успел выпить), и поспешил на кухню, стараясь по возможности не обнаружить своего присутствия. И да, все-таки выпить… …так что сейчас жест Цираночки краснолюд оценил – если менестрель и не вспомнит обстоятельств, при которых появилась эта лютня, то сам музыкальный инструмент узнать хотя бы должен. Бард же ведь, служитель муз и искусства. В лучшем случае возьмет лютню, в худшем – выхватит и замахнется ею на Цираночку или самого Золтана… Однако случившегося дальше не ожидали оба. Увидев музыкальный инструмент, менестрель отступил еще на шаг, натолкнувшись спиной на витую деревянную колонну. Зачем-то глянул на свои руки, поднеся раскрытые ладони почти к самому лицу. Посмотрел на краснолюда и девушку – синие глаза светлели, словно покрываясь льдом, а из взгляда стремительно уходил не только страх, а вообще все – цвет, выражение, осмысленность. Потом, к совершенной растерянности Золтана и Присциллы, бард медленно съехал на пол. Подтянул к груди колени. Запустил пальцы в грязные спутанные волосы, стискивая виски так, что побелели костяшки. Поднял голову. И засмеялся. Мелко вздрагивая сведенными плечами. Улыбаясь во весь рот. Растирая ладонями лоб. Глядя прямо перед собой пустыми, ничего не выражающими глазами. Сухо и колко. Тихо. Чуть громче. Еще громче. Хивай повернулся к Присцилле. Глаза девушки блестели подозрительно ярко, пальцы сжались на грифе лютни, губы дрогнули… краснолюд не стал ждать развязки, какой бы та ни планировалась. Он быстро оглянулся. На прилавке маячил закрытый продуктовый журнал… …- Ты его – что? – Геральт решил, ему послышалось. - Ну, по затылку огрел, - проворчал краснолюд, угрюмо глянув в сторону кровати, где мирно похрапывал под воздействием «Аксия» безобидный сейчас менестрель. – Легонечко. Кто ж знал, что он надолго вырубится… - Так. Ладно… С его руками что случилось? - Господин фон Гратц сказал, ожоги сильные были, - отозвалась Присцилла, снова закутываясь в шаль. - Вы его сюда вызвали, что ли? – покрутил головой ведьмак, у которого образ главного хирурга никак не вязался с возможностью посещения им пациентов. Это Новиградская элита могла себе позволить и частные лекарни, и лучших лекарей, готовых по первому зову прибыть куда и к кому угодно, но работники госпиталя Вильмериуса такой роскоши свободного передвижения были в основном лишены. - Нет, перекинули через спину лошади и через весь город тащили всем на потеху! – рявкнул Хивай. – Геральт, ну глупостей-то не говори!.. Девушка дотянулась до руки краснолюда, легко накрыла его могучую длань своей ладошкой: - Золтан, пожалуйста. Геральт же хочет знать. - Я тоже, - буркнул, успокаиваясь, тот. – Мы сами оглушенного нашего отвезли в госпиталь, хорошо, утром народу не сильно много на улицах, да и господин фон Гратц свободен был. Осмотрел, вскрыл, прочистил, залатал, мазь наложил, перевязал да велел менять через каждые четыре часа. Сказал, для заживления потребуется время, потому как ожоги застарелые, но когда все пройдет, играть Лютик сможет, как и раньше… Застарелые?.. Сделав мысленную заметку переговорить с Иоахимом фон Гратцем, который, похоже, придержал при себе вопросы, наверняка пришедшие ему в голову при виде бессознательного Лютика и его растерянно-рассерженных друзей, Геральт указал на поблескивающее в узоре ковра ременные пряжки: - А до такого как дошло? - Так мы это… - поскреб бороду Золтан. – Отвезли его обратно, через боковой вход занесли подальше от посторонних глаз, в комнату затащили, а он к тому времени очнулся да вырываться начал. И кричать. - Что? - Да все то же. Не скажу, никому, ничего, делайте что хотите… Пришлось его опять… кхм, легонечко. И привязать, чтобы не брыкался. И рот заткнуть, чтобы помалкивал. И с Присциллой рядом сидеть, следить, чтоб сбежать не попытался, пока она ему ладони обрабатывала… хорошо, хоть этому не сопротивлялся. Видимо, руками все же дорожит больше, чем нашим спокойствием. Цираночку не слушает, на меня смотрит то волком, то зверенышем затравленным. Гласу разума не внемлет… - Золтан, - несмотря на серьезность ситуации, ведьмак не удержался от улыбки, - ты в