Если же ты забудешь Господа, Бога твоего, и пойдёшь вслед богов других и будешь служить им и преклоняться им, то я свидетельствую сегодня, что вы погибнете. (Втор 8:19)
Гавриил кивает Метатрону с натянутой улыбкой. Тот легко произносит слова об убийстве — хоть и не говорит об этом прямо, обходит, намекает, рассказывает будто бы по секрету, что это часть Плана, постоянно напоминая о том, что это воля Божья, что дело во имя блага и света, а Гавриилу хочется побыстрее уйти выполнять эту Божью волю. В прошлый раз он так и поступил: сменил одежды и, встретив Уриил, спустился в Содом бедным странником, лишь бы спасти одного-единственного человека. Тогда его встретил запах скверны и беснующаяся толпа, безумие, какое, кажется, и демонам прежде доступно не было. Гавриил не думал, не рассуждал и не отвечал на немой вопрос Уриил, когда Лот хотел выдать грешникам своих дочерей. Тогда он смотрел, как она топила города в огне и сере, как выжигала в округе всё, но воздух не становился чище, и пепел забивался в лёгкие Гавриила. Тогда сестра Азраэль собирала грешные души и провожала их в Ад, потому что самим демонам уже не было дороги на эту землю — хоть и осквернённую на всю оставшуюся вечность. Тогда он, оседлав Агора, возвращался на Землю и наблюдал за жизнью Лота и дочерей его в пещере, предчувствуя недоброе — и так и вышло. Тогда он старался выкинуть из головы мысль, что Мамин План летит в Ад вместе со всем человечеством и второй шанс после Потопа — огромная глупость. «Я раскаялась, что создала их…» — набатом звучал её тоскливый голос, последние слова, который Гавриил слышал от Неё лично. Сейчас он спускается в просторные леса близ Тира. Вонь от города растворяется быстро, и у Гавриила есть какое-то время, чтобы вспомнить, какой прекрасной Земля была в самом Начале. Его окружают вековые дубы и тополя, что лишь готовятся зацвести и укрыть всё пуховым одеялом; воздух полнится запахом лежалой листвы и еле уловимой соли с моря, но земля сухая и ветки с травой хрустят под копытами Агора. С высоты Гавриил видел бедные поля и голодный скот: Мама не была благосклонна к язычникам, а их божество… Гавриилу предстояло найти его и избавиться от него. Выгнать ли, уничтожить — что сделать, чтобы люди перестали верить? Ведь им по большей части было всё равно, существует их бог на самом деле или нет, а на смену одному демону легко придёт другой — и они и без того там были, целый пантеон. А устраивать показательную бойню с незнакомцем Гавриилу не хотелось. Он знает о Баал, Балу или Бэле лишь по войнам, что не переставали идти в этих землях, и долго думал, что никого за этим тщеславным именем не стоит. Вскоре он выходит на протоптанную дорогу, ведущую на холм, очевидно, к жертвеннику. Метатрон сказал, что тьму Уриил почувствовала именно там. Почему она не пошла сама — ещё один большой вопрос, на который Гавриил вряд ли должен получить ответ. Поэтому он не размышляет — ведёт беспокойного Агора, без которого уже не бывает на Земле, по дороге. Потом он чувствует скверну и запах гари, слышит гулкое песнопение, слова которого разбирает не сразу — язык ему чужд, но смысл странно знакомый. Агор мотает головой, порываясь пойти быстрее, но Гавриил спешивается и ведёт его дальше под уздцы. Он всё ещё не хочет сражения. Они выходят на поляну, на востоке которой раскинулся огромный ветвистый дуб. На его коре ножом вырезаны морды языческих божеств, их дьявольские знаки, украшенные красной глиной и углём; вокруг непонятной грудой свалено несколько камней, также осквернённых нечистыми письменами, а на булыжнике ровно по центру, поставленном в качестве алтаря, лежит связанная чёрная овца, обложенная хворостом. Один из собравшихся простолюдинов, чернявый и смуглый мужчина в пёстрой шерстяной тунике, сидит перед алтарём и взывает к своему богу, мужчины подле него вторят языческой молитве. По краю поляны, склонив головы, сидят женщины и дети, замершие в ожидании чуда. Расставленные по кругу факелы ровно горят слишком ярким для этой ночи пламенем. Гавриил замечает за жертвенником шорох теней и, привязав Агора к ближайшему дереву, ступает ближе, чтобы рассмотреть, и мгновенно оказывается под мороком чужой необъятной силы. На короткое время он забывает, что должен противостоять