Управление мёртвыми. Дело № п/п 1

      — Сэрдэчко увэличэнно у дядэнки, — Рубик проводит аутопсию, в данный момент изучает грудной отдел, — как у бычка, огромноэ! — хрум: нет, наверное, показалось. — Дэржы, Эдь, — передаёт кусочек, я подставляю пробирку.       — Что скажешь? — нажимаю кнопку диктофона.       Рубик опускает голову к раскрытым костям и проводит лицом в маске вдоль туловища:       — А-а-а-х-х-х! Пэчоночкой, — опять хрум какой-то, — пахнэт. Заболэваний какой-то.       — Ты уверен, что это печень пахнет?       — Увэрэн, она и цвэта, — хруст челюстью, — другого.       Я выключаю диктофон и кладу на соседний секционный стол планшетку:       — Рубик, сниму маску.       — А-э? — резко переводит голову на меня и крохотные глазёнки под очками. — Зачэм тэбэ, э?       — Ты опять ешь!       — Я ничо нэ эм! — хрум, сглатывает слюну.       Тянусь рукой к его маске, но Рубик отходит в сторону.       — Зачэм лапу свою тьянэш?       — Ты будешь бегать от меня по секционной?! Сними маску!       — Я ничо нэ дэлаю! Запысывай, — указывает на планшетку, — цыр-роз пэчэни началной стадыи! Хрьяпнул стопку водки, и орган нэ выдэржал!       — У тебя крошки сыплются на фартук! — обманываю.       — Чьто? — он опускает подбородок и поправляет ткань на лице: под ней что-то шевелится, и это явно не рот с бородой.       — Рубик, — беру планшетку со стола, чтобы запустить её в голову армянину, — сними маску.       Кровавыми пальцами Рахманов оттягивает ткань со рта и опускает. А там пахлава! А Рубик ржёт!       — Ха-ха-ха-ха! — ещё и жрёт вдобавок.       — Я тебя убью! — замахиваюсь планшеткой, но вместо того, чтобы кинуть её, показываю на дверь. — Вон из секционной! Я просил не есть здесь! А ты, как енот, пихаешь в себя эту дрянь! Рубик, напишу на тебя докладную!       — Всо-всо, — надевает маску обратно, — я пошьол эсть.       Рубик возвращается через десять минут, и я проверяю его с ног до головы, но ни одной сладости не обнаруживаю.       Зина ходит по коридору в наушниках, громкая музыка слышна — какая-то знакомая песня, я знаю её мотив. Медсестра напевает губами, но не голосом, занося в кабинеты экспертов анализы для исследований. Судебный медик в зелёной «пижаме» катит каталку, которую «чистильщики» предварительно помыли хлоркой, а судмедэксперт в синей «пижаме» сидит на металле, болтая стопами в кроксах, и читает планшетку.       — Надеюсь, вечером никого не привезут.       — Ага, тэбэ эшо моэй бумажэнной работой занимаца, — подкалывает Рубик и везёт меня дальше по коридору.       — Ты, алабай армянский, знал, что профайлер приедет в институт?       — Профайлэр? Какой профайлэр, э?       — А то ты не знаешь? — делаю пометку в планшетке. — Я про Еву Александровну.       — А чьто она? Зачэм приэзжала?       — Просто так, навестить меня.       — На кой чорт э-ей нужэн старый пэн?       Чтобы возобновить общение, которого мне так не хватало много недель. С самого Мурманска я чувствовал вину перед Евой, но рука не поднималась позвонить и объясниться. Позвонить. Никогда не звоню первым. А так хотелось услышать её голос. Не люблю женскую обиду, но в этот раз я во всём виноват.       — Рубик, не переживай, Ева Александровна и тебя любит.       — Но тэбья болшэ.       На этих словах с меня слетает левая тапка.       — Ой-ой-ой, — я тянусь ногой в сторону, намекая Рубику, притормозить. Остановка — обувь скрывает уродливую стопу.       — Ты ужэ знаэш, чьто подарит профайлэру на Новый год? — Рахманов катит меня дальше.       — Что подарить? А зачем? Мы ведь даже не друзья, так, знакомые.       Каталка резко останавливается.       — Сдэлай дэвочкэ подарок!       — Не ори мне в ухо! — засовываю мизинец в ушной проход. — Ещё чего! Думать о подарке Еве Александровне! Мне и так три штуки покупать.       — Тры?       — Тебе, Зине и Стасу. Мне больше некому дарить подарки.       Медсестра выходит из кабинета экспертиз с колбами в руках — улыбается и машет нам ладошкой. Музыка из наушников орёт на весь коридор.       — Привет, ребятки!       — Эй, красоточка, подбросит-т до рэс-с-эпшэна?       Зина посылает воздушный поцелуй Рахманову и скрывается в направлении своего рабочего места. Рубик толкает каталку вперёд.       — Сдэлай профайлэру прийатноэ, — звучит плохо.       — Я её даже не знаю. Что можно подарить молодой девушке? Что бы ты ей купил?       — О-о-о, ты начинаэш задумываца, — подловил, а мне это невыгодно. — Я разговарывал с нэй толко по тэлэфону и поболтал полчасыка в кабинэтэ. Ты болшэ врэмэни проводыл с нэй! В Мурманскэ мог бы узнат э-ео получшэ, а нэ обидэт!       — Ты теперь до смерти мне будешь припоминать это? — опять тапка сползает с левой стопы, но двумя пальцами я её подтягиваю.       — Она — нэобычная дэвочка, Эдь, и будэт рада нэобычной вэщи.       Я уже подарил ей шапку с енотами! Что ещё может быть необычнее?       — Не знаю, Рубик, — пытаюсь что-то вычитать в планшетке, но перед глазами у меня девушка с выбритыми висками, — не хочу с этим заморачиваться.       — Э-э, всэ лубьят Новый год. И ты э-го полубиш. Знаэш почэму?       — Почему?       — Потому чьто профайлэр сдэлаэт тэбэ подарок.       И появится четвёртый человек в моей жизни. Рубик, Зина, Стас и Ева.       Я спрыгиваю с каталки и даю Рубику загнать «машину на стоянку».       — Иди к Зине и спроси у неё, что за песню она слушала в наушниках.       — А ты?       — А я сделаю нам чай.       Чайник ещё не успевает вскипеть, как Рубик врывается в кабинет, пряча листочек в кулаке:       — Это Кэти Топурия!       — Какая ещё Кэти Топурия?       — Грузынская длиннонагáя красавыца!       — А-студио? Нет, это точно не они!       — Я нэ знай англыскый, — передаёт мне записку. — Зина написала названиэ на бумажькэ.       Katy Perry — Hot n cold. Точно! Где я её слышал? Она такая старая. Наверное, по радио в очередной пробке. Кэти Топурия, ага.       — Послушаем музыку?       За окном идёт крупный снег, близится вечер. Медик в синей «пижаме» танцует под голос девчонки, дёргается так, как не бесился на дискотеках, потому что я никогда не посещал дискотеки. Судмедэксперт в зелёной «пижаме» топочет по ламинату армянский хоровод. Какая нелепость! Живые мужчины в доме мёртвых. Остаётся три недели до Нового года, и я, как всегда, буду отмечать его один. Куранты. Звонок от Рубика. Звонок от Стаса. Звонок от девушки с тростью — как я тебя жду. Звонок от Зины. Звонок от Евы… позвони мне, пожалуйста.       — Эдь, — музыка умолкла, мы с Рубиком пьём чай после аутопсии, — забыл сказат: босс сообшыл, чьто послэ Нового года планируэца командировка в Питэр. Звал мэнья, но мнэ это нахрэн нэ нужьно! Я сказал, чьто с сэмьой уэзжаю в Армэнию. Гляди в оба, пэнок.       — Санкт-Петербург? Нет, я не поеду. Можно мне побыть в Москве? Ненавижу командировки.       — Придумай отмаз-з-ку.       