Управление мёртвыми. Дело № п/п 1

      — Когда будете играть в доктора?       — Знаешь, чем быстрее — тем лучше. Жду не дождусь, когда придушу Стаса фонендоскопом.       Пары на сегодня подошли к концу. Мы с Наташкой спускаемся вниз с четвёртого этажа. Таня с Киром плетутся сзади, а Серёга с Настей обсуждают лекцию по «иммунке».       — Тебе реально понравилась шапочка от «Стасика»?       — Да, она миленькая, — Натаха поправляет головной убор. Зачем, если его сейчас снимать?       Возле гардеробной Таня отдаёт свой номерок Киру, чтобы парень забрал и её куртку тоже, а блондинчик вручает подружке сложенный халат — она обещала зашить дырку в кармане. Влюблённые вручили друг другу подарки: Тане — плюшевого оленя, а Кириллу — вязаный новогодний свитер. Рановато, конечно, но почему бы и нет? Наташка привезёт мне пробковую доску через неделю — я сама попросила её о таком подарке: это очень удобно, особенно для такой ботанки вроде меня. Что подарить профурсетке? Что-то связанное с машинами, какой-нибудь чехол на документы с индивидуальной надписью. Шлюха за рулём? Нет, слишком кричаще. Нужно ещё подумать над словами.       — Нелли, я сегодня не поеду в твою сторону. Хочу к пацанам заехать в гаражи — в «шестёрке» поковыряться.       — Окей, не проблема.       На метро — так на метро.       — Мы хотим сгонять на каток, — Кир завязывает на Тане шарф. — Кто-то хочет с нами?       — О-о, я хочу! — Настюха тянет руку. — Возьмёте?       — Да, конечно, — соглашается Таня.       Вот зачем ты вклиниваешься третьей? Всё и так понятно, что Кириллу ты не нужна. Ну, это только мне ясно, потому что я сохранила секрет Тани о существовании ведьмы. К слову, толстушке я поведала о сеансе совсем чуть-чуть, не углубляясь в детали. Всё-таки это именно Таня рассказала мне о странной женщине.       — Серёг? — спрашивает Кир.       — Пас. Я, как корова, на льду, — бёдра тянут в разные стороны?       — Нелли?       — А? Не, я как-то не в теме зимних видов развлечений, — мой максимум — это снежки, ну и на ледяночке я бы прокатилась.       Кир с девчонками потопал к выходу из универа, Серёга побежал, сверяясь с расписанием автобусов в мобильном.       — Всё, — Натаха целует меня в щёку, — я поехала.       — Давай. До завтра.       — Поки-поки, — длинные пальцы машут на прощание.       Отлично. Все разбрелись, и я осталась одна. Сижу, как неудачница, на скамейке. Нет сил переодеться. Пойти в халате и сменной обуви? Чтобы сдохнуть, не дойдя до метро.       — Ты какая-то печальная в последнее время, Нелли, — замечает тётя Галя, свесившись с гардеробной тумбы.       — Устала, — снимаю шапочку. — Я всегда устаю в конце семестра.       — Пара недель осталась, потерпи. Скоро начнутся каникулы.       И чего я пошла в медицинский? По-моему, работа гардеробщицей — очень даже ничего. Чувствую вибрацию в сумке. Среди кучи ручек и тетрадок нахожу сотовый. Номер: 8916… Опять мошенники из банка? Не хочу брать, но звонящий — настырный.       — Алло? — всегда говорю «алло», а не «да», потому что любое «да» означает согласие, в том числе и на кредит.       — Ты ещё в университете? — у меня дыхание перехватывает от сексуального голоса.       — Э-э… д-да, — Лимпер, хватит заикаться!       — Можешь зайти на кафедру?       — С-с-си-си… сей-час? — своим шёпотом я сейчас разбужу свои сиси!       — Да, если ты не спешишь.       — Х-хорошо.       — Жду.       