поганой твари, что она извращает людскую веру, что она — предательница. Он восхищается ненароком увиденной мощью, её изумрудно-колким всполохом, но роящаяся Тьма касается кончиков его спрятанных крыльев, и Гавриил моргает. У демона перед ним маленькая женская оболочка, чёрные жёсткие волосы и горящие Адским пламенем глаза. Но вместо струящегося платья, запашной юбки или хотя бы длинной туники она носит штаны и нечто, что скрывает её торс на манер военной перевязи, но из широкого полотна, окаймлённого голубым и изумрудным и скреплённого на бёдрах. Бледное оголённое плечо и правая щека измазаны ритуальным узором. За спиной с ночью сливаются шесть крыльев, и вокруг носится мошкара. — Чего уставился, белопёрая башка? — рокочет демон, наконец обращая на Гавриила внимание. — Баал? — Вельз-зевул, — исправляет она и окидывает его оценивающим взглядом. Потом смотрит на жертвенник. — Обожди, пока я закончу. Она подходит к мужчине, что встал вместо жреца, и когтистой лапой берёт его за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза, но оставаясь невидимой для людей. — Говори, о чём ты молишь меня, — требует, сильнее впиваясь когтями в кожу. Гавриил видит алые капли на его шее. Мужчина прерывисто вздыхает, но озвучивает просьбу-молитву твёрдым голосом, не обращая внимания на боль и собственный страх. Чувство смердит гнилой горечью и отзывается сладостью на языке, — Гавриил такого эффекта достичь никогда не умел, и сейчас рассеянно улыбается, наблюдая за работой Вельзевул. Она двигается плавно, с неотвратимой угрозой в каждом шаге босых ног и повороте головы и странным спокойствием. Когда мужчина замолкает, она взмахивает всеми шестью крыльями, цепляя кончиками маховых перьев встрепенувшийся огонь на факелах вокруг алтаря, и костёр на алтаре вспыхивает за её спиной. Жертва взвизгивает в объявшем её пламени. — Ваша просьба услышана и будет исполнена. Вельзевул отпускает мужчину, который тут же утыкается лбом в землю, задевая пальцы демона, и шепчет благодарности, коих Гавриил уже не разбирает. Вельзевул располагается на алтаре подле трупа, но не гасит огня, словно скрывающего её действия. Закидывает ногу на ногу и аккуратно складывает крылья за спиной. Она должна принять жертву, вкусить её, и Гавриил не может оторвать взгляда от того, как демон пробивает рёбра и достаёт из груди не опалённое, едва кровоточащее сердце. Кровь струится по тонкому запястью, капает с локтя на одежды, и когда Вельзевул вгрызается в мясо с тошнотворным чавканьем, то пачкает её губы в ярко-алый. Она проглатывает, кажется, не жуя, под улюлюканье людей вокруг, радующихся пламени: жертва принята, а значит, их народ ждёт божественное благословение. Клубы сизого дыма растворяются в темноте. — Смотришь так, будто бы хочешь присоединиться, — бросает Вельзевул, не отрываясь от сердца и тщательно пряча удивление в горящих огнём глазах. Гавриил подходит совсем близко — на расстояние вытянутой руки, глуша в себе отвращение, всё ещё странным образом перемешанное с очарованием. Жар костра легко касается кожи. — Пожалуй, воздержусь. Не хочу осквернять своё тело. Вельзевул смотрит на него с прищуром и кривит губы в оскале, словно придумывает сотню способов, какими она не прочь осквернить его тело. Внутри Гавриила поднимается жгучее предвкушение, которое он вынужден игнорировать. Всё кажется интереснее смерти. Но, может, однажды он сможет им насладиться. — Зачем же ты пришёл, если не остановил ритуал? — Одним больше, одним меньше, — он пожимает плечами, не обращая внимания на запах горелой плоти и возгласы людей, чьё горе наконец сменилось праздником. — Меня послали «разобраться» с тобой, однако мы не встречались ранее, поэтому справедливо, что я решил сначала оценить силы своего противника. — И как же ты собрался, — она усмехается, проглатывая последний кусок сердца и опуская руку на алтарь, — «разобраться» со мной? Дразнится. Он не успевает ответить. — Ты Гавриил, верно? — она чуть подаётся вперёд, обдавая его волной жара от костра. — Архангел, состоишь у Богини на побегушках и заправляешь сворой грозовых псов, собирая души воинов и святых, а в свободное время разбираешься с демонами? — Поразительная осведомлённость. — Я Лорд Ада и правая рука Люцифера, мне