***
Красные волосы, туго затянутые в высокий хвост. Глаз не видно, свет сочится по бокам от неизвестного силуэта. Ноющая боль по всему телу, ни одна часть тела не слушается. Где-то рядом с таинственным " спасителем " виднеются очертания до жути родного человека, до жути любимого и обожаемого. Как его зовут?... Он не помнит... Сирена скорой помощи, много голосов, повязки, капельницы, запах гипса, других непонятных препаратов. Свет. Горло сухое, в глазах путаница, ничего не видно, не слышно, но в тоже время слишком громко, слишком ярко, слишком... Сколько времени прошло, сколько голосов он слышал, сколько боли испытал - Скарамучча не помнил. Известно только то, что он больше не в том ужасном месте, где он сто раз успел попрощаться со всем, в том числе и со своей жизнью. Его не волновали прозрачные занавески по правую руку, не волновало солнце за окном, не волновало то, что он мало что помнит. Только одно засело в голове - почему он, черт возьми, жив? - Он под наблюдением. Ему нежелательны посетители сейчас, вы- - На пару секунд, мне надо его увидеть. Дверь открылась без скрипа. Звуки шагов, глаза сами метнулись к ногам зашедшего человека. Черные лакированные туфли. Никто из его окружения такие не носил. - Бедняга. - неизвестный пробубнил себе под нос, оглядывая тело мальчика. Его красные волосы, будто зажигающие все рецепторы в организме, заставили парня поморщится. " Кто это? Почему он тут? Где я? Почему я живой? Почему я ничего не чувствую? "- вопросы и не утешающие ответы самому себе продолжали крутиться в голове, оседая в самых глубоких местах, перекрывая любой поток воспоминаний, не давая шанса ухватиться хоть за что-то, как-то убедиться в том, что все реально. - Мистер Рангвиндр, вам лучше покинуть палату. - голос, видимо, врача звучал немного угрожающе. Все-таки, покой для пациентов был одним из наиболее важных критериев. - Да, да, уже ухожу. Достаточно высокий силуэт парня неспешно вышел из палаты, странно сжимая кулаки, приближаясь к двери. Сразу после этого к нему зашла медсестра, меняя капельницу. Скарамучче очень хотелось что-то сказать, но как бы не старался, он не мог произнести абсолютно ничего. Синие глаза будто впились в светловолосую девушку, одетую в белоснежный больничный халат. - Ты вряд ли сейчас сможешь нормально говорить. Но не бойся, все будет хорошо со временем. Единственное, что тебе сейчас надо сделать - отдохнуть. Ты только вышел из комы, поэтому не перенапрягай тело. Кома? Слова медсестры вызвали не облегчение, а лишь бо́льшую панику. Что произошло за все это время? Что он, мать его, пережил? Тот факт, что он не помнит почти ничего перехватывал дыхание. Рядом с его койкой был экран с кардиограммой, который в тот же момент начал издавать неприятные звуки. Синеволосый чувствовал, как его сердце колотится где-то в груди, бросая то в жар, то в холод. В глазах появилось странное помутнение.***
- Почему ты отказываешься от визита матери? - низкий тембр голоса стал чуть строже. - Она бы сама отказалась. Понимаете, мистер Рангвиндр, я ее терпеть не могу, и это взаимно. - с некой язвительностью ответил Скарамучча. Любое сказанное слово в его сторону он принимает в штыки, видит везде опасность и ненависть. Он не может осознать, что обычный вопрос не всегда означает насилие после. Синеволосый сидит, скрестив руки на груди, его взгляд не касается даже местности рядом с неизвестным парнем, назвавшимся полицейским. - Мы все равно уже оповестили ее, она может прийти сюда в любой момент. Скарамучча мотнул головой без задней мысли. Она не придет. Он ее знает лучше, чем кого-либо. Это было не просто убеждение или уверенность в том, что она не придет, он просто знал это. За все 4 прошедших дня Скарамучча вернулся к почти нормальному образу жизни. Его кормят 3 раза в день, хоть и пресной, почти разбавленной водой едой - его желудок просто не сможет переварить что-то более твердое. Он может почти спокойно перемещаться, не обращая внимания на то, что его грудь перебинтована из-за глубоких ран. Это доставляет огромные неудобства, но это намного лучше того ада, где он был пару дней назад. У него болит почти все - его тело измазано ужасными гематомами и другими увечиями. Ему дают обезбаливающие, иногда, когда он устраивает истерики, дают даже двойную дозу. Мелкие царапины и синяки уже прошли, но это все равно не помогает. С ним через день работает психолог, который за все время не добился абсолютно ничего. Ни одного слова. Ни одного взгляда. О подробностях того, что было в том подвале он даже не заикается. Он не рассказывает абсолютно ничего. - Ты не сможешь жить вечность в этой больнице. - красные глаза, почти идентичны со цветом волос будто впивались в юношу, пытаясь вывести его хоть на какой-то разговор. - Я понимаю, показаний от тебя сейчас вряд ли добьюсь, хоть