Куратор скидывает. Я удостоена твоего звонка? Звонка, а не смс-ки?! Вот Серёжа обзавидуется! Пакет с зимними ботинками стоит на полу, а на скамейке лежит куртка с дурацким волосатым воротником.       — Тёть Галь, мне нужно отойти ненадолго, не посмотрите за вещами?       — Давай их сюда, — она протягивает руки, — я спрячу за тумбой.       Придав себе человеческий вид и спрятав усталость, перед зеркалом я надеваю шапочку и застёгиваю халат. Понимаю, что учёба на сегодня закончилась, но, как ни крути, моя нога ещё не покинула медицинский универ.       — Да красивая-красивая, — улыбается тётя Галя.       На кафедре за столом сидит Кайдановский и поглядывает на улитку в аквариуме. Оценил.       — Э-э… вызывали?       — Здравствуй. Заходи и закрой за собой дверь.       Ты будешь орать? За что?! Я ничего плохого не сделала!       — Садись за стол напротив меня.       Очень серьёзный тон. Страшно. Хотя непонятно, почему. Маленькими шажочками, глядя под ноги, я подхожу к куратору и сажусь на стул для гостей и посетителей, нервничаю — перебираю большими и указательными пальцами ручки сумки.       — Сколько же вы денег заплатили за подарок?       А-а, ты хочешь, чтобы я всех сдала?!       — Эдуард Карлович, мы не считали. Купили то, что понравилось.       — Улитки стоят от ста до пятисот рублей, аквариум — три с половиной тысячи, череп и корабль — по две тысячи, мелочь в виде растений — тысяча, кокосовый субстрат — две упаковки тоже несколько тысяч. И того более десяти тысяч рублей студенты потратили на это, — он показывает рукой на стеклянную коробку. — Вы ещё успеваете работать? Вам мало нагрузки в университете?       А почему я за всех отчитываюсь?! Почему только я получаю пиздюлей от куратора?!       — Эдуард Карлович, важен же не подарок, а внимание.       — Внимание? — поднимает левую бровь. — Внимание… — убирает руки со столешницы и откидывается на спинку кресла. — Как-то много мне уделено внимания за сегодня, слишком много подарков преподнесено.       — Так это же хорошо! — спокойней веди себя, Лимпер! — Праздник приближается, и…       — И? — взгляд, жаждущий продолжения.       — И… — отвлекаюсь на сумку. Никто не хочет мне позвонить и отвлечь от этого страшного разговора? Почему, когда надо, никто не звонит и не пишет?! — …на праздники принято дарить подарки.       Кайдановский дотрагивается кончиками пальцев столешницы — кисти белеют от напряжения.       — У меня будет к тебе просьба. Видишь бабочку под горлом? — я поднимаю взгляд на лицо и киваю. — Утром некто повесил шарик на ёлку с моей фамилией. Некто решил уделить мне внимание. Нелли, — раньше я так мечтала, чтобы ты назвал моё имя, но когда это происходит, сексуальный тембр не будоражит, а тревожит, — я хочу, чтобы ты узнала, кто повесил игрушку на ёлку.       — Каким образом, Эдуард Карлович? — просьба очень неожиданная. Как такое сделать?       — Понятия не имею. В твоём распоряжении шесть курсов и более двадцати групп. Ищи. Найди мне человека, который желает уделить преподавателю больше внимания, чем положено.       — Но… но я никого не знаю в университете, общаюсь исключительно с одногруппниками.       — Расширь границы, — расправляет руки, — позволь себе чуточку больше.       — Я так не могу…       — А называть меня «Эдичкой» можешь? — Кайдановский громко ставит ладони на стол и ударяется грудью о ребро столешницы. — Твой язык не встречает препятствий во рту, произнося моё имя, — «язык», «рот» — не произноси такие слова при мне.       — Я называю Вас по фамилии.       — Спирицина произнесла это прозвище во время того, как сосалась с Лета на кафедре. Если твоя подружка меня так называет, значит и ты, Нелли.       Сравниваешь? Мы с Наташкой разные! Я не скачу по мужикам, как ненормальная.       — Эдуард Карлович, я против их взаимоотношений…       — Речь не об этом, — он резко перебивает, — речь не о них, а о нас, — нас? — Нел-л-ли Л-лимпер, — кончик языка упирается в твёрдое нёбо за передними зубами — почему бы ему не облизывать нижние губы? — Ты будешь моим шпионом?       — Вы про бабочку?… Узнать, кто подарил Вам её?       — Узнать, — наклоняется влево, чуть опуская плечо, и копошится в ящике стола, — кто в меня тайно влюблён.       А вот это пиздец! Конечно, я могу назвать любое другое имя какой-нибудь левой тёлки с младших курсов. Подставить? А что делать? Да, поступлю подло, наговорю на человека, но не выдавать же себя! Или отказать Кайдановскому?…       Он вытаскивает из ящика кулак, встаёт с кресла и убирает левую руку в карман брюк.       — Эдуард Карлович, я так не могу, — слежу за его действиями: обходит стол и приближается ко мне, — я не могу подслушивать за другими, нет такой привычки. Можно отказаться? — Кайдановский стоит надо мной — чёрные брюки перед глазами. — Я никому не скажу о нашем разговоре. Как с шишкой, помните? — приковываю напуганный взгляд.       Руки медленно поднимаются и прячутся под халатом в карманах брюк. Коричневые ботинки переступают, сокращая расстояние между нами. Пальцы так и тянутся расстегнуть пуговицы на белой ткани, но металлическая бляшка ремня отгоняет запрещённые мысли. Закруглённым носком обуви Кайдановский водит по ножке стула: вверх-вниз, создавая неприятный звук.       — Что думаешь насчёт бабочки?       — Подозрения? — опускаю взгляд, ибо ситуация выглядит довольно интимной. — Это может быть студентка с первых курсов. Увидела Вас, заинтересовалась. Не думаю, что шестикурсница такое проделала, «старички» знают преподавателя по судебной медицине…       — Я не об этом, — согнутая в колене нога замирает на стуле, и мне приходится немного повернуться в сторону, чтобы не соприкасаться с ней, — а про внешний вид.       — Смотрится красиво, наверное… я не разбираюсь в мужских вещах. Мой папа не носит классические рубашки, а галстук на нём в последний раз я видела на свадебных фотографиях.       — Так она красивая? — голос тихий и волнительный, слышится исключительно в правом ухе.       — М-м, да, — что за пытка? — да, — более утвердительно. — Хорошо сочетается или… выглядит на фоне светлой рубашки, — ткань на груди мнётся от моих рук. Не хочу разрывать пуговицы — пускай они медленно расстёгиваются от горла до живота.       — У тебя отменный вкус. Честно, не ожидал — ты меня порадовала.       Как он узнал?! Я же не палилась! Потусовалась утром у ёлочки и повесила куда-то вглубь. Меня никто не видел! Тётя Галя в этот момент отвернулась. Ты шпионишь за мной? Нет, Кайдановского в это время не было в универе. Смотрю на слизявую шлюшку в аквариуме — это ты ему сказала! Зря я взглянула на него перед общим снимком — очень зря. Он сумел во мне что-то прочитать. Какая дура… самая тупая дура в мире!       — Я Вас огорчу, Эдуард Карлович, но это не так… я вообще не люблю Новый год и дарить подарки…       Он вынимает левую руку из кармана и ставит на железную спинку стула. Человеческая масса склоняется — халат расходится, показывая одежду под накидкой. От тебя пахнет резким ароматом одеколона.       — Какой подарок хочешь от меня? — бархатный голос щекочет правое ухо. — О чём ты мечтаешь, Нелли?       