Омут

Сентябрь – дурное время. Дурной воздух в сентябре и дурные мысли лезут в голову. А когда начинаются дожди, когда разливаются реки, когда Омут выходит из берегов, тогда уж совсем тяжело становится Еве. Тогда она не может спать. Тогда вечерами, когда уходят последние гости, а Площадь мост погружается в неспокойный сон, она выходит из дома, забыв о пальто, порой босая, порой в домашних туфлях. Она не идет далеко, далеко и не нужно уходить. Омут разлился и теперь подходит почти к самому ее порогу. Ева стоит над ним и просто смотрит. Со стороны это может показаться странным или даже глупым. Никто не знает, о чем она думает в такие минуты. Никто не догадывается. Ева понимает, никто не поверит, что в ее белокурой головке могут гнездиться такие мысли. Андрей сказал ей сегодня: «Твои глаза прекрасны, как два омута». Еве понравились его слова. Даже не от того, что архитектор обычно скуп на комплименты, а от того, что потом он добавил: «И как говорится в тихом омуте…» Еве не важно, что он имел в виду нечто непристойное, как часто у него бывает. Он сказал чистую правду. Никто и никогда не узнает, что живет под поверхностью Омута, никто не знает, что живет внутри Евы. Ондор ус зовут Омут степняки, «Высокая вода», и почитают его дурным местом. Не понимают они, привыкшие к ручьям, рекам и родникам, как может вода стоять на месте. Или же боятся того, что скрывается под ее поверхностью. Ева не знает, есть ли у Омута дно. Никто на ее памяти не пытался это проверить, вдруг и правда живет там что-то. Порой Еве кажется, что она знает – нет дна у Омута, только тонкое зеркало вечно гладкой поверхности и толща воды, холодной воды, высокой воды. Воды, населенной призраками. Ева любит и ненавидит безмятежность Омута. Порой ей хочется швырнуть камень, просто чтобы убедиться, что это – обычная вода, на которой расходятся самые обычные круги. Но она боится. Вечерами, как сейчас, ей кажется, что она слышит голоса оттуда, тихий едва слышный шепот воды. Голоса, зовущие ее к себе. Голоса, нашептывающие самые потаенные ее мысли. Они зовут ее к себе вниз, в безмятежность Омута. Они говорят: «Это очень просто». Они говорят: «Всего пару шагов». И тогда вода сомкнется над Евой, и она упадет вниз и будет падать, падать очень долго, в бездонную пропасть Омута. И вода смоет с нее всю грязь: прикосновения, слова, осуждающие взгляды, которыми ее всегда одаривают женщины Города. Ева знает, что глупа, но даже у нее, глупой золотоволосой куколки есть чувства. Она не может не замечать, не может не ощущать каждый взгляд, огнем прожигающий спину, не может не слышать каждое злое слово, сказанное сквозь зубы, будто бы выплюнутое вслед. Она знает их все. Она бы хотела смыть все это, но это невозможно. Но что если послушать зов высокой воды, что если упасть в Омут, отдаться ему? Быть может тогда она смогла бы стать его частью, таким же голосом без тела и чувств. Отражать мир подобно зеркалу и не уже никогда ни о чем не печалиться, никогда ничего не бояться. Раньше, когда Ева была маленькой, ей часто снилось, что она летает. В детстве это было так просто. Казалось, достаточно просто подпрыгнуть повыше, раскинуть руки и вот, ты уже летишь. Потом, когда она стала старше, сны изменились. Чтобы полететь, приходилось прыгать с высокого места. Чаще всего ей снилась крыша Собора. А однажды ночью она прыгнула и не полетела. Что-то потянуло ее вниз. Ее грехи, быть может? С тех пор сны прекратились. Их сменили кошмары. Но сейчас Ева думает, что есть полет, если не бесконечное падение? Быть может, если она упадет в Омут, то снова ощутит то же прекрасное чувство полной ничем не ограниченной свободы. Позволит воде наполнить ее легкие, станет водой. Голоса становятся все громче. Они мешают Еве думать связно. Они говорят: «Ты грязная». Они говорят: «Все ненавидят