***
Питер закатал рукава и открыл кухонный шкаф. – Так-с, ладненько. Есть макароны, немного риса и в холодильнике огрызки овощей. Может быть у меня даже остались замороженные наггетсы, не помню, надо посмотреть. – он открыл верхнюю полку холодильника и достал пачку полуфабрикатов. – Будешь? Майлз сухо облизнулся как в животе негромко заурчало. Яркая упаковка, покрытая тонким слоем льда, слишком сильно напоминала упаковку из его вселенной. Питер по-доброму усмехнулся и поставил пакет на стол. – Значит будешь.***
Питер промывал рис в проточной воде через сито. Рифлёная сковорода с обильным количеством масла медленно нагревалась на маленьком огне плиты. Майлз же послушно сидел за столом, сложив руки в ожидании. Ему тоже хотелось участвовать в процессе, но он не знал, что делать. Отвлекать сосредоточенного Питера означало чувствовать себя обузой. Тем более, так он мог с большим интересом наблюдать за всеми движениями и действиями Паркера. Казалось бы, такой ветреный и несерьёзный, за готовкой Питер не замечал как точен и увлечён всё-таки может быть. Он набрал в маленькую кастрюльку воды наполовину и медленно насыпал туда вымытый рис. После чего переключился на сковороду. Поддел ногтем упаковку, достал один пакетик, резким движением вскрыл его и высыпал содержимое, отчего раскалённое масло зашкварчало. Майлз пригнулся, занимая предбоевую позицию. Всё случилось слишком резко, отчего паучьи инстинкты сработали сами. Питер насмешливо хмыкнул. – Испугался? – Ничуть! – голос Майлза сорвался на совсем детский, отчего он залился румянцем, тут же прокашлялся и повторил с очевидным басом. Питера это рассмешило. – Да ладно тебе. Я тоже чуть трухнул, не парься. – Он накрыл сковороду крышкой. – Надо бы ко всему этому чуду салатик забабахать, не считаешь? Питер наклонился, открыл холодильник, и, недолго порывшись, достал оттуда пару огурцов и четверть капусты. Майлз вдруг словил себя на мысли, что в наглую пялиться неприлично и он быстро отвёл взгляд. За мгновение до того, как Питер резко развернулся. – Ты же не против, да? Майлз скомканно согласился. – Славно. – он быстро бросил в раковину овощную дощечку и включил напор тёплой воды. Майлз погрузился в собственные раздумья. Питер привлекал его не первый день и не первый месяц. Строго говоря, на протяжении двух лет он только и думал о кумире жизни, и от одной лишь мысли встретиться с ним вживую в животе приятно тянуло, тело било ознобом и всеохватывающий жар окутывал голову. Теперь, когда на его руке красовался яркий перемещающий браслет, Майлз наконец заимел возможность прийти к Питеру в любой момент времени. В такой спокойной домашней обстановке, он чувствовал удовлетворение наравне с тревогой. Хотелось броситься к Питеру с объятиями, во всём сознаться и будь что будет. Заместо этого Майлз крепче сжал руки в замок. Все два года он неистово сражался с разной степени придурками, и теперь держался на стрёме всегда. В отличие от Питера. Вот он-то, казалось, не нервничал вообще никогда. Даже во время самого опаснейшего поединка находил время отшутиться, спокойно плыл по течению и хранил в себе такое вселенское спокойствие, что буддийские монахи могли принять того за своих. Его пофигистичное отношение к жизни, манера речи, острый ум и ещё более острые шутки – Питер своим характером являл лучшее воплощение идеального образа человека для Моралеса. Оставались две малюсенькие загвоздки: Питер старше его в два, нет, почти в три раза – если не больше? – и самую малость мужчина. А ещё у него есть бывшая жена. И они наверняка снова счастливы вместе в браке, уже имеют детей и так далее, далее, далее. Шансов никаких. Питер