Мне не должно быть так одиноко без тебя

Ганнибал Лектер — чертов грёбаный мудила. Мудак такой степени мудачества, что Уилл даже не знает, с чего начать. Может, с того, что этот ублюдок месяцами позволял его мозгу вариться в собственном соку. Или, может, с того, что доктор предал его доверие, посадил за решетку, а до этого Бог знает сколько времени развлекался с его разумом. Может быть, с того, что он разрушил самые близкие к настоящей дружбе отношения, которые Уилл когда-либо имел. О, и еще он кормил его человеческим мясом. Давайте не будем забывать о каннибализме и убийствах. — Уилл, это Джек. Доктор Лектер в больнице. И с какого же тогда хрена после всего этого Уилл мчится по трассе на максимальной скорости, готовый ткнуть в лицо значком ФБР первому же полицейскому, который попытается его остановить? Наверное, с того, что вся его жизнь — чья-то чертова идиотская шутка. — Блядь-блядь-блядь-блядь.! Уилл ругается на насмешливо горящий алым светофор, несколько раз бьет по рулю, борясь со слезами, которые не имеют никакого гребаного права так сильно щипать ему глаза, и сглатывает комок в горле. Он не хочет думать о том, когда это все началось, и, тем более, почему. Свет меняется на зеленый, и Уилл снова перебирает в голове все причины, по которым Ганнибал Лектер — гребаный мудак, который ни хрена не заслуживает того, что сердце Уилла сейчас не на своем месте. И в этот раз он настойчиво думает об убийствах и каннибализме, а не о происходящем между ними. Когда Уилл приезжает в больницу, Алана уже стоит у двери палаты 304, что, в принципе, абсолютно неудивительно. Джек тоже там, и это уже сюрприз. Он спорит с Аланой, что придает всей сцене ощущение нормальности. — А что ты здесь делаешь?! — тут же бросается на него Алана. Ее лицо красное, и она куда ближе к эмоциональному срыву, чем Уилл мог бы ожидать. На секунду этот факт заставляет ощущение нормальности испариться. За все те годы, что они знают друг друга, Алане никогда не приходило в голову кричать на него. Но, с другой стороны, это, видимо, и есть новые реалии Уилла — попытки не плакать из-за серийных убийц, посещение каннибалов в больнице и злящаяся на него Алана в довесок. Джек хватает его за рукав, настойчиво оттаскивая от нее, и уж это-то однозначно самое стабильное явление во всей долбаной жизни Уилла. Он всегда может рассчитывать на то, что дядюшка Джек вовремя дернет его за ошейник. — Доктор Лектер стабилен, — первое, что говорит Кроуфорд, как только они отдаляются от Аланы. Он не дает Уиллу вставить ни слова, прежде чем продолжить (снова прекрасная чертова нормальность). — Попал в аварию. Он по большей части в порядке, лишь несколько синяков. Не о чем беспокоиться. Джек небрежно взмахивает рукой, словно автомобильная авария в самом деле сущий пустяк. Честно говоря, в непрерывном хаосе жизни Уилла это действительно наименьшая из его проблем. Джек оборачивается, чтобы бросить взгляд на Алану, замершую под дверью палаты доктора Лектера подобно сторожевой собаке. Вечно хмурое выражение его лица становится еще неприятнее, когда он поворачивается к Уиллу. Он похож на плохого полицейского, которому что-то нужно от Уилла. Заискивающего. Уилл сознательно на всякий случай не выпрямляет спину, ожидая, когда же из уст Джека вылетит очередная пакость. Он не ждет от него ничего хорошего уже хотя бы потому, что из-за всех последних событий его чертовой жизни Джек давно и прочно в нем сомневается. Уилл знает, что это его вина. Может быть, лишь десятая ее часть лежит на Ганнибале Лектере, но остальные 90% полностью на Уилле. Ну, или, может, всего 80%. — У доктора Лектера амнезия, — осторожно произносит Джек через мгновение, не сводя глаз с Уилла. Недоумение поражает Уилла первым. Он и без того с трудом всегда представлял себе боль доктора Лектера. Чесапикский Потрошитель — Высший Хищник, Бог Смерти, живущий среди смертных, он не может страдать. По крайней мере, если это не служит его собственным целям. В те редкие моменты, когда Уилл воображал себе боль Ганнибала Лектера, ему всегда рисовались какие-то дурацкие образы, нелепые, словно мультики от Looney Tunes. Теоретическое ранение Чесапикского Потрошителя представлялось ему рисунком