они и безумно важны для дела, но мы должны понимать, что делать с тобой дальше. - высокая фигура, сидевшая на стуле рядом с койкой чуть наклонилась, пытаясь уловить взгляд Скарамуччи. - Ничего делать не надо. Просто отпустите. Я сам решу, куда мне идти. - синеволосый все-таки поддался провокации и посмотрел в глаза полицейскому. - Вы позвонили моей матери, вы ее оповестили еще 3 дня назад. Она дала вам какой-то ответ? Дайте угадаю, нет? Она даже не приехала. И после этого вы думаете, что она меня заберет? - подняв одну бровь, с вызовом посмотрел синеволосый. - В таком случае надо привлечь социальные службы. - красноволосый сложил локти на коленях, сцепив пальцы и упершись в них подбородком. Он больше не смотрел на юношу, скорее куда-то в пол. - Опять повторяю, никто мне нахрен не сдался. В чем проблема просто оставить меня в покое? - голос парня стал более громче. - Ты несовершеннолетний. И следи за языком. - холодно и четко ответил красноволосый. - А вы, уважаемый, не суйтесь не в свое дело. - с еще более яркой язвительностью произнес юноша. В следующее мгновение полицейский тяжело вздохнул и кинув секундный взгляд на парня в койке, встал и направился к полупрозрачной двери. Все его движения были резкими, но в то же время сдержанными - было ощущение, будто он непробиваем, недосягаем, как ледяная глыба, очень ярко контрастирующая с красными, пламенными волосами. Чем-то он даже напоминал Скару мать, но чем именно - он и сам не понял. Скарамучча наблюдал за проходящими людьми через мутную, стеклянную дверь. Были слышны отголоски чьих-то слов, вырванных из контекста, был слышен плач, видимо, из соседней палаты. В какой-то степени это раздражало, хотелось, чтобы все заткнулись, оставили его одного, но в то же время воспоминания темного помещения, того ужасного томатного сока, своего тихого голоса в попытке перебить собственные мысли быстро останавливали злость. Он не хочет чувствовать одиночество, но в то же время присутствие любого человека выводило на злость и выбрать что-то одно практически невозможно. Остаться наедине значило для него бесконечный поток мыслей, тревогу и грызущую каждый участок тела изнутри совесть. Быть в присутствии людей означало опасность, жалость и лицемерие с их стороны. Наверное, проще было бы вовсе не существовать. Он был переполнен обидой, озлобленностью на весь окружающий мир, тоской, стрессом, новыми и прошлыми травмами. Он просто не мог держаться дальше, ему не хотелось оставаться в этом мире, быть самим собой. Это было сложно, безумно сложно. Было ощущение, что он вот-вот расплачется, но слез нет. Просто нет. Внутри все разрывалось, давило, оседало на маленьком, хрупком сердце совсем еще молодого парня. Так хотелось выплакаться, вылить хотя бы малую часть всей этой грязи внутри, но не получалось. Казалось, будто весь запас слез на год уже исчерпан. Он чувствовал себя жалким, ведь теперь он даже заплакать не может и чувствовал себя сопляком, потому что безумно этого хочет. Много боли. Слишком. Слишком. Много. На столике рядом с койкой лежала стопка разных книг со старыми и новыми обложками. Вряд ли кто-то из персонала поставил их сюда, и вряд ли кто-то, кто был в этой палате до Скара их оставил. Вывод один - их сюда принесли. Только вот у синеволосого посетителей нет и если не считать медсестер, в палату заходил только один человек - мистер Рангвиндр. Полицейский, который, видимо, ответственный за его дело. Возможных причин для такого поступка было две - либо же ему было жалко Скарамуччу, поэтому он и принес их, чтобы тот не скучал, либо же они ему просто не нужны, а выкидывать не вариант. В любом случае, то-ли от интереса к полицейскому, то-ли просто от отсутствия другого варианта, юноша взял первую попавшуюся книгу. Название его не интересовало, точно так же, как и сама суть содержания. По крайней мере, так было изначально. Первая страница далась легко, юноша не сильно вникал, просто проходил взглядом по строчкам, ухватывая основные слова из предложений. Сам того не замечая, на 5 страницу он начал улавливать суть и сюжет, появился маленький огонек из интереса. На 10 странице он перестал ухватывать по паре слов из предложений, а начал вникать в абсолютно каждую букву. Он никогда не горел чтением, никогда ничем не интересовался из поэзии или прозы, но тут что-то было иначе. Или же обстоятельства заставляли вникнуть в сюжет, созданный из букв, просто потому что другого выхода из своих страданий не было, или же за последние минуты он открыл для себя что-то новое - новые чувства, эмоции, новое хобби и времяпровождение. Погружаясь вглубь живого сюжета, Скарамучча и вовсе забыл про реальность. Он сбежал в черные буквы на белоснежных листах, в пустой смысл нереальной истории, которая смогла перебить его мысли. Вначале ему было все равно на количество