хлопнул по карманам фартука. – Так-с, ладненько, здесь становится жарко, не чувствуешь? – Питер показательно помахал рукой у лица. – Не хочу, чтобы ты запарился. Пойди-ка в основную комнату, а? Я пока доготовлю. – Паркер подошёл к сковороде и быстро поднял крышку прихваткой. Оглушающее шипение заставило Майлза подскочить со стула. Моралес быстро вышел и, по просьбе, прикрыл дверь в кухню. В основной комнате царил вопиющий бардак. Всюду различный мусор: банки газировок, обёртки и упаковки от еды, разные коробки – И вещи: одежда, книги, разные бытовые мелочи и так много бумаг, что даже сложно поверить, будто Питер правда все-все их читает. Майлз аккуратно переступил через брошенные на пол брюки с рубашкой, прямиком к стеллажам. Ещё совсем новые, они не успели покрыться многодневной пылью как всё остальное. Моралес вдруг решил: «Если Питер не может разобраться с уборкой, почему нельзя ему помочь?» – однако руки опустились сразу после как он окинул взором весь масштаб работы. Наверно, поэтому Питер так ничего и не предпринимал, предпочитая ужиться с бардаком, нежели справиться с ним. Моралес прихватил с пола деловой костюм Паркера и начал аккуратно складывать его. В голове тут же появилась картинка как именно Питер выглядит во всём этом. Идеально выглаженная белоснежная рубашка – окаймлённый галстуком ворот, закатанные по локоть рукава – заправлена в строгие чёрные брюки, облегающие бёдра и длинные ноги. Твёрдая ткань штанов вторила бы его фигуру вместе с кожаным блестящим ремнём, которым, наверняка, можно было бы– Майлз быстро скомкал рубашку и наскоро запихал вещи в одну из полок шкафа. Прямиком туда же, откуда Питер буквально двадцать минут назад достал затёртые треники. Майлз раскраснелся. Вязкое, липкое смущение захлестнуло с головой. «Брось, Майлз, это бред. Никаких шансов, понимаешь, никаких шансов, забудь» – он пару раз махнул головой и скрыл лицо в ладонях. Когда стыд немного спал, Майлз сосредоточился снова. Подобрал пару банок и метко забросил их в импровизированную урну. Собрал паутиной все салфетки и бумажки, смял газеты в один небольшой ком, после чего заинтересовался письменным столом. Квитанции, документы, чеки – разобрать здесь без посторонней помощи что нужно, а что бесполезно было невозможно, но Майлз и не пытался. Лишь передвинул пару листков в поисках прочего мусора, внезапно обнаружил небольшой ноутбук и… Письмо. Да ещё и не одно. Все они были любезно запечатаны по конвертам, со всеми положенными марками и индексом. Поле отправителя пустое или зачёркнуто, но получатель указан везде. И это никто иной, как сам Майлз Моралес. В чужой кофте, чужих штанах, чужой квартире, чужой жизни и безвозвратно укравший чужое сердце. Он аккуратно вскрыл первое письмо. Что-то в груди Питера болезненно кольнуло.***
Это было не то странной влюблённостью, не то непонятной одержимостью. Когда Майлз ни с того ни с сего объявился на пороге его квартиры после двухгодовалого отсутствия, Питер не стал задавать лишних вопросов. Как, почему, зачем? Неважно. Пришёл – значит нужно, на большее он не рассчитывал. У них ведь в любом случае не было никаких шансов. Как проявить банальную вежливость Паркер знал, а потому позволил напялить собственные любимые шмотки и отважился приготовить ужин, но на большее… Не знал как подвести? О чём говорить, спрашивать, поучать? Что вообще сейчас любят современные подростки? Что любит один конкретный современный подросток? Питер не знал, хотя думал, должен знать. Поэтому, когда неловкая пауза на кухне затянулась, а он устал делать вид, что всё в порядке, единственное решение пришло быстро и безоговорочно – просто выпроводить