Он нёс ей цветы

Иной раз глядя на своего друга, Ника непроизвольно вглядывалась в каждый миллиметр его кожи, в каждый волосок, жадно хватала каждое его слово, даже не разбирая смысла, слишком часто зацикливаясь на его безупречном тембре, интонации, а потом переспрашивая по три раза, что он имел в виду. Эти исключительно дружеские чувства слишком быстро превратились в какое-то глобальное помешательство. Ника даже не успела оглянуться, как лучший друг детства стал для неё так катастрофически важен и нужен, как кислород. Без Хёнджина мир становился серым, пресным, практически непригодным для существования. И сейчас, сидя в его квартире, в его комнате, за его рабочим столом, в его тапочках, она с наслаждением вдыхала воздух, пропитавшийся его запахом. В такие моменты Нике казалось, что она самый счастливый человек во вселенной... но её бедное измученное сердце уже трещало по швам. Ведь в его квартире, в его комнате, в его тапочках находилась не одна она. Кроме Браер здесь, буквально за спиной, находилась другая, игриво умостившаяся подле Хёнджина и так бесстыдно ворующая его поцелуи. В глубине своей светлой души Ника её ненавидела. Ненавидела за всё, начиная от её существования и заканчивая тем, что та имеет право прикасаться к Хёджину как девушка, не как подруга. Нежно гладить его спину и плечи, прижиматься неприлично близко, крепко держать за руку, переплетать пальцы, целоваться с ним как последняя извращенка. Почему, почему именно она? Эти омерзительные чмоканья, хлюпанья чужих губ, недостойных его, в очередной раз пробивали сквозную дыру в груди Ники, заставляли разлететься кашеобразными ошмётками по его креслу, за которым она сидит и будто слушает музыку, чтобы не мешать другу и его девушке, чтобы не получать прозрачных намёков на уход, чтобы успеть надышаться его запахом... Когда сзади послышались хихиканья и томный шёпот, душащий ком в горле расширился как минимум вдвое, окончательно перекрывая трахею и мешая воздуху поступать в легкие. Она сжала кулак — пальцы хрустнули, короткие острые ноготки впились в мягкие ладони. Нике как будто нравилось измываться над собой, постоянно пытая израненное сердце опасной близостью к непосредственному кинжалу, раз за разом наносящему глубокие раны, незримые, внутренние, самые опасные. — Ребят, я домой, — Ника резко поднялась с кресла, из-за чего парочка вздрогнула, прекращая, судя по всему, максимально глубокий и мокрый поцелуй. — До встречи в универе, Мия, — она механически махнула рукой, прошла мимо и, подхватив с пола рюкзак, накинула на светлую макушку капюшон, обула чёрные берцы и вышла из квартиры звёздного друга, вставляя в уши наушники и включая музыку на полную громкость. Первым попался любимый трек, он отлично помогал справится с давящей болью в грудной клетке после дружеских посиделок. Она зашла в лифт, прислонилась к зеркальной стене. Чертовски сильно хотелось разрыдаться, но слёз, как назло, не было — ни намёка на влагу в глазах. Это удручало. Внутри была скребущая пустота и орущая маленькая Ника, чей крик проходил сквозь железные прутья клетки, в которой та находилась. Её безбожные душераздирающие стенания отдавались болезненным эхом в голове и подхватывали ритм песни, орущей в наушниках. Абсурдная мысль напиться сегодня в слюни постепенно переставала казаться такой уж абсурдной, и Браер даже всерьёз задумалась об этом варианте развития сегодняшнего вечера. В эмоциональном плане терять было уже нечего: Хёнджин так бесстыдно лишил её внутренности, осквернил её светлую душу, вселяя в неё ненависть, оставляя от Ники Браер одну пустую оболочку. Она ненавидела его, он был ей отвратителен, но в то же время она не могла без него. Это были настолько противоречивые чувства, загоняющие девушку в конкретный тупик, что она совсем запуталась в себе. Почему всё не может быть как раньше? Почему вдруг появились эти непрошенные чувства, режущие по живому всякий раз, как она видит его с этой Мией... Она бы чертовски сильно хотела убежать куда-нибудь далеко, стереть своё существование, стать невидимкой, чтобы он больше не мог разбить её сердце. Чтобы они не могли его разбить. Каждый грёбаный день Ника ищет противоядие, чтобы хоть немного ослабить боль от яда, распространяющегося по организму, разъедающему всё то живое, человеческое, что в ней есть. От той черноты, что застилала душу. Она старается переключиться на учёбу. «Не работает». Пробует держаться от него подальше. «Не выходит». Нагружает себя домашними делами. «Бесполезно». Малютка Ника, запертая глубоко в недрах этой оболочки, сидящая на цепи в клетке и так отчаянно любящая друга, отравленная ядом невзаимной любви, постепенно чахнет, истощается, с каждым днём всё больше походя на труп. Лифт успешно добрался до первого этажа, и девушка нехотя отлипла от стенки, вываливаясь в роскошный холл. Наверняка квартиры здесь просто космически дорогие. Настроение было на нуле, но ей уже известно, как его поднять. Недавно она приметила бар, что располагался в паре кварталов от дома Хёнджина. Именно туда она и собиралась сейчас идти заливать своё горе. Песня затихла, от громких звуков уши болели, и Ника вытянула наушники из ушей, убирая в карман. Уже на выходе из здания её окликнули сзади. Она остановилась, но в спину её толкнула прозрачная стена, вращающаяся по кругу, как жёлоб, установленная во избежание давки на выходе. Браер чуть было не упала, ей чудом удалось сохранить равновесие и выйти из крутящейся и очень небезопасной двери. Следом за ней на улице появился знакомый парень. Это был Ли Феликс, лучший друг