строк и страниц, а теперь хотелось, чтобы эта история не кончалась. Он чувствовал персонажей, иногда повторял описанные выражения лиц в реальности, бубнил себе под нос интересные выражения. Он делал все, чтобы подольше остаться в этом омуте, чтобы не возвращаться в реальность. В какой-то момент он даже улыбнулся. Впервые за прошедшую неделю. Эта мысль пробила все мысли насквозь, сбила всю иллюзию ритма искусственной истории в страницах перед глазами. Это было непривычно, даже ввело в ступор. В последний раз он улыбался еще когда был с ним. Его образ, его имя и воспоминания с ним он обходил всячески. Почему-то они казались более острыми, чем другие. Будто несли за собой недавно впившиеся осколки мутного стекла в открытую спину самим собой. Даже если появлялась нить к упоминанию парня со светлыми волосами, бирюзовыми глазами и мягкими, теплыми руками, он просто отрезал ее наточенным в запертой комнате страданий ножом. Мысли перестали следить за текстом, за историей перед глазами, они унеслись куда-то далеко. Вскоре и глаза перестали слоняться от одной букве к другой, перенеслись на окно в метре справа - достаточно большое, чересчур чистое, отдающее странной свежестью. Багровые пятна на золотом закате уносили за собой день, встречали долгую ночь, а после покрылись несущимися белоснежными хлопьями. Первый снег. В этом было что-то убаюкивающее - не было ни ветра, ни дождя, чтобы наполнить картину хоть чем-то негативным. Только мягко падающие снежинки, устилающие оконный отлив.***
Парень сидел в светлом салоне неизвестной машины, упираясь щекой в бортик у окна. На улице снежинки крутили вальс в своей собственной мелодии, то ускоряясь, то медленно разбиваясь о мокрый асфальт. Одна из тысячи приземлилась на окно у его лица, а юноша, словно завороженный ребенок, пытался понять, как небо создало такую маленькую, но сложную крупинку снега. В машине играл старый шансон, который был приглушен звуком от движения дворников на лобовом стекле и редкими покачиваниями машины при наезде на кочки. На водительском сиденье сидел мистер Рангвиндр, имя которого юноша до сих пор не спрашивал. Прошло пару дней с его первой прочитанной книги. Он даже не считал их, не считал сколько ночей и сколько часов провел в койке, принимая странные препараты и каждый раз питаясь пресной едой. Он помнил только то, что прочел больше половины книг, ранее сложенных у него на тумбе в палате, а если быть точным, то 7. Каждая из них была уникальна и неповторима своим резким, но затягивающим сюжетом. С каждой новой книгой синеволосый даже не замечал, как его резкие ответы становились более гладкими, а его настроение менялось на более спокойное. Его не волновали слова других людей, каждую минуту он был в ожидании снова утонуть в омуте пустых фраз в страницах. Чтение стало спасением, способом сбежать от реальности, которое постепенно превратилось в зависимость за такой короткий срок. Именно поэтому сейчас он сидит в этой машине. Как он понял, эта больница была довольно популярной и по словам красноволосого, его место должно было освободиться для более релевантного пациента, а других свободных палат не было. Врачи предлагали переместится в другую больницу, но без соглашения родителя и денег это было невозможно. Всеми вопросами занимался мистер Рангвиндр, ведь с последнего его звонка матери Скарамуччи связаться с ней хоть как-то было невозможно. Дома ее так же не было. - Ты же понимаешь, что в любом случае мне придется привлечь социальные службы? - безэмоциональным тоном проговорил красноволосый, не отвлекаясь от дороги. Ответа не последовало. Парень знал, что социальные службы будут привлечены в любом случае, но начинать разбирательство сейчас не хотелось ни ему, ни мистеру Рангвиндру. Поэтому и поступило неформальное предложение, в связи со всеми обстоятельствами, перейти на амбулаторное лечение на дому у полицейского. Хоть и по закону у него не было права так делать, это был единственный вариант обойтись без новых разбирательств хотя бы на малый срок. Скарамучча, конечно, не был рад такому стечению обстоятельств, ведь красноволосый его раздражал своей навязчивостью и благородностью, но другого варианта не было. Поздняя осень сопровождалась жесткими морозами, с которыми выжить на улице подростку было практически невозможно. Да и попасть в руки к Дотторе снова совершенно не хотелось, учитывая то, что его так и не поймали. Выходя из теплого салона, юноша засунул руки в карманы черной куртки, отданной ему полицейским. Что-то в старом подъезде казалось ему слишком родным, будто навевало и приятные, и ужасные воспоминания, но вспомнить откуда он знает это место было сложно. Воспоминания за последние два месяца будто отсутствовали, они могли проявляться лишь всплесками без точных очертаний - возможно, таким образом его психика