Майлза с комнаты, а пока он мается в другой, придумать что-нибудь получше. Оставался только предлог. На кухне действительно становилось немного жарко, однако внутри Питера полыхал настоящий, огромный и бесконтрольный пожар, отчего тот весь покрылся холодной испариной. В горле встал ком и он еле выдавил из себя хоть какую-то фразу, продолжая делать вид, что всё хорошо. Вот что-что, а врать Питер умел отменно – жизнь научила. Однако ожидать, что Майлз дотянется до его любовных писем, он не мог. Когда Моралес притронулся к ним в сердце ёкнуло – так отреагировало паучье чутьё, безотказно сработавшее в который раз – но Питер не придал этому значения. А ведь стоило бы. Первое письмо далось ему самым тяжёлым. «Я скучаю» – короткое сообщение, где, всего в двух словах, Питер пытался выразить всё то рвавшееся внутри него чувство горечи и досады. Всю ту боль и желчь, разъедающую изнутри день ото дня. Конечно, Паркер знал, что это неправильно. Знал, что получатель никогда не прочитает и не ответит, но ему просто необходимо было разгрузиться. Психолог сказала, навязчивые мысли можно выписывать на бумагу, и его безответная любовная переписка вполне считалось таковой практикой. С каждым новым письмом Питер откровенничал всё больше. Писал всё, что придёт в голову, пока руку не охватывал спазм, а в голове не воцарялась блаженная пустота. И будь что будет. Если Питер не мог откровенничать даже там, то на кой чёрт ему вообще сдались эти практики? Нормально ли это? Наверно, нет. Он просто выпускал пар. Когда ночью он жалостливо выл лицом в подушку от сильного возбуждения, коротко и грубо надрачивая себе через мягкие пижамные штаны, перед глазами стоял его образ. Как он манит. Как тянет свои изящные руки к чужому лицу, как запрокидывает голову, сдержанно стонет и обвивает свои ноги вокруг талии. Как легонько движет бёдрами в такт и томно смотрит прямо в глаза. Питер сглотнул. Рис на медленном огне пришёл в готовность, так что он заставил себя переключиться на готовку снова и перевернуть уже злосчастные полуфабрикаты. После чего Паркер высыпал крупу в миску с холодной водой и принялся быстро шинковать капусту. Над головой прошлись тонкие полупрозрачные кривые, но Питер упрямо игнорировал их. Не хотелось верить, что угроза прямо сейчас находится в его доме и Паркер даже знает кто это. Питер выключил огонь – блюдо готово.***
«<…> Я так скучаю, правда! Мы с ЭмДжей редко когда ладили, но это было лучше, чем то, что есть у меня сейчас. Я так скучаю, боже, если бы ты знал. Одиноко пялиться в окно сутками на пролёт без сил даже на самое плачевное и гнетущее существование – неужели так должен закончить свою жизнь национальный герой? Вот как? А ещё мне очень стыдно. Потому что, очевидно, я не тот, кто тебе нужен. Но эта еле бьющаяся жилка любви к тебе таранит меня изо дня в день. Я думаю о том, что у нас может получиться. Может, не здесь и не сейчас, может, не в этой вселенной и не в этой жизни, но может. Мультивселенная бесконечна. Существует ли хоть одна, даже самая жалкая пародия на измерение, где я счастлив? Где мы счастливы? Я сконфужен и всё ещё не верю, что правда занимаюсь этим до сих пор. Но это как зависимость – один раз попробуешь и больше никогда не оторвёшь руку от листа. Я люблю тебя. Нет, правда. Я скучаю, я жду, я терплю и я надеюсь. Если надо, я буду молиться кому угодно, серьёзно. Это правда странно, но это так. На самом деле это глупо. Ты НИКОГДА не увидишь этого, но так мне правда становится легче. Выражать свои эмоции на бумаге в разы проще чем в реальности, и все же, мы ведь больше никогда не увидимся, так? Я не знаю. Будь у тебя возможность, ты бы пришёл. Но ты не приходишь, а я не в праве нарушать твой покой. Даже если бы я мог, я действительно не тот, кто имеет право это делать. И, вообще-то, у тебя в любом случае есть Гвен, так? Я просто стараюсь не думать на этот счёт, ладно? Не обижайся, просто мне правда больно. – Люблю»