А мне нечего придумывать, нечем прикрыться. Я же не могу в один миг завести семью и увезти её на Новогодние каникулы: жену и малыша.       — Хочэш поэхат со мной в Армэнию?       — Ты же не едешь!       — Погостиш у мэнья дома. Ваанка нэ будэт протыв.       — Нет, Рубик. Это твоя семья.       В конце рабочего дня я забираю синюю «пижаму» и белую футболку — постираю на выходных. В понедельник пары, да и во вторник — тоже. Осталось совсем чуть-чуть до Нового года, а у меня даже маленькой ёлочки нет.       Городской университет украшен к празднику. Всюду гирлянды и самодельные снежинки на окнах. Охранник сидит с оленьими рогами на голове. А что говорить о ёлке высотой почти до потолка? Если покопаться в ярких коробках под деревом и рассмотреть шарики на ветках, можно найти свою фамилию.       — Утро доброе, Эд, — здоровается охранник.       — И тебе, — расписываюсь в журнале.       — Шепну по секрету, — он облокачивается на стойку, а я к нему нагибаюсь, — поговаривают, на ёлочке висит шарик с твоей фамилией, — дядя Саша подмигивает.       — Серьёзно?       — Да-а, я не видел, кто вешал, но девчонки шушукались.       Мне подарок? Дверь кафедры закрыта, но Стас обычно приезжает раньше, наверное, сидит и пьёт кофе. Я подхожу к ёлке, по пути убирая снежинки с куртки. С каждым днём снегопад усиливается, и выйти из машины сухим не удаётся. Синий шарик с белой надписью «Кайдановский» прячется под веткой. Это Стас так шутит? Рановато для подарка от Лета. Я забираю ёлочное украшение и иду на кафедру.       — Это для наших сексуальных игр? Мне, как судебному медику, фонендоскоп не нужен.       Они меня не видят через приоткрытую дверь. Стас в распахнутом белом халате и Спирицина в таком же наряде. У него фонендоскоп на шее, за который тянет для поцелуя студентка в яркой шапочке со Смешариками.       — А мне зачем круглые чудики на голове? Я сто лет не смотрю этот мульт.       — Не знаю, мне понравилась, — Стас гладит ладонями по спине Спирициной. — К тому же она очень тебе идёт. Зачем носить дурацкие белые шапки? А разноцветная очень подходит к твоим светлым волосам. Да, детей ты не хочешь, но, как будущий акушер-гинеколог, просто будь в теме.       — «Эдичка» не разрешит, — «Эдичка»?! Студенты называют меня «Эдичкой»?!       — Разрешит, вот увидишь.       Спирицина тянет Стаса за фонендоскоп и целует, поднявшись на носочки.       — Хочется, чтобы на твоём теле был только этот агрегат, — шепчет студентка в губы преподавателю, но я её прекрасно слышу.       Дверь тихо открывается без скрипа — есть одна лазейка, достаточно чуть приподнять.       — Кхм-кхм, — кашляю в кулак, чем привлекаю к себе внимание.       — О, привет, Эд! — Стас широко улыбается и отпускает подружку. Что за парад красок на клетчатой рубашке?       — Доброе утречко, Эдуард Карлыч! — Наталья тоже улыбается, как и её дружок. Может, всё-таки «Эдичка», ведь это же привычнее?       — Всем здравствуйте, — прохожу в кабинет и кладу сумку на стол. Это и моя кафедра тоже!       Снимаю куртку с пиджаком и вешаю на вешалку. Вытираю ботинки тряпочкой — в отличие от Стаса, я не переобуваюсь на работе. Халат на плечи. Делать мне больше нечего, как наблюдать за парочкой влюблённых — во мне разогревает интерес ёлочная игрушка. Сажусь за стол, даже телефон не вытащил из сумки, и, отвернувшись от посторонних, раскрываю синий шарик.       — А-а, Эдуард Карлыч, как Вам моя шапочка? — наигранный голос Спирициной.       