ребенка, который никогда не видел крови. Поэтому сейчас Уиллу представились безупречно-аккуратные повязки, намотанные прямо поверх очередного нелепого костюма с узором пейсли, а после слов об амнезии его мозг добавил к ним белоснежный бинт на голову. Следом его воображение пририсовало маленьких мультяшных птичек, с чириканьем летающих кругами вокруг головы Ганнибала, потому что даже этот дурацкий образ имел куда больше смысла, чем возможность причинения реального вреда доктору Лектеру. Этот человек никогда не делал бы ничего настолько банального, как истекать кровью. (Впрочем, он уже истекал кровью однажды, после стычки с Тобиасом Баджем. Уилл помнит эти раны, и эта память давно осквернена. Теперь он помнит эту кровь, эту уязвимость лишь как еще один шовчик в его человеческом костюме, необходимую шероховатость, выставленную напоказ только для того, чтобы Уилл нашел ее и позаботился о нем.) Джек слегка расслабляется, удивленный замешательством Уилла, но, похоже, довольный им. Это зажигает лампочку в разуме Уилла. Какой реакции ты ожидал, Джек? Грэм на мгновение задерживается на лице Джека, прежде чем перевести взгляд на его ухо, переваривая реакцию и язык его тела. У Джека на лице явное облегчение, явная радость от недоумения Уилла. Джек чего-то ждет. — Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал, Уилл. Ах, да, вот в чем все дело. Конечно. Станцуй, цирковая собачка. — Вы хотите убедиться, что он действительно страдает амнезией, — понимает Уилл. — Думаете, он притворяется? — Я думаю, что он вполне способен притворяться, — уступает Джек, сжимая кулак в кармане пальто. — Врачи говорят, что это временно и память должна вернуться через несколько дней. Но он может выжидать, изображая беспамятство, — Джек хмурится, морщины на его носу углубляются, как у собаки, наблюдающей за потенциальной угрозой из-за кустов. Он делает шаг ближе и тихо шипит так, чтобы его услышал лишь Уилл. — Мы не можем судить человека без памяти. Наш план рухнет, и он сбежит прямо у нас из-под носа! Уилл задается вопросом, каким человеком был бы доктор Лектер без воспоминаний. Остался бы он серийным убийцей? Был бы по-прежнему очарован Уиллом? Он сомневается, что доктор стал бы безвреден, тьма в его глазах возникла не только из-за психологической травмы. Но какой оказалась бы его истинная природа без лоска воспитания? — Ты можешь отвлечь дракона, чтобы я смог попасть в башню? — тихо спрашивает Уилл, бросая украдкой взгляд на Алану. Алана все еще стоит у двери с красным лицом, трясущимися руками и заплаканными глазами. Ее забыли, и на самом деле, ей стоит быть благодарной за этот редкий подарок судьбы — безопасность. Ее смахнули с окровавленной шахматной доски, и она больше не блестящая пешка, которую можно использовать в качестве алиби. — Нет, — говорит она, как только Джек приближается, делая шаг в сторону и закрывая собой дверь, словно самая послушная из пешек. — Он ранен, и у него амнезия! Тебе незачем заходить, — говорит она так, как будто ей хочется наорать на него, но ее сдерживает уважение к больным. Она обвиняюще тычет длинным пальцем в Джека, затем с холодной яростью поворачивается к Уиллу. — А уж тебе — тем более! Уилл прикусывает язык, потому что Алана, черт возьми, права. Он сам заявил, что, если бы ему представилась возможность, он бы убил доктора Лектера. Черт, да он уже пытался, и не раз. Никто даже не проверил, нет ли у него при себе ножа, когда он вошел в больницу. Впрочем, большинство больниц не готовы к посетителям, пытающимся убить пациентов. (У Уилла нет ножа. В конце концов, он обещал убить доктора Лектера собственными руками.) — Ведется расследование, доктор Блум, и… — начинает Джек тем суровым тоном, от которого большинство кадетов мочится в штаны. Но Алана не кадет, и она никогда не боялась Кроуфорда. — Ты вообще себя слышишь, Джек? Ты можешь дать ему хотя бы день, чтобы прийти в себя? Он не пробыл здесь и трех часов! — огрызается она. Гнев кипит у нее под кожей и окрашивает нежную плоть ее щек в алый. — О, да черт возьми..! — стонет Уилл и проталкивается между ними, чтобы наконец открыть дверь, зайти в палату доктора Лектера и не обнаружить… ничего особенного. Он видит лишь