по статусу положено. Гавриил задирает подбородок, пряча желание передёрнуть плечами. Он чувствует себя совсем неуютно, и вовсе не из-за несоразмерности сил. Метатрон просил его разобраться с богом хананеев, шумеров и аккаронцев, что активно мешал утверждению Веры в этих землях. А о том, что за маской языческого божества скрывалась сама Лорд Ада, о её настоящих делах он ничего не знал — даже её имени. Небеса не знали? Иногда он сильно сомневался в том, что им удастся победить Люцифера и его свору предателей. На некоторое время Гавриил представляет, какой Вельзевул была на Небесах. Сейчас она снова скалится, чувствуя своё превосходство. — Так что? Что будем делать, белопёрый? — Проигравшие перед своей смертью часто грешили тем, что рассказывали врагам свои планы, — тянет он медленно, внимательно следя за руками Вельзевул. — Поэтому просто жди, когда я приду за тобой в последний твой день. Она фыркает и спрыгивает с алтаря, и огонь мгновенно гаснет. — А сейчас уйдёшь? В её голосе сквозит как будто бы разочарование. Гавриил не сомневается — она играет и хочет его одурачить, но почему бы не воспользоваться шансом удовлетворить своё любопытство? Может, это будет полезно после. — Тебе поклоняются от Кадеса до Вавилона и Хаттуса, молятся в богато украшенных храмах и приносят великие жертвы, но именно здесь, среди леса и бедным крестьянам, ты пообещала урожай. — Я и без тебя хорошо знаю, что сделала. Гавриил хмурится её насмешке и уточняет: — Почему ты поступила именно так? Вельзевул смеётся хрипло и раскатисто, и он снова чувствует неловкость. Расправляет плечи. — Я была и в Кадисе, и в Тире, была в Иерихоне и Угарите, и скоро приду в Вавилон и Хаттус, и по дороге я буду на каждом капище, где люди молят меня об урожае, богатстве или благополучии, — она пожимает плечами, и все её крылья мягко взмахивают. — Им всегда есть что предложить, а я голодная. Как думаешь, найду ли я людей, которые пожертвуют мне яблоки или лепёшки с мёдом? Она смотрит с надеждой и искренней заинтересованностью в ответе, но Гавриил давится её простыми словами. Будто бы она не демон, а ребёнок, охочий до вкусностей. — Эти люди должны быть очень бедны, — предполагает он, ища в глазах Вельзевул что-то, что выдало бы её истинные намерения, но лишь замечает, что они небесно-голубые. — Буду иметь в виду. До следующей встречи, белопёрый. Она разворачивается, уходя во тьму леса, и взмахивает крыльями, исчезая совсем. Гавриил переводит взгляд на пустившихся в пляс людей и спешит уйти с поляны. Его ждёт Агор, отчёт перед Метатроном — долгий, тяжёлый разговор, к которому Гавриил не готов. Голова полнится клубящимися образами демона и вопросами, её зыбким вкрадчивым голосом. Мог ли он видеть её раньше, знал ли её до Восстания?.. Шестёрка крыльев выдавала в демоне бывшего серафима, величественное создание, от чьего взора не ускользало ничто, что ведало самую большую Любовь и имело бесконечную Веру, что было к Матери ближе всех… Среди мятежников, стоящих за спиной Люцифера, Гавриил видел так много серафимов, их укоряющие взгляды тысячи тысяч глаз, что не мог тогда поверить в реальность происходящего. Агор встречает его тихим ржанием и рвётся в руки, и Гавриил мягко похлопывает его по шее, успокаивая. Проводит рукой по сильным крыльям, перебирает перья, что в ночи кажутся совсем чёрными, но точки звёзд сверкают пронзительно ярко, давая надежду. Гавриил вздыхает, не понимая, как стал ангелом, которому нужна надежда, — а ведь он хороший ангел. Он старается верить в это и исполняет свою веру: служит праведно, безропотно. Но за живого и свободного демона ему придётся объясниться. Зачем, если Мать и так видела, что не было и попытки приструнить нечестивое создание, если ведала, что на самом деле было на его сердце? Почему не говорила с ним Сама? Агор нетерпеливо перебирает ногами и взмахивает крыльями, тычется мордой в плечо, словно успокаивая. — Знаю, знаю, — тихо отвечает Гавриил, отвязывая и седлая коня. Тот отзывается довольным ржанием. — Меньше слов — больше дела. Я узнаю эту тварь лучше и прикончу её, если на то Мамина воля. Понукая Агора, который и сам срывается на галоп, Гавриил с замиранием сердца осознаёт, что крамольных вопросов и оправданий на самом деле в тысячу раз больше, чем он себе позволяет. Если он не станет трудиться усерднее, если не очистит сердце от сомнений, то наверняка Падёт.* * *