Поцелуй прямо сейчас и отпусти. Перестань так говорить. Не соблазняй меня — будь неприступным и чёрствым. Стань таким, каким ты был всегда. Отойди, но лучше обними меня.       — Мне пора… — его правая рука ложится на сумку — предмет перемещается на стол.       Я тянусь за чёрным мешком, отвернувшись от «Эдички». Кайдановский поднимает меня со стула — дурацким порывом мои ноги обхватывают его талию. Я не сопротивляюсь, поддаваясь желанию. Он несёт меня одной рукой, глядя в карие глаза; твои мускулы и крепкие плечи. С удовольствием держалась бы за широкую шею, но не хватает и секунды, чтобы пошевелиться, потому что моя спина прибивается к стенду с записями на кнопках.       — Ты маленькая и лёгкая, — говорит Кайдановский, улыбаясь и ставя меня ногами на пол. — Люблю миниатюрных девушек.       — Эдуард Карлович, — впиваюсь пальцами в его бицепсы, — происходит что-то не то.       — Сколько ещё мне нужно было ждать, чтобы ты призналась, Нелли? — он продолжает держать одной рукой талию, но теперь водит пахом по моему халату: совсем чуть-чуть, почти незаметно.       — Вы… Вы думаете не о том… — пытаюсь оттолкнуть его, хотя зачем, если всегда представляла подобный момент?       — О чём думаешь ты? — касается бородой моей щеки и снизу вверх расстёгивает свой халат. — О чём думаешь, когда видишь меня всякий раз? — упираюсь ладонями в плечи. — Я не отпущу тебя, пока не услышу ответ.       Халат на Кайдановском полностью расстёгнут. Ремень манит себя снять. Светлая рубашка и подаренная мной бабочка. Какая глупость, но она так тебе идёт. Я вырываюсь, увы, безрезультатно. Дверь далеко, и ноги готовы бежать. Что останавливает? Руки, обнимающие талию. Через халат не чувствую мягкость и нежность. Ткань не даёт ощутить то, что я хочу. Мне жарко. Сердце работает от большого количества крови. Лёгкие вдыхают много кислорода. Сколько ударов в минуту? Тахикардия, однозначно. Так чувствует себя будущая жертва насильника?       — Хватит… я буду кричать…       — Не будешь.       Моя голова повёрнута влево — на закрытую дверь; короткие волосы приглаживают листочек, прикреплённый к стенду. В щёку упирается нос, борода беспокоит кожу. Губы обводят челюстную кость. Шея на секунду расслабляется, голова запрокидывается — в стенд упирается часть макушки. Медленными шагами губы опускаются по ярёмной вене. Мягко и мокро от влажного языка. Кайдановский не ставит на мне засосы — он возбуждает. Правая рука отпускает талию и снимает с головы шапочку, в этот момент губы через впадину над ключицами перемещаются на левую сторону шеи. Такого я никогда не представляла. Почему-то в мозгу всегда мелькал жёсткий трах. А как же ласки? Как же нежность? Всё больше кожи оттягивается и поглощается ртом. Мужское дыхание разогревает либидо.       — Нет, — ударяюсь лопатками о стенд; между мной и Кайдановским вытянутые руки.       — Поцелуй меня! — не говорит, а требует.       «Я всё маме расскажу!» — проносится в голове, — «а лучше — папе!»       — Я сегодня забираю документы…       Кайдановский притягивает к себе, обнимая за спину, и приближает склонённую голову для поцелуя. Не могу пошевелиться. Мои губы напряжены, его — мягкие. Это просто чмок в уголок рта, но такой настойчивый и плотный. Не могу закрыть глаза — вижу перед собой сомкнутые веки под очками. Губы под бородой размыкаются и перемещаются немного в центр — всё так же без засоса. Я расслабляю шею и поддаюсь. «Поцелуй ты получишь от него» — прокуренный голос ведьмы в голове. Чёртова ведьма! Настоящая. Кайдановский отпускает спину и держит моё лицо ладонями, жадно и настырно прося ответного поцелуя. Он целуется превосходно: поочерёдно нежно и пылко. Я не хочу останавливаться, но…       — В кабинет могут войти.       — Это и моя кафедра тоже.       — А Станислав Валерьевич?       Пуговицы трещат на моём халате — Кайдановский резкими движениями расстёгивает ткань. Алё, кто их будет собирать по полу, а потом пришивать? На мне футболка-поло и кардиган, воротник приподнимается от кисти под треугольниками. Левая рука задирает подбородок под шеей, и пальцы проводят вдоль челюстной кости. Поцелуй накрывает сверху. Правая рука опускается — трогает мои бёдра, проводит по внутренним сторонам. Ширинка. Копошение. Не у меня.       — Подожди, — Кайдановский отрывается от поцелуя и переводит глаза вниз, — у меня там нет пуговички, поэтому надо немного приспустить трусы.       Зачем трусы? Я думала, мы просто пососёмся и разбежимся. Боже, наружу вываливается… да, то самое!       — Потрогай, — шепчет в губы.       Что, прям дотронуться?! Может, ты по моей ляжке проведёшь и возбудишься до «состояния цукини»? А потом придётся сосать?! Я вообще не готова к этому!       — Помоги мне, — он наклоняет голову вбок и целует в верхнюю губу.       Я с опаской кладу руку на твердеющий член и провожу несколько раз по стволу. Чуть сильнее сжимаю основание и сдавливаю головку. Пульсирующий кровью пенис в ладони. Почему-то хочется вытащить из брюк ещё и мошонку.       — Да… — Кайдановский проводит пальцами по вискам и оттягивает губами мочку уха, — вот так… не… останавливайся…       — Лета войдёт, и я от страха оторву Ваше достоинство, — а там уже стоит заебумба! Вот прям бери и входи!       Из головки выделяется смазка. Да, мужчина готов. Что по мне? Я бы хотела, чтобы меня тоже потрогали между ног. Страх и неуверенность потихоньку уходят, крепко держась за руки. Я — взрослая, Кайдановский — очень взрослый, он хочет, я хочу, ему нравится, мне — тоже. Проблемы? Потрахаемся и разбежимся. Так бы сказала Наташка, но у меня такие мысли не возникают. «Долго мне дрочить тебе?» — вот, о чём я думаю.       — Какой у Вас любимый глазированный сырок? — хорошо, не заговорила о политике.       — Не скажу, — оставляет улыбку на коже.       — «Б.Ю. Александров»?       — Не стоит своих денег.       Улитка прицепилась к стенке аквариума и смотрит на нас. Отлично, вот и первый зритель! А поначалу ты мне даже понравилась! Халат падает с моих плеч на пол. Мужская рука хватает за затылок, в рот бьют поцелуем.       — Хочу ощутить твои губы и язык, — Кайдановский упирается лбом между бровей и задевает мой нос кончиком своего.       — Я плохо целуюсь?       Он приподнимает на мне футболку с кардиганом, опускается к животу и проводит языком ниже пупка. Вот это меня накрывает! Кайдановский выпрямляется и запускает пальцы в короткие волосы на голове.       — Хочу ощутить твои губы на другом месте, — по глазам понимаю, что он просит меня встать на колени.       — Я не… я не лучшая минетчица, — это правда: не могу сосать больше минуты.       — Пожалуйста… — его переполняет возбуждение. Я впервые вижу, как он нервно дышит.       Кайдановский подаёт ладонь и помогает мне сесть. Нормальный такой вблизи хуёк! Я смыкаю губы и целую головку. Левая рука лежит на моём плече — держится сам и мне не даёт подняться. «Эдичка» убирает за спину халат, чтобы подол не бил по лицу, и я насаживаюсь глубже, проталкивая головку до зубов мудрости.       — М-м, — ему хорошо; пальцы впиваются в плечо, — а-а-акх.       Кладу руки на бёдра, но перемещаю и вцепляюсь в чёрный ремень на пояснице — буду держаться. Приятно, что мой рот не трахают, давая полную свободу. Надеюсь, «Эдичку» не переклинет, как «Стасика» — не хочу, чтобы член выбил мозги.       — Встань, — он протягивает ладонь, и я поднимаюсь. В благодарность получаю поцелуй с языком.       Короткие пальцы расстёгивают кнопку и ширинку на джинсах.       — Не хочу тебя сзади, — Кайдановский разминает шею и запускает руку под трусы, не на лобок, проводит под тазовой костью, — хочу быть сверху, но помешают твои джинсы.       — Снять их?       Кайдановский спускает с меня штаны и колготки до колен. Трусы в горошек — стыд и позор! Усы и борода трогают бёдра, от кончика носа вверх поднимаются мурашки.       — Снять бельё? — поднимает взгляд.       Отодвинь в сторону.       — Снимите очки.       Овальные линзы больше не служат препятствием — голубые глаза ничто не искажает. Железная оправа с двумя стёклами кладётся в халат. Кайдановский поднимается в полный рост и убирает в карман брюк левую руку — достаёт квадратик.       — Думаю, так будет правильно.       Белые зубы надрывают упаковку — сексуальное движение. Он показывает открытую пачку — хочет, чтобы я достала презерватив и надела на орган. Не растерявшись, вытаскиваю резинку двумя пальцами и хватаюсь за конец гандона.       — Обычный? — другой рукой слегка провожу по члену.       — Не люблю с запахами и с пупырышками.       — Давно храните презики в столе?       Кайдановский приближается лицом к моему рту:       — Надевай уже, — ошпаривает улыбкой.       Не глядя, а только на ощупь надеваю контрацептив на член — мужчины предпочитают ловких девушек. Плюсик Кайдановскому — думает не о себе, а обо мне. Так, к сведению, головастики могут вытечь из головки необязательно во время эякуляции, а в середине, когда никто их не ожидает. Поэтому фраза: «Я успел вытащить и не залить тебя» вообще не звучит в пользу мужчины.       — Готова? — берёт пенис в руку.       Подарить ему нежность и ласку. И я целую его в щёчку, а потом в крыло носа. Чувствую, что трусы отодвигаются в сторону, и большой палец просовывается между половых губ — ага, уже мокро. Нащупывает клитор и надавливает — давай уже! Кайдановский нагибается — теперь мы одного роста, целует, параллельно медленно входя в вульву. Сначала неприятно из-за плотности презерватива и крупной головки — это из-за непривычки. Я раскрываю рот и упираюсь руками в плечи — необходимо привыкнуть.       — Всё нормально?       — Н-да, только можно…       — Не слишком быстро?       — Угу.       Чувствую, как его ладони держат меня за задницу, раскрывая ягодицы. Складка трусов не будет натирать презерватив. Половой орган входит медленно, наполовину. Член двигается снизу вверх. Да, прошу, не останавливайся.       — Чуть-чуть раздвинь ноги.       Было бы здорово закинуть ему голень на сгиб локтя — но джинсы. Было бы здорово, чтобы мне ещё стимулировали клитор — но я слишком многого прошу.       — Какой у тебя рост?       — 164.       — Маленькая, — Кайдановский облизывает верхнюю губу, потому что усы потеют. — Знаешь, лёжа было бы удобнее.       — А Вы предпочитаете девушек помощнее?       — Наслаждаюсь в данный момент тобой, — входит неожиданно на полную длину и впивается поцелуем. — Давно ты от меня без ума?       — Давно.       — Почему не сказала?       — Чтобы опозориться?       Чуть-чуть потрахивает, держась за поясницу, и вытягивает губы, чтобы я его поцеловала.       — Ну, услышала бы от меня «дурочка», выбежала бы из кафедры со слезами на глазах, а потом бы я тебя нашёл и успокоил.       — Вот так? — целую в нижнюю губу и перевожу взгляд на действие, что происходит между гениталиями.       — Я бы всадил тебе в женском туалете, в дальней кабинке. Выбирай: подоконник или унитаз?       — Подоконник, — обнимаю его за шею и целую в кончик носа, — хочу видеть, как Вы в меня входите.       — Хочу развести твои ноги в стороны и глубже проникать.       Кайдановский начинает интенсивнее трахать, презерватив перестаёт натирать, обильно смазавшись моей влагой. Вагина через раз издаёт громкие звуки — я и не предполагала, что от него так возбужусь. Понимаю, что ему хочется сменить позу — ноги затекают в полусогнутом состоянии, но его напряжённые ягодицы под моими ладонями мне очень нравятся.       — Не останавливайтесь, пожалуйста.       Одинаковые быстрые движения. Ещё пара таких входов — и будет достаточно. Я провожу рукой по выступающим на рубашке каплям, но останавливаюсь на галстуке-бабочке, что пережимает горло и вздувшиеся вены на шее.       — Правда, понравилась?       — Очень, она очень красивая, как и ты. И причёска тебе эта идёт.       — Мужчины не любят девушек с бритыми головами.       — У тебя уже отрастают. Ты мне нравишься и с ёжиком, и с кудряшками.       — Как будто Вы меня замечали.       — Если бы я тебя не замечал, то сейчас бы не трахал.       Странно слышать от него такие слова. Странно вообще видеть его в подобном состоянии. Казалось, только у меня в воображении может случиться спонтанный секс, только в фантазиях Кайдановский превращается из флегматика в жгучего холерика. Зачем сейчас об этом думать? Я имею в виду о всяких странностях. «Эдичка» меня трахает в реале, а не в воображении, ебёт пизду, а не мозги. Нежность? Он тактильный, а мне так хочется его трогать.       Дверь кафедры скрипит.       — Ох-х… о-о-о, во-о-у! — Кайдановский скрывает член во мне, а мою оголённую часть тела — халатом. «Стасик» прячет лицо руками и захлопывает дверь. — Я ничего не видел!       — А мы и ничего не делаем, — оправдывается Кайдановский, прижимая меня сильнее и делая вид, будто мы обнимаемся.       — Нелли? — Лета убирает ладони с лица. — Нелли, ты с Эдиком?       — Станислав Валерьевич, Вы… не так поняли…       Ага, препод прижал студентку и обнимается с ней. Дура, на полу валяются халат с шапкой и упаковка гондона!       — То есть, мне с Наташей нельзя целоваться на кафедре, а Кайдановскому можно заниматься сексом! — Лета в открытую разглядывает на нас.       — Я не женат! Я — свободный человек и могу делать что душе угодно! — Кайдановский поворачивается спиной к коллеге, тем самым совсем пряча меня от «Стасика».       — Всё что угодно твоему члену!       — У тебя закончились пары?       — Да.       — Забирай свои манатки и вали с кафедры!       — А чего ты меня гонишь?       Лета по-хозяйски проходит на кафедру и идёт к своему рабочему столу. Я утыкаюсь носом в грудь Кайдановскому и горю от стыда. Нас спалили, чёрт возьми, не за поцелуем, а за сексом! Другие бы преподы тут же забили тревогу, но судебные медики — люди не от мира сего.       — Стас, дай нам пару минут, — Кайдановский снова отворачивает меня от коллеги. Ты не хочешь вытащить член?       — А вы мне не мешаете, — завкафедрой как в ни чём ни бывало лазает по папкам на столе.       — Стас, ты нам мешаешь.       — А вы представьте, что меня здесь нет.       