пару знакомых карих глаз, мягких и теплых, словно виски при свете костра или мед под солнцем (а не кроваво-красных), да любопытствующий наклон головы, словно у кошки, оценивающей безделушку на столе и размышляющей, достаточно ли ей скучно, чтобы сбросить ее на пол, или лучше просто отвернуться и вздремнуть. Ни очарования, ни бесконечного любопытства, ни глубокого желания. Нет ничего. Только безразличный светло-карий оттенок, сменивший страстный бордовый цвет глаз доктора Лектера. Уилл почему-то чувствует себя абсолютно, совершенно опустошенным, словно с их шахматной доски, где его фигуры черные, внезапно смели все сияюще-белые фигуры противника. Доктор Лектер какое-то время смотрит на него с совершенно пустым выражением лица. Дрожь пробегает по спине Уилла от ощущения этого нервирующего взгляда, пригвоздившего его к полу в попытке понять, кто такой Уилл и где тот мог его встретить. Даже без воспоминаний у него все та же сильная внешность и хищная манера, просто он позабыл часть своего прежнего «я». Затем он делает глубокий вдох, прежде чем заговорить, и… Узнает. Подключенный к нему кардиомонитор издает внезапный резкий писк, неприятно повисающий между ними. Нет. Это не узнавание. Еще нет. Это мерцание, вспышка, что-то очень близкое к осознанию, но не узнавание. Это похоже на момент, когда вы вспоминаете,что что-то забыли. Забыли что-то бесконечно важное и не можете вспомнить. Вспышка, и затем — интерес. Взгляд мужчины становится похож на прежний взгляд доктора Лектера в номере мотеля во время их совместного завтрака, но больше всего он напоминает то, как Ганнибал смотрел на него при знакомстве, когда они впервые встретились в офисе Джека. Взгляд доктора непроизвольно смягчается, и следом он хмурится, оскорбленный осознанием собственной реакции. Уиллу хотелось бы вскрыть его череп и понаблюдать в режиме реального времени за работой его ужасающего мозга. Секундой позже дверь распахивается, и в палату врывается Алана, похожая на тайфун праведной ярости и настолько готовая вышвырнуть Уилла прочь, что он почти чувствует, как будут ощущаться следы ее каблуков на его заднице, если он не уберется отсюда сию же секунду. Все еще во внезапном, совершенно нехарактерном для себя поведении, без единой капли стыда или фильтра — или, упаси господи, манер — доктор Лектер смотрит Уиллу прямо в глаза и заявляет: — Твой лосьон после бритья просто ужасен. И Уилл, потому что он уже отказался от хоть малейшего намека на нормальность в своей испорченной жизни, в ответ начинает смеяться. Это не просто смешок или улыбка, вовсе нет. Ничего подобного. Это полноценный бесконечный приступ хохота, от которого у него начинает ныть диафрагма, а легкие — просить воздуха. Он помнит, как однажды сказал доктору Лектеру (старому доктору Лектеру, которого Уилл наивно считал своим другом и доверенным лицом, человеком безобидным и добрым), что у него в горле застрял крик и он боится выпускать его наружу. И вот теперь он смеётся и никак не может перестать. Этот крик стал смехом и наконец захлестнул его, исходя откуда-то из самых темных глубин его существа. — Я так понимаю, ты прощаешь грубость моего комментария? — спрашивает доктор. Им овладевает явственное веселье. Он с интересом наблюдает за Уиллом с одной из самых естественных улыбок, которые Уилл когда-либо у него видел. — Вы не... — Уилл усмехается, прикрывая улыбку рукой и пытаясь отдышаться и сосредоточиться. — Вы не в первый раз говорите мне это. Доктор Лектер издает какой-то странный звук и выпрямляет спину, складывая руки на коленях, элегантный даже в той унылой одежде, которую ему выдали в больнице. Он, несомненно, очарован самим существованием Уилла. Кажется, что некоторые вещи никогда не изменятся, сколько бы воспоминаний ни потерял каннибал. — Чувство обоняния часто называют чувством памяти. Ученые считают, что обоняние и память так тесно связаны, потому что анатомия мозга позволяет обонятельным сигналам удивительно быстро достигать лимбической системы, — начинает объяснять он. Даже без воспоминаний он кажется таким же претенциозным придурком, как и всегда. — Это также самое древнее из всех чувств, и воспоминания, которые с ним связаны, обычно более