Управление мёртвыми. Дело № п/п 1

      Костюм хирургического типа, хирургический блузон, многоразовый секционный халат, фартук, бахилы на кроксах, разовые нарукавники, колпак и маска.       Рубик в зелёной «пижаме» стоит в коридоре, прислонившись спиной к «Секционному залу № 9». Он плачет.       Пятигодовалый мальчик в обнажённом виде лежит на столе. Тело раздето, следы сексуального насилия видны невооружённым глазом. Я не могу вытереть слёзы, поэтому прячу их под большими очками.       Маленькие ножки и крохотные пальчики. Очень миловидные черты лица. Старые синяки на руках и спине. Кровь и размозжённая плоть вместо головы. Я не понимаю, как так можно. Почему в мире существует такая жестокость? Убивайте друг друга, но детей не трогайте.       Два с половиной часа проводится вскрытие мальчика по имени Миша. Он умер от удара головой об асфальт. Отчим изнасиловал пасынка и выкинул ребёнка из окна пятнадцатого этажа. Мать в это время была пьяной, её сожитель — под наркотиками. Им не нужен Миша — об этом говорят периодические побои на теле мальчика. Я бы с удовольствием выкинул с пятнадцатого этажа людей, которым нельзя быть родителями.       Два с половиной часа Рубик стоит у «Секционного зала № 9». Я выхожу из операционной, оставив внутри экипировку, и отдаю коллеге диктофон, он передаёт мне пачку сигарет и зажигалку. В такие моменты лучше не разговаривать до вечера. Рахманов это знает, поэтому провожает меня опухшим от слёз взглядом.       Сейчас в голове существуют зал и стол, на котором лежит пятилетний мальчик. Это продолжится до завтра, завтра он будет лежать в холодильнике, несмотря на то, что зашитый труп в данный момент там и находится. Послезавтра я буду детально вспоминать свои действия. На третий день Миша не покинет секционный зал.       Я сижу на корточках в уличной курилке и покачиваюсь. Сигарета в пальцах не дрожит, а вот сама кисть дёргается, как у больного Паркинсоном. Я не умылся и не привёл себя в чувства после аутопсии. Несколько волос выпало с висков, борода мокрая — я потный, глаза тяжёлые от рабочих очков. Кто меня увидит, подумает, что доктор потерял пациента на операционном столе, но никто не догадается, что я самолично снял с мёртвого мальчика футболку и носки.       Его появление для меня остаётся незамеченным. Вообще, всё в данный момент проходит мимо.       — Тяжёлый случай? — я поднимаю на него глаза, уже и забыл, как он выглядит, ведь мы встречались всего раз.       Сегодня он один, без неё. Знаю, зачем ты приехал. Почему именно сейчас? Почему всё так не вовремя?       — Признаться, не думал, что Вы курите, — обручальное кольцо на безымянном пальце правой руки привлекает моё внимание. Надеюсь, твой брак счастливый.       Я кидаю окурок в мусорку, но промахиваюсь. Не очень-то и хотелось. Дрожь в руках так и не отступает. Можно попить таблеточек, можно утонуть в алкоголе, можно соответствовать стереотипам. Я не приглашаю криминалиста, но Закаржецкий следует за мной в кабинет. Это навязчивые мысли, но кажется, будто бы от меня исходит трупный запах.       — Газпадин криминалист! Здрав-в-ствуйтэ! — Рубик ради приличия расплывается в улыбке, но при виде меня тут же меняется в лице.       — Добрый вечер, Рубен Иванович, — Закаржецкий садится на место посетителя.       Вечер? Уже вечер? Пять часов. На улице нет солнца. Кружка чая стоит на моём столе — традиция Рубика; после каждой аутопсии выпивать, чтобы чувствовать себя живым.       — Ты увэрэн? — Рахманов с настороженностью смотрит на меня. Ответом служит кивок.       — Я не вовремя? Вы плохо себя чувствуете?       Хотелось посидеть полчаса-час на работе и поехать домой, а документами по Мише заняться завтра. Никого не интересуют мои планы. На улице ветер обдул вспотевшее тело, но синяя «пижама» всё равно липнет к коже через белую футболку. Поджав губы, Рубик уходит из кабинета. Я даже другу не поведал правду.       Закаржецкий засовывает руки в карманы куртки. Лёгкая ткань. Ты передвигаешься на машине. Чёрные волосы с проседью: волнистые, почти достигают плеч. Голубые глаза говорят о недосыпе, указывая на мешки под веками. Наверное, она считает тебя симпатичным: высокий, стройный, взрослый. Чем-то схож со Стасом, но печальный, но не переходит грань между собой и… тобой.       — Ева Александровна не должна знать — такова моя просьба.       — Я занимаюсь этим делом, Эдуард Карлович. Именно мне важна правда, которую Вы услышали.       — Можно узнать почему?       — Простите, это личное дело, не могу углубляться в подробности.       Почему же ты отпустил её со мной в Мурманск? Почему не поехал вместо неё? Мы бы закрыли дело студентов сразу же. Я бы не поругался с твоей напарницей. Я бы не волновался. Я бы не сомневался в себе. Даже Стас как-то умудрился помириться со Спирициной! Конечно, Мелина не засовывала мне печеньки в рот, но есть заваренную ею лапшу было забавно. Она и вправду хотела привести меня в чувства, раз решилась на искусственное дыхание.       — Тогда слушайте и запоминайте.