Кайдановский отходит со мной в сторону и прислоняет спиной к стенду. Секс продолжается под халатом.       — Нет, — вырываюсь, — я так не могу.       — Нелли, его здесь нет, забудь о нём. Я почти кончил.       — Давайте кончим в другой раз? Правда, это ужасно! Эдуард Карлович, я опаздываю на метро.       — Я довезу тебя на машине.       Покатаемся? А потом ещё потрахаемся? Звучит аппетитно. Всегда мечтала иметь ёбыря с тачкой.       «Стасик» в это время трогает себя через брюки. О-о, вот дрочки тут ещё не хватало! Трахаюсь с Кайдановским на глазах у Лета — Наташка таким никогда не похвастается!       — Нет, это конкретно перебор, — скрещиваю ноги, чтобы хер в меня не вошёл.       «Стасик» откидывается в кресле и вытаскивает из брюк стояк. Мать твою! А там такой длинный! Теперь понятно, что нашла в нём Натаха! Я бы тоже не прочь почувствовать такую палку… Что?… Я не изменяю «Эдичке»!       — Нелли-Нелли, — Кайдановский поднимает мои глаза к себе, — на меня смотри, только на меня. Тут мы и больше никого.       Во время поцелуя не могу закрыть глаза. Конечно, Лета вовсю дрючит свой огромный член! Разноцветные квадраты на рубашке кружат голову: синий, красный, чёрный, зелёный. Этот разврат перестаёт мне нравиться, я чувствую, будто снимаюсь в порно. Поцелуи становятся глубже, прикосновения — чувственнее. Я получаю то, о чём мечтала. Я получаю того, о ком мечтала. Кайдановский кладёт руку мне на плечо и входит резкими толчками.       — Я перед тобой. Я в тебе.       Перед тем, как сомкнуть веки, на меня надвигаются голубые глаза. Я вижу тянущиеся ко рту губы и ощущаю теплоту от усов и бороды, а внизу покалывает приятное надавливание.       — Благодарю за бабочку.       Яркие вспышки стреляют в голове. Нет сил — тело внезапно расслабляется от мгновенного напряжения. Пускай Наташка трахнула «Стасика», меня только что поимел «Эдичка». «Будет страстно» — охуеть, как было страстно, мадама!       Я открываю глаза и вижу темноту. А где Кайдановский? Что тут делает люстра? А окно? Под горлом нет треугольного воротничка, на бёдрах не спущены джинсы с колготками — пижамные штаны влажные в области промежности. Положение тела прямое, но почему-то оно не стоит, а лежит. Моя комната и ночь. Я сажусь и понимаю… 00:14 светится на часах. Что?… Бля-я-я-ять!!! А было всё так реалистично! Особенно дрочащий «Стасик», угу. К тому же номер Кайдановского забит в телефонную книгу. Когда-нибудь мои мысли сведут меня в могилу или в дом для душевнобольных. Одно радует — «Эдичка» не знает, кто ему подарил галстук-бабочку. Хм, он не любит глазированные сырки «Александрова» — всё-таки сон был не впустую.       Вставать утром в шесть часов, а спать уже не хочется. Пойду залезу в холодильник и утащу чего-нибудь вкусненькое. Губы сухие, подушка мокрая. Я целовалась с подушкой, хорошо, что больше ничего в себя не пихала.       Что-то ещё было, помимо кафедры. Какой-то иной сон: комната, да, определённо, спальня и мужчина. Кто это? Женщина подходит к кровати и целует лежащего. Женщина высокая и бритоголовая, а мужчина… «Перестань думать обо мне» — говорит она ему. Перстень с клыками. До секса с Кайдановским мне приснился дворецкий, к которому пришла хозяйка. Между ними действительно что-то есть, или это только я вижу близость прислуги и босса.       Снег идёт на улице. На многих окнах горят разноцветные лампочки. Нелли, три недели до Нового года, три недели до каникул. Как ты будешь на сессии сдавать зачёт по судебной медицине Кайдановскому?