Управление мёртвыми. Дело № п/п 1

      Конечно, очень здорово, что мне не надо теперь по вторникам ходить ко второй паре, можно спать аж до десяти утра, но то, что какой-то ненормальный на белой «шестёрке» окатит меня грязью по пути на работу, не входило в мои планы! Серые брюки превратились в коричневые! Катя за это убьёт дома… Пришёл, называется, пораньше, попил кофейку на кафедре… Громкая музыка заставляет меня обернуться на ступеньках университета: о-о, белая «шестёрка» паркуется в соседнем дворе. Ну-ну, удачи, придурок!       — Привет, Валерич, — здоровается охранник.       — И тебе, — ставлю автограф в тетради.       — Плохое настроение?       Так видно по моей роже? Ты посмотри вниз — зацени брюки!       — Матерь Божья! — Эдик пьёт кофе на кафедре. — Лета не летает по воздуху, а, как обычные люди, ходит по лужам!       Сегодня Эд выглядит лучше, чем вчера. Да, я знаю, что он был с поезда. Подработки, все дела. Куда уж мне, обычному преподавателю, до высот судебного медика Кайдановского?       — Ха-ха-ха, очень смешно, — кидаю сумку на свой стол и вешаю дублёнку на крючок.       — Кофе будешь?       Какая вежливость! Не уж-то понял, что ссориться — не вариант? Нам так-то делить кафедру неизвестно сколько лет.       — Да, пожалуйста.       — Чего хмурый такой? Всё думаешь о моей, — специально выделяет интонацией, — студентке или о студентке в лаборантской?       — Мы поссорились. Я её обидел. С тобой никогда такого не было? — что-то читается на лице Эдика: он как будто меня понимает, но это невозможно. — Ах, да! Эдуард Карлович вообще избегает женщин в своей жизни!       Не накинув халат, иду к лестнице. Столько студентов на первом этаже, они толпами уходят курить и толпами возвращаются обратно. Замечаю Наташу, она отряхивает мокрый капюшон. Девушка тоже ненароком поднимает на меня глаза. Как жаль, что мы перестали общаться. Очень не хватает тебя, не в сексуальном плане, нет, только что я бы провёл твоей группе «судебку», но за меня это сделал Эдик.       Мужской туалет на третьем этаже. В раковине зачищаю брюки. Ублюдок! Что б у тебя бензин закончился!       — Здрасьте, Станислав Валерьевич, — к соседней раковине пристраивается студент из моей группы.       — Привет, Дим. Как дела?       — Получше, чем у Вас, — он кивает на мокрые брюки и улыбается. — Впереди лекция или аутопсия?       — Вскрытие. Я взял для своей группы очень интересный случай.       — Можно заранее узнать причину смерти?       — Обойдёшься.       Дима вытирает руки сухими полотенцами и выходит из туалета. Я не замечаю вошедшего, потому что поглощён очисткой брюк, хотя звук каблуков настораживает. Опять все женские туалеты заняты? Она хватает меня за жилетку и тащит за стенку, там, где находятся кабинки. Длинные пальцы с маникюром обхватывают затылок и наклоняют голову. Я не могу не ответить на её поцелуй. Мягкие губы накрывают мои, раскрывая с помощью языка. Руки ложатся на тонкую талию, притягивая студентку ближе к себе. Если кто-то и войдёт, мы услышим, потому что никто молча не заходит в туалет. Мне хочется целоваться и не отпускать её. Не отрывайся, прошу. Твой язык, обвивающий головку члена, искусен, но во рту действия виртуозные, сопровождаемые привкусом сигарет. А я ведь не знаю, какие сигареты ты куришь.       — Конечно, ни секс, — она отрывается, но продолжает смотреть на мои губы, — и ни минет, но тоже неплохо.       — Прости меня. Знаю, что ты прочитала сообщение, — я прижимаю Наташу к себе и прислоняю свою щёку к её, шепчу, — но, пожалуйста, прости. Не могу без тебя, с ума схожу.       — Пообещай, что не станешь заглядывать в будущее, — зелёные глаза смотрят в серо-голубые. — Стас, давай жить здесь и сейчас? Хочешь секс? Пожалуйста! Не впутывай сюда свою жену.       — Я сделаю всё, чтобы ты больше не обижалась на меня, — целую Наташу в нос. — Здесь и сейчас.       