Ни записки, ни пары слов. Галстук-бабочка: светло-коричневый фон и разноцветные узоры, похожие на рисунок, как на старом ковре. Смешно и странно. Какие-то кружочки тёмных оттенков, а в них — цветочки.       — Восхитительно, — произношу я, глядя на подарок, но Наталья думает, что фраза адресована ей. Мне очень нравится бабочка, что держат мои руки.       Возникает дурацкое желание — юношеское. С утра я надел бежевую рубашку под пиджак, и кажется, что светло-коричневый очень ей подойдёт. Снимаю чёрный галстук и надеваю бабочку.       — О-о, Вы прям джентельмен, — смотрит на моё отражение в зеркале Спирицина. — Кто это Вам такой подарочек сделал?       — Один друг, — или тайный поклонник?       — Эд, ты будешь кофе? — отвлекает меня от восхищения Стас.       — Да, пожалуйста.       — Станислав Валерич, я накину тв… — осечка Спирициной, — Вашу куртку? Покурить хочу сбегать.       — Да, надевай.       Она забирает чужую вещь и со Смешариками на голове уходит из кафедры. Кружка с горячим напитком стоит на моём столе.       — Нет, серьёзно, кто подогнал тебе такой подарок? — Стас сидит на столешнице, приглаживая фонендоскоп на шее. — Сразу скажу, это не я. У меня для тебя другой сюрприз.       — Бутылка шампанского? — занимаю рабочее место и наслаждаюсь горячим напитком.       — Эд, самое лучшее шампанское в твоей жизни!       И кому его передаривать? Я и так после Мурманска вручил Рубику французский бренди, который получил от Лета в качестве благодарности за подмены. Перестаньте дарить мне алкоголь! Я его не пью! Что за круговорот бутылок вокруг меня?       — Не знаю, Стас, — касаюсь бабочки под горлом. — Кто-то решил порадовать меня под Новый год.       — Девушка? — серо-голубые глаза коварно двигаются с бровями. — Студентка?       — Лучше держи подальше свои руки от моей студентки. И предупреждаю: никаких поцелуев и объятий на кафедре. Развлекайтесь в лаборантской или в подворотне, но не там, где ходит моя нога.       — И сидит твоя задница.       — У меня есть номер Кати. На твоём месте, я бы со мной не шутил, — смотрю на него и улыбаюсь.       Лета утвердительно кивает и прячет длинный нос в кружке.       Остаётся совсем немного времени до начала пары, буквально пара минут. Мне надо идти на третий этаж, Стасу — на пятый. Посуда спрятана в ящики столов, бабочка — на месте, фонендоскоп ждёт окончания рабочего дня в сумке Лета.       — Ну что, пойдём? — спрашивает завкафедрой.       — Ага, — засовываю сотовый в карман брюк и встаю из-за стола.       Нам не даёт выйти группа студентов, причём моих. Толпа стоит в дверном проёме. Впереди остальных — Анна, староста.       — Что случилось?       — Только не говорите, что тридцать четвёртая в полном составе! — размахивает руками Стас. — Моя кафедра лопнет от количества студентов!       — Эдуард Карлович, — говорит староста, — мы бы хотели вручить Вам подарок.       — Мне? — поднимаю брови и показываю пальцем на себя.       — Вы так-то наш куратор, — из-за чьей-то спины вылезает студент-блондин. — Уже позабыли?       — Тебя, Кирилл, забыть невозможно. Ну давайте, вручайте. Надеюсь, это не взятка? Я не буду прикрывать вас, когда вам захочется коллективно прогулять пары.       — Эдуард Карлович, — слово вновь берёт староста, — мы бы хотели отблагодарить Вас за то, что согласились стать нашим куратором и не отказались от группы. Мы и так откладывали этот подарок, но ждать до последнего дня перед каникулами уже не можем.       — Надеемся, Вы нас не прибьёте! — кричит откуда-то сзади Настя, подпрыгивая в коридоре.       Что же там такое?       — Ой, ну давайте дарите уже! — Стас потирает ладони. — Мне и самому стало интересно.       — Заносите! — командует староста тем, кто стоит вне кафедры.       — Ой, ну наконец-то, — узнаю голос Спирициной, — а то она тут подохнет от скуки!       Она?       Толпа расступается, и медленными шажками на кафедру заходят Серёжа и Дима, неся что-то на уровне коленей. Аквариум. Без рыбок. Без воды. С землёй.       — Ого, какой зверь! — радуется, как мальчик, Стас.       Серёжа и Дима поднимают аквариум на уровень груди и показывают мне «чудо», что сидит там.       — Это гигантский ахатин, — Таня обнимает Кирилла за талию, — улитка-альбинос. Уход за ней требуется минимальный.       — Да, гулять на поводке и приучать к толчку не надо, — Спирицина заходит на кафедру, как к себе домой, и снимает куртку Стаса.       Я показываю на стол и помогаю ребятам поставить аквариум. Звенит звонок на пару, но мне сейчас вообще параллельно до него. Огромная улитка прозрачно-белого цвета восседает на черепе. Коричневый панцирь со светлыми насечками, словно царапинами. Зверёк размером с мою ладонь!       — Они едят овощи, — продолжает Таня, — капустку, огурчики, морковочку, — морковочка режет мне слух, — купите ей рачков в зоомагазине — она будет счастлива.       — Яблоко хавала, как миленькая, — Спирицина стоит, прислонившись спиной к стенду, — пока торчала у меня дома. И учтите, Эдуард Карлыч, она ещё та гимнастка! По аквариуму лазает, как по скалам!       Слой земли сантиметров десять, искусственные кустики, даже утонувший корабль с пляжными зонтиками есть! Чтоб я так жил! Аквариум средних размеров, литеров на пять. И куда мне тебя поставить дома? Будешь жить на кухне? Я, как дурак, склоняюсь над моллюском и не могу оторвать от питомца взгляда — моего питомца.       — Тут и лампочка есть, — замечает Стас, трогая крышку.       — Да, они любят свет, — подтверждает Таня. — Можете включать его, и улитка будет ползать.       — Она такая плодовитая! — в голосе Спирициной слышится сексуальный подтекст. — Столько слизи вырабатывает! Эдуард Карлыч, можете делать себе масочки и продавать слизь, зарабатывая на улитке — улиточный бизнес! Женщины толпами будут ходить к Вам!       — Признайся, сколько масок ты налепила на лицо? — спрашивает Кирилл.       — Да я всё тело обмазала слизью! Очень ласкает и омолаживает кожу, между прочим, — студенты смеются, глядя на Спирицину, а я рассматриваю усики с глазами. — Не смейтесь, придурки! Я дело говорю.       — Значит, это девочка?       — Э-э, это гермафродит, Эдуард Карлович, — Серёжа у меня за спиной. — Не советую, покупать вторую — размножатся!       — Будет девочкой, — утвердительно качаю головой. Как же тебя назвать?       — Вы нас не убьёте за это? — осторожно спрашивает староста.       — Убивать? — за такое чудо? — Что ж делать, не выкидывать же? Повезу домой — будем жить вместе.       — А давайте сфотаемся вместе? — предлагает Кирилл, и я перестаю рассматривать питомца в аквариуме. — Вся группа в сборе, куратор — на месте. Первая фотка с Эдуардом Карловичем!       — О-о, и проститутку слизявую берите! — подначивает Спирицина. — Точно! Возле ёлки сфоткаемся!       — Давай поднимай, — Стас берётся за один край аквариума и кивает на противоположный.       