Жертвоприношение

Если делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица? А если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит, он влечёт тебя к себе, но ты господствуй над ним. (Быт 4:7)

      Первый укол под рёбрами Гавриил почувствовал, когда Мама подарила ему коня и велела забрать душу Авеля на Небеса.       У серебристого жеребца были крылья цвета сумеречного неба, когда не видно ни тьмы, ни синевы, и словно из-под каждого пера выглядывала звезда. Крылья самого Гавриила слепили белизной и чуть отливали фиалковым у оснований. Он не спросил, зачем ему конь и почему именно он должен забрать Авеля, но покорно спустился на Землю, ещё держа коня за поводья.       Подле тела юноши сидела сестра Азраэль. Подол её белоснежных одежд был заляпан кровью, а она сама вертела в руках свой искривлённый кинжал.       — Отныне моё имя Смерть, — сказала она, наблюдая за запекающейся лужей крови под головой Авеля. Рядом лежал проклятый камень, и в никуда тянулись окровавленные следы человеческих ног. — Но эта душа твоя.       Острая тоска свернулась у Гавриила в груди. И рьяная злость воспылала следом. Он ничего не сказал сестре, но молча обнял её, сжав тонкий стан, и провёл рукой по её волосам цвета стали, что так странно блестели на полуденном солнце.       — Тебе пора, брат, — сказала она, разрывая объятия. — Сюда могут прийти демоны.       Гавриил кивнул и коротким клинком вырезал душу Авеля из его тела, усадил испуганного и растерянного на коня и, как просила Мать, отвёз его на Небеса, на трудом и верностью заслуженный покой. Гавриил не понимал ничего — не понимал про людей ещё с той поры, как первые из них предали Мать, променяв Её на нечто сомнительное и противоречивое, подобно Восставшим. Но ему понимать не должно, и он выполнял её просьбы молча, не спрашивая, не пытаясь коснуться непостижимого.       Потом людей стало больше. Гавриил спускался на Землю чаще, привыкнув к своей странной работе и коню. Брат Рафаил, тепло встрёпывая его белёсую гриву, предложил дать ему имя Агор, что на ещё неведомом языке означало «Проводник». Конь довольно всхрапнул, ластясь к Рафаилу, и Гавриил не смог придумать имени лучше.       Люди же Гавриилу не нравились. Как ни пытался, он не чувствовал к ним той Любви, что исходила к ним от Матери. Они рождались и умирали, оставляли след на Земле или исчезали, точно прах, продавали себя демонам и находили силы им сопротивляться, были великодушными и жестокими… Непостоянные, хуже насекомых, и требующие так много внимания.       Когда ангелы Падали во второй раз, проклятые за прелюбодеяние с земными женщинами, Гавриил был вне себя от ярости. Он впитывал в себя раскаты грома самых тёмных туч и ловил крыльями пронзительные капли дождя, не вслушиваясь в крики утопающих людей и ангельских младенцев.       Мать привела к нему четырёх псов, серых и тёмных, как небо над Землёй, и их шерсть сверкала в отблеске молний, а в глазах пылал огонь. Поджарые и гибкие, они вились вокруг Агора и нетерпеливо тявкали, глядя на Землю. Они должны были пожрать детские души, оставшиеся под толщей воды, ибо не было тем места ни в Раю, ни в Аду.       Над громадными волнами кружили демоны, пытаясь урвать своё, и многих в ту ночь Гавриил сразил, скача сквозь шторм на Агоре. Он не чувствовал своего тела из-за тяжести насквозь промокших одежд и холода воды, уши его оглохли от людских стонов и воя псов, от рёва демонов; они бросались, точно обезумевшие, ничего не видя перед собой, и встречали верную смерть, напарываясь на меч грудью. Хитрым удавалось оцарапать предплечья, куснуть Агора в круп — и тут же отлететь с расколотой мощным копытом головой, быть сбитым с ног огромным крылом… Гавриил не запоминал их уродливых морд, не слушал их кличей и крамольных речей, не считал своих ран — его несла вперёд горькая ненависть и навсегда застывшие перед глазами слёзы матерей маленьких нефилимов.       После, вернувшись на Небеса и стянув с себя превратившиеся в рваные тряпки одежды, Гавриил с удивлением обнаружил, что чернота ночи не сходит с шерсти и перьев его зверей. Копыта Агора окрасились в тёмно-бордовый, прозрачная темнота проступала на крыльях и морде. Гавриил умыл руками лицо, смахивая капли дождя. Один из псов лизнул его колено.       Рафаил хотел назвать их Пакс, Юстиц, Веритас и Мизерикорд.