Майлз сложил листок вдвое. Это было последнее найденное им письмо. Оно медленно ломало его во время прочтения всё больше и больше, пропитывая жалостью к Питеру и всем его отчаянием. Он ведь правда слепо верил. Верил и ждал. На самом деле Майлз получил браслет ещё месяц назад, но банально не осмеливался прийти. Разные оправдания вроде школы и большой загруженности были лишь враньём самому себе. Майлз прекрасно знал почему сердце пропускает пару ударов при мыслях о нём, а дыхание перехватывает. Подумать только, любовь казалось ему безответной, когда с другой стороны испытывали то же самое! Питер вдруг высунулся из прохода. – Чего читаем, Моралес? – быстро выпалил Питер, из-за чего Майлз мгновенно дрогнул и прижал листок к груди, в попытках скрыть. – Ничего!! Питер недоумённо вскинул бровь. – Мои квитанции считаешь что ли? – он коротко посмеялся. – Да ладно, а если серьёзно, то ужин готов. Иди быстрее, пока не остыло. Питер скрылся так же внезапно, как и появился. Майлз просто не мог поверить глазам. Каким образом Паркер так умело скрывал свои чувства за маской коротких усмешек, как он мог быть таким спокойным?! Всё, что он писал, явно не шутка, и теперь Майлз не мог воспринимать всё так же, как раньше. Неужели Питер так нагло врал в лицо? Майлз направился в кухню. Питер любезно наложил обе порции по тарелкам и засервировал стол. Майлз придвинул стул и скромно сел. Теперь он наблюдал за Питером вдвое более внимательно – какая-то деталь должна выдать с потрохами. Однако Питер не желал раскалываться так быстро. Он чувствовал грузный, тяжёлый взгляд на себе, но упорно не придавал тому значения. Вместо этого быстро заправил салат, хорошенько посолил его и принялся перемешивать вилкой. Должен ли Питер сознаться во всём сам? Когда именно он догадается, что Майлз всё знает? Нужно ли ему делать первый шаг? Питер выхватил миску и повернулся к столу. – А чего не ешь? Или горячо ещё? Майлз подумал. – Я люблю тебя. Питер оцепенел. Миска с салатом выпала из его рук со звоном ударяясь дном о столешницу. – А ещё я прочитал твои письма. Все, что нашёл. Но этого Питер уже не слышал. В ушах до боли звенело, руки задрожали и всё тело непослушно замерло, не в силах шевельнуться даже самую малость. В голове крутились миллиард мыслей, и он усилием железной воли заставил себя повернуться, когда Майлз сжал его ледяные ладони своими. – Питер, правда, я не шучу. Я люблю тебя, честно. Я прочитал все твои письма и мне жаль, что я не осмелился раньше. Я думал, у нас никаких шансов, так что– но Питер прервал его речь прежде, чем Майлз успел её закончить. Когда первичный шок спал, он впился в чужие губы. Жадно и властно. Он ждал и жаждал этого два года. Майлз несмело ответил ему. Он не привык, что Питер может быть таким настырным и грубым. Паркер притянул Моралеса к себе, придерживая его щёки, и углубил поцелуй. Слишком грязный, жаркий и влажный для такого неопытного как Майлз. И плевать. Плевать, что подумают другие, плевать на репутацию, на ЭмДжей, на всё. Здесь и сейчас, он самый счастливый человек на земле. Здесь и сейчас, он позволяет себе быть честным. Позволяет уткнуться лицом в чужую грудь и по-детски плакать на коленях, не скрываясь. Позволяет обнять Майлза и быстро тараторить всё то, что так давно хотел сказать. Плевать! Всё равно на нормальные отношения шансов у них нет никаких.