Студенты выходят из кафедры, судмедэксперты тащат в коридор белого гиганта за стеклом. На скамейках возле гардеробной лежат сумки и рюкзаки. Тетя Галя смеётся надо мной и Лета, дядя Саша чуть не теряет рога, когда мы проходим мимо него.       — Новый студент? — смеётся охранник.       — Почти выпускник, — поправляет Стас.       Тридцать четвёртая группа выстраивается перед ёлкой, оставляя местечко по центру для меня. Я обхватываю аквариум с обеих сторон руками и вливаюсь в толпу.       — Станислав Валерич, сфоткаете? — Наташа передаёт Стасу телефон, и, забирая аппарат, он поправляет на мне бабочку.       — Во, вот так отлично, — Лета делает несколько шагов назад. — Давайте чуть кучнее, — студенты преступают с ноги на ногу, приближаясь ко мне. — Ага-ага. Здорово. А теперь улыбаемся. Эд, тебя это тоже касается. И своё чудовище попроси улыбнуться.       Двадцать три человека — я знаю их всех поимённо. Вон Кирилл обнимает Таню, а вон Серёжа опустился на одно колено. Настя поправляет хвостик под шапочкой. Наташа укладывает удобнее грудь в бюстгальтере. Маленькая Нелли рядом со Спирициной смотрится забавно. Она кидает на меня быстрый взгляд и отворачивается, её волосы на голове потихоньку отрастают. Тётя Галя выходит из гардеробной и встаёт к Стасу руки в боки, дядя Саша делает телевизор тише и включает лампочки на ёлке за нашими спинами. Белая красавица продолжает сидеть на черепе, вытянув шею.       — Так, я буду делать много фоток, — предупреждает Стас, — чтобы вы потом выбрали лучшую.       — А потом Карлыч вступит в общую беседу, чтобы получить фотографию, — смеётся Спирицина. — Станислав Валерич, лучше фоткайте, Эдуарду Карлычу нужна аватарка для Инстаграмма!       — Ни в каком Инстаграмме я не буду регистрироваться, Наталья!       — Мир должен увидеть слизявую красотку!       — Заметьте, — Серёжа включает умный тон, — наш куратор не сказал, что не вступит в беседу тридцать четвёртой группы!       — Я не буду никуда вступать!       — Эдик, сделай счастливое лицо, я фотографирую!       Всё-таки этот год заканчивается чудесным образом. Меня окружают дети, сразу двадцать три человека. Они преподнесли прекрасный подарок к празднику. Я думал, что буду лежать в кровати в одиночестве и смотреть Новогодние программы, но нет. Я вытащу из аквариума улитку, и мы вместе станем наслаждаться вкусной атмосферой самого снежного дня в году.       — Готово! — победно произносит Стас. — Я сделал кучу фотографий!       — А теперь самая главная фотка, — Кирилл отпускает Таню и вместе с Димой и Серёжей забирает у меня из рук аквариум — ставят на скамейку.       Студенты, сговорившись, толпой бросаются на меня.       — Что вы делаете? — пытаюсь вырваться из множества рук, но не удаётся. — Я не люблю обниматься.       Я один, а их двадцать три вокруг меня. Нет возможности пошевелиться.       — Перестаньте. Мы — взрослые люди, а занимаемся ерундой.       Студенты ещё сильнее прижимаются ко мне со всех сторон.       — Фото на память, Эдуард Карлович.       От слов Кирилла мои губы дрожат в улыбке, и начинают слезиться глаза. Нет, детям не следует видеть судебного медика таким сентиментальным. Я вытаскиваю руки из капкана человеческих тел и распрямляю, охватывая каждого своего студента. Телефон у Стаса щёлкает. Я всегда мечтал о ребёнке, а сейчас получаю двадцать три детских объятия, и каждый ученик чувствует от меня ответный жест. Лишь для таких моментов стоит выбирать живых.