пыталась отгородить юношу от основной боли, стирая события минувших дней практически полностью. Он знал, что исхода может быть два - либо все они вернутся резко и неожиданно, либо же он забудет этот этап жизни бессознательно и навсегда. Поднимаясь по лестнице в груди что-то ныло, будто пытаясь заставить его вспомнить, но он всячески отмахивался от своих собственных мыслей на этот счет. За последние пару дней он решил, что попробует начать заново. Он понимал, что избавиться от бесконечной боли будет невозможно, но он может ее закопать, наложить сверху ваты, лишь бы приглушить голоса в своей собственной голове. Квартира была двухкомнатной, стены были темного оттенка серого, таким же был и паркет. Прямо напротив входной двери был коридор, ведущий в туалет, совмещенный с ванной, там же были и две комнаты, расположенные параллельно друг другу. По правую сторону в прихожей сразу же была кухня в красных тонах. Почему-то парень ожидал увидеть нереалистичную чистоту, но квартира сразу же показывала, что тут живет довольно занятой человек - недопитый кофе на столе, гора грязной посуды и еще куча небрежных мелочей. Это не вызывало негативных эмоций, скорее придавало помещению характер владельца - занятой, не обращающий внимания на вещи, не входящие в его приоритет. В кухне стоял маленький черный диван, на который юноша тут же поспешил сесть после снятия обуви. Подняв ноги и чуть поджав их к груди, парень опрокинул голову на спинку дивана. - Не стоит привыкать к моей квартире, сразу говорю. - сказал красноволосый, подходя к кухонной тумбе и включая кофемашину. Слова полицейского заставили юношу поерзать, кинув взгляд в сторону маленького окна по левую руку. - И не собирался. - Книги у меня в багажнике, я их занесу позже. - продолжил мистер Рангвиндр, даже не взглянув на синеволосого. - А можно сейчас? - после сказанного Скарамучча немного улыбнулся, ожидая увидеть взгляд красноволосого. Полицейский опустил кружку с горячим кофе и простоял без единого движения пару секунд, после чего развернулся в противоположную от синеволосого сторону, быстро обуваясь и выходя из квартиры. Он даже не взглянул на него. Скар заметил это недавно - за все их встречи он видел его глаза только два раза, после чего красноволосый напрочь не держал зрительный контакт, хоть и раньше это было фишкой синеволосого. Хотя, если честно, его это и не особо волновало. Он не хотел вникать в личность незнакомца, чье имя он даже не знает, да и любых положительных чувств он к нему не питал, только легкое раздражение. Возможно, это было потому, что в образе красноволосого он видел какую-то часть своей матери. Спустя 10 минут беспрерывного разглядывания потолка, возле дивана сложили гору книг, что сразу же вывело юношу из транса. - Спасибо. - очередная улыбка. - С нашего первого разговора ты стал более вежлив. Это выглядит неестественно. - упомянул красноволосый, упираясь поясницей в кухонную тумбу, впившись взглядом вглубь чашки с кофе. - А как вас зовут? - Дилюк. Парень хмыкнул, подбирая самую верхнюю книгу. Название было на французском так же, как и содержание. Она у него появилась с последнего визита к психологу, назначенного больницей. Первые их встречи он молчал, игнорируя даже приветствие, но начиная с третьего посещения он решил немного поговорить. Не о себе, не о своих травмах, не о своем психическом состоянии. О книгах. Психологом была молодая девушка лет двадцати, с пронзительно голубыми глазами и блондинистыми волосами, собранными в хвост. Ее внешний вид уж сильно напоминал его, возможно, именно поэтому он решился на разговор. Хоть он и не разу не упоминал любую информацию про самого себя, все сюжеты книг были пересказаны именно ей. Скорее всего, ему просто хотелось найти собеседника, нежели человека, который будет заглядывать вглубь его проблем и пытаться помочь ему найти выход из бездны. Вначале девушка пыталась расспросить про его состояние, что-то записывая в блокнот, но после просто молчала, давая ему полную свободу слов и эмоций. Как раз таки в конце последнего визита, она отдала ему эту книгу - ее любимую. Она не просила возврата, только спросила вначале, знает ли он французский. Возможно, через какое-то время он снова придет к ней в кабинет, делясь своими эмоциями после прочтения подаренной ею книги, но он надеялся, что это будет не скоро. Ее кабинет пахнет эвкалиптом вперемешку с запахом формалина и теперь это сочетание будет напоминать ему о больнице, в которую он уж точно не хотел возвращаться. Говоря про его изменения в поведении, самое основное было то, что он стал чаще улыбаться. С первой прочтенной книги он почти привык к этому, будь то улыбка в пустоту или неизвестной медсестре, улыбающейся в ответ. Это было непривычно и неестественно для него, особенно после всего произошедшего, но когда в