Дотрахались. Неповоротливый, уставший, изнеженный гормонами и стрессом, скалящий зубы от злости, деваться от назойливой заботы Паркера ему было некуда: тут бы привыкнуть к коренным изменениям тела, к переменам в настроении, к резким побуждениям и заскокам, а сверху ещё и лезут чужие руки, обнимая под грудью и цепляясь за живот. Питер нежил, любил, радовался. И смотря на то, как он по-детски улыбается, Мигель вдруг терялся и внутри теплело. И больной, но любимый, О'Хара нежился, любил, радовался.

Я смотрю ему в глаза и внутри всё сжимается. Больше полугода в разводе делают своё дело. Я хочу секса. И то, как Майлз неуклюже втрахивает меня в матрац, наверно, самое лучшее из всего, что у меня есть на выбор.

Потому что по правилам лагеря ночью должны спать. И это касается всех. Но дети бегали из комнаты в комнату, кричали, веселились, мазали друг друга пастой, а Питер и Мигель безбожно трахались в вожатской.

Питер привлекал его не первый день и не первый месяц. Строго говоря, на протяжении двух лет он только и думал о кумире жизни, и от одной лишь мысли встретиться с ним вживую в животе приятно тянуло, тело било ознобом и всеохватывающий жар окутывал голову. Теперь, когда на его руке красовался яркий перемещающий браслет, Майлз наконец заимел возможность прийти к Питеру в любой момент времени. Грех было не воспользоваться возможностью.

Опиум ударил в голову. Паркер уткнулся лицом в подушку, пытаясь скрыть безудержные стоны, но лишь измазал ткань в собственной слюне, не контролируя тело. Дрожащие руки медленно стягивали влажные пижамы с бельём до бёдер, и он был не в праве себя остановить, тем более под влиянием наркотиков. Галлюцинация Майлза недовольно закатила глаза.