поэзию ударился? Может, оставим это Присцилле и Лютику? - Геральт… - вздохнул краснолюд. – Потому тебя разыскать поскорее и решили. Ты его давно знаешь, не один пуд соли вместе схомячили, как говорится. А мы тут сами не справимся. Цираночке выступать надо, и так уже постановку намеченную отодвинули, да и «Хамелеон» сам собой управляться не станет. Я справляюсь – но только если не вынужден часами возле нашего менестреля просиживать. Он ведь третьи сутки уже так. Даже накормить себя не дает, как решил с голоду подохнуть все равно что… - Хочешь сказать, он за все это время ни крошки не съел? – нахмурился Геральт. Еще один тревожный знак в дополнение к уже имеющимся. Лютик, этот ценитель вкусной еды и изысканных вин, всего того комфорта, что позволяла обрести жизнь хозяина кабаре, а в будущем, возможно, и наследника титула и земель… добровольно отказывался от пищи? Какие еще новости о друге его ждут, ведьмак даже думать не желал. - Хочу, - отозвался тем временем Золтан, косясь на кости, когда-то удерживавшие на себе сочное мясо пропеченной дичи. – Все это время, не пивши, не жравши. Может быть, ты его уговоришь поесть? И вообще… - краснолюд за неимением дальнейших аргументов просто развел руками. – Все остальное… Геральт, от которого не укрылось направление взгляда друга, кивнул головой, слегка недоумевая, когда успел поднять с пола поднос, пристроить его рядом с собой и умять цесарку целиком, не оставив ни кусочка Цираночке и самому Золтану. И – в перспективе – Лютику. Разумеется, под «Аксием» менестреля можно было уговорить на что угодно – поесть, выспаться, вымыться и сменить одежду (это, определенно, входило в «остальное», о чем умолчали и Присцилла, и Хивай), замолчать или наоборот, рассказать, что же все-таки произошло. Разумеется. Легко. Вот только Геральту не хотелось принуждать друга подобным образом к очевидным, само собой разумеющимся действиям. Еда, сон, ванна и одежда – ладно, допустим, на крайний случай можно и схитрить, если Лютик будет продолжать упрямиться и шарахаться от попыток ему помочь. Но вот вытягивать под знаком из менестреля подробности случившейся с ним хрени (другого слова Геральт подобрать не мог) как-то… неправильно, что ли. Словно ведьмак то ли не доверяет другу, то ли сомневается в его собственном доверии к себе. А ведь они же, как сказал Золтан, не один пуд соли вместе съели… - Так, - Геральт поднялся на ноги и поставил поднос с цесарочьими костями на стол. – Присцилла, Золтан, спасибо за ужин и за рассказ. Простите этого шалопая, что доставил вам столько проблем. Обещаю, я присмотрю за ним и постараюсь выяснить, во что он ввязался на сей раз. - Уж постарайся, - ворчливо откликнулся Хивай. – И выясни. И вправь ему мозги. А прощать… так пусть Цираночка прощает, я-то ладно, и не таким его видел, да и, по чести говоря, чего-то подобного… - Золтан осекся, покачал головой. – Лады, Геральт, тебе, наверное, с дороги управиться надо. Бадья, полотенце да мыло с мочалкой готовы, вода только остыла, наверное… - Подогреть не проблема, - ведьмак понимал, что тут далеко не «лады», коли краснолюд так резко сменил тему, но форсировать вопрос не стал. – Вот одежда… - Откуда Золтан кровать принес, - отозвалась повеселевшая Присцилла, забирая со стола поднос. – Лютик для тебя ту комнату держал. В ящике возле окна найдешь смену, Элихаль по твоим прошлым меркам соорудил… - Надеюсь, не руководствовался вкусами Лютика… - проворчал, чтобы скрыть некоторое раздражение от затрат менестреля, Геральт. Присцилла хмыкнула, направляясь к выходу: - Сам посмотришь. Спокойной ночи, Геральт. И… - она помедлила, и добавила уже тише и серьезнее. – Надеюсь, ты ему поможешь. Или найдешь кого-то, кто это сделает, потому что Лютик… Не договорив, Присцилла вздохнула и скрылась за дверью. Геральт повернулся к Золтану: - Давай-ка подробности. Пояснять, какие именно, он не собирался. Краснолюд уточнять не стал. Но отрицательно покачал головой: - Не сейчас, ведьмак. Отдохни. Выспись. Попробуй поговорить с Лютиком – вдруг тебе он все-таки ответит. - Учитывая, что от меня он шарахнулся, не