списке персонажей была девушка, по описанию похожая на его тетю, он воспринял цитату, сказанную ею, слишком чувствительно, хоть и обстоятельства в книге были совершенно непохожими. " Самое сложное не продолжать после падения, самое сложное - делать это с улыбкой. " Слабые пальцы перелистывают уже 25-ую страницу. Буквы французского алфавита становятся более привычными для синих, потухших глаз. Недопитая кружка чая на столе и начинающее окрашиваться в черный небо в том же маленьком окошке. За пару часов он поел уже два раза - вкус нормальной еды был божественным после больничных пресных каш. Он до сих пор не знал даже число в календаре, отмечающее сегодняшний день. Пару раз он хотел спросить об этом мистера Рангвиндра, но после того, как тот раз 8 выходил за новой порцией кофеина и снова скрывался в одной из комнат, где, как он понял, находился кабинет полицейского, он решил не докучать лишними вопросами. Из окна было видно лишь одно дерево - серое, полностью голое, только покрытое небольшим количеством недавно выпавшего снега. По виду можно было догадаться, что на улице с вечера начинается безумный дубак, но хорошее отопление помогало избавиться от холода с улицы. - На часах пол десятого, ложись спать. - сказал красноволосый в сторону Скарамуччи, выходя из кабинета с одеялом в руках. - Нет. - ответ резкий, юноша почти прервал голос полицейского, не отрывая взгляда от книги. - Я ложусь спать, значит и ты тоже. И плюс ты еще ребенок, а у детей должен быть сформированный режим. - с этими словами Дилюк положил одеяло на сидевшего синеволосого. - В больнице свет выключали в 10, разве твой организм еще не подстроился? - Нет. В больнице и правда соблюдали расписание по времени, но в его палате был ночник, оставленный врачами после его истерики во вторую ночь. После произошедшего у него появился животный страх темноты, который мог остановить хоть какой-то источник света. - Тогда не заходи ни в мою спальню, ни в мой кабинет. - красноволосый включил подсветку под кухонными полками, выключая основной свет на кухне. - Выключишь, когда ляжешь спать. Я встаю в 5, так что будь готов к раннему подъему. В ответ Скарамучча лишь хмыкнул, подоткнув одеяло под ступни. Одет он был в старый свитер и черные спортивки, которые одолжил ему полицейский, ведь своей одежды при нем не было, а у Дилюка была куча ненужных вещей. Из-за неудачно падавшего освещения, буквы были почти не читабельны. Пару минут парень пытался переместится так, чтобы можно было продолжить чтение, но все попытки были тщетны, из-за чего он переместился за кухонный столик, откуда читать было даже легче обычного. Спустя около двух часов и пяти зевков, синеволосый заснул с открытой книгой в руках, лёжа на своем локте.***
- Для них ты - мой двоюродный брат. Все понятно? - низкий тембр выдавал строгость голоса очень легко. - Без проблем. Юноша сидел на диване, немного прикрыв книгу, чтобы увидеть действия красноволосого. Все как по расписанию - крепкий кофе без добавок с утра, черный галстук, те же темные лакированные туфли и выход ровно в 6:30. Скар часто поражался, как мистер Рангвиндр придерживался такого строгого графика каждый день. Прошло 4 дня с того момента, как он впервые увидел эту квартиру. С тех пор единственный способ увидеть улицу - маленькое окошко напротив дивана, но и у подъезда ничего интересного не было. Только пара разноцветных машин, уезжающих утром и возвращающихся вечером. Выйти на улицу он не мог, так как ключи были только одни и их красноволосый забирал с собой, запирая дверь каждое утро. Зато у парня был доступ к планшету, на котором он иногда смотрел фильмы и к старому телефону Дилюка, на котором был записан его новый номер, чтобы синеволосый мог позвонить ему в любой момент. Перед выходом полицейский сказал, что под вечер к нему придут гости и попросил притворится его двоюродным братом, которого отправили к нему погостить пока " родители " в отъезде. Спрашивать, уточнять или придираться парень не стал, так как понимал, что его эта встреча никак не касается. Красноволосый даже разрешил посидеть у него в спальне, если ему будет некомфортно в компании. Все устраивало его даже больше, чем ожидалось. Насыпая хлопья в тарелку с разогретым молоком, парень подпевал себе под нос неизвестную песню, включенную на планшете полицейского. Когда в квартире наступала полная тишина, а глаза не стремились за потоком букв, его накрывала безумная тревожность, начинали проявляться старые воспоминания, которые он поклялся никогда более не припоминать. Поэтому теперь его всегда сопровождает звуковой шум на фоне, лишь бы залепить протекающую струю из боли и страданий чем-то ненадежным, но кажущимся прочным. Первая песня, вторая, третья, потом снова по кругу. Мелодии сменялись будто сливаясь одна с другой, только вот весь этот гипноз