На Небесах его встречает Михаил. Гавриил приветствует сестру кивком головы и улыбкой, но она хмурится, и её серые глаза похожи на грозовые тучи. — Ты не решил проблему? Гавриил вздыхает. На Небесах ни у кого нет секретов, и при этом… Он спешивается. Агор прикусывает плечо и пятится за спину, поджимая крылья. — Здравствуй, Михаил, — тянет Гавриил и изображает улыбку, от которой болят губы. Кажется, сестра немного успокаивается. — Здравствуй. А теперь ответь на мой вопрос. — Полагаю, если ты его задаёшь таким образом, значит, ты знаешь ответ. — Хочу услышать его от тебя и заодно объяснения твоему безрассудному поступку. Гавриил жестом предлагает пройтись к конюшням, чтобы отвести Агора. Они идут с нижнего балкона внутрь, и копыта коня гулко цокают по белоснежному мрамору; эхо гуляет по бесконечно просторным коридорам, и Гавриил на мгновение осознаёт, что ему не хватает склонившихся над головой ветвей и цвета. Потом ловит взгляд Михаил. — Я не избавился от демона. — Ты его отпустил. — Я отпустил демона, — исправляется, — потому что понятия не имел о его слабых сторонах и планах, и подобные вещи, как тебе должно быть хорошо известно, Архистратиг, не делаются с наскока. Ему хотелось добавить, что выглядела Вельзевул безобидной, — если забыть про её Тьму и острые клыки, вонзившиеся в овечье сердце, — и драки совсем не желала. Спрашивала про яблоки… — Стратегия здесь проста, как первое слово, а слабость у всех демонов одна: ангельские клинки и святая вода. Гавриил даже не взял с собой сосуда. — Твои псы также могли бы помочь. Быть грубо растерзанным до потрохов, просто сожранным — слишком жестокая расправа с его стороны. Он же ангел. — Метатрон говорит, что Мама недовольна. — Он собирается передать мне Её слова лично? — Собирается, — цедит Михаил, осознав, что все её предыдущие слова не возымели должного эффекта. Гавриил продолжает улыбаться. Он заводит Агора в стойло и шепчет ему на ухо, что вернётся позже с угощением. Небесным зверям пища не требуется, и сам Гавриил никогда бы не стал пробовать, но однажды не уследил за Агором и обнаружил его смачно поедающим что-то пышное и зелёное. Вреда это не принесло никакого, но с тех пор конь не упускал возможности попробовать всё на вкус, и вскоре Гавриил сам стал кормить его, почему-то скрывая это от других ангелов. Мама же, наверное, считала это незначительным проступком, потому что Метатрон не говорил ничего. Может, из таких вещей и складывалась несостоятельность Гавриила. Из желания чаще бывать на Земле, и чтобы его звери не были заперты на Небесах, любопытства к людской культуре, так быстро сменяемой ненавистью, скуки от долга и неуместного сочувствия. Агор ржёт Гавриилу вслед, поднимая шум среди других небесных зверей: коней разных видов, драконов и птиц; на приветную ласку со своими гончими времени у Гавриила нет. — Метатрон уже ждёт тебя, — подтверждает мысли Михаил. — До встречи. — До встречи, — отзывается он еле слышно и уходит к широкой лестнице, ведущей на верхние этажи. Гавриил до сих пор не знает, сколько их, сколько ветвящихся коридоров, балконов, на которые можно приземлиться, сколько комнат, где работают и тренируются ангелы, сколько внутренних садов, где остались чудесные животные и растения, которые на Земле так и не прижились. Из-за Грехопадения людей. Кабинет Метатрона Гавриил находит безошибочно, но не чувствует, сколько проходит времени. Метатрон стоит спиной к нему и смотрит в окно, простирающееся от пола до потолка, своды которого теряются в серых облаках. За окном — белоснежное ничто, и Гавриил не сдерживается и закатывает глаза на это представление. — Богиня недовольна тобой, Гавриил. — Я знаю, — срывается с губ почти стонущее, на выдохе. — Я знаю и раскаиваюсь. Его голос звучит честно, Гавриил опускает взгляд в пол, сложив руки за спиной. Крылья стелются по полу. Метатрон оборачивается, и Гавриил чувствует на себе его придирчивый, въедливый взгляд. — Эта работа остаётся за тобой. Постарайся выполнить её быстрее. Можешь идти. И всё. Ничего более. Гавриил склоняется сильнее, проявляя уважение и выражая искреннюю благодарность.