яркие. Оно может вывести на передний план образы, о которых мы даже не помним. Сначала мы познаем мир через обоняние, и, вероятно, именно поэтому оно приносит не только воспоминания, но и ощущения, чувства. — Вы когда-то назвали мой лосьон «чем-то с кораблем на бутылке», — говорит Уилл, не в силах сдержать улыбку. Их разговор кажется таким невероятно легким, словно он окунулся в прошлое, когда на руках его друга еще не было крови. — И я остаюсь при своем прежнем мнении. — Мое дешевое средство после бритья пробудило память, доктор? Микровыражения лица доктора Лектера сменяются чуть медленней, чем обычно, и задерживаются дольше, но их все так же трудно прочесть. Он наклоняет голову, заметив, как формально обращается к нему Уилл, и явно зацикливается на этом, словно держа кусочек головоломки и рассматривая его. — Не память, но… И мне придется еще раз попросить тебя простить мою грубость. Уилл замечает, что он так и не извинился на самом деле и, по-видимому, не собирается. Это интересный опыт — узнать, какие вещи являются стежками его костюма, а какие просто чертами характера. «Мудак» все еще кажется подходящим определением как для доктора Лектера — серийного убийцы, так и для доктора Лектера — «я не помню, что я серийный убийца». — Я прощал вам куда худшие вещи, — клюет в ответ Уилл с чувством глубокого удовлетворения, и доктор Лектер вместо того, чтобы обидеться на его грубость, выглядит еще более заинтригованным. Его глаза фокусируются на Уилле так же внимательно, что и у прежней личности, как будто, гляди он на Уилла достаточно долго и не моргая, получил бы правильное представление о нем. Заглянул бы в его мозг. — Пожалуйста, доктор, продолжайте. Способность удерживать интерес доктора Лектера даже сейчас и заставлять его гореть так ярко наполняет Уилла чувством выполненного долга и удовлетворения. Это раздражающе знакомо в его новообретенной «нормальности». Одобрение и интерес Ганнибала Лектера всегда опьяняли, и это остается неизменным вне зависимости от того, серийный убийца он или нет. — Не воспоминания, а ощущения, если можно так выразиться. Я не могу вспомнить, кто ты и что ты для меня. И все же... — он делает паузу, снова делая глубокий вдох, и закрывает глаза. Это кажется почти непристойным, то, что доктор Лектер действительно принюхивается к нему, когда Алана сейчас находится с ними в комнате, парализованная этой сценой. Ее присутствие добавляет Уиллу ощущение тошнотворного, мстительного удовольствия, едко кислящего в желудке. Он мысленно закапывает его поглубже в недрах разума, прежде чем оно успеет захлестнуть его. В комнате снова раздается неритмичный громкий писк. Доктор Лектер выдыхает и открывает глаза, теперь блестящие тонким слоем влаги, и именно в этот момент, именно в этом легчайшем проявлении уязвимости, Уилл наконец видит состояние доктора Лектера — то, что его движения замедлены из-за сотрясения мозга, то, как его микромимика стала просто эмоциями, которые он открыто демонстрирует из-за наркотиков, свирепствующих в его крови. Синяки и царапины на лице, взлохмаченные волосы и больничный халат, повязка на руке. Уилл чувствует внезапную отчаянную потребность выгнать Алану из комнаты, чтобы оградить доктора Лектера от мира, пока он снова не обретет свое респектабельное чопорное «я». — Сколь бы ужасен ни был твой лосьон после бритья, — доктор делает паузу, и его дыхание становится тяжелее обычного. Он на секунду опускает взгляд в пол, тратя время на то, чтобы прийти в себя, прежде чем снова встретиться глазами с Уиллом, — я нахожу это невероятно милым. Грудная клетка Уилла героически выдерживает мощный толчок, когда сердце пытается вырваться из груди от этого признания. Слова тяжело повисают в воздухе, оставляя Уилла безмолвным и оглушенным. Он чувствует, как подступают слезы, второй раз за день имеющие наглость подступать к глазам. — Возможно, это прозвучит странно, но ты, думаю, понимаешь, что в своем теперешнем состоянии я не помню многих вещей, и мне отчаянно хочется их узнать, — продолжает доктор Лектер, на мгновение облизнув губы, прежде чем бесстыдно продолжить. — Скажи, мы случайно не состоим в отношениях? Рядом с Уиллом Алана напрягается, как будто