был прекращен уведомлением от Дилюка на его же старый телефон. " Я буду к 17:00. " - кратко, но информационно. У парня был целый день, очередные свободные часы, в которых не умереть от скуки можно только с помощью книг и однообразных фильмов. Перед очередным уходом в вымышленный мир синеволосый взял полупрозрачный флакон духов, стоящий на подоконнике. Про него юноша спросил вчера и как оказалось, это была совершенно спонтанная покупка, которая ни разу не применялась. Но любопытность Скарамуччи обнаружила, что приятный аромат ладана в каком-то смысле расслаблял, единственное -- главное не переборщить, ибо концентрированный запах введет в неприятный дурман. Ладан в основном используют как благовоние в церквях, поэтому изначально парень удивился, увидев духи с таким ароматом. Брызнув пару раз в воздух, Скар расположился на диване в полу-сидячем положении, как по рефлексу подбирая книгу с французским названием из стопки на полу. Произведение было художественным, поэтому в нем было достаточно неизвестных слов и непонятных конструкций, из-за которых юноша останавливался каждые пару минут, начиная поиски в интернете - своего рода изучение французского, только на дому и в удовольствие. Перелистывая страницы раз в пол часа, в истории браузера планшета появлялось около 20-ти новых вкладок, которых со временем стало чересчур много. Через 3 часа начала болеть голова от количества новой информации, поэтому парень принял решение передохнуть. Вариант просмотра сериала отпал сразу же - найти серию, на которой он остановился, было невозможно - надо было листать историю минимум минут 15, поэтому в ход пошли разные комедийные фильмы. Глупые шутки, однообразные ситуации и повторяющиеся черты характера только усиливали скуку, поэтому через час Скар вернулся к первоначальному занятию. По такому расписанию прошло почти все время и Скар, делая перерывы только на перекусы и туалет, заметил, что на настенных часах стрелки уже совсем близко к 16:30. Скоро приедет Дилюк, а потом и гости. Внутри чувствовалось даже легкое волнение, ведь это будет первый раз, когда он увидит более, чем одного человека, не считая медсестер в больнице. К слову, он забыл о приеме назначенных медикаментов. Врач ему сказал, что если он не будет соблюдать четкий график - то ухудшится не только физическое, но и психическое состояние. Именно из-за различных транквилизаторов он мог держать себя в тонусе, не давая себе потухнуть в апатии. Ему прописали минимальную дозировку, но иногда он мог закидываться бòльшим количеством, ощущая эйфорию на холодной плитке ванной комнаты. Станет ли это зависимостью? Скар и не задумывался. Вся куча медикаментов лежали на кухонной тумбе, поэтому, хотя бы ради приличия, Скар решил переложить их на холодильник, чтобы у гостей не возникло ненужных вопросов.***
- Проходите. - красноволосый немного прикрывал своей спинной гостей, стоящих у порога, но даже с такого угла Скарамучча мог заметить блондинистые волосы. - Не представишь мне свою спутницу? - такое дружелюбие в голосе Дилюка он слышал впервые. Руки в миг стали какими-то непослушными. По телу пустилась дрожь, а сердце будто 76 раз пронзили насквозь острым осколком того зеркала, в котором он увидел свою первую седую прядь. - Это Сахароза. Мы с ней вместе в медицинском учимся. Она, так сказать, единственный человек, который сейчас держит меня в реальности. - до жути знакомый силуэт разувался и снимал куртку, глазами сопровождая каждое свое движение. Что он имеет в виду? Эти голубые глаза. Небесно-голубые. - Приятно познакомится, Сахароза. - сказал Дилюк, вежливо помогая снять девушке пальто. Милая девушка с бледной кожей, одетая в салатовый свитер и черные брюки сразу взглянула на синеволосого. В ее взгляде можно было прочитать интерес и любопытство. - Мне тоже, Дилюк. Вас же так зовут? - тоненький голосок звучал и мелодично и раздражающе одновременно. - Да. Можно на ты. - приветливо улыбнувшись, красноволосый рукой пригласил гостей за стол, но в моменте его взгляд поменялся на более нервозный. - К слову, это мой двоюродный брат. Моя тетя сейчас в отъезде, поэтому меня попросили подержать его у себя. Юношу будто вкинуло обратно в реальность. Он должен поддерживать спектакль, как Дилюк его просил, а не пялится на блондинистые волосы, собранные в неаккуратный хвост. В глаза призраку из прошлого он не осмелился посмотреть более, чем на пару секунд. - Скар, поприветствуй гостей. - алые глаза в долю секунды сделали парню замечание, одним своим огоньком приказывая встать с дивана. Все движения были резкими и своего рода неестественными - вернуть контроль собственного тела сейчас было невозможной задачей. Было ощущение, будто все его вены вмиг заполнились ватой, но оказавшись перед девушкой с салатовыми волосами, Скарамучча протянул руку для