Она оставляет на моих губах лёгкий поцелуй и выходит из туалета первой. На душе становится легче. Ненавижу женскую обиду — насмотрелся на Катю за двадцать лет брака. А я хотел развестись с женой… Зная её, супруга промолчит, со слезами примет моё решение, но я буду страдать от Катиного молчания долгое время.       На кафедре судебной медицины внезапное собрание! Нелли стоит в уголке, Серёжа сидит напротив Эдика, Настя заняла место возле подоконника, одолжив стул, Кирилл на корточках примостился рядом со шкафом, Таня ворует печеньки у Эда, и Наташа уселась полупопией на мой стол.       — То есть, получается, — начинает демагогию Серёжа, — смотрите, что получается…       — Что происходит? — все обращают на меня внимание. — Пока заведующего кафедры нет, доцент Кайдановский устраивает консилиум?!       — Станислав Валерьевич, у нас реально интересная тема! — оправдывается Настя.       Я замечаю, что на моём столе стоит кружка. Наташа показывает на неё взглядом, приглашая. Поправляю халат и занимаю своё место. Никого не смущает, что взору преподавателя практически открывается попа студентки. Ну Эдик разумеется бросает на меня косые взгляды.       — Придурок, он помер от разрыва селезёнки! — кричит на Серёжу Кирилл. — Диабет тут не при чём! Если бы ты не пялился на его поражённые ноги, то заметил бы разорвавшийся орган!       — Внешний осмотр важен, — поясняет Эдик, — но всё же следует больше опираться на вскрытие, — шоколадная печенька отправляется в рот.       — Слушайте, такая тема, — Настя пересаживается на подоконник, — я глянула фильмец, он оказывается аж десятилетней давности. Короче, не суть, ужастик с Линдси Лохан в главной роли…       — О-о, она опять играет проститутку? — интересуется Наташа.       — А есть фильмы, где она не играет проституток?       — Наверное, когда была маленькой, — предполагает Таня, — ну тот, который про близняшек.       — Ой, кто бы мог подумать, что из той очаровашки она вырастет «шлёндрой»?       — Очаровашки? — Кирилл серьёзно смотрит на Наташу. — Она всегда была страшной: рыжая и с веснушками. Нет ничего в ней красивого. Я не понимаю, что в ней находят парни, раз сразу же лезут в трусы, — Кирилл, оправдываясь, смотрит на Таню. — Это глупо. Использовать девушку, как секс-куклу.       — Мы подойдём к сути? — интересуется Эдик. — Какое отношение актриса имеет к судебной медицине?       — Если когда-то найдут труп изнасилованной наркоманки, мы знаем, что это Линдси Лохан.       — В Москве? — подкалывает Наташу Нелли.       — Кто знает, куда её киска заведёт.       Эдик сжимает челюсти, а я провожу рукой по твоей спине, но никто этого не замечает, кроме тебя.       — Суть в том, — продолжает Настя, — что речь о близнецах. Лохан играет двух сестёр-близняшек. Одной из них причиняют боль, мучают — её похитил маньяк, а вторая чувствует эту боль.       — Говорят, что такое возможно, — соглашается Эдик.       — А отсечение конечностей? Похищенной отрезают по одному пальцы, затем полностью кисть, а после так вообще ногу! У второй Линдси Лохан эти части отваливаются от тела, причём точно так же. И у меня вопрос: реально ли выжить после таких травм, если не прибегать к помощи? Чтобы вы понимали: она едет в автобусе, а у неё кровь хлещет из обрубка.       — Она не потеряет пять литров крови, — занудствует Серёжа, — к тому же надо быть идиоткой, чтобы не обратиться ко врачу, раз у тебя без причины отрубаются конечности.       — Так она их приклеивает обратно!       — Лучше бы она заклеила себе рот, зад…       — Мы поняли, Наташ! — затыкает рукой Нелли.       — Это фантастика. Да, связь близнецов имеет место быть, но не до такой степени. Максимум, можно удариться, и твою боль почувствует близнец, но чтобы ампутация… — Эдик качает головой, — я не думаю.       — Короче, фильм — говно, я не буду его смотреть, — от Наташиных комментариев появляется улыбка.       — Там маньяк — учитель по музыке, ну мужик, который в начале преподаёт ей музыку, пианист какой-то. Приятного просмотра.       — А-а-а, — расстраивается Таня, — а я хотела посмотреть.       — Окей, а как насчёт «Пилы»? — спрашивает Серёжа, глядя на Эдика.       — О-о, — Кирилл тычет пальцем в одногруппника, — ловушка из четвёртой части, где скручивают руки и ноги, а затем и голову. Вообще жесть!       — Человеческое тело уникально, — меня пугает Эдик. Звучит слишком правдоподобно. — Выкручивание рук парень мог пережить, но голову — нет.       — Вы смотрели? — Настя слезает с подоконника.       — Да, отличный фильм. С точки зрения медицины очень познавательный. Не думаю, что человек из третьей части выжил, если бы вытащил из нижней челюсти кольцо. По сути он вырвет себе полностью нижнюю челюсть, — Эдик съёживается, — больновато.       Со спины я опускаюсь ниже — на ремень, ещё вниз — через халат нащупываю попу. Просто вожу рукой и пью кофе, а Наташа ворует у Эдика печеньки для меня.       — А Вы бы отрезали себе руку или ногу?       — Если от этого зависит моя жизнь, то да, — отвечает на Танин вопрос Кайдановский. — Мне дорога жизнь, и пока что я хочу жить, но если от моей смерти зависит чья-то другая жизнь, то, скорее всего, я покончу с собой. А ты? — он поворачивает голову на меня.       — Мысли о суициде как-то не преследуют, да и о самоистязании я никогда не думал. Мне кажется, я растеряюсь в такой ситуации и потрачу зря отведённое время.       Наташа смотрит свысока и шепчет губами: «И ради меня?»       «БДСМ?» — вывожу губами, а в ответ получаю закатанные глаза. А что ты имела в виду?       «А я отрежу» — еле слышу Кирилла, обращающегося к Тане. О-о, между вами что-то есть?       — Насть, а скажи, как называется фильм, который ты посмотрела? — Эдик берёт листочек. — Один студент пишет диплом о близнецах. Пускай посмотрит для разнообразия, — у него звонит телефон на столе. — О-о-ой, только не ты!       — Рубен? — спрашиваю я.       — Он самый.       — Подними и включи на «громкую». Я уверен, ничего дурного этот тип не скажет, — перевожу взгляд на студентов. — Сейчас вы все услышите самого странного и неоднозначного судебного медика в своей жизни.       Эдик принимает звонок и ставит разговор на громкую связь:       — Слушаю тебя! — на удивление радостно говорит.       — Эдь, — сразу что-то не то в интонации: страх и растерянность, — приэзжай, поджалуста. Я нэ могу это сдэлат.       Рубен вот-вот заплачет. Я представляю его забившимся в угол. Эдик тут же понимает, в чём дело, и ухмылка с его лица исчезает.       — Скоро буду.       — Поджалуста? — переспрашивает Серёжа, имитируя акцент Рубена. — А также пасыба и нэ за што?       Кайдановский сбрасывает с себя халат и кладёт комом на полку шкафа, забирает пиджак с вешалки и вытаскивает ключи от машины из сумки:       — Извините, — пулей вылетает из кабинета.       — Я что-то не то сказал? — волнуется студент с грязными волосами и женской фигурой.       Все смотрят на меня, а я понимаю, что перемена как-то долго идёт. Уже пара началась! А когда прозвенел звонок?       — Ребят, давайте закругляться, — я отставляю кружку и встаю с кресла, поправляя халат с очками, — в другой раз посидим и поболтаем. Пара идёт и у вас, и у меня.       Заставлять не приходится, все начинают собираться.       — Что с ним? — спрашивает Наташа. — Вы же всё поняли сразу.       — Работа судмедэксперта очень непростая. Мы тоже люди и тоже можем чувствовать. Я выбрал преподавание, потому что не способен переносить некоторые смерти. Рубен в этом плане такой же, как и я, однако продолжает проводить аутопсии, за исключением некоторых контингентов людей. А Кайдановский вскрывает всех. Очень хорошо, что ваш куратор появится в университете только на следующей неделе. Ему нужно время, чтобы прийти в себя.       Одна мысль об этом заставляет глаза слезиться. Я тру веки под очками и замечаю, что Наташа, стоящая напротив, понимает смысл моей фразы.       — Ребёнок? — спрашивает Таня.       И я киваю.