Хёджина. Она была знакома с ним давно, с самого момента переезда в Корею на учёбу по обмену. С первых секунд знакомства он произвёл на Нику хорошее впечатление. Он был весёлым, настраивал окружающих на позитив, за ним было интересно наблюдать, и как собеседник он тоже был неплох. Обычно они общались на родном для обоих языке — английском. Вообще, Ника была родом из Кореи, её мама и мама Хёджина были школьными подругами, но потом, когда Нике исполнилось девять, их семья покинула страну и переселились на родину папы — Канаду. Там она за минувшие годы выучила английский, который в последствии и стал родным языком, и после окончания школы решила вернуться в Корею для обучения в медицинском и получения специальности пластического хирурга. — Привет, — Феликс лучезарно улыбнулся и махнул ей рукой. — Ты была у Хёнджина? — Да, заходила к нему в гости после пар, — Ника попыталась сделать лицо менее пресным, несчастным, насильно придавая тому краски. — Тебе в какую сторону? — Феликс сократил расстояние между ними, останавливаясь рядом. От него так и фонило позитивом, как от изотопа урана радиацией. — Мне сейчас нужно на студию, могу тебя подвезти. — Мне пройти всего пару кварталов, — Ника благодарно улыбнулась, но поспешила отказаться, ретируясь. Было неудобно соглашаться на такое предложение и отнимать его драгоценное время. — Это близко. — Да брось, мне не тяжело, — Феликс продолжал стоять на своём. — Тем более давно не виделись, заодно расскажешь, как учёба. — Хорошо, пошли, — она сдалась на милость другу, следуя к припаркованной на платной стоянке чёрной Ауди. Салон машины был чистый, вылизанный до блеска, ароматизатор приятно пах мятой, совершенно не резал нос и не вызывал тошноту, как это обычно бывало у Ники. Когда машина завелась, из радио послышалась какая-то плавная, убаюкивающая мелодия, которая через секунду была нагло оборвана радиоведущим, сообщающим прогноз погоды на сегодня с пожеланиями приятного дня всем сеульцам без исключения. — Куда тебе? — Феликс включил обогрев салона, щёлкнув пару кнопок на панели управления. — Прямо по улице пять кварталов и налево, — ответила Ника, глядя на серость, скопившуюся в небе за окном. Парень кивнул, всё ещё разогревая машину перед тем как тронуться. — Как универ? — он вновь решил поддержать диалог и, как обещал ранее, спросил про учёбу. — Всё хорошо, заранее готовлюсь к сессии, хожу на практику, а ты как? — Мы уже завтра планируем запустить новый альбом, а через неделю дадим концерт... — дальше Ника не слушала, погружаясь во вновь заигравшую фоном плавную мелодию, в которой очередная певица, надрываясь, вещала всем о своей неразделённой любви. Очень скоро машина затормозила у нужной улицы, и Браер покинула салон, спешно попрощавшись с Феликсом. Девушка прошла ещё десять метров и остановилась напротив бара, над входом в который висела яркая неоновая вывеска, сообщающая всем прохожим название этого места и зазывающая немедленно его посетить. На улице постепенно темнело, красное солнце почти опустилось за горизонт, немного выглядывая из-за тяжёлых грозовых туч, будто придавливающих своей чернотой к заасфальтированной дороге. Ника не стала долго мяться у входа и без колебаний вошла через массивные двери, оказываясь в душном помещение, воздух которого начисто пропитался спиртным и табачным дымом. Она сразу направилась к барной стойке, уселась на высокий стул и выудила из снятого со спины рюкзака тетрадь с конспектом по анатомии, начиная его зазубривать. Эта Мия даже в медицине лучше — во всяком случае, так говорят... Ника не знает, как на самом деле, ведь они на разных курсах, но известность и гениальность девушки порядком раздражают и рушат хлипкую, склеенную на соплях самооценку. — Готовы сделать заказ? — перед тетрадью девушки опускается большая ладонь, привлекая к себе внимание. Браер поднимает глаза на хмурого мужчину с длинными, тёмными, будто даже колючими волосами — он прекрасно вписывается в эту обстановку. — Да, виски со льдом, пожалуйста, — лишь на пару секунду Ника позволила взгляду задержаться на бармене, переводя его обратно в тетрадь. — Паспорт есть? — спрашивает мужчина, начиная выжидать. Браер устало кивает, извлекает из рюкзака документ и протягивает его бармену. — Хм, двадцать лет? Ты подозрительно юна для этого места, девочка — проговорил мужчина, отдавая паспорт обратно и приступая к приготовлению заказа. — А вот вы, наоборот, вписываетесь в атмосферу этого бара как никто другой, — Ника на секунду отвлеклась от зазубривания конспектов, поднимая глаза на бармена и оценивая его реакцию: тот усмехнулся, принимая комплемент. — Твой виски, — прозрачный стакан, наполовину заполненный янтарного цвета жидкостью, опустился на деревянную столешницу. Лёд звонко ударился о стеклянные стенки. — Благодарю, — она взяла в руку алкоголь и поднесла к губам, делая глоток. Жидкость обожгла рот, а после и горло, спускаясь по пищеводу вниз, в желудок. Ротовая полость приятно разогрелась, а после третьего глотка и ещё четырёх страниц конспекта девушка почувствовала слабость в ногах. Она облокотилась локтем о столешницу в попытке перестать шерстить этот грёбаный конспект, который она и так знает наизусть. Может, она более посредственный медик, чем Мия, только потому, что ещё не успела проявить себя? Возможно, ведь Мия уже на четвёртом курсе, а она только на середине второго. Быть может, всё придёт со временем, и ей удастся переплюнуть соперницу хотя бы в чём-то? Она очень на это надеется, а потому вновь открывает конспекты, начиная с самой первой страницы.