приветствия, скрывая свою недееспособность. - Приятно познакомится, Сахароза. - он пытался скрыть громкий писк в ушах и дрожь пальцев, мягко улыбнувшись. В ответ девушка неловко пожала протянутую ладонь, но это длилось не более секунды. Скара будто ошпарило от прикосновения, но ему надо терпеть. Немного отшагнув влево, Скар протянул руку вновь. От зрительного контакта ему больше не удастся скрыться. На него смотрели ошарашенные голубо-серые глаза, в них можно было прочитать все эмоции - злость, обиду, горечь, сожаление, радость, грусть, но больше всего читались страх и паника. - Приятно познакомится... А как вас зовут? - Альбедо должен понять, с каким трудом ему даются эти слова, с каким трудом он пытается делать вид, что не знает блондина лучше самого себя. - А... Альбедо. Я Альбедо. Приятно познакомится. - синеволосый сразу заметил дрожь в голосе, хоть и другие вряд ли ее услышали. Нервно улыбнувшись и неприлично резко развернувшись спиной к голубоглазому, так и не получив желанного рукопожатия, юноша подошел к столу и отодвинул по 2 стула с двух сторон на каждого, занимая первый сразу же. Он не хотел быть тем, кому достанется последнее место. Особенно, если оно будет рядом с ним. Когда все расселись, парня кинуло в холод. Блондин сел рядом с ним, а напротив них сидели Дилюк и Сахароза. На минуту показалось, будто по голове ударили молотком - картинка перед глазами на минуту сместилась в бок. Это было так же резко, как и приход резкого осознания. Давно, хоть и не очень, его выкинул на улицу один человек, у которого он жил некоторое время. Человек, который со временем стал самым близким без слов о близости. Раньше ему казалось, что он знает какого это - быть влюбленным и любить. Ведь подобное было и с Дотторе - точнее, ему казалось, что это было чем-то подобным. Тогда ему надо было зацепится за кого-то, лишь бы иметь контакт с общественностью. С Альбедо же иначе. Он не искал теплоты, не искал кого-то - он наоборот бежал от всех и всего. Тогда почему сейчас так сильно ноет сердце? Почему все нутро горит от осознания, что этот человек сидит рядом? Почему было так больно тогда, когда он его выкинул? Это совершенно другая боль, совершенно другие чувства. Почему ему хочется сделать с ним то же самое, но в то же время чувствовать его присутствие? Неужели он так обреченно влюблен в предательски близкого призрака из прошлого, которое он самому себе обещал забыть? Руки начали дрожать еще сильнее, когда Дилюк раздал всем по кружке чая. Он не слышал голоса, не следил за диалогом - ощущалось, будто он был в огромном непроницаемом пузыре с водой, которая заставляла задыхаться с каждой секундой все больше. Каким образом он тут оказался? Почему он сюда пришел? Он знает Дилюка? Кто такая Сахароза? Почему он его бросил? Почему он выглядит так подавленно? Что произошло? Будет ли он поддерживать актерскую игру или не выдержит? Или ему все равно? А это точно Альбедо? Почему он о нем думает? Почему ему так душно? Почему он боится говорить? Почему он боится смотреть на него? Почему Альбедо его предал? Почему он предал Альбедо? Почему он не может отпустить?- Почему он не может не думать? Он обещал себе забыть, затоптать, испепелить прошлое. Обрезать все концы, ведущие к воспоминаниям, начать новую жизнь. С чистого листа. Так почему это всё его преследует? - Скарамучча, расскажи нам о себе. - голос Сахарозы в обращении к нему заставил выйти из транса. - Тут особо нечего рассказывать. Учусь в школе, люблю читать и все такое. - будто сквозь сон он рассказал самую банальную информацию о себе, пытаясь учесть все, лишь бы обойтись без последующих вопросов. - И как долго ты уже у Дилюка? - родной голос заставил вздрогнуть, остановил сердце на пару секунд точно. Парень понимал, что этот вопрос был задан не спроста. Что другие не замечают в Альбедо, Скар читал как строки из книги. Голос был немного напуган, с нотками раздражения и тоски. - Он у меня только неделю. - красноволосый, заметив легкую панику в глазах Скарамуччи, ответил на вопрос Альбедо за него. - А ты- - Давайте лучше о вас. - Дилюк прервал Сахарозу, спасая синеволосого от разных вопросов. - Я лучше отойду в другую комнату. - Дрожь в голосе переросла в полу-шепот, после чего Скарамучча встал из-за стола. - Как раз обсудите все, что хотели. С каждым шагом все осколки давно разбитого сердца, на время склеенного собственными иллюзиями, бились все яростнее в грудной клетке. Намечалась буря, в которую он так беспечно вошел первым, закрывая за собой дверь в безлюдной комнате, освещаемой только прикроватным подсвечником. Все, на что хватило сил - опереться о дверь позади себя, медленно съезжая вниз к полу. Не хотелось принимать удобную позу, просто не хотелось шевелиться. Холод комнаты, скорее всего вызванный его самоутверждением, грыз сильнее собственных