тебя». Они говорят: «Только мы тебя понимаем. Только мы примем тебя, только нам есть до тебя дело. Будь с нами. Будь водой». Ева ненавидит Омут. Ева завидует его спокойствию. Ева хочет стать водой. Забыть все. Оставить все. Она грязная. Ее все ненавидят. Только там она будет не одна. Только там будет свободна. Там ей не будет дела до косых взглядов и жестоких слов. Вода смоет с нее всю грязь. Только шаг. Один единственный шаг. И падение. Не падение даже. Полет. Свобода. Счастье. - Ева! Окрик выводит ее из забытья. Будто кто-то силой стряхнул с нее морок. И Ева понимает с ужасающей ясностью, что она только что хотела сотворить. Она стоит босиком на мокрой от недавнего дождя траве. Она была готова сделать шаг. - Ева, стойте, - окликают ее вновь, - стойте там, только не двигайтесь. Не делайте этого. Я сейчас. Она с трудом поднимает взгляд и видит в свете моргающего фонаря знакомую фигуру. Юлия? Что она делает здесь? Зачем в столь поздний час гуляет так далеко от Невода? Почему окрикнула ее? Почему не позволила закончить начатое? Юлия почти налетает на Еву. Оглядывается по сторонам, нет ли случайных прохожих, приобнимает за плечи. Еву трясет. Не то от холода, не то от запоздалого осознания. Она чувствует, что вот-вот провалится куда-то. Она будто бы тонет. Ее мысли путаются, ей не хватает воздуха, сознание покидает ее. И только голос Юлии не дает ей утонуть. Только он заставляет ее из последних сил держаться на плаву. Ее вечно холодные руки мягко поддерживают Еву, вводят ее наверх. Мимо комнаты полной зеркал в маленькую гостиную на втором этаже. Сажают на диван. Укутывают пледом. Юлия садится перед Евой на низкую скамеечку, с трудом устраивая больную ногу. Легко, едва уловимо берет ее руки в свои. Она говорит: «Все будет хорошо». Она говорит: «Это не навсегда». Она говорит: «Приступ скоро пройдет». Она говорит: «Вы не одна». Она говорит: «Дышите спокойно». Вдох. Выдох. Раз. Два. Она говорит так уверенно, что Ева невольно слушается. И все заканчивается. Голоса умолкают. Она снова становится собой. - Все хорошо, - произносит Ева спокойно, хотя голос ее еще дрожит. – Как Вы оказались здесь? - Вам нужно отдохнуть, - вместо ответа говорит Юлия. – У вас есть травяной чай? - В кухне, но послушайте… Но Юлия уже уходит, обронив только едва слышно: «Не сейчас». И они пьют в тишине любимый травяной чай Евы. Юлия смотрит спокойно, как и всегда. Без страха, без осуждения, даже без опостылевшего Еве восхищения, граничащего с похотью. Раньше Ева бы позавидовала бы такому. Но теперь она знает, там, в глубине, тоже прячется что-то. То, что прорвалось с тем криком. Что-то невероятно сильное. Что-то, что сильнее власти Омута. Она хочет обдумать это предположение. Понять Юлию. Это кажется ей невероятно важным. Но она не может. Она хочет спать. Очень сильно. - Пойдемте, - говорит Юлия, - вам нужно уснуть. Утром все снова будет хорошо. Все снова станет правильным. Поверьте мне. И Ева ложится. И уже на границе сна и яви, вдруг с невероятной силой сжимает руку Юлии. - Останьтесь, - просит она, - останьтесь здесь до утра. Я… Я не хочу оставаться в одиночестве. Не сейчас. Не когда там… Не когда там Омут. - Хорошо, - спокойно отвечает Юлия, - я останусь. Но только до утра. Утром, как только Вам станет лучше, я уйду. Иначе было бы неправильно. И Ева засыпает. Ей снова снится, что она летит. Как в детстве просто оттолкнувшись от земли. Оказывается, это так просто, летать во сне. А Юлия сидит около ее кровати. Она безумно хочет курить, но не решается зажечь сигарету. Ее руки все еще подрагивают, но она рада, что справилась. Что этой ночью, сама не зная отчего, отправилась под окна Омута. Она подходит к окну. Смотрит вниз и шепчет, сама не понимая зачем: «Нет. Ты не получишь ее. Не заберешь себе. Она под моей защитой. Слышишь? Под моей защитой».