думаю. - Тогда уговори его этой своей магической штукой, - не повелся на вызов Хивай. – Геральт, мне, что ли, тебя учить, как со старым другом беседовать? Ты же его лучше знаешь. Ведьмак перевел взгляд на свернувшегося калачиком барда. Дольше – да. Но вот лучше ли… Иногда, если честно, он в этом сомневался. Поразмыслив, Геральт решил сдаться. Хотя бы на несколько часов, необходимых ведьмачьему организму для отдыха. Взывать к откровенности краснолюда бесполезно – если решил о чем умолчать, слова не вытянешь, коли не захочет. А ведь он что-то знал. Догадывался о чем-то. Возможно даже о причинах случившегося с менестрелем – реальных или предполагаемых. - Побудешь тут пока? - Только за ремнями схожу новыми, эти-то ты разрубил… - Не нужно. «Магическая штука» работает, Лютик будет спать. По крайней мере, в течение ближайшего получаса точно не проснется, а там уж и я подоспею, если что. И, Золтан… - Сказал же, не сейчас, - краснолюд смотрел серьезно и устало. – Иди уже. Геральт не заставил друга повторять дважды. …Через полчаса, вернувшись на третий этаж в чистой одежде (благо, Лютик по-прежнему с уважением относился к предпочтениям ведьмака в этой области, поэтому новое одеяние было простым, ладным и удобным), Геральт отправил откровенно зевающего Золтана спать, расправил на кроватном остове матрас и застелил бельем. Стянув сапоги и рубашку (брюки на всякий непредвиденный случай решил оставить), лег, накрываясь тонким одеялом – замерзнуть он не боялся, все же ведьмак, с температурными перепадами отношения на нужном уровне. С удовольствием растянулся на чистой хрустящей простыни, наслаждаясь простыми, в общем-то, вещами – недавним сытным ужином, общением с друзьями, горячей ванной, смывшей усталость долгого путешествия, и удобной кроватью вместо твердой холодной земли. …Вот только бы пункт «общение с друзьями» не омрачался непонятностью и беспокойством ситуации, что Геральт застал по приезде в Новиград, так совсем бы хорошо, подумал ведьмак, поворачивая голову. Лютик все еще спал – впрочем, другого Геральт и не ожидал. «Аксий» воздействовал только на принятие решения, а организм менестреля, очевидно измотанный по неизвестным пока причинам, взял свое самостоятельно. Теперь-то уж бард не проснется, пока не выспится – а это, учитывая его состояние, как минимум до утра или дольше. Беспокоиться не о чем. Или – есть о чем? Округленная спина, подтянутые к груди колени, согнутые в локтях руки – Лютик словно сворачивался, пытался спрятаться. Не чувствовал себя в безопасности. Находясь дома. Будучи среди друзей. Как так-то, Лютик? Кто ж тебя заколдовал-спровоцировал на такое поведение? То, что медальон молчит, еще ничего не значит – магическое воздействие, если и случилось, могло быть разовым, остальное лишь последствия… Геральт вздохнул, смирившись с мыслью о том, что, кажется, применить «Аксий» к барду придется еще не раз. Не самое приятное осознание, но, видимо, иначе вытащить правду из менестреля не получится. Еще и слова Золтана о случившемся несколько лет назад – что-то, о чем дружно и весьма успешно до сегодняшнего дня умалчивали они оба, а Присцилла так вообще вроде не в курсе была… Ведьмак закрыл глаза. Ладно. Завтра. Потому что кое-что он все же успел заметить. Помимо страха. Искру узнавания. Короткую, не радостно-восторженную, скорее панически-недоверчивую, но все же. Что-то в ведьмаке ненадолго показалось менестрелю знакомым, а значит, за это можно зацепиться и попробовать вытянуть из барда хотя бы что-нибудь. Если Лютик по каким-то причинам не помнит Прис и Золтана, но узнал Геральта, возможно, удастся добиться от менестреля мало-мальски разборчивого объяснения этой паники и страха, вызванного конкретно ведьмаком? Разумеется, сначала пусть выспится… поест… переоде… …когда Геральт открыл глаза, комнату заливал неяркий предрассветный полумрак, проникающий сквозь распахнутую балконную дверь… …Распахнутую? Ведьмак вскочил с кровати, словно подкинуло что-то. Раскрытая настежь балконная дверь. Придвинутый к окну тяжелый стол. Водруженный на него стул. Отсутствие портьер. И Лютика. ***