мыслей, которые били в голову сильней с каждым сказанным словом в паре метрах от закрытой двери. Звукоизоляция была довольно плохой, но не настолько, чтобы подслушивать. Впрочем, ему и не хотелось. Не хотелось и встречать человека, в которого беспросветно влюблен, которого хочешь забыть, которого и любишь и презираешь одновременно. Все слишком непонятно, резко и больно. Он обещал себе находить силы улыбаться и двигаться дальше, так почему сейчас, встретившись с первой преградой, он позабыл все свои обещания самому себе? Неужели все домысли были бессмысленны? Почему с первой встречи с ним, он вернулся к самому началу? Стук в дверь. - Дилюк? - Это Альбедо. Открой, пожалуйста. - тихий голос, почти шепот в узкий дверной проем. Это и впрямь его личный кошмар. Личный ад, где его заперли на века. - Спасибо. Силуэт парня чуть выше него теперь стоял в комнате, закрывая за собой дверь. Почему Скарамучча ее открыл? Почему впустил его? Неужели это чувство настолько сильное, что делает его мазохистом? - Мы можем поговорить? - О чем? Синеволосый включил основной свет в спальне, чтобы удостоверится, что образ Альбедо не был очередной иллюзией, которую раньше подкидывал его больной рассудок. Когда очертания не пропали и не притупились, юноша немного отступил назад - то-ли от страха внезапной встречи с реальностью, то-ли от шока. - Ты меня ненавидишь? В кабинете повисла тишина. Убивающая, сжирающая, сжигающая все человечное внутри. Что подтолкнуло его к такому вопросу? Неужели Скар и правда выглядит так, будто ненавидит его? В серо-голубых глазах читалась бесконечная печаль. В них больше не было ноток злости, было только сожаление. - Прости меня. Раскаяние. - За то что вышвырнул меня в мороз без обуви? Недопонимание. - За то что покинул тебя. Горечь. - Думаешь, я бы простил? Злость. - Нет. Сожаление. - Правильно думаешь. Только вот жаль, что уточнения не было. Чтобы прощать других, в первую очередь надо простить себя, чего Скарамучча не позволит себе сделать. Ненависть, пожирающая сочувствие и все счастливые моменты жизни принадлежала только ему. Он ненавидит себя. Вот в чем суть. - Давай поговорим как старые знакомые. - синеволосый сел на пол, сгибая колени и обвивая их руками, делая преграду для зрительного контакта. - Не говори так. Ты для меня- - Тогда почему ты не упомянул об этом раньше!? - неожиданно даже для самого себя, Скарамучча перешел на легкий крик. - Почему оставил дверь закрытой? Бросил меня, как уличную собаку, случайно забежавшую к тебе в квартиру. Как у тебя хватает смелости такое говорить? - в синих глазах невольно разгорелось пламя, с помощью которого он прожигал собственные руки взглядом, лишь бы не скользнуть им по родному лицу. - Ты лицемер и эгоист. Ты- - Ты прав. Я лицемер, эгоист, мразь и полная тварь. Я это знаю. Ты не обязан меня прощать. - голос перешел на полу-шепот, а бледные губы невольно задрожали. - ... - Откуда у тебя седые волосы? - спустя длинную паузу, блондин медленно присел рядом, дрожащими пальцами еле прикасаясь к белой пряди у лица. - Тебя это не касается. - сидя Альбедо был выше синеволосого, поэтому Скарамучча мог уловить проницательный взгляд небесных глазах, в страхе прилипших к подарку от старого знакомого. - Что с тобой произошло за все это время? - светловолосый говорил лишь шепотом. - Много чего. - он пытался звучать уверенно, но Альбедо был его слабым местом, рядом с которым он просто не мог притворятся. - Того, что тебя не касается. - Почему Дилюк сказал что ты его двоюродный брат? Ты все-таки посетил мать? Скарамучча понимал, что не может рассказать правду. Не может рассказать о том, что происходило в том подвале. Не может поставить Альбедо в опасность. Не может вовлечь его во все это. Ему хотелось все обсудить, все вернуть, сказать все как есть, но это просто невозможно. Вначале он думал, что он должен проститься с прошлым, но в нынешнем положении он понимает, что такого результата он не добьется никогда. Второго варианта - полностью испепелить воспоминания - не было и никогда не будет. Его будут преследовать призраки прошлого во всем, что он видит. Как бы он не пытался, он не сбежит из собственного ада. Но есть то, что в его власти. Он может оградить от пламени своего кошмара человека, который значит больше, чем ему хотелось бы. Он обязан сделать больно тому, кого любит, в его же благо. Хоть это и не честно, хоть это и эгоистично, он должен. Пронзить его сердце так же, как пронзили его собственное, но не во имя мести. Любым способом. - У меня все отлично. У меня есть человек, который значит для меня намного больше, чем ты. Теперь ты никто для меня, понимаешь? Думаю, совсем скоро у меня начнутся прекрасные отношения. Без тебя. - Он знал, что давит на больное. - И твой первый вопрос, заданный мне- - Скар- - Да, я тебя ненавижу.***