доктор Лектер только что плюнул ей в лицо. И, откровенно говоря, он именно это и сделал. Но у него амнезия. Она не может на самом деле злиться на него за то, что он не помнит, с кем именно встречается. Уиллу смутно помнится, как он однажды сказал Алане: «Мы точно знаем, что между нами происходит», но он только сейчас понимает, что это было чертовой ложью, потому что он понятия не имеет, как правдиво ответить на этот вопрос. Подождите. Нет. Он знает, как ответить на этот вопрос: нет. Нет? Или да? Может быть? Что-то вроде? Нет-нет? Нет. Нет. Нет? Ты уверен? Заткнись. Зачем Уиллу Грэму вообще нужны враги, когда у него уже имеется его собственный предательский мозг? Ему хочется выкопать яму и спрятаться в ней, а потом еще одну, поглубже, и закопать свой разум. — Нет? — снова спрашивает доктор Лектер, склонив голову, как кошка, придвинувшая дорогую антикварную вазу слишком близко к краю стола. Его карие глаза на секунду смещаются к Алане, полностью вбирая ее растущее раздражение, но скучнеют за долю секунды. Доктор считает ее неважной — не милой — и снова переводит взгляд на Уилла. У Уилла возникает внезапное желание поинтересоваться у него: «Доктор Лектер, чем пахнет ревность?» Вслух, впрочем, он спокойно произносит: — Нет. Потому что он не мудак. Ну, или старается им не быть. По крайней мере, не все время и точно не в такой степени, как Ганнибал Лектер. Уилл почти может увидеть, как несуществующий кошачий хвост доктора Лектера озорно изгибается позади него, когда он кладет лапу на вазу, удерживая с Уиллом зрительный контакт. «Нет, прекрати», — хочется сказать Уиллу, но он молчит, зная, что это только даст доктору Лектеру больше причин спихнуть вазу на пол. — И даже не близки к этому? Да. Нет. Может быть. Что-то вроде того. — Нет. Доктор Лектер имеет наглость откровенно надуться. Обезболивающие, должно быть, устроили полный хаос в его внутреннем мире. — И даже никаких ухаживаний? Да? Может быть? Технически, Уилл не может честно ответить «нет» на этот вопрос. Но для понимания происходящего между ними потребовалось бы слишком много объяснений, абсолютно невозможных сейчас, когда Алана все еще находится в комнате. В любом случае, кто еще, черт возьми, за кем ухаживает? Ганнибал Лектер за тобой, — сообщает его мозг. Конечно. Как же иначе… — Мы друзья, — вслух лжет Уилл. Это ведь ложь, да? Его бедный, предательский, пренебрегающий кофеином мозг, да и сам Уилл ощущают себя однозначно сбитыми с толку. Ответ не смущает доктора Лектера ни в малейшей степени, как и видимые терзания Уилла. Еще один жирный штрих к портрету его истинной личности. — Позор, — говорит он, ставя точку в этом нелепом диалоге, и Уилл наивно принимает ее за окончание нападения. Но это доктор Лектер, а любовь к игре «сведи с ума Уилла» также относится к его истинным чертам характера. Он замолкает на мгновение, намеренно удерживая паузу перед следующими словами, прежде чем произнести (ну, просто потому, что психопаты не испытывают стыда). — Ты потрясающе красив. Что бы ты почувствовал, если бы я пригласил тебя на свидание? Смущение. Растерянность. Странное тепло, — подло подсказывает Уиллу его абсурдно возбуждённый мозг. Да к чёрту. Мы определенно не возбуждены, — отвечает мозгу Уилл, но его предательский разум продолжает: Ужин у него дома считается свиданием? Потому что если ответ «да», то технически у вас уже было несколько свиданий. — Я думаю, что уже очень поздно! — сквозь зубы выдавливает Алана, хватая Уилла за руку. — Уилл как раз собирался уходить. И хотя Уилл, похоже, обойдется без синяков на заднице, вмятины от ее пальцев на его запястьях расцветают уже сейчас, когда она шустро выталкивает его из палаты. Грэм, впрочем, считает это небольшой ценой за удачу, потому что ему действительно не следует позволять себе отвечать на этот вопрос доктора. Она захлопывает дверь перед его носом, но недостаточно быстро, и Уилл успевает заметить глубокий влюбленный вздох и мягкое выражение глаз доктора Лектера, когда он шепчет: «Уилл». — Что, черт возьми, только что произошло? — рявкает Джек, возвращая Уилла в реальность. Да, точно. Ему нужно собраться. Серийный убийца, каннибал и все такое прочее. Великолепно, черт возьми.